«— А что Печорин? — спросил я...
— Месяца три спустя его назначили в е....й полк, и он уехал в Грузию».
Прежде чем обращаться к подробностям кавказской биографии Лермонтова, попробуем найти ответ, правильный как с точки зрения военно-исторической, так и филологической.
Строчная буква в начале слова позволяет считать, что речь идет не о собственном имени полка, а о нарицательном — по роду оружия. Сухопутные силы Российской империи подразделялись на пехоту, кавалерию, артиллерию и инженерные войска. Но последние представляли собой саперные батальоны и конно-пионерные эскадроны. Артиллерия состояла из батарей. Полки существовали только в кавалерии и пехоте.
Кавалерия была тяжелой (полки кирасирские, драгунские и один конно-гренадерский) и легкой (полки уланские, гусарские и один жандармский). Ни одно из этих названий нам не подходит. Остается пехота.
Тяжелую пехоту составляли полки гренадерские и пехотные, а легкую — карабинерные и егерские[38].
Итак е [герски] й? Но здесь вписано нами шесть букв, а в тексте академического издания 1957 года пропущенные буквы заменены четырьмя точками[39]. Следует отметить, однако, что в трех изданиях «Бэлы», увидевших свет при жизни автора, стояло пять точек: «е.....й»[40]. Случайность? Нет. Лермонтов обычно педантичен в подобных деталях. Вспомним, к примеру, что в заголовке-посвящении своих стихов он пишет: «Н. Ф. И....вой», то есть «Н. Ф. И[вано]вой», ставя четыре точки в строгом соответствии с числом пропущенных букв[41].
Как же сократить на одну букву название полка? Очень просто: заменив суффикс «ск» на «н». Получится — «егерный» (аналогично терминам: пехотный, карабинерный, саперный, пионерный). Правда, эту форму слова мудрено сыскать в словарях, но она бытовала в разговорной речи и военных документах. Промелькнувшее в непринужденной реплике Максима Максимыча, слово это вполне соответствует складу языка старого армейца.
Можно ли говорить о конкретном полке, который подразумевал автор «Бэлы»?
Проследим за маршрутом поэта в 1837 году. Два егерских полка стояли в Грузии. Штаб-квартира одного из них, Мингрельского, находилась в урочище Белый ключ, в стороне от известного нам маршрута Лермонтова. Правда, летом этого года два батальона мингрельцев занимали передовые посты Кисловодской кордонной линии, в том числе около горы Бермамыт[42], где Лермонтов побывал и где сделал эскизы к своей картине «Кавказский вид с Эльбрусом». Думается, однако, что поездка к подножию Эльбруса вряд ли могла напомнить о полке, расположенном в Грузии.
Закономернее «назначить» Печорина в другой полк, не только числившийся, но и полностью размещенный в Закавказье — Тифлисский егерский. Полк квартировал не в Тифлисе, как можно подумать, а в ста двадцати верстах от него, в селении Царские колодцы, рядом с Нижегородским драгунским, прапорщиком которого был поэт. Штаб-квартирою драгун считался соседний Караагач, но их летний лагерь до самого ноября стоял в четырех верстах от Царских колодцев, где был постоянно расположен запасной эскадрон нижегородцев и где жили многие офицеры. Радушный дом подполковника Нечволодова служил здесь, по свидетельству историка, «любимым центром» полкового общества[43]. Несомненно, и в этом доме Лермонтов часто встречался с офицерами из соседнего полка, боевыми товарищами драгун. Как знать, не было ли среди них прототипа героя будущего романа и не подсказывает ли это нам пути дальнейших изысканий?.. В том же, что имя полка берется писателем не случайно, убеждает раскрытие следующего сокращения.