Мы узнали о начале пребывания Мейера в русской столице. Из биографического очерка явствует, что он довольно быстро здесь освоился. В мае 1843 года впервые выбрался Мейер в Петергоф и возле небольшого озера увидел императорскую фамилию, которая непринужденно удила карасей и карпов. В свите находился известный французский живописец Орас Верне, к нему относились «с особенным благоволением»[255].
Следует пояснить, что несколько лет назад Верне исполнил для Николая I полотно «Смотр гвардии Наполеоном в Тюильри». Был приглашен ко двору, когда Карл Брюллов, державшийся с исключительной независимостью, отказался работать над портретом царской четы. Француз, кроме этих портретов, написал картину «Карусель», изображающую костюмированную кавалькаду в Царском Селе.
В биографии Мейера рассказан и эпизод, который произошел осенью 1844 года. Он зарисовывал «швейцарский дом» в Петергофе, когда неожиданно подъехал экипаж, вышел Николай I с семейством. Художника заметили, побеседовали с ним и пригласили на следующий день с рисунками в летний дворец «Александрия». Там он получил заказ на серию акварелей. Вскоре торговцы картинами братья Фельтен в свою очередь попросили выполнить для них два десятка пейзажей; работы были срочно отправлены в Париж, переведены на камень и выпущены отдельным альбомом[256].
Дом, который Мейер считал швейцарским, в действительности был постройкой архитектора Штакеншнейдера «в русском виде». Бревенчатый, двухэтажный, с расписными ставнями и резными наличниками, этот «сельский домик» стоял на Бабигонских высотах Петергофа. Ныне в фондах Эрмитажа хранится акварель Мейера[257], что послужила причиной знакомства его с царским семейством; действующие лица упомянутой выше сцены помещены художником на балконе.
Дворец «Александрия», куда Мейер был приглашен,— небольшой коттедж в стиле псевдоготики. Вид его дважды встречается в парижском альбоме. Вообще же Петергоф был излюбленной резиденцией Николая I. Это отразилось и в заказе рисовальщику из Цюриха: петергофские виды составляют около половины.
К рождеству намеревался Мейер вернуться на родину, но заказы сильно задержали. Да и сам он не хотел покидать Россию без солидного запаса готовых рисунков — частично для сбыта на обратном пути, но прежде всего для собственной коллекции как память о множестве красот.
Последней работой в Петербурге стала большая акварель для театрального живописца Роллера, который был очень расположен к Мейеру[258]. Андрей Адамович Роллер прославился как декоратор в 1836 году при постановке оперы Глинки «Иван Сусанин». Вскоре после того как Мейер прибыл в Петербург,— премьера «Руслана и Людмилы». Зрители отмечали: «Роллер превзошел самого себя <...> изображением замка и садов Черномора <...>, а пир в тереме Светозара был так ослепительно-великолепен, что самые старые и взыскательные театралы были поражены»[259]. Академия художеств впоследствии присвоила Роллеру звание профессора — первого и единственного тогда профессора декорационной живописи.
Весной 1845 года, торопясь домой, Мейер отказался от заманчивого предложения одного русского богача поехать на всем готовом в Крым, рисовать и давать уроки его детям...
14 сентября, ровно три года спустя после начала путешествия, художник вновь увидел знакомые шпили Цюриха[260].
История петербургских акварелей прояснилась. Ну, а кавказские?
Прежде всего напомню: как подпись, так и манера исполнения, единая с видами Петербурга, неоспоримо свидетельствуют об авторстве Иоганна Якоба Мейера. И хотя в тексте биографического очерка вояж на юг не фигурирует, это вполне объяснимо. Сам биограф много раз отмечает неполноту своего труда, поскольку использовал лишь некоторые отрывки из обширных, но зачастую очень неразборчивых записей художника. Можно надеяться, что со временем по отечественным архивам удастся выяснить обстоятельства кавказских странствий. А пока мы располагаем только его работами. Что еще способны поведать они?..
И. Я. Мейер. Две акварели. 1844. Государственный Эрмитаж. Ленинград.
«Сельский домик» на Бабигоне.
Царицын остров в Петергофе.
Дворец в Сергиевке близ Петергофа*.