Инферно

17

Сол стоял напротив клетки с Три-Храфном. Стойкий скелг теперь остался без своих частей, но старался не подавать виду. Зачем-то его не убивали. Наверно, Керасу нужен был ценный заложник. Три-Храфн очнулся от дремы и заметил Сола. На его лице мгновенно проступила злоба.

— Ты? Чего тебе надо? — сипнул он. — Пришел поглумиться?

Сол покачал головой.

— Тогда проваливай! — Три-Храфн попробовал подняться, но не справился и повалился на пол. От него несло немытым телом. Кроме того, скелг заметно похудел из-за твари, что запустили ему в кишки. Еще пара дней…

Сол знал об этом; он подал знак Орманду. Паренек подтащил к клетке большой галлон с водой, выторгованный у кого-то из акифов за выпивку. При виде воды, глаза скелга заблестели, в них появилось что-то звериное. Но совладав с собой, Три-Храфн не шевельнулся и злобно взглянул на Сола.

Сол молча открыл флягу, сунул в нее гибкую трубку для питья и бросил конец пленнику.

— Пошел ты… — хрипнул скелг, но без прежней ненависти. Ужасная жажда уже брала вверх.

— Пей, — скомандовал Сол. — Ты хочешь жить?

— Ненавижу тебя, тварь. Ненавижу. Я уничтожу тебя, — прохрипел Три-Храфн. — И всю вашу кодлу. Баны моего рода найдут вас даже на краю земли. А с тобой и с Керасом сделают такое, что будете завидовать мертвым. Я лично сделаю это.

Сол кивнул.

— Ты это сделаешь. В свое время. Поэтому пей.

— Что? — Три-Храфн недоверчиво покачал головой. — Ты как будто хочешь этого. Лучше тебе прикончить меня сейчас, потому что потом пощады не жди.

— Этого не будет.

Сол терпеливо ждал. Наконец Скелг подполз к трубке и надолго приник ней. Это продлит его муки на несколько дней, неделю, возможно две. Но гельминт все равно будет тянуть из него не только воду, но и все необходимые вещества. Гельминт сожрет его изнутри.

— Ненависть, — произнес Сол задумчиво, пока скелг утолял дикую жажду. Слово на вкус оказалось, как терпкое вино (но откуда я знаю его вкус?). — Ненависть — это сильное чувство. Оно искреннее, честное. Оно крепко связывает людей. Спасибо тебе за твою ненависть.

Скелг наконец отвалился от трубки. На его лице мгновенно проступил пот. Тощая грудь болезненно вздымалась и опадала.

— Ты сошел с ума, бион… — прошептал он.

— Нет. Я бы сказал, наоборот. Обрел разум. Никогда я так четко не осознавал и не понимал все происходящее. — Сол что-то вынул из кармана. — Я принес еще кое-что. Думаю, эта вещь важна для тебя.

Сол протянул скелгу амулет, сорванный в толкотне с трупа второй части, когда Китчам заставил его совершить ту казнь. Три-Храфн схватил вещицу и удивленно посмотрела на Сола.

Сол кивнул Орманду, мальчишка взял заметно опустевший галлон и направился наверх. Сол последовал за ним. Они поднялись на палубу. Ночное небо переливалось блеском мириад звезд. Две луны висели над самым горизонтом, падая одна в другую. Похоже, через час одна окончательно зайдет за вторую и на время возникнет иллюзия, что у Катума всего один спутник. Сол проследил за тем, чтобы мальчишка добрался до его каюты, а сам вернулся наверх.

— Опять ты здесь шляешься? — прогудел за спиной знакомый голос.

— Просто вышел подышать воздухом, — ответил Сол.

— Лучше бы тебе забиться в свою нору, огрызок.

Сол развернулся и спокойно посмотрел снизу вверх на Китчама.

— Слишком поздно для детишек вроде тебя, — Китчам показал зубы в оскале. — Опять шушукался со скелгом? Может, дело не только в разговорах?

Гигант показал неприличный жест.

— Кто кому? Он тебе, или ты ему?

Сол зевнул; хотелось спать. Здоровяк испортил ему настроение.

— Ты меня утомляешь, — он направился к своей палубе, но Китчам легким движением ладони остановил его. Громадное тело офицера-акифа лоснилось от пота даже ночью. Дышал он тяжело и шумно.

— Запомни, мелкое дерьмо, — Китчам помахал пальцем, похожим на дубинку перед носом Сола. — То, что тебя сделали офицером, ни черта не значит. Ты никто и ничто, понял? И как только тебя отработают, я с радостью перемелю твои косточки в порошок.

— Договорились, Китчам, — Сол впервые обратился к нему по имени. — Как скажешь.

Китчам хрюкнул:

— Что? На солнце перегрелся?

— Вовсе нет, — покачал головой Сол. — Это твое право, как боевого командира. Но если ты хоть пальцем тронешь меня без приказа капитана, будешь иметь дело с ним. Ты ведь видел его сколопендру?

Громадный Китчам вздрогнул. Конечно, видел.

— Жало себе вырастил? — злобно усмехнулся он. — Смотри, как бы сам себя не ужалил.

— Ты бывал на острове Шай-Ло?

— Нет, а что?

— В пещерах на западном побережье острова водятся маленькие паучки. Совсем маленькие, с фалангу твоего пальца. У них белые брюшка и зеленые лапы.

— Дьявол, к чему ты клонишь?

— Эти паучки безвредны, их очень легко раздавить. Но раз в год, когда две луны находятся в противостоянии, вот как сейчас, у них начинается линька. Чтобы скинуть с себя старую шкуру, они выпускают особую жидкость — она служит вроде как смазкой. Если раздавить паучка во время линьки, пары жидкости быстро разлетаются вокруг. Эти пары смертельны. Достаточно одного вдоха, или контакта с кожей, и человек обречен.

Китчам задышал еще тяжелее.

— Сначала человек чувствует невыразимое наслаждение. Потом удовольствие превращается в страшную боль. Человек умирает в ужасных мучениях. Такие паучки часто попадают в порт, а оттуда — на корабли, которые плавают по всему Катуму. Советую тебе чаще смотреть под ноги, командир. Чтобы видеть, кого ты давишь.

Сол хотел взять Китчама за руку, но тот ее отдернул.

— Проваливай, — процедил он.

Сол проверил свой участок — четко, быстро, внимательно, — и зашел в каюту. Орманд сидел в углу. Кроме него в каюте находилось пять матросов и два акифа. Все смотрели враждебно, исподлобья. За месяцы плавания Сол хорошо изучил каждого из находившихся здесь людей — ни один из них никогда не выказывал недовольства властью на корабле. Здесь были те, кто обычно сидит в углу и отмалчивается. Такие люди действуют без болтовни.

Вперед выступил акиф:

— Ну?

Его звали Фаста — тот самый удачливый пират, что ухитрился добыть много воды. Сол вынул ключ от своей каюты и протянул акифу:

— Вот. Как и договорились.

Тот сжал ключ в кулаке. Условились так, что Сола и Орманда запрут на всю ночь — для предосторожности. Никто никому не верил. Сол не осуждал пиратов за это.

— Что дальше? — матросы нетерпеливо приплясывали.

Сол уселся в кресле перед консолью и сообщил:

— Дальше ждем до двух склянок. Осталось немного, — он обратился к Фасте. — Ваши люди готовы?

Акиф кивнул. Сол вызвал на экран энергокарту «Пиявки». В режиме реального времени карта показывала токи энергии по контурам и палубам фрегата. По бокам колебались цифры датчиков. Сол спиной чувствовал напряжение заговорщиков. Любое неверное движение или слово могли привести сейчас к взрыву, и тогда ему несдобровать. Сол включил динамик и вызвал рубку управления энергосистемами:

— Приготовиться к перезагрузке контуров. Энергию отключаем ровно на минуту. Защитные экраны и орудия работают в штатном режиме.

— Принято, — коротко ответил бион.

Сол передал ту же информацию Улфу в машинное отделение и на капитанский мостик, офицерам-штурманам Демискура, запустил обратный отсчет. Это была стандартная процедура, которую проводили каждые сутки, чтобы снять напряжение с цепей и провести быструю диагностику оборудования.

— У вас не больше пяти минут, — сказал Сол. — Гримм сразу поймет, что к чему.

— О Гримме мы позаботимся, — заверил Фаста.

Каюта неожиданно быстро опустела. Кто-то вышел в дверь, матросы половчее выскользнули в открытое окно. Только Орманд забился в угол, прикидываясь покойником. Сол дождался, когда отсчет закончился и сказал в динамик:

— Начать перезагрузку. Конец связи.

Через мгновение что-то защелкало, и гудение корабля стало стихать. Щелчки продолжались — громкие, равномерные. Вдруг каюта погрузилась во тьму. Сол знал: по всему фрегату сейчас одна секция за другой, одна за другой палубы темнеют. Останутся лишь аварийные огоньки и освещение в машинном отделении, в царстве Улфа. Еще есть выделенный канал для каюты капитана, но остальные секции капитанского мостика тоже обесточены.

Сол сидел в тишине, вслушиваясь в шелест зыби за окном. Луны лили бледный свет в окно, зеленоватый от сдвоенного желтого и голубого. Минута давно истекла. Как и вторая. На исходе третьей где-то наверху раздались крики и удары. Потом звуки выстрелов. Сол сидел с закрытыми глазами, вслушиваясь в голос боли, что пела в голове. Иногда короткий отрезок времени кажется целой жизнью, если пропускать сквозь себя каждую секунду, если делать эту секунду маленькой вечностью.

Сол представил себе, как акифы с матросами штурмуют капитанский мостик и расправляются с офицерами. Вот они врываются в штурманскую, и убивают первого навигатора. Оглушают второго. Одновременно другая группа захвата блокируют отдыхающую в кают-компании смену офицеров. Арсенал уже захвачен.

Матросы быстро бегут по палубам, пресекая малейшее сопротивление со стороны командиров и сочувствующих им. Демискур, наверно, успел убить кого-то из мятежников, но быстро обезоружен. Лсан захвачен в каюте собственными охранниками. А что до капитана, Керас надежно заперт в своих покоях; его стерегут самые отважные и отчаянные пираты.

Примерно так это должно происходить.

Раздался звуковой сигнал. Сол открыл глаза. Автоматика перезапускала систему энергоснабжения. Значит, пять минут истекло. Освещение возвращалось на корабль, но крики и звуки борьбы продолжались еще минут двадцать. Потом все стихло и долго не раздавалось ни единого звука. Только тихонько всхлипывал Орманд. Потом к каюте приблизились шаги, дверь отперли, и вошел Фаста. На его щеке красовался свежий шрам. Лицо светилось от триумфа.

Он стоял на пороге и внимательно оглядывал интерьер. Убедившись, что Сол и мальчишка по-прежнему здесь, он провозгласил:

— Вот и все.

Сол молча ждал продолжения.

Фаста хохотнул:

— Теперь мы здесь хозяева. Увидимся завтра.

Он захлопнул дверь. Прозвучал звук запираемого замка. Орманд подал голос:

— Он же обещал вернуть ключ. Он обещал.

Сол вернулся взглядом к консоли. Он ничего не чувствовал.

— Но ведь он обещал! Это нечестно, так нель….

— Заткнись, — сказал Сол, так громко, как мог.

Голова пульсировала от волн накатывающей боли. Мальчишка, слава Пророку, послушался. Сол плавно откинулся в кресле, подкрутив спинку так, чтобы оказаться в полулежащем положении. Он замер. Вскоре, когда его сознание затуманилось дремой, тело ощутило плавный толчок и крен.

Корабль менял курс.

— Мастер Сол? — спросил откуда-то Орманд. — Мастер Сол?

Сол не мог пошевелиться. Тело онемело, конечности отказывались слушаться. Консоль мягко светилась зеленоватым, подмигивая цифрами с датчиков. Зеленоватый свет сделался ярче, состояние неподвижности сменилось чувством медленного, плавного движения.

Движение было равномерным, линейным. Консоль почему-то исчезла, вместо нее перед глазами сверху вниз тянулось что-то ровное и бесконечное, как водопад.

Что это?

Разум какое-то время не мог подобрать нужное определение. Наконец, оно найдено.

Перед ним тянулась лента потолка. Потолок уходил вниз, и разматывался широкой прямой лентой, перемежаемой пучками кабелей, светильниками, решетками вентиляции. Иногда лента изгибалась вправо или влево. Иногда движение останавливалось на несколько мгновений, чтобы открылась дверь в новую секцию.

Он не чувствовал тела. Он не ощущал себя как личность. Он не понимал, кто он. Онемение, появившееся сначала в груди от введенного транквилизатора, постепенно распространилось на все части тела. Хотя он и не мог пошевелить пальцем, и даже моргнуть, он пребывал в сознании. Правда ощущения несколько притупились, а органы чувств доносили информацию с задержкой и немного искаженно, словно голова находилась в прозрачном сосуде с водой.

— Осторожнее! — шипел чей-то голос рядом.

Потом:

— Почти приехали.

— Глаза открыты, — второй голос. Очень знакомый. — Это нормально?

— Да, вполне. Вы же не хотите, чтобы сбились настройки?

— Нет! — как звон разбитого стекла.

— Ну вот поэтому доза послабее. Иначе вещество сломает блок и процедуру придется повторять заново. А это может окончательно разрушить клетки головного мозга. Хотя какой смысл проводить форматирование, если потом….

— Я плачу вам не за пустую болтовню! — голос усилился. Он принадлежал женщине. А второй, тот, что пояснял, был мужским.

— Как скажете. Все будет сделано в точности по вашим пожеланиям.

— Вот и отлично, — голос стал жестче, в нем сквозило упрямство.

Тележка, на которой его везли, выехала в большой зал с высоким сводчатым потолком бледно-зеленого цвета. Потолок слабо мерцал, словно был покрыт фосфоресцирующей краской. Из центра купола, в котором находилось большое отверстие, свисал толстый пучок кабелей. Кабели подобно паутине тянулись ко всем концам зала и питали различные приборы. Тележку вкатили на небольшое возвышение под ярко-белый колпак. Свет был настолько ярким, что затмил собой все. Постепенно из белого сияния проступила щуплая фигура с громадной шишковатой головой. Лицо человека было затянуто дыхательной маской. Глаза прятались за защитными очками с внушительным увеличением, делавшим глаза двумя громадными водянистыми сферами с серыми радужками. Внушительный горбатый нос выпирал из-под очков и доминировал над всем узким лицом как жало. Мужчина улыбнулся.

— Ну вот мы и приехали, — он кивнул кому-то за пределами видимости. — Подключаемся.

Потом снова посмотрел на него. Теперь в этом взгляде читался холодный интерес. Мужчина ловко натянул перчатки, и скользнул глазами куда-то вниз. Отдернул полы халата и стал рассматривать что-то под ними.

— Так-так. Прекрасно.

— Сколько это займет времени? — снова раздался женский голос. Его обладательница находилась за пределами белого сияния. Мужчина повернулся в ту сторону и сказал:

— Часа три. Обычно три. Будете смотреть?

Женщина фыркнула:

— Вот еще.

— Можете посмотреть потом, — сказал мужчина. — Мы записываем каждую операцию. У нас большой архив.

— Нет, благодарю. Когда все закончится, покажете мне результат.

— Само собой, госпожа Красс.

— Мне нужна абсолютная чистота. Вы слышите?

— Ну конечно! Есть еще пожелания?

Впервые женщина ответила не сразу. Несколько секунд помолчав, она отрезала:

— Нет.

Раздались звонкие удаляющиеся шаги. Хирург усмехнулся, что-то пробормотал под нос и вернулся к тележке. Сильные руки крепко ухватили его и переложили на что-то холодное и твердое. Тележку укатили. Хирург что-то прикручивал и подвинчивал. Ему помогали. Хлопоча над своими инструментами, он ворковал:

— Сейчас, моя радость, мы с тобой потанцуем. Ты в надежных руках. Все будет хорошо…

Ассистенты, безмолвные бионы, сняли с него всю одежду и подключили к рукам какие-то трубки. Над лбом нависла странноватая конструкция на кронштейне, напоминавшая сито, обращенное чашей к его голове. Вместо дырочек в сите мигали огоньки: зеленый, синий и желтый. Иногда огоньки складывались в забавные узоры или пропадали вовсе, а потом их танец возобновлялся.

— Сейчас мы начнем, потрепи еще немножко, — приговаривал хирург, раскладывая инструменты и бегая вокруг операционного стола взад-вперед. — Эта дура слишком плохо обращалась с тобой. Ай-яй-яй! Какие шрамы! Какое невежество! Какое халатное отношение к замечательному биоматериалу. Ничего. Мы кое-что подправим. Проведите диагностику.

Ассистенты уселись за приборы и принялись клацать кнопками. Спустя минуту раздались их монотонные голоса, сыпавшие цифрами, данными и формулами. Хирург совершал последние приготовления и приговаривал: «хорошо, хорошо, очень хорошо».

— Аллергия? Патологии? Свертываемость? Скорость оседания эритроцитов? — сыпал он новыми вопросами, и ему отвечали.

Наконец допрос прекратился. Хирург установил последний экран и, поглядывая на него, взял в руки скальпель — предмет, похожий на перо, с проводком, тянувшимся вниз. Повертел в руках, критически осматривая, отложил. Потом сделал некий жест и сложил руки в узор, похожий на треугольник. И окаменел на несколько минут.

Мерно пикали приборы. Сознание, запертое в теле, плавно мерцало, работа органов чувств то усиливалась, то затухала.

— Приступим. Для начала обновим плазму.

Заработал насос. Что-то желтоватое пробежало по прозрачной трубке к его руке. Что-то красное вырвалось от второй руки по второй трубке. Процедура длилась, ассистенты меняли трубки, что-то переключали и правили, пока хирург не скомандовал:

— Достаточно. Теперь чистка органов. Выводим токсины. Пускайте амальгаму.

Они колдовали над ним. Ощущение времени вытянулось, исказилось. Все напоминало очень долгий сон, бесконечно повторяющийся и цепкий, какие бывают перед самым пробуждением.

— Чудесно, — сказал хирург. — Ну вот теперь можно работать.

Снова в его руке блеснул скальпель.

— Делаю надрез.

Хирург аккуратно рассек его плоть в нескольких местах.

— Сыворотку.

Потом он склонился над его лицом и нежно прошептал:

— Бедняжка, они издевались над тобой. Они делали тебе больно. Я тебе помогу. Мы превратим в твою боль в наслаждение. Сейчас ты все поймешь.

Хирург подмигнул ему, словно только что выдал страшный секрет, и вернулся к своему занятию. Вскоре его руки окрасились кровью. Он орудовал скальпелем так, словно рисовал картину — только одним цветом и сотнями его оттенков. Он совершал сотни мелких движений, иногда резко, иногда плавно. Он вспотел, но словно торжествовал. В его глазах светилась радость. Тело, оглушенное наркотиком, доносило до сознания отзвуки какого-то ощущения, что рождалось внизу, в районе его пояса и ниже. Этому ощущению полагалось быть болью. Но оно не было болью, оно было ноющим, слабым, но медленно нарастающим жгущим чувством… удовольствия. Оно было примитивным, физиологическим, но стойким. И сознание с удивлением принимало это странное ощущение, страшась того, что оно захватывает власть все больше и тело отдается ему все сильнее. В недрах сознания родилось страшное желание — чтобы операция не кончалась. Хирург это понимал; сейчас этот человек имел над ним полную власть. О, как он, лежащий, распятый на столе, хотел бы, чтобы этот щуплый головастый человечек прикончил его!

Одно движение скальпелем. Всего одно легкое движение — как штрих кистью на полотне майсо. Но хирург продолжал колдовать над ним. Вскоре он вытащил из его тела что-то — скользкое бурое переплетение органов и сосудов — и положил это в банку, как величайшее сокровище.

— Какая прелесть! — шептал он. — Опечатать.

Бион закупорил банку и понес прочь.

— Так, — заключил хирург, вытирая перчатки, перепачканный кровью по локоть. Кровь забрызгала его халат, грудь, лицо. — Что там с показателями?

— Давление выше нормы, — отчеканил второй бион. — Пульс участился.

— Вколите еще четверть куба, — распорядился хирург и сказал лежащему. — Все хорошо, моя радость. Все идет как положено. Жаль, что мне придется вернуть тебя ей. Но такова сделка. Зато я подправлю тебя. Сейчас мы все здесь приберем.

Он вынул прибор с ручкой и манипуляторами, похожими на лапки насекомого. Нажал на кнопку. Между лапками показалась вязкая белесая жидкость. Лапки засучили и стали выплетать нить.

— Пульс усилился. Температура повышается, — сказал бион-ассистент. — Организм вырабатывает неизвестный защитный фермент.

Хирург застыл. Лапки выткали нить длиной уже с локоть.

— Срочно произвести анализ фермента.

— Секунду, — бион пощелкал кнопками и выдал. — Это продукт распада Т-вещества.

Хирург удивленно посмотрел на лежавшего.

— Но ты же не лсан. Она мне ничего не говорила насчет этого! — он отбросил сшивающий прибор и всплеснул руками. — Проклятая баба! Тупые джаханы! Срочно принеси из архива штамм номер ноль-пять-семнадцать, резус положительный, от личинки златокрыла. Смотри не перепутай: резус положительный!

Бион бросился выполнять приказ. Хирург занял его место и запричитал:

— Сейчас, моя прелесть, сейчас. У нас небольшая проблемка, но мы ее решим, все будет хорошо.

Тем временем сознание лежавшего охватывал жар. Удовольствие постепенно таяло в нарождающейся боли — и та подступала как волна прибоя. К лежавшему частично вернулись чувства: где-то в груди панически билось сердце, в висках стучала кровь. В глазах двоилось. На лбу выступили бисеринки пота. Все тело стало скользким от влаги, а воздух вдруг похолодел — следствие повышавшейся температуры тела. Лежавшего мелко затрясло. Ноги свела судорога. Дыхание сделалось прерывистым. Хирург что-то вколол ему, вопя:

— Где же этот болван!

Потом взгляд его скользнул к месту операции на теле лежавшего. Хирург побледнел. Судя по выражению лица, он увидел нечто невероятное. Но что именно, лежавший не узнал, потому что в этот момент подоспел бион с препаратом. Хирург молча выдернул капсулу и зарядил ее в инъектор.

— Зашивай, — прохрипел он. — У меня руки трясутся.

Бион принялся невозмутимо штопать рану, словно перед ним был обычный кусок ткани. Хирург привалился к стойке с инструментами и отвернулся. Потом, совладав с собой, он стал контролировать показатели.

— Кажется, получилось. Жар уменьшился. Пульс тоже замедляется. Продолжай.

— Да, мастер Лионель.

Бион завершил работу и замер, словно выключенный автомат. Хирург пробормотал:

— Что-то не так.

Лежавший мог бы сказать, что не так, если бы имел такую возможность.

— Дыхание учащенное. Что происходит?

Сознание лежавшего полностью поглотила приливная волна — насыщенная, острая, ослепительная, затмевающая собой все, даже ярко-белый купол колпака.

— Кажется, понял, — улыбнулся хирург. — Это от наслаждения. Я немного перестарался со стимуляторами. Ну ничего, — хирург подошел к лежащему и погладил его по голове. — Иногда очень трудно понять, где граница между болью и удовольствием. Иногда боль приносит наслаждение, а удовольствие причиняет боль. Я сделаю тебе несколько прививок, укрепляющих и одну особую. Она придаст тебе сил. Это специальный состав, я получил его в результате долгих лет опытов. Это вещество вырабатывают инсекты. Оно изменит функцию твоей щитовидной железы, и та станет вырабатывать нужный гормон. Надеюсь, он компенсирует тебе небольшие потери организма. Потом мы проведем блокаду, это нужно после стерилизации. Что? Ты не понимаешь, о чем речь?

Хирург снисходительно улыбнулся, глядя в его зрачки, широко распахнутые от невыносимой боли. Боли — не наслаждения.

— Госпожа Красс попросила меня сделать эту операцию потому, что никто в Катуме больше не делает такие вещи. Только мы, сеятели. Это высшее искусство биомедицины. По-прежнему, не понимаешь?

Хирург показал лежавшему колбу с прозрачной жидкостью.

— Здесь тестостерон, — пояснил он, — мужской гормон. Я введу его тебе и уровняю с эстрогеном, женским гормоном. Но это лишь на время. Держать тело в тонусе тебе поможет мой состав, потому что оба человеческих гормона причинят тебе вред, а этот позволит соблюдать необходимый баланс. Я вижу, твои зрачки расширились. Похоже, ты начинаешь понимать. Да, все верно, моя прелесть. Я удалил тебе яичники. Но мужчиной тебе не быть. Таково желание заказчика, госпожи Красс. Она не хочет, чтобы у тебя было потомство.

Теперь ты андрогин.