И Эльборус на юге...

Ответит время...

Акварель работы девятнадцатилетнего Горбунова благодаря обилию печатных копий долго оставалась единственным изображением поэта, известным широкой публике. Лишь в 1862 году появилось второе: литография с портрета масляными красками «Лермонтов на смертном одре», писанного Робертом Шведе в Пятигорске на другой день после дуэли.

Таким образом, выпуск эстампа Шведе — Белоусова между 1844 и 1854 годами вполне оправдан. И не только хронологически. Горбуновская акварель, сделанная на скорую руку, была далека от совершенства. По словам самого художника, она оставалась неоконченной за отъездом Лермонтова на Кавказ. Когда же оттуда пришла внезапная весть о кончине поэта, то издатель «Отечественных записок» обратился к художнику за портретом, который тогда только был дописан — заочно! Знакомые Лермонтова не раз заявляли «о несходстве и безобразии» горбуновской работы. В 1890-х годах, когда читатели знали уже около десяти изображений Лермонтова, биограф поэта П. А. Висковатый отозвался о горбуновском портрете: «Самый распространенный — в сюртуке с шашкой и ремнем через плечо, самый несхожий».

Живописец Шведе был старше Горбунова на 14 лет и обладал гораздо большим опытом и мастерством. Он виделся с Лермонтовым не короткое время сеанса, как Горбунов в Петербурге, а постоянно, изо дня в день, на протяжении полутора месяцев совместного пребывания у горячих источников. И потому работа Шведе приобретает исключительную ценность.

Судите сами: последний прижизненный портрет поэта. Большого формата, очень подробный. Выполненный с натуры талантливым художником. Перенесенный на камень искусным рисовальщиком. Отпечатанный на высокосортной бумаге, по новейшей европейской технологии, лучшим литографом Петербурга.

Почему же до сих пор никто не обратил на портрет внимания? До сих пор — это около полутора столетий! Не шутка.

Никто? А много ли народу видело этот лист?

В том-то и дело, что весьма немного. Два-три музейных сотрудника. Во всяком случае за последние шесть десятилетий. Когда он пролежал в запаснике одного, потом другого музея, не удостаиваясь показа в выставочном зале и являясь лишь «единицей хранения», наличие которой время от времени подтверждалось галочкой в книге учета. И в самом деле — это не картина маслом, не акварель, не рисунок карандашом или пером. Это — литография, то есть печатная продукция, заведомо воспринимаемая не как уникальное произведение искусства, а как тиражированное. Отсюда нередко и соответствующее отношение. Мне рассказывали, что в не столь отдаленную пору гравюры и литографии в местных музеях попросту списывались, выбрасывались как «не представляющие художественной ценности», нечто вроде обветшалого книжного старья, сдаваемого в утиль. Сейчас такое вряд ли возможно, но, разумеется, оригинальным картинам отдается и будет отдаваться предпочтение.

Прибавим, что литография была еще и неатрибутированной: «Портрет неизвестного военного». А сколько в богатейших коллекциях наших музеев этих «неизвестных», и — снова повторюсь — холсты, акварели, авторские рисунки!.. До опознания всех их попросту не доходят руки: это очень трудоемкая исследовательская работа, а штаты невелики, оклады скромны, текущих хлопот более чем достаточно...

Изучение массы литографий показало, что надписи располагались обычно в три ряда: под самым изображением мелко имена художников и владельца литографического заведения (только эта строка и уцелела на нашем портрете), ниже крупными буквами имя портретируемого или его подпись, наконец, в самом низу — фамилия издателя и адреса его магазинов. Примерные размеры аналогичного полного листа — 42х56 см.

Понимаем теперь, какой величины была и как выглядела наша литография до того, как поля были обрезаны. А обрезаны они, вероятно, чтобы вставить ее в рамку под стекло.

Судя по всему, литография Шведе — Белоусова должна была пользоваться огромным спросом. Почему наш лист оказался единственным? Думаю, на этот вопрос ответит время. Да, пока мы знаем лишь об одном экземпляре. Но не оставляет мысль: непременно в чьем-нибудь доме или каком-нибудь музее имеется точно такой портрет.

И на сохранившемся нижнем поле — крупно —

М. ЛЕРМОНТОВЪ.