Инферно

29

Акифы прочесали все подножие острова, окурив газом каждую трещину и дырку. Отрядами руководил Китчам, но в его манерах и поведении произошла разительная перемена. Здоровяк словно сам превратился в биона. Из него исчезли все чувства и эмоции, кроме чистых функций. Сола он словно бы не узнавал.

Гримм проявил крайнюю осторожность. Пока ему не доложили о полной зачистке, лсан пребывал на фрегате, о чем-то беседуя с капитаном, которого взял в заложники. Сола вновь посадили в клетку, и следующие сутки он провел в полном неведении. Гримм что-то делал, и кажется, очень спешил. Но что именно, можно было только гадать. Вероятно, в деле был замешан тот загадочный контейнер.

Сол медитировал в вечернем сумраке, когда в трюм ворвались акифы и поволокли его в каюту к лсану.

Гримм пребывал в бешенстве.

— Вон! — заорал он на солдат.

Тех как ветром сдуло. Гримм, тяжело дыша, схватил Сола за грудки и хорошенько встряхнул.

— Ты, — прохрипел он. — Ты виноват во всем.

Сол не удержался от улыбки:

— Осечка вышла, гранд?

Гримм взвизгнул и ударил Сола наотмашь по щеке.

— Тварь… — прохрипел он. — Жалкая тварь… да как ты смеешь насмехаться надо мной!

Второй раз Сол наблюдал потерю контроля лсана над собой. Похоже, в его балансе Т-вещества произошел какой-то серьезный сбой. Сола вдруг посетила очевидная мысль: быть может, Гримм глубоко болен и торопится по понятным причинам, и тогда вполне объяснимы эти приступы, эта ярость и вспышки неконтролируемого гнева, которые можно было бы ожидать скорее от Китчама.

— Не все получается так, как хотелось бы, — сказал Сол. — Даже самый идеальный план дает осечку. Я думал, ты знаешь эту истину.

Сол даже почувствовал к лсану что-то вроде сочувствия. Гримм уже взял себя в руки и злобно смотрел на Сола.

— Поговори у меня, — процедил он. В руке блеснуло что-то, и в следующую секунду Сол почувствовал укол инъектора. — Это тебя приморозит, чтобы не было фокусов.

Тело быстро немело — волна разливалась от конечностей к сердцу. Сол взмолился Пророку, чтобы не отказало сердце.

— Прежде чем покончить с тобой, я выжму из тебя все, — пообещал Гримм. — В прямом и переносном смысле. Начнем с твоей башки.

Сол затаил дыхание.

— Мелкор матакун, — произнес Гримм.

Сола выбросило куда-то за метрику этого пространства и времени. Снова темнота, гулкая, вневременная. Потом тьма расцвела желтым и голубыми пятнами, и эти пятна, постепенно увеличиваясь, обретали четкость и объемы.

И вот он, мир…

— Господин Супар, спасибо за честь находиться здесь, в вашем доме, — сказал красивый улыбчивый человек, облаченный в мундир маджикуна — офицера дворцовой гвардии.

— Двери моего дома всегда открыты для вас, — учтиво ответил Супар.

Солари посмотрела на отца. Тот выглядел уставшим после долгой командировки по восточным провинциям, где проводил томительные переговоры с местными сепаратистами. Это заняло неделю, но отец смог решить дело миром. Всегда можно решить вопрос миром, любил говорить он, пусть даже это отнимает много сил. Мир стоит того, чтобы трудиться ради него.

Супар склонил голову ровно настолько, насколько требовал этикет сообразно рангу визитера. Когда в двери их дома постучали, он мог бы отослать гостей на завтра, но не сделал этого.

— Прошу вас к столу, — пригласила гостей Вена.

Солари перевела взгляд на мать — и залюбовалась ею. Вена была прекрасна как не сорванный цветок, и это было очевидно. Вена приковывала взгляды.

— Благодарю вас, — снова улыбнулся гость. — Надеюсь, мы не слишком вам помешали.

— Ерунда, — сказал Супар. — Пойдемте ужинать.

Все вместе, Солари с родителями, и гость со своими двумя сопровождающими — гвардейцами-маджикунами, они двинулись в столовую. Слуги открыли перед ними двери. Стол уже был накрыт. Все уселись и принялись за еду.

Солари усердно жевала, прислушиваясь к светской болтовне. Кроме обычных любезностей в разговоре сквозило что-то еще, но Солари пока не могла понять, что. В столовую заглянул начальник личной стражи, Фалудж. Он вошел и сел на свое обычное место, обеспокоенно глянув на тарелку.

Отец продолжал обсуждать что-то с гостями. Те пили легкое летнее вино и рассыпались в любезностях. Вена вежливо поддерживала общий разговор, зорко следя за тем, чтобы тарелки и чаши были наполнены.

— Ты совсем не ешь, Фалудж, — наконец заметил Супар.

Начальник стражи вздрогнул.

— Простите, господин.

— Тебе плохо?

— Нет, господин, — пробормотал Фалудж. — Если позволите, я пропущу ужин. Я не голоден.

— Конечно, Фалудж.

Тот поспешно встал и пошел к выходу, делая прислуге знак выйти с собой. Гость, неназванный офицер гвардии, отпил из чаши еще вина и сказал:

— Ваши слуги и домашние чтят вас, как Старшие и Младшие дети чтят свою светлейшую Мать. Если бы подобные нравы царили в каждой семье, джаханы вернулись бы в золотой век.

— Вы слишком добры, — сказал Супар на эту неприкрытую лесть. — В каждой семье бывают трудности, и мы не исключение.

— Вы скромничаете, господин нобиль. Ваша семья как раз образец для подражания. Многим бы хотелось быть такими же, как и вы. Быть мудрейшем мужем своего племени, достойным и лучшим из Старших детей колена. — Красивый офицер взглянул на Вену. — Иметь рядом с собой такую же прекрасную женщину, как и ваша жена. Вена поистине волшебный дар бога, бесценное сокровище, рядом с которым вода Пророка — ничто. — Красивый офицер посмотрел на Солари. — Или ваша дочь. Прелестное дитя, еще не раскрытый, но уже прелестный бутончик. Нежный, чистый, такой невинный…

На этот раз Супар молчал. Но молчание его было красноречивее любых слов. Улыбка каменела на его губах, а во взгляде проступила сталь.

— А ваш дом, — офицер обвел ладонью пространство вокруг. — Замечательное жилище. Сразу видно, что эти стены знают мудрого и рачительного хозяина. Вышколенные слуги, чистота и умеренная роскошь, приятная обстановка, все удобно и со вкусом. Такой дом хотел бы иметь каждый.

— Спасибо, — сказал Супар, но офицер будто не услышал таившегося в этом слове намека.

— Эти яства и питье выше всяких похвал… и даже воздух здесь какой-то особенный. Похожий на горный, свежий и какой-то пьянящий. Сладкий.

— Вы преувеличиваете, — сказал Супар.

— Вовсе нет, — офицер вдруг принял развязную, небрежную позу, закинув ногу на ногу. — Наоборот. Я еще довольно умеренно охарактеризовал все, что вижу здесь. Я сказал лишь правду, а правду следует говорить, ведь вы сами придерживаетесь того же принципа, уважаемый господин нобиль?

— Все верно.

— Вот видите. Так что, если бы ваша жена и дочка были мерзкими уродинами, а дом был грязен, слуги неучтивы и ленивы, еда и питье гадкими на вкус, а сами вы последним мерзавцем, я бы прямо сказал об этом, не считаясь с правилами приличия.

Двое маджикунов усмехнулись, поглядывая на своего начальника.

— Но это не так, — пожал плечами офицер. — По крайней мере, не все.

И тут он сделал нечто вопиющее. Он вытер грязные руки о скатерть. Потом допил последние глотки вина, прополоскал ими рот и сплюнул на пол. Над столом повисло молчание. Какое-то время Супар молча разглядывал офицера, словно выискивая на его лице некие ответы на свои молчаливые вопросы. Затем он слегка улыбнулся и сказал:

— Думаю, мы можем обсудить причину вашего визита.

— О да, — согласился офицер. — Именно этим мы сейчас и займемся.

— Вена, Солари, — сказал отец, не глядя н домашних. — Оставьте нас.

Мать уже стояла, а Солари только поднялась, когда офицер возразил:

— Господин нобиль, вашим крошкам можно остаться. Я настаиваю. Им будет полезно поучаствовать в нашей беседе.

Супар обратился к жене:

— Чего ты ждешь? Уходите.

Вена шагнула было от стола, но офицер резко рявкнул:

— Стоять!

Прошло несколько долгих молчаливых секунд, и он добавил:

— Прошу прощения за резкость.

В этот момент двери с обеих концов столовой приоткрылись, и в комнату вошло еще четверо маджикунов. Откуда они взялись, было непонятно.

— Фалудж! — позвал Супар.

Из-за спин гвардейцев выступил начальник стражи. На его бледном лице мерцал страх.

— Что происходит? — спросил Супар с поразительным самообладанием. Таким голосом он мог бы поинтересоваться, который сейчас час.

Фалудж открыл было рот, но офицер перебил его:

— Я скажу вам, что происходит, господин нобиль. Происходит восстановление справедливости. Я не зря говорил о том, что вы живете хорошо, слишком хорошо. Вы живете, господин Супар, непростительно хорошо.

— Кто это? — голос отца впервые дрогнул. — Фалудж, говори!

— Это мои ребята. Твой Фалудж нам помог, — офицер развязно закинул ноги на стол, прямо на тарелки с едой. За дверьми столовой послышались крики и звуки борьбы. Следом — грохот разбитой посуды и падающей мебели. Солари стало страшно, она потянулась к матери.

— Что все это значит?

— Все просто. Вы преступник.

— Ч-что?

— Да. Вы мятежник и предатель.

— Это ошибка, — прогремел Супар, — вы совершаете большую…

Офицер впервые перебил Супара:

— Никакой ошибки нет! Свил себе гнездышко и решил обеспечить будущее? Не выйдет.

— Мама… — Солари прижалась к матери, но маджикуны быстро растащили их.

— Нет! Нет! — вскричала Вена.

— Заткнитесь, шлюхи! — заорал на них офицер.

— Да как ты смеешь… — отец горой вырос над столом. — Шакал… Явился в мой дом и смеешь оскорблять меня и мою семью?

К Супару мгновенно подскочили четверо маджикунов и скрутили его, но дорого заплатив за это переломанными носами и пальцами. Когда отца приложили лицом к столу, пачкая в объедках, офицер с удовольствием потянулся, встал и сказал:

— У меня есть власть привести приговор высокого суда в исполнение прямо сейчас, без следствия и прочих долгих процедур.

— Ты горько пожалеешь об этом, червь! — ревел Супар.

Дом гудел от криков и грохота. Стало понятно, что особняк громят и грабят.

— Господин нобиль видимо еще не понял всю серьезность своего положения, — промурлыкал офицер. — Господин нобиль еще думает, что имеет здесь власть.

Супар зарычал и попытался освободиться, но его еще сильнее вдавили в стол. Вместо страха Солари охватил настоящий ужас. Она тихонько скулила, слишком испуганная, чтобы зарыдать в полную силу. Маджикун грубо мял в своих лапах Вену.

— Ты можешь объяснить или нет, в чем дело? — заорал Супар.

Офицер театрально причмокнул, и как бы нехотя сказал:

— Ладно, так и быть. Высокий суд обвиняет тебя в государственной измене. Ты продался скелгам. Найдены прямые доказательства.

Нет, подумала Солари, этого не может быть.

— Ну? Скажешь, нет? — спросил офицер.

— Это гнусная ложь!

Офицер фыркнул.

— Все предатели твердят это.

— Послушай, — прохрипел Супар. — Давай договоримся. Будь человеком. Делай со мной что хочешь, только отпусти женщин.

Офицер расхохотался.

— Какой же ты слабак, господин нобиль! Уже не приказываешь, а просишь?

Офицер неторопливо обошел вокруг обеденного стола, глянул на белого от страха Фалуджа, весело рассмеялся и сказал:

— Ну, хорошо же, хорошо. Все-таки вы приняли нас неплохо, это стоит учесть. Я отпущу твоих шлюшек, но сначала мы хорошенько с ними развлечемся. А ты посмотришь и оценишь!

Супар взревел, как раненный зверь и чудовищным усилием приподнял трех здоровяков-маджикунов над собой. Его одолели, и после серии крепких тумаков усадили на стул, скрутив руки и шею. Отец истекал кровью, ему выбили зуб и порвали ухо.

— С кого бы мне начать? — рассуждал офицер. — Обработать сперва твою женушку? Или быть может, взяться за дочурку? Готов спорить, это цветочек еще никто не опылял…

Офицер взял лицо Солари в свои ладони — сухие, жесткие и очень горячие.

— Само совершенство. Поразительно, насколько искусной бывает природа. Ручаюсь, она превзойдет свою мать.

Супар затрясся от рыданий.

— Ну-ну, господин нобиль! — сказал офицер. — Будь мужчиной. Человеку твоего ранга не пристало выказывать слабость.

Он подошел к Вене и рванул на ней платье. Раздался треск разрываемой ткани, на пол полетели лоскуты нежно желтого цвета. Офицер продолжал рвать одежды, пока не добрался до тела. Солари стало трудно различать происходящее от нескончаемого потока слез; весь мир превратился в наполненный цветными пятнами ад. Крики, грохот и стоны смешались в один долгий звук, терзавший уши. Солари зажмурилась и на мгновение потеряла сознание, а когда пришла в себя, перед глазами ее открылась страшная картина.

Под действием этого зрелища, она вывернулась из ослабших захватов и отскочила в сторону.

— Беги! — крикнул отец.

— Беги… — губами шепнула мать.

— Беги! — проблеял офицер, насиловавший Вену, — Все равно догоним!

И Солари побежала. Внутри нее вспыхнул огонь, придавший всему телу необыкновенную силу и выносливость. Хорошо зная каждый закоулок в их усадьбе, Солари пронеслась мимо грабителей и сквозь горящие комнаты к спасительному выходу — в место, заранее известное их семье как убежище. Солари бежала, не чуя под ногами земли, не сбивая дыхание, вкладывая всю себя в бег. Она еще поплачет, но потом, а сейчас она должна приложить все силы, чтобы уйти от погони и не достаться этим чудовищам.

Она явилась в убежище, убедилась, что погони нет, перевела дух. Но не прошло и минуты, как ее накрыла новая волна — перед глазами вновь возникла та страшная картина, заставляя Солари трястись от ужаса и горя.

Из чрева ее матери струилась кровь. Вена носила в себе второго ребенка.