И Эльборус на юге...

«Вот Иванов наш в мундире»

Было ли подмосковное имение у отца Н. Ф. И.?

Стихи Федора Федоровича Иванова печатались в журналах, комедии и драмы имели немалый успех на сцене. «Очень забавно иногда он певал в дружеском кружке у камина, покуривая трубку и прихлебывая пунш, русские песни на французском языке... Нас очень смешили эти ребяческие проказы... В разговорах и спорах приятельских, забавных, подчас важных, поучительных, ученых, мы забывали, что живем на развалинах сожженной Москвы; музыка, пенье, танцы под клавикорд перемежались чтением припасенных хозяином или гостьми стихов, а иногда и тут же написанных под шумок по вдохновению или задаче... Было так весело всякий раз с шести часов вечера до полуночи в дружеском кружке литераторов, остряков и образованных женщин».

Однако с утра и до шести часов вечера жизнь Иванова была далеко не беззаботной. Ни богатством, ни знатностью он не выделялся. Отец его — «из поповых детей»,— хотя и дослужился до генеральского чина, «кроме почтенного имени ничего не оставил в наследство многочисленному семейству, которого попечителем и питателем судьба назначила быть Федору, старшему его сыну». Писатель вынужден был служить военным комиссионером. За шестнадцать лет он поднялся только на один чин: с 9-го до 8-го класса, то есть от капитана до майора. Литературная слава еще более выставляла напоказ его бедность.

анонимно иронизировал «московский бульварный стихотворец» в 1811 году.

Судя по архивному формуляру, повседневные занятия драматурга и поэта были донельзя прозаическими. Он состоял в штате «для посылок по заготовлениям вещей к приему оных и к смотрению за гошпиталями и магазейнами». Поместье? «Из российских дворян, за ним душ не имеется». Документ относится к тому же году, что и приведенное четверостишие. Комиссионер Иванов был еще холостым. Женитьба могла поправить обстоятельства (богатое приданое). Но более позднего послужного списка отыскать не удалось...

Любопытная подробность: Иванову по делам службы приходилось часто ездить за кожами на Казенную Лосиную фабрику. Если учесть, что она стояла на Клязьме, в 23 верстах от поливановской деревни, невольно приходит мысль: а не купил ли он пригородный дом именно в тех краях?

Уже были прочитаны равнодушно-скупые строки, датированные сентябрем 1816 года: «Представляются два указа данные из сей комиссии наместо смотрителя 8 класса Иванова на заплату московским купцам за купленные у них вещи по случаю его Иванова смерти». Надежда найти что-либо определенное почти исчезла. Пальцы продолжали машинально перебирать грубые синие листы с диковинными водяными знаками, как вдруг среди пространно-однообразных перечней воинской амуниции мелькнула еще одна знакомая фамилия: Чарторижский, комиссионер 9-го класса.

Известно, что вдова писателя впоследствии вышла замуж за Михаила Николаевича Чарторижского и у них была дочь Софья. Пришлось снова погружаться в кипы комиссариатских бумаг.

Действительно, он. Послужной список 1827 года давал подробные сведения: «У него жена Катерина Иванова, урожденная Кошелева» (именно она была женой Ф. Ф. Иванова), « у них дочь Софья 8-ми месяцев». Н. Ф. И. с сестрою в формуляр не вписаны, но это объяснимо — они приемные дети.

С 1808 года Чарторижский был сослуживцем Иванова. В 1816-м уезжает в Екатеринослав и возвращается в столицу лишь в середине 1823-го. Вскоре женится. Служит он теперь помощником директора на... уже знакомой нам Лосиной фабрике. Опять Клязьма. Может быть, он жил здесь с семьей в казенном доме на берегу? (В формуляре упоминалась лишь вотчина в Тульской губернии, за женою имения показано не было.)

В литературе содержались обрывочные сведения о Лосиной фабрике со ссылками на все тот же московский архив, что был закрыт давно и, казалось, безнадежно.

Догадки повисают в воздухе...