Инферно

31

Очень долго они шли в кромешной тьме. Потом тьма расцвела голубым и лиловыми всполохами, а те быстро посветлели и превратились в серебристое и кобальтовое свечение. Они очутились в громадном зале с неимоверно высоким сводчатым потолком, который не виделся, а скорее угадывался далеко наверху.

Стены казались отлитыми из стекла. Внутри них мерцали разноцветные искорки. Некоторые участки казались светлее на общем фоне, они были светло-синими с зелеными вкраплениями.

Сол и остальные застыли, не шевелясь и вглядываясь в мерцание стен. Через равные промежутки в стенах, на высоте в пять человеческих ростов находились овальные щиты, на которых были закреплены скульптуры. Возможно, то были картины, но тогда они были выполнены с голографическим эффектом. Реализм произведений захватывал. Казалось, это настоящие, живые люди. Древний художник изобразил людей в расслабленных позах, словно они лежали или спали, запрокинув головы к потолку или вбок. Глаза всех людей были закрытыми, на лицах читался покой — безмерный и глубокий, как у мертвецов. Люди были лысыми и запакованными в блестящие облегающие костюмы, скрадывающие анатомические детали. Кожа их мерцала светло-голубым, ткань костюмов переливалась радужными бликами. И они казались великанами — в два, а то и три раза больше нормального человека.

В центре зала Сол увидел столб, торчавший из плиточного, чешуйчатого пола. Столб казался фрагментом живого существа. Возможно, окаменелостью. Он отливал желтоватым с коричневыми вкраплениями, пересекался поперечными кольцами, словно исполинский позвоночник и уходил далеко вверх.

Сол тронул Демискура и потянул к столбу. Следом за ними пошли и остальные. Никто не произносил ни слова. Казалось, любой звук способен нарушить хрупкое равновесие и разбить здешнюю тишину на тысячу смертоносных осколков.

У столба к земле жались несколько акифов. Побросав оружие, свернувшись в позы эмбрионов, спрятав головы между коленями, они больше напоминали перепуганных животных. Один услышал звук приближающихся шагов, поднял голову и забился в безмолвной истерике.

Сол приложил палец к губам: «Тихо!»

Акиф растормошил остальных. Те заскулили и сбились в кучу. Сол удивленно рассматривал этих некогда свирепых воинов, способных поднять на нож любого врага. Казалось, они утратили разум, и все, что им осталось — это примитивный, животный страх.

— Мы вас не тронем, — негромко сказал Сол.

— Ий ос окой, уйте, — сдавленно выдохнул акиф.

Сол посмотрел на Демискура. Кажется, тот услышал то же самое.

— Анно, о сими учиось? — сказал Демискур.

Сол быстро обдумал услышанное. Похоже, воздух каким-то образом искажал звуки. Сол показал Демискуру знак, что не может говорить и указал на уши. Гранд напряженно соображал и минут через пять вроде уловил смысл. Тогда он ткнул в акифов и указал на выход. Те переглянулись и на четвереньках поползли прочь.

Сол посмотрел наверх.

Что-то происходило с воздухом. Он колебался, словно разогретый от глубинного жара. Уши заложило. Сол щелкнул пальцами. Только сухой скрип. Посмотрел на столб. Вблизи стало видно, что столб покрывают круглые мембраны, слабо колышущиеся от сквозняка. Сол без колебаний полез внутрь.

— Ой, Ол, ой! — вскричал Демискур, но Сол уже очутился внутри.

Здесь было гораздо светлее. Но Сол почувствовал, что воздух куда-то исчез. Вместо него пространство заполняло прозрачное желе, замедлявшее движения. На секунду его охватила паника, но громадным усилием воли удалось ее подавить. Сол не задыхался, так думало тело. На самом деле, легкие получали кислород. Стена вздулась пузырем и выплюнула к ногам Сола Демискура. Тот прошел через тот же приступ, что и Сол. Когда оба немного успокоились, Сол указал Демискуру на овальную панель, где была изображена схема чего-то похожего на дерево: конической формы с утолщением наверху. У основания утолщения мерцал огонек. Еще один мерцал в самом утолщении.

Сол ткнул во второй огонек. Демискур кивнул.

Что-то мягко толкнуло обоих под ноги. Потом, через минуту, стены посветлели и раскрылись, как живые, выпуская их наружу. Сол осторожно шагнул сквозь мембрану и очутился в сером пространстве, пересеченным белыми и синеватыми перекладинами неправильных форм, непохожих одна на другую. Казалось, Сол попал внутрь исполинского куска зефира. Попробовал дышать. Получилось. Сол умыл лицо руками и увидел, что стоит в лужице слизи. Рядом в таком же положении оказался Демискур. Оба выглядели так, словно побывали в чане с жидким желе.

Здесь слышался тихий равномерный гул. Но звук казался не механическим, его словно издавало живое существо. Так урчать могло бы какое-нибудь спящее чудовище. Над головами тянуло теплым потоком воздуха. Потолок здесь был низким. Сол с Демискуром преодолели заросли извилистых отростков и достигли стен. Оттуда открывались проходы наверх, в какое-то более просторное помещение. Они медленно поднялись.

Никакой геометрии. Ни прямых углов, ни линий. Пористый, мягкий материал, приглушающий звуки. Мягкое свечение, словно источником света была сама поверхность. Преодолев кишку короткого тоннеля, Сол с Демискуром выглянули в овальный зал.

В середине зала наблюдалось углубление, а над ним, точно по центру нависло что-то вроде гигантской сосульки, которая заканчивалась не острым пиком, а утолщением. В пол по всему периметру зала были вмонтированы прозрачные пузыри, наполненные белесой жидкостью, в которой находились синеватые тела. Тела увивали трубки. Лениво мигали огоньки индикаторов. Тела казались кусками мороженого мяса.

Сол потер пальцами у уха. Кажется, со звуком здесь было в порядке. Демискур тоже это понял. Он указал Солу:

— Смотри.

У дальней стены находилось двое. Гримм и Керас. Неподалеку лежали в лужах крови тела четырех акифов. Похоже, те свою функцию уже исполнили и стали не нужны. Гримм стоял, Керас полулежал, пытаясь подтянуть тело на ослабших руках. Оба находились возле внушительного контейнера. Его крышка была закрыта. Там поблескивало стекло и что-то светло-голубое под ним.

Вдруг Гримм пнул капитана и вскрикнул:

— Ну же, давай!

Керас застонал.

— Вводи код! — второй пинок. Гримм сунул Керасу что-то под нос — что-то длинное и обмякшее. — И получишь свое дерьмо.

Керас что-то прохрипел. Слов было не разобрать. Гримм замахнулся на него, капитан поднял руку, пытаясь защититься, но не успел. Влажный шлепок — и Керас повалился на бок. Гримм отбросил длинный предмет. Присел на корточки возле капитана.

— Эй, капитан, — злобно сказал он. — Я тут на досуге кое-что узнал про нашего огрызка биона, помнишь его? Этот заморыш, Сол. — Гримм взял Кераса за грудки, чуть приподнял, заглядывая в шлем. — Я вскрыл блок в его памяти и увидел там такое… не понимаешь, о чем речь, да?

— О чем речь? — прошептал Демискур.

Сол ему не ответил. Они продолжали вслушиваться.

— Так я тебе объясню, — продолжал Гримм. — Этот мелкий ублюдок — шпион скелгов. И если ты хочешь прожить еще немного на этом свете, капитан, делай что я тебе говорю, иначе вы оба отправитесь к джаханам на плаху. Уж я позабочусь, чтобы они с тебя живьем шкуру содрали. Ну? Будешь набирать код или нет?

Даже здесь Гримм плел паутину лжи. Сол постарался выровнять дыхание.

— Помоги мне… — хрипнул Керас.

Гримм крякнул, но все же приподнял обмякшего Кераса и помог ему привалиться к контейнеру. Капитан и не думал бороться, похоже, он сильно страдал. Прошла целая вечность, прежде чем он смог набрать нужную комбинацию на консоли контейнера. Гримм отбросил его как мешок с рухлядью.

— Прекрасно! — одобрил он. — Теперь твоя сколопендра тебе не нужна. Обойдешься и без ее живительного яда. Кто бы мог подумать. Непобедимый Керас сидит на амальгаме из яда сколопендры. Стоило поймать эту тварь, и ты сам пришел ко мне в руки. Итак… — Гримм упер руки в бока. — Начинаем.

Он нажал кнопку на контейнере.

Ничего не произошло.

С минуту Гримм стоял над контейнером и таращился на то, что находилось внутри. Потом развернулся на каблуках. Сол и Демискур как зачарованные наблюдали за происходящим. Пока Гримм возился с контейнером, Керас успел отползти на несколько шагов. Попытка отчаянная, но обреченная, и все же капитан пытался. Он почти добрался до брошенного Гриммом предмета, и Сол понял, что это сколопендра. Тут Гримм подскочил и проворно отбросил дохлое насекомое подальше. На голову капитану обрушился удар.

— Ах ты, скотина! — заорал Гримм. — Решил меня провести? С лсаном Гриммом такое не пройдет!

На Кераса обрушилась серия беспорядочных пинков. Но Гримм быстро выдохся и теперь стоял над капитаном, пытаясь отдышаться.

— Сука… — пыхтел он. — Ладно. Дам тебе еще шанс. У нас теперь много времени, правда?

Из шлема раздался приглушенный смех. Гримм замер. Отсмеявшись, Керас прохрипел:

— Идиот… Ты позор своего ордена, Гримм.

С лицом Гримма сделалось что-то страшное. Казалось, сейчас оно треснет, рассыпется и под ним проступит звериная морда.

— Ты недостоин звания лсана… глупец. Ты хоть понимаешь, что творишь? Для чего мы здесь?

Гримм стоял над капитаном, сжимая и разжимая кулаки.

— Можешь ли ты представить себе, что это такое? — Керас говорил медленно, но по-прежнему властно. — Мы привезли сюда Светлейшую мать Муни Ан Амиранди, чтобы вернуть ее в колыбель Предтеч. И оставить, навсегда, ведь здесь ее дом. Слышал ли ты о великом деле Пророка Рошаны, червь? Того самого Пророка, кровь которого стала водой Катума, а плоть — зыбью? Кто ты такой, чтобы мешать его святым проискам? И кто твои хозяева, джаханы? Они возомнили себя богами, равными Предтечам? Решили подчинить себе Катум? Этого не будет. Не будет.

Сол с Демискуром внимательно наблюдали за происходящим. Гримм еще тяжело дыша, вглядывался в капитана.

— И ты решил, что будешь указывать Предтечам свою волю? Ничтожество…

— Не тебе учить меня жить, — бросил Гримм. — Учитывая, кто ты и откуда взялся. Время вольных каперов прошло, Керас. Такие как ты уйдут в историю. Скоро Конгломерат вернет себе планету и восстановит свои владения в границах прежних Семи царств. Варварству пришел конец. И этому глупому суеверию насчет Пророка. Открываются новые возможности. Больше власти, больше богатства, больше знаний. Настало время сорвать завесу тайны с прошлого. Мы должны пробудить Предтеч, чтобы получить их древнюю мощь. И никто этому не помешает.

— Тебе даже корабль доверить нельзя, — сказал Керас.

Вдруг засвистел выпускаемый через трубки воздух. С щелчком открылись запорные механизмы, и крышка стекла откинулась вбок. Гримм обернулся и замер в ожидании. В контейнере что-то шевельнулось, показалась рука. Затем корпус и голова. Существо село, запрокинув голову вверх. Тяжелые груди с черными точками сосков задвигались в мерном ритме дыхания. Существо открыло глаза, огляделось. Заметило Гримма и Кераса. Лицо существа оставалось бесстрастным. Желтоватые миндалевидные глаза внимательно изучали зал и двух грандов. Гримм стал медленно приближаться к существу, выставив перед собой руки.

— Суртар к’саш шурум, — сказал он.

Существо — это была женщина — медленно встало на ноги и выбралось из контейнера. Женщина оказалась обнаженной. Сол и Демискур изумленно смотрели на это удивительное зрелище. Женщина имела светло-голубой цвет кожи, удлиненные уши, слегка приплюснутый нос и широкий с толстыми губами рот. Лысая, как и персонажи объемных картин, она имела вместо волос на голове конус из желтого металла. Ее кожа маслянисто поблескивала в мягком рассеянном свете, ее тело казалось сильным и мускулистым, вылепленным в горнилах иных миров. Женщина стояла возле саркофага и поджидала Гримма. Тот замер в паре шагов от нее, и стало видно, что она в два с половиной раза выше человеческого роста. Она держалась уверенно и по-хозяйски. В глазах — холодный блеск.

— К’сал то шудр, — сказал Гримм и сделал низкий поклон. — Нин-наи, нитах калга, лугал Катум, лугал е-ани.

Великанша протянула Гримму руку. Тот вложил в нее свою, словно маленький ребенок. Великанша, Светлейшая мать джаханов, та самая Муни Ан Амиранди, источник всех Больших и Малых колен, тысячелетия пребывавшая в священном нангаане, стала гладить Гримма, вглядываясь в его лицо.

— Нин… — начал было Гримм, но Амиранди сделала знак молчать.

Вдруг она схватила Гримма за горло и подняла до уровня своих глаз. Тот захрипел, засучил ногами. Лицо Амиранди стало свирепым, глаза сощурились.

— Шуб, — произнесла она, низким, грудным голосом. — Шуб, кталх!

Громко хрустнули кости. Гримм замер. Амиранди бросила бездыханное тело и посмотрела на скорчившегося неподалеку Кераса. Затем ее свирепый и бесконечно мудрый взгляд пополз вдоль стен этого места. Вернулся к саркофагу. Амиранди что-то прошептала, но не смогла закончить слово и закашлялась.

Ее рука потянулась к горлу. Дыхание великанши стало глубже и чаще. Глаза выпучились. Она сделала пару шагов, и припала на колено, задыхаясь от приступа удушья. Похоже, ей не хватало воздуха этого мира, а удушье доставляло страшные мучения.

Превозмогая себя, она подползла на четвереньках к углублению в центре зала, спустилась туда и упала под свисающим с потолка наростом, потеряв сознание. Затем, через минуту, вокруг Амиранди замерцал воздух, она сделалась полупрозрачной, а затем и вовсе исчезла с громким хлопком.

Прошло несколько минут, прежде чем Сол и Демискур решились выбраться из укрытия. Они поравнялись с капитаном. Керас был еще жив. Он слабо шевелил пальцами рук, дыхание со свистом вырывалось из шлема.

— Здравствуй, мой капитан, — сказал Сол. — Я исполнил твой приказ.

— Ты? — хрипнул Керас.

Сол присел перед ним на корточки.

— Враги найдены и наказаны, капитан.

— Ты упустил лсана, счетчик.

— Наоборот. Ему просто повезло. Кстати, Гримм солгал тебе насчет меня. Я не шпион скелгов. Хуже.

— О чем ты говоришь? — Керас слабой рукой ухватился за колено Сола.

— Люди многому научили меня, — сказал Сол. — Твои пираты, с которыми я плавал. Зорак научил меня малодушию. Альехо научил меня жадности и беспечности. Гримм научил хитрости и осторожности. Китчам — жестокости. Три-Храфн научил ненавидеть. И еще множество людей научило меня разным чувствам и способностям. И ты, мой капитан. Ты тоже научил меня.

— Чему же? — прошелестел Керас.

— Менять личины, — сказал Сол. — Ведь ты умеешь это.

Сол сорвал с капитана щиток шлема.

Под ним оказалось бледное, желтоватое лицо, изуродованное шрамами. Одного глаза не было, нос был отрезан до переносицы. Рот кривился в спазме. Сол мгновенно узнал это лицо, не смотря на увечья.

Представь, что ты — глина.

Ты был бесформенной массой, пока однажды не попал на стол к скульптору. Тот скульптор был мастером своего дела, возможно — гением. Его руки, эти чуткие руки творца взяли тебя и стали придавать тебе форму. Поначалу оформили грубые очертания, намеки, магистральные линии, постепенно, с каждым движением отсекая все лишнее. Затем из бесформенного куска, каким ты был, стало проступать нечто… Нечто осмысленное. Нечто, несущее в себе идею.

И вот ты стал телом, а то тело заключило в себе душу. Тщательно, любовно, нежно скульптор гладил тебя, убирая слой за слоем лишние пласты глины, все больше приближая тебя к золотому стандарту. Пропорции туловища, рук и ног, форма головы, поза, поворот шеи, мускулы, каждая вена, каждый изгиб, тончайшая подробность, придающая тебе полное сходство с живым существом. И вот наконец работа кончена. Ты готов — само совершенство.

Ты существуешь. Скульптор сделал свое дело. Прошли годы, и он умер. А ты — живешь в каменном величии своего совершенства.

Но однажды тебя оскверняют. Тебе обламывают руки, царапают тело, рисуют грязные надписи, уродуют как могут. Но не в силах расщепить тебя на миллионы осколков, оставляют в покое.

И ты продолжаешь существовать. Пусть и оскверненный, ты еще живешь, неся в себе зерно первоначального замысла, печать совершенства, которое проглядывает несмотря ни на что.

— Майра, — сказал Сол. — Майра Красс.

Единственный глаз, насыщенно-золотой, сфокусировался на его лице.

— Мятежный адмирал флота. Это ты устроила резню Больших колен джаханов. Это ты совершила переворот и захватила власть над Семьей.

— Кто ты?

— Не узнаешь меня?

Единственный глаз вспыхнул и загорелся узнаванием.

Так узнают замысел художника в изуродованной скульптуре.

Так угадывают образ прекрасного цветка в грязном сорняке.

— Моя спасительница, — сказал Сол. — Ты первой нашла меня в убежище. Обещала увезти, укрыть подальше от этих мясников. И отдала другим живодерам. Своим детям. Помнишь? О да. Вижу, что помнишь. Ты была такой милой и ласковой со мной, тетушка Майра. Пожалела меня. Утешила.

Из глаза Красс побежала слеза.

— Что же случилось? — спросил Сол. — Ваш мятеж был подавлен? Говорят, всех офицеров казнили, а заговорщиков предали суровому суду и казни. Но ты спаслась, и теперь под новой личиной скитаешься среди океанов. Ты хотела получить власть, а получила вот это — корабль с кучкой отщепенцев и бесконечную зыбь. А твои дети? Что сталось с ними? Где сейчас Зердана и Малик? Живы ли они? Не знаешь? Теперь ты узнаешь меня, Майра Красс, старшая в колене Крассов? Да, это я, летний цветочек из дома Молмадиров, старшая дочь Вены и Супара.

Майра Красс вздрогнула. Тут Сол закричал во всю глотку от разрывающей его боли:

— Это я, я, я, я!!! Слышишь ты? Это я, Солари Молмадир из Старшего колена Молмадиров, из Конгломерата Семьи джаханов! Вот кто я! Теперь я знаю, кто я!

— Все должно было произойти иначе, — выдавила Майра Красс своим настоящим голосом, сиплым и тихим.

Сол отдышался.

— Ты ведь не знала о том, что со мной стало? — уточнил он. — Просто приказала детям избавиться от меня, когда надоест играть. Я знаю, почему ты меня не убила. Ты хотела, чтобы я страдала. Вы сосали из меня боль, как вампиры, всей вашей семьей, верно? А потом тебе стало не до меня.

Майра поймала взглядом стоявшего поодаль Демискура.

— Убей его, — приказала она.

Сол не поворачивался, он смотрел в зеркало ее лица, и видел там несбывшуюся надежду.

— Это твои счеты, капитан, — сказал Демискур. — Тебе по ним платить.

— Тогда убей меня быстро, — сказала Майра Солу.

Сол пропустил эти слова мимо ушей. Демискур озадаченно вслушивался в их разговор.

— Ну же! Чего ты ждешь?

Слабая улыбка прорезала губы Сола. Он осторожно обхватил ладонями это несчастное, измятое лицо. Надо же, какое убожество. Воистину, чем страшнее маска, тем ничтожней лицо, прячущееся за ней. Сол сказал:

— Ах, мой дорогой капитан. Ты так и не понял? Посмотри, посмотри на меня внимательно. Меня били, унижали, пользовали. Со мной обращались как с вещью. И я стал вещью. Но вот какая штука — вещи живут дольше своих хозяев. Время шло, я оставался жив, а те, мои прежние хозяева сгинули в песках забвения. Что с ними стало? Один погиб, другой исчез, третий сошел с ума. После них не осталось ничего. Слышишь? Это ветер плачет по забытым душам.

Лицо дернулось, но Сол держал крепко. Лицо заколебалось, пошло пятнами, потеряло форму, утратив былую твердость. Так тает воск в жаре печки. Чувствуя, как пальцы уходят все глубже в эту рыхлую плоть, Сол прошептал:

— Зачем убивать то, чего не существует?

И он отпустил это лицо в последнее плавание по волнам ужаса. Туда, где оно исчезнет, поглощенное зыбью времени, не оставив после себя ничего, даже воспоминаний. Чтобы скрыть от мира это лицо, он вновь одел на него шлем.

Забвение.

Вот что хуже смерти.

Сол сорвал с плеча Кераса лычку вольного капитана. Обратился к Демискуру:

— Ты со мной, гранд?

Офицер просто кивнул. В этом коротком жесте было очень многое — слова согласия, присяга на верность, одобрение.

— Тогда здесь нам делать нечего.

Гранд взглянул на Кераса, потом на тело Гримма.

— А что с Амиранди?

Сол пожал плечами.

— Капитан с честью выполнил свою миссию. Дело сделано, и мне плевать какую игру они там затеяли. Пора возвращаться.

Прежде чем уйти, они на минуту задержали свои взгляды на углублении. Там проецировалось трехмерное изображение колосса. Похоже, внутри громадины начался какой-то процесс. Грибовидная часть над островом оказалась лишь одной пятой от общей массы этого сооружения. Все остальное скрывалось под землей в толще зыби и напоминало разветвленную корневую систему карликового дерева. Из его ствола торчали стержни, и эти стержни выплевывали в зыбь какие-то потоки разогретого вещества. Вспомнились слова сеятелей Мендозы про повышение уровня зыби. Сол догадался.

— Вот что породило зыбь. Эта штука. И другие такие же, по всей планете. Это фабрики.

— Может, есть способ остановить их? — спросил Демискур.

— Может и есть, — сказал Сол. — Только мне все равно. Пусть мир захлебнется в зыби. Иного он не достоин.

Они спускались вниз в гнетущем молчании. Сол чувствовал на себе вопросительные взгляды Демискура. Никто не помешал им, и не попытался убить. Кем бы ни была Амиранди на самом деле, похоже ее дни закончились здесь. Наверно, поэтому Предтечи и остались в прошлом. Наверно, они пытались изменить этот мир, но Катум не так прост, и даже божественная мощь Предтеч оказалась здесь бессильной. Все, что смогли Предтечи — оставить после себя жалких последышей. Мутантов. Людей.

Они выбрались из колосса, подобрали Улфа и вместе с остальными моряками спустились к галечной косе.

«Пиявка» стояла на приколе. Акифы хмуро наблюдали за тем, как изрядно потрепанная процессия возвращается на борт. Когда все поднялись по трапу, пираты обступили Сола с Демискуром.

— А где Керас?

— Его больше нет, — сказал Сол.

Матросы и офицеры переглянулись.

— Но как же мы без капитана?

Демискур выступил вперед. Мазнул по людям глазами, мгновение поколебался и произнес:

— У нас новый капитан. Это Сол.

— Но…

— Был спор равных, и Сол победил. Мы признали эту победу. Если кто-то возражает, будет иметь дело со мной.

— И со мной, — закашлял Улф, харкая кровью.

Возражений не поступило.

— Капитан? — обратился к Солу Демискур.

Сол закрыл глаза. Что-то изменилось. Воздух колосса как-то повлиял на него. Перенаправил потоки мыслей, эмоций, ощущений. Внутри тела словно произошла перестройка. Тонкая, внешне неуловимая, но затронувшая самые глубокие части его существа — сознание, подсознание, сами инстинкты и рефлексы. Пение крови изменилось. Стало нежнее. Каждая пора на коже словно раскрылась, каждый куцый волосок на теле встопорщился, наэлектризованный от внутренней энергии.

В открытые глаза мощным потоком хлынул мир. Эту чашу следовало пить залпом.

— Зовите меня Солари, — сказала она. — Солари Инвикта.

Все склонили головы, а затем преклонили колена, словно почувствовали исходящую от нее мощь. И так должно было быть.

— Какой будет приказ? — спросил Демискур.

— Строго на запад.

— Слышали? — рявкнул Демискур. — Шевелите задницами!

Люди оживленно бросились выполнять команду. Солари поднялась на мостик. Демискур занял место по правую руку.

Солари смотрела на кромку горизонта.

— Мне нужно найти кое-кого, — сказала Солари. — Детей Майры. Мне очень нужно с ними поговорить.

Они пустились в путь.

Никто не обернулся назад.