— Братишка! — Марк распахнул объятия, как только я вернулся в столовую. — Три года на фронте! Представляю, как соскучился твой ствол по гражданке! Айда пройдемся — покутим, подеремся, пое…
— Нет! — сердито буркнула Афина. — Никуда вы не пойдете. Ты вон уже находился — хорошо, что привели, а так опять из околотка вызволять.
— Да брось, сестренка! У Гектора второй день рождения! И это надо как следует отметить!
— Я хочу послушать истории про войну!
— Поверь — там нет ничего веселого, — я хмыкнул. — Но и ходить по кабакам мне сейчас нельзя. После такой аварии надо отлежаться и как следует отдохнуть. Так что как-нибудь в другой раз. Лучше вы расскажите, что тут нынче творится.
— Да все как прежде, — Марк сцепил пальцы на затылке. — Крупные грызутся, мелких давят на окраины. Когда ты уехал, у нас было сорок точек во всех районах. А теперь осталось всего пять — и только в припортовых трущобах. А все почему? Да потому, что из-за грызни кланы повыгоняли из своих районов всех чужих, чтобы торговать самим. Ну а мы попали под раздачу. Посредники теперь, видишь ли, невыгодны. Куда лучше торговать самим.
— И кто чем владеет? — зашел издали, чтобы не выдать свою полную неосведомленность.
— А смотри, — брат перевернул фарфоровую тарелку и ударил по ней кулаком, расколов на дюжину осколков.
— Марк! — возмутилась Афина. — Знаешь, сколько она стоит?!
— Видишь? — шкет ухмыльнулся. — Вот до чего мы докатились. Когда-то могли выбросить в море целый вагон зерна, только потому, что его засрали мыши. А теперь трясемся из-за сраной тарелки.
— Прекрати ругаться! — девушка в гневе хлопнула по столу. — Ведешь себя хуже бандита!
— Иди лучше книжки свои почитай, мамзелька.
— Как ты меня назвал?!
— Можно потише? — коснулся занывшего виска — все-таки падение не прошло бесследно. — Продолжай.
— Ага, — парень будто крупье сгреб белые куски и принялся раскладывать на столе. — Вы же, вояки, так делаете? Край стола — это океан. Дальше на запад — прерии и горы. А вот это, — примостил с краю круглую кружевную салфетку, — Новый Петербург. Здесь — порт. Им заправляют Кросс-Ландау. Адмирал как был чопорным козлом — так и остался. И вряд ли когда-нибудь изменится, так что здесь все как прежде. А вот дочурка его — мое почтение.
— Ей двадцать пять, — фыркнула сестра. — Старуха.
— Ничего не понимает, — не глядя указал на рыженькую большим пальцем и продолжил расклад. — Севернее от порта — Промзона. От плавилен такой дым, что иногда там темно, как ночью. А лязг в кузницах такой, что работяги не услышат даже выстрела над ухом. Жуткая дыра. И вонючая.
— И там по-прежнему…
— Да. Пушкины эти чертовы. Говорят, в Европе скоро начнется конкретная заварушка. Приходится пахать в три смены, чтобы успеть снарядить армию в срок. Вот и злые, как черти. И все городовые под крышей, так что в их районе не забалуешь.
Западную часть держат Хмельницкие, хотя по факту их поместье за городом. Но если где-то есть кабак — эти угри тоже там. Сначала споили дикарей — теперь занялись горожанами.
И никто не рыпается, потому что бухло — это не только золото, но и отличный способ стравить пар. Ведь пьяный мужик не станет задаваться вопросами, почему все катится к черту под хвост.
— Справедливо, — сам пью очень мало, чего и вам советую.
— Ну, а на юге как и раньше Земские. У них в горах шахты, а в городе управа, склады свой собственный вокзал с паровозом, ты прикинь? Центральный рынок по традиции общий, но и там случается всякое, так что шатайся там осторожно и присматривай за карманами. Такие вот сводки с фронта.
— А где мы? — еще раз внимательно осмотрел «карту», но не заметил наших владений.
— А мы здесь, — осколок размером с ноготь уместился между портом и промзоной. — Вот она — вотчина великого дома Старцевых. А до твоего отъезда было так, — брат собрал оставшиеся кусочки в ладонь и щедро посыпал салфетку. — Добро пожаловать.
После чего в ярости смахнул все на пол и растекся на кресле.
— Марк! — Афина вскочила и сжала кулачки.
— Ничего, — в столовую вплыла Дульсинея с веником и совком. — Я уберу.
— Впредь так не делай, — строго произнес, глядя прямо в злые темные глаза, и волчонок поубавил задора. — Лучше расскажи подробнее, как семьи бодаются меж собой.
— Да как-как… — Марк сплюнул и сунул руки в карманы. — Пока типа перемирие. Город поделили, заказы разобрали — и делают вид, что горбатятся на благо родины. Пушкины поставляют ружья, пушки и прочие патроны. Без них, само собой, никакой войны не выиграть. К тому же, стволы позарез нужны и здесь — фронтирщикам, наемникам, бандитам… Поговаривают, семейка сливает грузы даже янки и краснокожим, но вот на этот счет я бы точно не болтал…
— Значит, они сейчас самые сильные?
— А-то. У кого больше стволов — тот и на вершине! Да и золота у них — хоть упейся. Но могло быть гораздо больше, да только Земские всеми силами им гадят.
Без железа и угля заводы встанут, а все шахты известно под кем. С одной стороны, торговать с Пушкиными крайне выгодно. С другой, чем больше у них запасов, тем больше стволов и денег, а там или грызня, или уступки, иного не дано.
И пока Земские бодаются с Пушкиными, на втором фронте сошлись Хмельницкие и Кросс-Ландау. За первыми поля, плантации и все заведения, где есть хоть капля водки. За вторыми — целая торговая флотилия, вооруженная так, что хоть сейчас ставь против Стальной Армады.
Без кораблей и дирижаблей Хмельницкие могут сами жрать свое зерно — здесь столько покупателей не найти, особенно законных. А чтобы торговать со Старым светом, придется договариваться с нашими главными мореходами.
Которые, в свою очередь, гасят все попытки плантаторов заиметь собственный флот. Как-то раз Хмельницкие купили у немцев пять фрегатов, так тех внезапно потопили пираты — не успели и половину пути пройти. А у пиратов совершенно случайно оказалась самая современная подводная лодка. Вот же прикол, да?
Естественно, все друг друга ненавидят и всячески пытаются уничтожить. И только мы пока вне игры, но рано или поздно и нас захотят завербовать. Так ведь у вас в армии говорят?
— И не только в армии, — проворчал, вспомнив разговор с Орестом. — И что, императору на это плевать?
— Почему же? Послал целый дирижабль с ревизорами. Хлоп! — парень ударил в ладоши, — и нет дирижабля. Раньше семьи худо-бедно договаривались и проворачивали делишки втихую. Но как только запахло войной, все забурлило. Тут уже не только деньги замешаны, тут уже политика во главе угла.
Думаешь, графы не хотят стать императорами? Еще как хотят. А кому ни хрена не светит в метрополии, тот все чаще трындит о независимости. Зачем куда-то ехать, если можно стать царьком прямо здесь? Естественно, чем жестче драка, тем быстрее ее услышат. Вот и услышали. И пес знает, чем все обернется.
Да уж, чем больше узнал, тем больше вопросов появилось.
А ответы надо найти как можно скорее, пока еще есть время и какая-никакая независимость.
Уверен, многие захотят перетянуть нас к себе — хотя бы ради того, чтобы пополнить частную армию колдуном.
И прежде чем продумывать план действий, надо разузнать, где оказался.
А то я даже не в курсе, как называется эта наша колония, какие уж тут стратегии и тактики.
— Афина, можно тебя кое о чем попросить?
— Конечно, — девушка привстала и захлопала ресницами.
— Не подскажешь, где поблизости книжный магазин? А то уже позабыл, где тут что. Да и многое наверняка поменялось…
— С удовольствием, — она мило улыбнулась. — Заодно прогуляемся. Посмотришь, как изменился наш Петербург.
— Точнее, во что превратился, — с обидой буркнул парень. — За два года здесь стало в два раза опаснее, братец. На улицах мочат чаще, чем в окопах. Так что будь осторожен. И присматривай за сестрой.
Мы вышли на грязный покрытый выщерблинами и лужами тротуар.
Мимо, гудя клаксонами, катили грузовики.
Навстречу вальяжно брели лихие молодцы в старых замызганных костюмах.
Меж ними сновали дети, лоточники и карманники. На грудах мусора сидели нищие и попрошайки, протягивая изъеденные заразой ладони.
На углах сверкали телесами проститутки в расстегнутых корсетах и разрезанных на бедрах юбках.
В подворотнях звенели бутылками алкоголики.
Вся это дно копошилось меж пятиэтажными кирпичными зданиями с зарешеченными разбитыми окнами, из которых доносились пьяные вопли, песни и крики.
И все это — под несмолкаемый грохот и лязг чадящих заводов и мастерских.
Худшего места для жизни и представить сложно. Неудивительно, что до ближайшей книжной лавки пришлось шагать без малого три километра. И ничего странного в том, что даже столь короткий путь не обошелся без приключений.
Мы не прошли и трети, когда из подворотни бодрым шагом вырулила троица угрюмых бородачей в грязных пальто и высоких мятых цилиндрах.
У всех троих были тяжелые трости со свинцовыми набалдашниками — и характерные вмятины намекали, что эти шарики касаются не только ладоней хозяев, но и черепов их врагов.
Трио заступило нам дорогу, перегородив узкую улочку, с которой в тот же миг рассосалась вся праздная публика, а немногочисленные целые окна в спешке занавесили шторами.
Даже несмолкаемый городской шум — и тот стал тише, словно нас окружили непроницаемым барьером.
Незнакомцы сомнительной наружности подошли к нам, закинув трости на плечи — так, чтобы в случае чего быстро нанести удары прямо в голову.
Я шагнул вперед и прикрыл собой Афину, которая, казалось, забыла как дышать.
Ничуть не винил ее за робость — от встречи с такими громилами и у здорового мужика сердце ухнуло бы в пятки.
Но страх мешает думать, поэтому стараюсь меньше бояться и больше размышлять, как бы странно это не звучало.
И вместо того, чтобы паниковать от надвигающейся опасности, я прикидывал, как избавиться от угрозы с минимальными потерями.
— Ты гляди-ка, — пробасил заправила — самый рослый и плечистый, говорящий с ничем не сравнимым гэканьем. — Денег у нее нет, зато кавалера уже нашла.
Девушка не осмелилась и рта открыть, да и я не стал поправлять бугаев. Если бы они боялись моей семьи, то не стали бы лезть так нагло и открыто. Вместо этого спросил — без вызова, но и без дрожи:
— Какие-то проблемы, господа?
— Ага, — центровой шагнул еще ближе. — Вы должны десять штук одному уважаемому человеку. Уважаемый человек послал нас узнать, когда вернете долг. И предупредил, что ежели денег нет, его устроит и натура.
Мужичье переглянулось и гнусно захихикало, бросая сальные взгляды на побледневшую спутницу.
— Сейчас денег нет, — ответил, как есть. — Но от обязательств никто не отказывается. Вернем, как только заработаем. Разумеется, с процентами.
— Да ваша семейка нам это уже полгода втирает. Так что процент мы заберем прямо сейчас.
Левый бугай схватил Афину за руку и потянул к себе.
«Сестра» громко взвизгнула, и если бы я обернулся на крик, то пропустил бы сокрушительную подачу в грудь.
Бородач ударил, точно кием, использовав левую руку как направляющую и вложив в трость всю мощь, да еще и отлично отработав корпусом.
Потеряй бдительность хоть на миг, и осколки костей вколотили бы в сердце, но я успел шагнуть в сторону и ударить предплечьем по древку.
Сразу после этого перехватил оружие и всем весом дернул назад, практически повиснув на трости.
Враг вцепился в палку изо всех сил, ведь иначе остался бы без оружия, а так лишь качнулся вперед.
Я же выпрямился, замахнулся и пяткой ударил под колено, после чего схватил за поднятый воротник и рывком вполоборота придал еще большего ускорения.
«Шкаф» не удержал равновесия и рухнул на колено, вместе с тем открыв меня для атаки правого товарища.
И тот немедленно воспользовался шансом и саданул в висок.
Я успел отшатнуться (у нового тела потрясающая реакция), и шар лишь слегка задел лоб, но и этого хватило, чтобы глаз залило кровью.
Холодный адреналин фонтаном впрыснуло в кровь. Боль ослабла, прыти прибавилось, но при том разум не затуманила пелена ярости.
Вожак фыркнул и попытался встать, но я повторил прием, только ударил уже не по ноге, а в лицо. Да так, что челюсть щелкнула, точно пистолетный выстрел. Амбал закатил глаза и рухнул набок, но прежде чем упал, я подбросил его трость носком туфли и схватил на лету.
Аккурат в тот момент, когда правый коллектор замахнулся и рубанул со всей дури.
Я уклонился, пропустив трость в двух пальцах от носа, и саданул покачнувшегося противника набалдашником в висок. Громила упал поперек на вожака, да так и остался отдыхать в нокауте.
— Ух, тварь! — третий, что все это время держал Афину, оттолкнул девушку и кинулся ко мне.
Он был слишком близко, и я попросту не успел бы как следует огреть его палкой. Поэтому не придумал ничего лучшего, чем ударить открытой ладонью в солнечное сплетение.
И этот прием возымел совершенно неожиданный эффект.
Туша массой не меньше центнера отлетела метров на пять, как пушинка, и грохнулась в кучу зловонных очисток.
Несмотря на полет и падение, мужик остался в сознании. И когда я собрался закончить начатое, вскочил, как ужаленный, и в ужасе бросился прочь, повторяя как заведенный:
— Колдун… Это колдун!
— Козлы, — Афина позволила себе ругнуться, и я не стал бы ее укорять — ситуация более чем подходящая. — Хорошо, что ты со мной. Не хочу даже думать, чтобы они…
— Вот и не думай, — с улыбкой подставил ей локоть. — Чьи это мордовороты? Кому вы так задолжали?
— Да всему городу, — спутница печально выдохнула. — Но эти скорее всего от Пана.
— Пана?
— Прозвище Хмельницкого. Потому что бандит бандитом.
— Я разберусь. Но впредь одна из дома не выходи.
— Стой! — она протянула кружевной платок. — Все лицо в крови.
Я попытался стереть ее сам, но без зеркала лишь размазал еще больше. Тогда девушка забрала ткань, схватила свободной рукой за подбородок и терла до тех пор, пока кожа не начала саднить.
И лишь после этого мой внезапный доктор разрешил продолжить путь.
Наконец трущобы остались позади — увы, не навсегда.
Более благополучные районы напоминали старинные улочки нашего Питера, только более узкие — в две полосы, а по краям тротуары, где двое едва разойдутся.
Зато относительно чистые, да и публика разгуливала в совсем иных нарядах — пусть и не самых дорогих, зато ухоженных.
А вот длинные трехэтажные дома с черепичными крышами впечатляли красотой фасадов с изысканной лепниной и барельефами.
Видно, что изначально на город денег не жалели, и только со временем он начал обрастать безликими кирпичными бараками.
На заводы, фабрики и верфи нужно много людей, плюс рабочие места и призрачные перспективы всегда приманивали тех, кто не нашел себя в Старом свете.
И на смену неторопливой красоте приходила быстрая функциональность со всеми побочными эффектами.
И все же мне здесь нравилось, хотя предпочел бы попасть на век раньше — в менее шумную и многолюдную эпоху Пушкина — того, что поэт, а не промышленник.
А вот и книжная лавка.
Наверное, я походил на шпиона, когда положил на прилавок увесистую стопку атласов. Но миловидная девушка за кассой больше смотрела на мой анфас, чем на покупки. И пока Афина разглядывала томики стихотворений, я занял свободную скамью для ожидающих и бегло изучил карту.
Как оказалось, Америка так и называлась — Америкой, просто иногда добавлялось прилагательное «российская» или «имперская».
Линия сопряжения с янки, именуемыми по старике Мятежными Штатами, выгнутой дугой протянулась от Мексиканского до Гудзонова залива.
Большая половина современных США отошла нам, янки же досталась львиная доля Канады.
Если опираться на географическое деление, то за нашим западными уже не партнерами остались Нью-Мексико, Колорадо, Небраска, обе Дакоты, Монтана, Вайоминг, Юта, Калифорния, Невада, Орегон, Айдахо и Вашингтон.
При том Аляска была помечена как спорная территория.
Поискав информацию в справочнике, узнал, что Аляска объявила о независимости еще во времена Екатерины Второй.
А век спустя чисто формально присоединилась к империи на правах автономной республики.
И теперь вроде как сохраняла нейтралитет, качаясь то в одну, то в другую сторону.
При этом ее владения простирались аж до Большого Невольничьего озера.
То есть, местная Аляска почти вполовину больше, чем у нас.
Такой жирный кусок — и в нейтралитете. Непорядок.
Что до городов, то Новый Петербург находился на побережье Атлантического океана — между Южной и Северной Каролинами, которые, разумеется, назывались иначе. А именно — Невская и Донская области.
Перечислять без малого три десятка новых топонимов не буду — да и зачем?
Скажу лишь, что области сохранили прежние, расчерченные как под линейку границы. А при выборе названий вдохновлялись именами прославленных царей и государственных деятелей.
Например, нашел на карте Петровскую, Екатерининскую, Елизаветинскую, Ивановскую, Михайловскую, Александровскую и, разумеется, Николаевскую области.
Вот такие пироги.
— Гектор, что с тобой? — воскликнул Андрей Семенович, едва мы вошли. — Надеюсь, ты поскользнулся и упал, а не ввязался в драку!
— На нас напали сборщики долгов, — вступилась сестра. — И если бы не Гек, меня бы забрали к Пану! Но братик раскидал всех троих, как младенцев! — девушка потешно спародировала мои приемы. — А последнего и вовсе швырнул магией в мусорку!
— Чем-чем?! — отец чуть не выронил трубку, когда я все рассказал, чувствуя себя нашкодившим школьником.
А рассказать пришлось — утаивать нет никакого смысла, ведь скоро об этом будут знать все трущобы, а то и весь город.
— Мать Пресветлая…
Андрей явно хотел сказать еще много всякого о нашем приключении, но тут снаружи рявкнул клаксон.
Мы с «сестрой» выглянули на улицу и увидели автомобиль, из которого выгрузились четверо мордоворотов в длиннополых плащах и шляпах.
В петлицах поблескивали золотые колоски, хотя никто не сомневался, чье семейство пожалует в гости.
— Афина — марш в свою комнату, — прикрикнул отец. — А ты не лезь на рожон.
Первым в комнату вошел кряжистый господин, явно не знающий меры в дегустации отцовских товаров.
Одутловатые щеки, выпирающее брюшко, яркий румянец, но при том крепкий — аж пальто трещит.
Впечатление портили только широко посаженные рыбьи глаза, причем левый заметно косил наружу.
Пригладив модно подстриженные пшеничные волосы и длинные казачьи усы, визитер без спроса сел на свободный стул и развел руки.
— Андрий, шо це за дела? Не успел твой хлопец воротиться в мисто, а вже на моiх людин чаклуэ. Мабуть он и цеппелин так спалил? Хотел люльку подкурить, да и жахнул?
— Не наговаривайте, Гордей Дмитрич, — спокойно ответил глава семьи. — Не было такого. А что до ваших людей — так первые руки распустили. Посмотрите, какая ссадина на лбу — так и убить недолго. Пришлось обороняться, так что…
— Это он так говорит, — посетитель перешел на русский. — А мои клянутся, что подошли тихо-мирно, спросили, когда долг вернут, а то уже полгода прошло. А этот начал дерзить — мол, я ваши долги и вашего Пана в одном месте видал. Не смейте мне угрожать, я колдун — и сам кого хочешь напугаю. А потом и вовсе с кулаками набросился. Скільки можна це терпіти? Батьку гроші потрібні срочно. Как ворочать будешь — не бачу, но крайний срок — тиждень. Не вернешь — пеняй на себя. Балакать с тобой иньше станут.
— Я знаю, как здесь ведут дела, — в мягком тоне лязгнула сталь, и я начал понимать, как столь интеллигентный с виду человек занял столь высокий пост. — Через неделю заберешь деньги. А до тех пор не смей мне угрожать.
— Не с твоей сумой качать права, — гость усмехнулся. — Столько грошей у тебе немае — це каждый жебрак в мiсте знает. Но я могу подкинуть работенки. Твой шкет возомнил себе дюжим розбiйником? Добре. Хай попрацует на моих парубкiв.
— Мы работаем по закону, — проворчал отец. — И не лезем в бандитизм. На том стоит и будет стоять наш род.
— Что ж, як разумеешь. Добыть такие гроши за тиждень можно лишь чаклунством. Но коль твой син чаклун — хай добывает. До побачення, — крепыш забрал шляпу и удалился.
— С вами действительно проще застрелиться, — прорычал Андрей, когда шум мотора слился с монотонным уличным гулом. — Вы хоть представляете, сколько это — десять тысяч рублей? Наш дом стоит столько же. Ну что, — он оглядел нас сердитым взором, — продаем — и в бродяги?
— Нет, — я покачал головой. — Это моя вина — мне и разгребать.
— И как же? Подашься в наемники?
— Не люблю загадывать. Но деньги будут — обещаю.
— Гектор! — отец не сдержался и вскочил со стула. — Поклянись всем, что тебе дорого. Поклянись Светом, поклянись памятью матери и моей кровью, что не снюхаешься с отрепьем. И не запятнаешь честь семьи кровью и разбоем.
— Не в моей привычке клясться. Но я даю тебе слово офицера, что ни один невинный не пострадает.
А вот насчет виновных ничего не обещаю.
— Ладно… — Андрей шумно выдохнул и потер виски. — Подойди. И чуть наклонись.
Мужчина пару раз сжал и разжал пальцы, и между ними промелькнули дуги золотистого сияния. Два касания — и ушиба как не бывало.
— Иди отдыхай, — буркнул отец и вернулся к чтению газеты.
Оставив его, я зашел в столовую и попросил Дусю позвать Афину.
Когда девушка явилась, стало ясно, что все это время она плакала. И хоть предо мной старалась держать себя в руках, опухшие веки и дрожащие губы все выдали без слов.
— Все плохо, да? — красавица села напротив, безвольно понурив плечи. — Если не расплатимся, отец продаст дом — ради нас он пойдет на все. Но больше нам идти некуда, понимаешь? Мы разорены. Ссуду нам не дадут, да и возвращать все равно нечем.
Остается только улица, а это хуже всего. Вы, мужики, как-нибудь справитесь. Тебе-то, колдуну, вообще переживать не о чем. Отец и брат пойдут в грузчики или наемники, а мне придется несладко. Теперь замуж точно не возьмут, а старая дева — позор для всего рода.
Но знаешь что? — в зеленых глазах блеснула ярость. — Я лучше убью себя, потому что смерть всяко краше бесчестья. Так что если не знаешь, где взять столько денег — просто застрели меня.
— Не вешай нос раньше времени, — улыбнулся, не без интереса разглядывая маленький вздернутый носик — очень красивый, как и все остальное. — Лучше расскажи, как нынче обстоят дела с ценами, а то я совсем от жизни отстал в своих траншеях. Вот, например, та машина, на которой приехали Хмельницкие — сколько она стоит?
— Тысячи полторы, — девушка пожала плечами. — Как договоришься. А что, решил заняться угоном?
— Как можно? — поднял ладони. — Я же слово дал. Просто прикидываю, с чего лучше начать.
— Например, с отметки в Академии, — внезапно раздался властный голос.
И в комнату вошла незнакомая женщина, появившись словно из ниоткуда.
Длинные иссиня-черные волосы, того же цвета платье с глубоким вырезом, узкое моложавое лицо и пронзительные янтарные глаза.
При появлении странной гостьи Афина вскочила, как ужаленная, и вытянулась, точно рядовой перед генералом.
— Магистр Распутина?! — в изумлении выдохнула сестра. — Простите за беспорядок, мы вас не ждали!