Глава 4

Через полчаса во дворе было не протолкнуться.

У арок в ряд выстроились полицейские машины — черные с белыми дверцами, на которых красовались золотые гербовые орлы.

И в этом мире левая голова не просто смотрела на Запад, но и следовала четкому западному курсу.

Городовые оцепили дома и ходили по квартирам в поисках свидетелей, в то время как сержанты в форме искали улики и фотографировали тела.

— Черти что…

Орест то и дело фыркал, жмурился и прикладывался к фляжке с водой — судя по опухшей физиономии и скверному настроению, его подняли с кровати после знатной пирушки.

Но тут ничего не попишешь — событие экстраординарное, тянущее на государственную важность.

— Вы уверены, что это были колдуны? Может, зажигательная смесь…

— Уверены! — прорычала Рита. — Уж я-то магию всегда узнаю!

— А я — зажигательную смесь, — ответил с важным видом.

— Черти что… — повторил полицмейстер и уставился в блокнот.

— Это точно магия, — во двор вошла Распутина в сопровождении трех преподавателей.

С ними хотел пройти и отряд «ковбоев» — не столько ради безопасности, сколько ради свежей информации, — но после небольшой перебранки наемников оставили за оцеплением.

— Я почувствовала эхо за версту, — магистр сжала папиросу меж тонких пальцев. — Но до сих пор не могу понять, какого она рода. Слишком мощная, нестабильная, но в то же время какая-то нелепая, неумелая… точно очень сильный, но тупой ребенок. Эти люди явно не владели ею даже на уровне первокурсника. И точно не учились в Академии. Во-первых, я помню всех в лицо. Во-вторых, мы не принимаем туда пьяниц и бродяг.

— Дикая волшба? Неучтенные маги? — Орест хмыкнул. — Давненько мы с таким не сталкивались.

— Дожить до таких лет и ни разу не попасться, — женщина выпустила колечко дыма. — Нет, тут что-то иное. Я заберу тела в лабораторию для дальнейшего изучения.

— Не так быстро! — раздался низкий хриплый голос.

Мы разом обернулись, и увидели на поле боя новую силу.

Во двор клином вошел отряд хмурых ребят, похожих не то на гробовщиков, не то на особистов.

Все в черных деловых костюмах, длиннополых кожаных плащах и фетровых шляпах.

Возглавлял их гладко выбритый мужчина под пятьдесят — высокий и худой, как жердь, в тонких очках и с зачесанными назад седыми волосами.

Больше всего он напоминал судью из дурацкого полуфильма-полумультика про кролика Роджера, а манерой держаться и разговаривать походил на нечто среднее между безумным ученым и гестаповцем.

— В виду особого статуса происшествия дело переходит под юрисдикцию Тайной канцелярии. И без моего разрешения трогать улики и покидать место преступления запрещено.

— И вам доброй ночи, Юстас Валерьевич, — Распутина фыркнула. — Вот кого-кого, а вас не ждали.

— Тела заберете только после того, как мои люди все осмотрят и возьмут образцы. А вы, — жутковатый старик подошел к нам и свел руки за спиной, — проедете с нами.

— Исключено!

Интересно, здесь весь бомонд соберется, или только половина?

Под свет фонаря шагнул немолодой, но могучий как дуб мужчина в белом кителе с эполетом и аксельбантом на левом плече.

Судя по широченной спине и крепким ручищам, он не понаслышке знал, каково крутить рулевое колесо в шторм и качать помпу в затопленном трюме.

Это вам не штабная крыса, а настоящий боевой офицер — уж я-то брата по опасному ремеслу всегда узнаю.

Вдобавок, выглядел визитер крайне статно и представительно — широкий подбородок, орлиный нос и шрам через закрытый повязкой глаз.

Серебристые волосы собраны в хвост, а на поясе покачивался кортик, намекая на тесную связь с флотом.

— Господин Генрих, — Юстас расплылся в ехидной ухмылке и насмешливо приподнял шляпу.

— Моя дочь сейчас же отправится домой. Хватит с нее приключений.

— Но она — важный свидетель.

— Вам передадут ее показания в письменной форме. Идем, Рита.

— Граф Кросс-Ландау, — особист нахмурился, почуяв, что добычу вот-вот выхватят из-под носа. — Вы мешаете следствию государственной важности.

— Безопасность моей семьи поважнее будет. Или может вы сами хотите поставлять оружие и продовольствие за океан? Тогда вперед — могу соединить вас с императором в любой момент.

А мужик-то знает себе цену — сразу две угрозы за один ответ, это сильно. Юстас прикусил язык, но я стоял рядом и слышал, как старик недовольно прошипел. Но деваться некуда — пришлось театрально поклониться и сдать назад.

— Хорошо. Отчет — так отчет. Только не затягивайте. А ты, — Юстас склонился надо мной и прорычал так, точно собрался сожрать на месте, — уж точно не отвертишься.

* * *

На рассвете черный воронок привез меня к зданию канцелярии на главной площади — пожалуй, единственном чистом и красивом месте Нового Петербурга.

Белая плитка, фонтан с мраморными статуями, а по периметру — административные здания одно другого краше и наряднее.

Кто был в историческом центре нашего Питера — тот сразу поймет, о чем речь.

А кто не был — погуглите фотографии. А лучше съездите сами — оно того стоит.

Но насладиться архитектурными изысками не дали — вывели под белы рученьки и сопроводили в кабинет начальника: мрачный, тесный, сплошь заставленный картотечными шкафами. Но хоть не в пыточную — уже хорошо.

— Чай, кофе? — старик сел напротив и заправил лист в печатную машинку. — Или чего покрепче?

— Нет, спасибо.

— Ну, как знаешь, — он достал из стола графин с янтарным напитком и плеснул на фалангу в граненый стакан. — А я выпью. Итак, приступим, Гектор. Или лучше называть тебя капитан Старцев?

На первый взгляд звучит как имя дебильного супергероя из комиксов.

Но в мои-то года дослужиться до капитана — вполне неплохой результат.

Особенно на войне, что длилась всего три года.

Главное, чтобы не начали расспрашивать о прошлом, иначе посыплюсь так, что точно окажусь на дыбе.

— Просто Гектор.

— Хорошо, хорошо… — обер-прокурор сосредоточенно застучал по клавишам двумя пальцами — еще бы язык высунул для полноты картины. — Ты в городе уже вторые сутки, верно?

— Да.

Юстас оставил машинку, подался вперед и заговорщицки прошептал:

— А не было тебя довольно давно. Значит, можно смело считать человеком со стороны. Так вот, как посторонний наблюдатель, но при том опытный военный, ответь-ка мне вот на что. Как высоко ты бы оценил вероятность сепаратистского заговора?

— Что, простите? — ожидал услышать много чего, но чтобы вот так сразу — и про сепаратизм? Да уж, у кого что болит.

— Заговор, — трясущаяся рука поднесла стакан к дрожащим губам. — Я здесь тоже недавно. Но почему-то кажется, что я единственный верный слуга императора. А все остальные — предатели и мятежники, продавшие родину за звонкую монету. А знаешь, каков следующий шаг тех, кто уже пресытился златом? Власть!

Стакан с грохотом опустился на столешницу, словно молоток судьи.

— Скажи, Гектор, ты верен императору?

— Я верен родине, присяге и долгу, — ответил без малейших раздумий и промедлений.

— Хорошо, хорошо… — ногти побарабанили по корпусу машинки. — Тебе я верю. Безупречная служба, орден и две медали, в рекомендациях сплошной восторг. Храбрый, решительный, рассудительный — превосходный офицер и достойный боевой товарищ.

Как ни странно, то же самое относится не только к Гектору, но и ко мне.

— Но вот за остальных я бы не был так уверен.

— Остальных?

— За твой род.

— Мой отец скорее умрет, чем преступит закон. В это можете тоже смело поверить.

— Так-то так, но пока что Андрея не проверяли на прочность. Не ставили в условия, в которых крайне сложно следовать привычным принципам. Слышал, совсем недавно ваш долг вырос на десять тысяч…

— К чему вы клоните? — прервал эти пространные заходы вокруг да около, прекрасно понимая, куда все идет.

— Любите прямоту? — Юстас усмехнулся и допил виски. — Я тоже. Поэтому предлагаю немного поработать на благо отчизны. И, возможно, спасти Североамериканскую колонию от независимости и последующей за оной войны. Я хочу, чтобы моя страна росла и крепла, а не дробилась на враждующие меж собой лоскуты. А вы?

— Я тоже. Не сомневайтесь.

— Тогда как насчет побыть моими ушами и глазами?

— Хотите, чтобы я стал шпионом? — ухмыльнулся. — Что ж, и такой опыт у меня есть.

— Славно, — старик откинулся на спинку и удовлетворенно кивнул. — Но для того, чтобы успешно шпионить, нужно втереться в доверие к знатным семьям. А для этого нужно подняться самому. А для того, чтобы подняться самому, нужно немного приспустить других. И начнем мы, пожалуй, с этого зарвавшегося подонка Кросс-Ландау. Долбаный немец, что он себе вообще позволяет? Никто! И никогда не смел мне перечить! Особенно всякие интриганы и заговорщики! Возвращайтесь домой и ждите дальнейших распоряжений, агент. На сегодня вся.

— А как же нападение? — с удивлением посмотрел на чистый лист.

— Это подождет, — Юстас погрузился в мстительные мечтания. — Цепочка уже запущена, фитиль подожжен, и наша задача выяснить, когда рванет. Вот что главное. Мы должны спасти наш город, нашу колонию и нашу империю прежде, чем огонь достигнет заложенной под троном бомбы.

* * *

Старик явно болен.

Стоило бы пойти в отказ, но у таких маниакальных личностей сильно завышено самомнение.

И если потянуть за нужные ниточки, можно войти к нему в доверие и узнать куда больше, чем от дворян или рядовых жителей.

К тому же, мы вроде как коллеги, так что настраивать против себя еще и секретную службу не самый благоразумный выбор.

Лучше сделать вид, что идешь на поводу и полностью вверяешь себя его власти, а между тем начать свою игру.

Но сперва неплохо бы поесть и отдохнуть. И не успел я подумать, как найду дорогу домой, как из-за ограды донесся встревоженный оклик:

— Братик!!

Афина кинулась ко мне и повисла на шее. После отстранилась и внимательно осмотрела округлившимся глазами.

— Ты ранен? Тебя пытали?

— Нет. Мы просто пообщались.

— Точно? — девушка снизила голос. — Говорят, этот Юстас убийца и садист, а к тому же…

— Тише! Ты бы это под его кабинетом еще бы сказала, — приложил палец к ее губам, чтобы отвести от сороки беду, но сестренка почему-то густо покраснела и на миг потеряла дар речи.

— П-прости…

— Да ничего. Ты на машине?

— А? — она захлопала ресницами, точно я спросил, нет ли у нее личного дирижабля или парохода. — Пешком, конечно. Папа давно распродал все мобили.

— Знаешь, так даже лучше, — подставил ей локоть, отчего милашка покраснела еще гуще. — Люблю прогулки.

— Ага! — Афина повисла на руке. — Вон уже чуть не догулялся. Весь город гудит, что на вас напали. Что ты вообще делал в подворотне вместе с магистром?

— А что, ревнуешь?

Похоже, эта шутка зашла слишком далеко. Спутница хмуро уставилась на меня, после чего проворчала:

— Дед, ты нормальный вообще? Или в армии так соскучился по женской ласке, что уже на сестру заглядываешься? Мы, конечно, сводные, но должна же быть мера!

— Мы сводные? — на полном серьезе спросил я и слишком поздно понял, что Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу.

Тонкие брови почти сошлись на переносице, скулы заалели еще ярче, а губки надулись… а затем расплылись в добродушной улыбке.

— Ты никогда не умел шутить, — Афина шлепнула меня по плечу.

Что ж, на этот раз опасность миновала, но лучше думать наперед, а то вместе с новым молодым телом обильно фонтанируют и гормоны, туманя старый прожженный войнами и болью разум.

Сложно совладать с собой, когда так и подмывает подурачиться, а рядом цокает балетками весомый повод ненадолго включить беззаботного мальчишку.

— Кстати… — прошептала рыженькая столь заговорщицким шепотом, что Юстас наверняка бы впал в истерику. — У меня завалялось немного монет. Так что с меня чай и булочки, а с тебя — истории.

— Про войну? — тяжело вздохнул.

— А как же! Только не нуди, что там только смерть и кровь. Не поверю. Думаю, у тебя полно баек про медсестер и раненых солдат. Про поцелуи на перроне перед отправкой на фронт. Про письма домой. Про ожидание скорой встречи. Это же так интересно! Такое только в романах прочтешь, но книги нынче слишком дорогие…

Побывай она на войне хотя бы день — вмиг бы забыла об этих глупостях.

А так же о сне, покое и аппетите.

Похоже, сестренку держат на таком коротком поводке, что она и света белого не видела, вот и навыдумывала всякой чепухи.

Потому что после поцелуев приезжают пустые вагоны.

Вместо письма однажды приходит похоронка.

А ожидание встречи сменяется слезами на могиле.

В войне нет ничего романтичного.

Но разве объяснишь это девчонке, сиднем просидевшей в доме большую часть жизни.

Мы спустились к базарной площади, выискивая подходящее по цене и статусу кафе.

И тут я услышал приглушенные хлопки, а на глаза попалась выжженная на доске надпись: «Стрѣлковый тиръ».

Булки и чая, конечно, хотелось больше, но почему бы хоть немного не поубавить прыть юной егозы.

Может, после оглушительного грохота и дрожи в руках на толику представит, каково днями и ночами наслаждаться этими звуками.

И поймет, что лучше всеми силами стремиться к миру.

К тому же, во внутреннем кармане пиджака нашлась мятая пятирублевая банкнота — солидные деньги по нынешним меркам.

— Хочешь воевать? — остановился у двери и указал на вывеску. — Так пошли, постреляем.

— Ой… — девушка испуганно прижала руки к груди. — Даже не знаю. Я не пробовала.

— Ну так попробуешь. Соскучилась без приключений? Вот тебе приключение.

— Ну… хорошо. Попытка не пытка.

Прыти поубавилось уже с порога, и все же мы вошли в полуподвальное помещение с низким потолком и ростовыми мишенями вдали. На стене висел прейскурант: рубль за десять пистолетных патронов или три винтовочных.

Толстый старик в фартуке и картузе принял деньги и указал на спрятанный под витринным стеклом арсенал — от нагана до трехлинейки. Был там и совсем крошечный дамский револьвер, легко уместившийся бы на ладони. Афина сразу же указала на него.

— А чего такой маленький? — произнес с усмешкой. — На войне таких маленьких нет.

— Ну, Гек! — наигранно взмолилась Афина. — Дай хоть из этого попробую.

— Ладно, трусишка, — навык лишним не будет, особенно если в городе нынче действительно так опасно. А судя по тому, что случилось ночью, можно в этом не сомневаться. — Умеешь хоть?

— Ну… — сестра сжала кроху обеими руками и навела на мишень. — Вроде как.

— Не торопись, — придержал плечо ладонью, но красотка наоборот вздрогнула и попыталась отстраниться. — И не дергайся, а то ещё себя подстрелишь. Чтобы крючок пошёл плавней, взведи курок. Знаешь, где что?

— Да… — спутница опустила большой палец в углубление и провернула барабан. — Страшно… Сильно бахнет?

— А как же, — подзадорил подругу. — Ты же мечтаешь о войне. Вот, давай.

— Ну Гееек… Давай ты, а я посмотрю. — Афина положила прикованный к цепочке револьвер на стол и спешно зажала уши ладонями.

— Нет, — повертел пальцем перед её лицом. — Стреляй. А то мало ли что, а ты и защититься не сможешь.

— Что, например? — испугалась рыжая.

— Стреляй, или мы уйдём, — пришлось ненадолго включить командира. — И так всю ночь на ногах.

— Прости, — Афина тут же взяла оружие. — Я представлю, что эта фанера — тот, кто на тебя напал.

Мелкаш едва щелкнул, но девушка ойкнула, вздрогнула и чуть не выронила ствол из вспотевших рук.

Я поймал её за плечи, встал вплотную и велел снова навестись на цель.

— Громко?

— Н-нет…

— Страшно?

— Немного.

— Целься и стреляй. Пока не попадёшь хотя бы раз — не уйдём.

— Эт вы правильно свою барышню муштруете, — ухмыльнулся старик. — Стрелять нынче всем надобно — даже детям.

— Б-барышню? — возмутилась сестра, но я легонько подтолкнул её в спину.

— Давай, не отвлекайся. Покажешь хороший результат — расскажу военную байку.

Афина, попискивая и хохоча, высадила весь барабан. Но от предложения перейти к калибру покрупнее наотрез отказалась. Высадив последние патроны, мы забрали сдачу и зашли в первое попавшееся кафе.

С учётом заначки денег хватило на плотный ирландский завтрак, пирожные и свежесваренный кофе. Пока ждали заказ, рассказал забавный случай, как срочник решил разогреть паёк на примусе и случайно спалил танк. Афина засмеялась, а затем без иронии спросила:

— Гек, а что такое танк?

Чем навела меня на далеко идущие размышления.

— Это такая боевая машина с пушкой, — ответил первое, что пришло на ум. И этого вполне хватило, хотя милашка, скорее всего, представила роскошный кабриолет с сорокопяткой в кузове.

Она хотела спросить что-то ещё, но к нам без спроса подсел мужичок за тридцать в грязном зелёном кителе. От бойца страшно несло перегаром и кислым потом, а левый рукав был завязан узлом чуть выше локтя.

— Здравия желаю, служивый, — прогудел забулдыга. — Я узнал твою морду. Ты тот дворянчик, что выжил при крушении. Да ты теперь знаменитость. Жрёшь и пьешь, тискаешь девок, а полсотни наших ребят кормят рыб. А всё почему? Потому, что не повезло родиться с даром. Потому что вы, благородные, жаритесь промеж собой. Блюдете, суки, чистоту крови. Не удивлюсь, если эта девка — твоя сестра.

— Мне тоже жаль погибших, — спокойно ответил, не собираясь ни отвечать на пьяный базар, ни драться с калекой. — Позволь нам тебя угостить.

— Да срать я хотел на твои подачки! — инвалид смахнул со стола тарелку. — Не все тут псы! Не все будут ползать пред тобой на брюхе. Здесь ещё остались люди с честью! Пусть эта честь дорогого стоит.

Мужик рывком обнажил культю и продолжил распаляться.

— И однажды эти люди соберутся вместе. И пошлют вас всех на хрен. И дворян, и богачей, и самого императора, и станут жить по своей во…

Я встал и ударил мужичка под дых. Несильно, только для того, чтобы тот заткнулся. После чего взял за шиворот и вытащил в ближайшую подворотню. Где усадил на деревянный ящик и протянул все деньги, что остались.

— На. Выпей, поешь, отдохни. Только не трепи языком, пока не оказался на виселице, или как тут у вас казнят предателей!

Солдат вытаращился, открыл рот, да так и остался сидеть с протянутой рукой, где блестела горсть монет. Я оправил пальто и вернулся в кафе, и посетители смотрели на меня совсем иначе. Как на подонка и мерзавца, возомнившего себя вершиной мира и готового втоптать в грязь всех, кто осмелится оспорить мою власть и статус.

— Идём, — протянул Афине руку. — Вот она — реальная романтика. А не та, что пишут в книгах.

Мы прошли всего несколько шагов, прежде чем от толпы отделился человек в черной мантии и заступил нам дорогу.

— Капитан Старцев? — сухо спросил незнакомец.

— А кто спрашивает? — я насторожился, вырисовывая в уме колдовской щит.

— Я из Академии. Магистр Распутина хочет вас видеть. Немедленно.

Вот и отдохнули, и перекусили.

Загрузка...