И Эльборус на юге...

Сотрудник великого Песталоцци

Земляку художника и его покровителю в Петербурге Иоганну фон Муральту шестьдесят два года. Из них тридцать два последних он бессменный пастор немецкого прихода Реформатской церкви (Большая Конюшенная, четвертый дом от Невского). Но деятельность Муральта разворачивалась еще в одной сфере.

В молодости, получив образование в Цюрихской академии и Галльском университете, он стал ближайшим сотрудником великого швейцарского педагога Иоганна Генриха Песталоцци (1746—1827). Совместная работа продолжалась семь лет и была прервана приглашением Муральта в Петербург на вакантное пасторское место. Он попал в Россию, взволнованную смелыми реформами Сперанского. Воспитание юношества приобретало особенное значение. Случайные домашние учителя не отвечали возросшим требованиям. Средних учебных заведений даже в Петербурге явно недоставало. Муральт решает выступить на педагогическом поприще и 27 октября 1811 года при непосредственной поддержке Сперанского учреждает частный пансион (это происходит через две недели после торжественного открытия Царскосельского лицея)[241].

Связи со Швейцарией не прекращались. Песталоцци проявлял неизменный интерес: «Будь я моложе, ничто не удержало бы меня от поездки в Россию!»[242]

Пансион процветал в течение четверти века. «Этот пансион пользовался необыкновенным уважением и предпочитаем был всем подобным заведениям. И точно, он вполне был достоин своей славы по превосходному устройству и внешнему и внутреннему, по отличной методе педагогической, по счастливому выбору наставников и воспитателей и по неусыпной деятельности, ловкости и благородному характеру содержателя. Пастор Муральт <...> привез в Россию много новых, светлых идей <...> и счастливо осуществлял их <...>. С особенным удовольствием и чувством искренней благодарности вспоминаю я время, проведенное мною в заведении Муральта; здесь изучил я много полезного в деле обучения и воспитания» — слова эти принадлежат К. И. Арсеньеву, историку и статистику, профессору Петербургского университета, а затем и академику, доброму знакомому Пушкина[243].

Нельзя не пояснить, каков был этот «счастливый выбор наставников и воспитателей».

Древние языки преподавал Ф. А. Вальтер. Интересно, что молодой И. С. Тургенев, не удовлетворенный университетскими лекциями, дополнительно занимался с Вальтером на дому. «Если я на всю жизнь сохранил любовь к античной и классической литературе и поклонение им, то этим отчасти обязан вам»,— говорил знаменитый писатель сорок лет спустя. Кстати, еще у одного муральтовского педагога — Ф. И. Липмана, «человека замечательной учености», Тургенев брал приватные уроки истории[244].

Английский язык в пансионе вел С. А. Варранд, издатель журнала «Санкт-Петербург ревью», французский — К. А. Сен-Жюльен, который неоднократно встречался с Пушкиным, Крыловым, Жуковским, относился к ним с восхищением и постоянно публиковал в парижских изданиях статьи о русской литературе. Немецкий язык преподавал А. Т. Гримм, заслуживший впоследствии известность как автор романов и путевых заметок. А. Ф. Постельс, обучавший пансионеров географии, был участником кругосветного плавания под командою адмирала Крузенштерна. Сотрудничал с Муральтом и профессор А. Г. Ободовский, редактор прогрессивного «Педагогического журнала».

Незаурядными были в пансионе преподаватели отечественной словесности: П. Г. Ободовский — популярнейший переводчик драматических произведений, В. Г. Плаксин, известный автор критических статей. Последний был хорошо знаком с Пушкиным. Служил Плаксин и в Школе гвардейских юнкеров. «В год своего производства в офицеры Лермонтов представил преподавателю русской словесности сочинение свое в стихах «Хаджи Абрек», по прочтении которого Плаксин тут же на своей кафедре, поднявшись со стула, торжественно произнес: «Приветствую будущего поэта России»,— вспоминал выпускник школы[245]. А. А. Краевский вел у Муральта историю, прежде чем стал видной фигурой на стезе журналистики, сотрудником пушкинского «Современника», а затем первым издателем лермонтовских сочинений...

Кто же воспитывался в муральтовом пансионе? Ответ изобилует неожиданностями. Так, например, встречаем здесь родственников Лермонтова и ближайших друзей, чьи имена неотделимы от его биографии[246].

Со своими «кузенами» Столыпиными — Аркадием, Дмитрием, Михаилом и Николаем — поэт общался постоянно. Михаил Цейдлер — «задушевный приятель» с юнкерской школы, а затем сослуживец по Гродненскому гусарскому полку. Дмитрий Бибиков — кавказский знакомый. Карл Ламберт и Николай Жерве — боевые товарищи в сражении при Валерике. Константин Манзей — однополчанин лейб-гусар. И наконец, Сергей Трубецкой, который, получив тяжелое ранение в валерикском деле, оказался в Пятигорске летом 1841-го и стал секундантом на трагическом поединке Лермонтова с Мартыновым.

Одаренные, всесторонне образованные и свободомыслящие молодые люди, они понимают творчество Лермонтова, разделяют его интересы и устремления. Каждый из них — активный соучастник его жизненных трудов. Вот почему муральтов пансион, который в определенной мере сформировал эту высококультурную среду, оказывается опосредованно немаловажным фактором биографии поэта.

Еще одна фамилия среди питомцев швейцарского пастора не может оставить нас равнодушными: братья Блок — Лев, Николай, Федор и Александр. Первый из них приходится родным дедом А. А. Блоку.

Сам Муральт был в добрых отношениях с В. А. Жуковским и не раз беседовал с ним о личности Песталоцци и его педагогических воззрениях.