И Эльборус на юге...

Рядом с Бестужевым-Марлинским

В одном из тургеневских рассказов встречаем знаменательные строки о Марлинском, который «в 30-х годах гремел как никто — и Пушкин по понятию тогдашней молодежи не мог идти в сравнение с ним»[127]. Белинский в 1834 году констатировал: «Это один из примечательнейших наших литераторов. Он теперь безусловно пользуется самым огромным авторитетом: теперь перед ним все на коленах». Позднее у Белинского же: «Пушкин писал стихами, и повестей лучше Марлинского не было в нашей литературе»[128].

Н. И. Поливанов. «Взятие аула.— Ставрополь. 16 января 1837 г.» Рисунок. УХМ. Публикуется впервые.

Н. И. Поливанов. «Взятие аула Гуниб. Мингрельцы. 1837 г.» Рисунок. Литературный музей, Москва. Публикуется впервые.

Н. И. Поливанов. «Набег на аул под Николаевским. 1837 г.» Рисунок. Литературный музей, Москва. Публикуется впервые.

В ранней юности Лермонтов увлекается поэтическими произведениями Марлинского, позднее зачитывается его кавказскими повестями и сопровождает их рисунками.

Под псевдонимом «Марлинский» печатался выдающийся участник восстания 14 декабря 1825 года Александр Бестужев, сосланный в Якутск, а затем переведенный в войска Кавказского корпуса.

И вот, оказывается, листы поливановского альбома могут служить еще и своеобразной иллюстрацией к биографии писателя-декабриста. Ибо сподвижник Рылеева, друг Пушкина и Грибоедова, один из литературных учителей Лермонтова находится этой осенью здесь же, в Закубанье. После десяти лет тюрьмы, ссылки и солдатчины он произведен в офицеры. Сентябрь проводит в сражениях, а к концу месяца, вернувшись в Ольгинское, сообщает: «Выступаем вниз по берегу Кубани и пройдем... до Анапы; оттуда другим путем назад. Это съест месяца два времени, и как мы будем все это время плавучим островом без сообщений с твердою землей, то не дивитесь, что долго не будете иметь от меня вестей»[129].

Походный журнал, сохранившийся в архиве, не упоминает имени прапорщика Бестужева. Но обратим внимание на запись от 28 сентября: «Неприятель, засевший в опушке леса, сделал залп по передовым стрелкам и с криком бросился в шашки; он был встречен штыками и потерял убитыми и ранеными несколько человек. С нашей стороны при сем случае ранен лейб-гвардии Преображенского полка поручик Батюшков, который через несколько часов умер»[130].

Двоюродный брат поэта Константина Батюшкова был однокашником Лермонтова по Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Одновременно с Поливановым отправился на Кавказ добровольцем.

Соотнесем строки из отрядного журнала с письмом Бестужева, найденным и опубликованным совсем недавно:

«Пишу вам эти строки, воротясь с похорон Батюшкова <...>, который был смертельно ранен рядом со мной <...>. В роковой для него день я находился ординарцем при полковнике, командовавшем левым фасом. В 10 часов утра скачу в цепь с какими-то приказаниями <...>. Наконец, достигаю лужайки, над которой господствовал горный хребет, покрытый рощей. Черкесы стекаются туда со всех сторон и осыпают нас градом пуль <...>. Они возбуждают друг друга дикими выкриками, собираются обрушить на цепь удары сабель — я вижу, что пришел решающий момент, что необходимо овладеть рощей, где сосредоточен неприятель — слетаю с коня и с шашкой наголо кричу стрелкам: вперед! Батюшков приспел со своими и в мгновение ока оспариваемая высота наша <...>.

Мы весело двинулись вдоль опушки, все время беседуя о петербургском театре. Как вдруг выстрел, прозвучавший неподалеку (перестрелка все время продолжалась), поражает его <...>, я замещаю его в цепи <...>. Душа моя подавлена горем <...> и так будет всякий раз, когда я подумаю, что такой юноша, исполненный здоровья, талантов, суливший столько счастья и себе, и другим, исчез с земли, словно тень птицы, мелькнувшая в небе <...>»[131].

Вслед за описанием боя с участием Батюшкова (и, как стало теперь очевидным, также Бестужева) походный журнал рассказывает о Конно-Мингрельской дружине, где воевал лейб-улан Поливанов. В заключение обобщается: «Отряд сего числа прошел семь с половиною верст». Вот на каком отрезке происходили все эти события.

Встречался ли Николай Поливанов с Бестужевым? Всё говорит в пользу этого. Дело не только в одновременном пребывании в составе отряда. Не следует забывать о широкой популярности писателя и здесь, в кавказских войсках.

Добавлю одну подробность. Известно, что во время действий в Закубанье Бестужев сближается с Альбертом Потоцким, которого окружающие называли «замечательно талантливой личностью»[132], отмечая его исключительную образованность, удивительное красноречие, незаурядную биографию. В начале 1837 года декабрист поселится в квартире Потоцкого в Тифлисе. А несколько месяцев спустя, вспомнив две совместные экспедиции, шутки под черкесскими пулями, неоконченную повесть, читанную ему Бестужевым, Потоцкий напишет брату Бестужева о глубокой скорби, охватившей его при известии о смерти боевого товарища[133].

Но, как удалось установить из архивных документов, лейб-гвардии Волынского полка поручик Потоцкий был командиром уже знакомой нам Мингрельской дружины, то есть... непосредственным боевым начальником Поливанова![134]

Участвовали в экспедиции и другие декабристы: Николай Цебриков, после поражения восстания сосланный на Кавказ рядовым, Сергей Кривцов, Владимир Толстой, Константин Игельстром, так же как и Бестужев переведенные сюда из Сибири. Сохранилось донесение жандармского подполковника: «Я счел нужным <...> предупредить <...> приличным образом частных начальников, у которых часто собираются гвардейские офицеры всего отряда, чтобы они благовидными мерами старались не допускать молодых офицеров <...> сближаться и иметь какие-либо сношения с преступниками, одаренными большею частью способностями и талантами»[135].

Жизнь, однако, распоряжалась по-своему. И гвардии поручик Батюшков идет в атаку рядом с опальным Бестужевым. А лейб-гренадер Ховен прикрывает своими егерями два горных единорога, которыми командовал фейерверкер Кривцов. «Умный в разговоре, приятный в обществе и храбрый в деле, он невольно обращал на себя внимание сослуживцев,— вспоминал Ховен,— а так как опасности, труды и лишения похода сближают людей, то я скоро с ним сошелся и всегда находил отраду в приятной беседе»[136].

В свою очередь ссыльные проникались дружескими чувствами к молодым офицерам. «Вся эта молодежь чрезвычайно любила декабристов вообще,— писал о той поре Николай Лорер,— и мы легко сошлись с ними на короткую ногу»[137]. А вот бестужевские строки, написанные после закубанского похода: «Познакомился ли ты с Алексеем Розеном? Он очень добрый малый». Это — из письма к брату в Петербург[138]. Розен, поручик лейб-кирасирского полка, как свидетельствуют документы, «состоя при Конно-Мингрельской дружине, неоднократно подавал примеры мужества и неустрашимости храбрым мингрельцам, водя их в решительные атаки на неприятеля»[139].

Опять — мингрельцы. Опять здесь же — Николай Поливанов! И, надо думать, гвардии поручик Потоцкий, приятель писателя-декабриста, был одним из тех «частных начальников», у которых, вопреки предупреждениям царского сыщика, под крышей походной палатки столичная молодежь встречалась с «преступниками, одаренными... способностями и талантами».

С новым чувством начинаем рассматривать поливановские сцены из походной жизни. Кто именно изображен здесь? Кто шел рядом с ним по лесистым склонам и несся в кавалерийские атаки?..

Иногда нам отвечает сам художник. На полях некоторых рисунков читаем подлинные имена.