— Хоган! — всадники вскинули факелы, приветствуя нас, когда мы на бреющем полете пронеслись над ильвас.
Вел отряд Арран вместе с Юстасом и Тульмой. Юный воин заметно возмужал и обзавелся свежими татуировками на плечах и новыми украшениями в распущенной вороной гриве.
Стоило мне свистнуть, как вперед протиснулся Снежок вместе со своей рыжей подругой. Я же со своей спутницей приземлились на крупы и возглавили атаку.
— Здесь сотен пять, не меньше! — склонился к самодовольно ухмыляющемуся Ратникову. У особиста была обычная лошадь со всем подобающим снаряжением, и старик прекрасно чувствовал себя в седле. — Как вам удалось собрать такую силу?
— Я пообещал им землю и независимость на правах автономии, — хитрый лис подмигнул.
— Серьезно? — понизил голос, чтобы Арран ничего не подслушал. — А это вообще реально?
— А это, дорогой друг, зависит от трех факторов. От вас, вашей победы и вашего обращения к императору, — обер-прокурор указал на темнеющую вдали громаду линкора.
— Что ж… За это стоит побороться. Ильвас! — ветер подхватил возглас и громом прокатил над кавалькадой. — Все — за мной!
Южный отряд уже начал обстрел Академии, прячась за оставленными или разбитыми заставами и блокпостами.
Тех же защитников, кто не успел или не захотел отойти за стены, сжигали магией прикрепленные группы манородных.
По большому счету, десантники встречали такое же сопротивление, как прежде бронепоезд. То есть, никакое. Будь на их пути колдуны — продвижение бы замедлилось, пусть и совсем немного.
Но на каждый угол волшебника не поставишь — этот ресурс и раньше был штучный, а теперь и вовсе на вес золота.
Однако ситуация изменилась разительным образом, когда в тыл южному отряду ударила индейская конница, без промаха паля и пуская стрелы.
Выродки тут же накрылись щитами и открыли ответный огонь. Но на узкой улице, зажатой между рядами трехэтажных особняков, с волшбой особо не развернешься.
Ну, поразишь первый ряд, ну второй, да хоть сразу пять, а затем оставшаяся волна неминуемо нахлынет и утопит в крови с головой.
К тому же, мы с Ритой скакали впереди и прикрывали союзников сдвоенным барьером, протянутым от стены к стене, от брусчатки до крыш.
В таком положении численное преимущество ублюдков полностью нивелировалось. Какая разница, сколько человек мечут магию в заслон — два или пятнадцать?
Заклинания все равно отскочат или поглотятся преградой, а наших сил вполне хватит, чтобы выдержать пару-тройку залпов.
Разумеется, будь мы без коней, наш барьер уничтожили бы еще на подходе, но скорость и внезапность сыграли свои роли в полной мере.
Враги успели ослабить щит лишь на треть, прежде чем визжащая и улюлюкающая толпа налетела лавиной и устроила жуткую свалку.
Колдуны находились в самой гуще стрелков — так проще и эффективнее защищать их. И едва ряды сошлись в ближнем бою, я и Рита обрушили на манородных всю свою мощь.
Стремительного и сокрушающего навала хватило, чтобы окружность силового купола сжалась и обнажила налетчикам тыл.
На беззащитных боевиков тут же налетели индейцы, расстреливая в упор, топча копытами и рубя томагавками.
И если чародеи обладали хоть какой-то выдержкой и дисциплиной, то собранный по кабакам, трущобам и подворотням сброд мигом дрогнул и ринулся под спасительный щит, сминая порядки и сбивая подельников с ног не хуже наших воинов.
Те же, кто остался под заслоном, открыли ответный огонь, и многие благородные дикари пали, сраженные пулями и дробью.
Мы пытались защищать всех, но выродки теснили и ослабляли нас слаженными залпами. Силы уходили, как вода из пробитой бочки, и атака имела все шансы захлебнуться в ближайшее время.
Ведь если индейцы лишатся нашей помощи, их многократное превосходство в живой силе потеряет всяческий смысл.
Чтобы не допустить этого, пришлось пойти на серьезные меры. Воздев руки к небесам, я сжал кулаки и со всей мочи потянул на себя.
Фасады ближайших домов изошли трещинами, из которых белыми струями посыпалось каменное крошево, а затем раскололись на крупные обломки и рухнули на головы налетчиков.
Барьеры устояли, но заметно уменьшились в размерах, и на их поддержание пришлось отвлечь значительное количество колдунов.
Из-за чего еще больше стрелков оказалось вне полусферы, что равносильно выходу в открытый космос без скафандра. И наемники гибли столь же быстро, не в силах справиться с чудовищным натиском.
Сердце бешено колотилось, взор туманили радужные пятна, но я швырял и швырял в манородных куски кирпичной кладки, понимая, что прорыв фланга значительно перевесит чашу победы в нашу сторону.
Рита помогала хоронить подонков под толщей породы, что становилась все тяжелее и требовала все больше маны для сдерживания.
Возможно, искусственные чародеи необычайно могучи, однако по роду и духу оставались типичными псами с городского дна. А у этих кадров закон один — нападай толпой и гноби слабого.
Если же слабый внезапно показывает зубы и дает отпор, весь боевой запал улетучивается из их гнилых душонок. Как уже говорил, можно вручить трусу пулемет, но героем это его не сделает.
Мало обладать дурной силой — нужно не бояться ее применять и твердо знать, за что сражаешься. И как показала практика, промытые мозги вовсе не означают железную волю и нерушимый порыв.
Голь и шантрапа не могла понять великих идей так же, как рядовой гражданин не может понять, каково быть миллиардером.
Любая пропаганда для них — за гранью осознания, а вот что доходит быстрее всего — так это возможность безнаказанно грабить и мстить всем, кто хоть на ступеньку выше на социальной лестнице.
И когда набег пошел не по плану, мелкие бандиты тут же поплыли и заметались, как крысы на сковородке. Мы же прекрасно осознавали, что стоит на кону, и не жалели сил, закапывая тварей все глубже.
Когда же курган поднялся выше близстоящих зданий, грянул оглушительный взрыв, и во все стороны быстрее шрапнели брызнуло красное крошево.
Каким-то чудом врагам удалось объединить усилия и пробить саркофаг, однако вместо того, чтобы перейти в контрнаступление и наказать обидчиков, остатки волшебной своры помчали прочь, очертя головы.
— Уничтожьте всех! — крикнул, взмывая в воздух. — Не дайте им добраться до соседнего отряда!
Повторять не пришлось — топочущий и вопящий поток хлынул вслед за беглецами, снося их целыми дюжинами.
Тем более, на подступах к площади улица расширялась, и всадники легко взяли в клещи теперь уже улепетывающих противников.
Я же поспешил в порт — проверить северный фронт и по возможности прорвать блокаду. И еще не подлете понял, что здесь быстрой победы достичь не получится.
Ни у морпехов, ни у ополчения, ни у городовых не осталось моторизированных или конных соединений для стремительного натиска. Даже под Орестом убили коня, а его самого ранили в плечо.
Из-за невозможности перехватить инициативу, между защитниками и налетчиками завязалась вялотекущая уличная перестрелка.
Первые не могли продвинуться ближе из-за вражеских колдунов, вторые плевать хотели на пальбу с тыла и быстрым маршем шли на встречу с центровой колонной.
Положение интервентов усугубляла еще и своеобразная партизанская война, развернутая в прилегающих строениях.
Из окон и с крыш непрерывно стреляли — вразнобой, не целясь, из чего попало — от старинных пистолей до мелкокалиберных винтовок.
Встречалось и более экзотическое вооружение вроде наполненных горящим маслом кувшинов и ночных горшков.
Когда же горючка заканчивалась, в ход шло естественное содержимое, нанося врагам непоправимый моральный ущерб.
И что самое удивительное, на «зашквар-бомбы» ублюдки реагировали острее всего — еще бы, ведь пулю пережить можно, а однажды опущенный — навеки опущенный.
В отместку за несмываемый позор по окнам били магией, и строения вдоль улицы выглядели так же, как после рейда бронепоезда.
Фасады горели, кровля проваливалась, хороня под собой храбрых до безрассудства защитников, а мостовую сплошь устилал битый кирпич.
И хоть прямого ущерба от такого сопротивления — кот наплакал, врагам приходилось отвлекаться, и продвижение волей-неволей замедлялось.
Что играло ключевую роль, ведь допустить слияния отрядов ни в коем случае нельзя, иначе их потом не одолеть.
Поэтому, несмотря на усталость, приземлился на передовой и приготовился незамедлительно возглавить наступление, как вдруг услышал знакомый окрик. И хоть грохот на баррикадах стоял страшный, радостный вопль все равно достиг адресата:
— Гектор!
Мне на шею бросилась Варвара с перебинтованной головой и довольной щербатой улыбкой.
— Как дела? Какие новости? Меня вот до ефрейтора повысили, гы… Правда, я не знаю, что это значит, но все равно приятно.
— Южный фронт прорван, — я махнул сидящему поодаль Оресту и тот, поморщившись, показал большой палец.
Наследник Пушкиных использовал странную магию, подобной которой наблюдать еще не доводилось. Он держал в руке укороченную винтовку с револьверным магазином, которая вместо пуль стреляла тонкими огненными лучами.
Одновременно с этим чародей перегородил улицу прямоугольным полупрозрачным щитом, благодаря которому потери исчислялись единицами, а не сотнями.
Пан помогал поддерживать заслон, а Николай Григорьевич метал в противника колдовские гранаты из заправленных лавой керамических шаров.
Толку от них было немного — враги находились в постоянном движении, а защитникам постоянно приходилось их догонять, и эффективность стрельбы сводилась до минимума. Вот если бы что-нибудь (или кто-нибудь) остановили ублюдков — тогда разговор бы пошел иначе.
В поисках ответов я взмыл под облака и увидел, что оставшихся в Академии чародеев уже осадил передовой отряд манородных. Поняв, что подкрепление разбито, Тесла бросила основные силы на штурм.
Ильвас пытались зайти с фланга, но их раз за разом отгоняли колдуны, плотным огнем вынуждая отходить за дома.
Если же северная группировка прибудет на помощь центру, то волшебников соберется достаточно для того, чтобы полностью разгромить индейцев и в то же время надежно защититься от обстрела со стен.
В итоге мы понесем колоссальные потери, а противник обретет достаточно сил для успешной осады.
Нет, надо прорываться любой ценой, иначе потеряем все.
— Мы должны помочь осажденным! — я вскочил на баррикаду и поднял руку, над которой взмыл сияющий клинок. — Судьба Империи решается здесь и сейчас! В бой, братья! Ура!!
— Уррр-а-а-а-а! — подхватила пара сотен глоток.
Я первым бросился в атаку, выставив перед собой щит. Орест с раскаленной добела шашкой и колдовским ружьем несся справа, Пушкин-старший и Пан — слева.
Миг спустя в нас полетели огненные шары и разряды молний, но барьеры выдержали натиск, хоть и заметно уменьшились в размерах.
Края полупрозрачных пластин изошли трещинами, как разбитое автомобильное стекло, и разомкнулись. И в образовавшиеся бреши со свистом влетали пули, и морпехи падали вперемешку с заводскими рабочими, а матросы — с городовыми.
В смерти мы все едины, смерти плевать, какого ты цвета или статуса, правый или виноватый. Смерть может одолеть только истовая воля к жизни — причем необязательно своей.
Только так можно сломать костлявой хребет и вырваться из хладных пальцев. Только так побеждают, несмотря на все преграды и опасности. Проявишь смелость — и можешь погибнуть. Струсишь — погибнешь наверняка.
— Подходим вплотную! — заорал, ускоряя шаг.
Несмотря на потери, прятаться за укрытия и начинать новую позиционку нельзя — иначе накроют так, что уже не высунешься.
Надо подобраться максимально близко — чуть ли не на дистанцию штыковой, ведь вблизи манородные теряются, а их приспешники сдают назад.
Уличное воспитание — их главная слабость. Городские хищники опасны только при очевидном превосходстве — я доказал это всего несколько минут назад.
Значит, надо терпеть, несмотря на стремительно сужающийся заслон. Значит, придется рисковать, ведь отступление неминуемо угробит нас всех.
И на чародеях — самый большой груз ответственности, потому что без нас защитники не продержатся и секунды.
И меня распирало от радости, когда видел, что даже закоренелые дельцы и властолюбцы способны на самоотверженный подвиг. Значит, не все потеряно. Значит, будем жить, мать Россия!
Но как вскоре оказалось, далеко не все вопросы можно решить всплеском патриотизма. Как только мы подошли вплотную, ублюдки сняли заслоны и обрушили на нас такую стихийную бурю, что я лишь чудом не сгорел на месте.
А если быть точнее, чудом оказался Хмельницкий — Дмитро первым накрыл нас куполом и уберег большую часть бойцов от цунами жидкого пламени.
Остальных же подхватил ревущий сель, впитавший в себя жар огня, вязкость магмы и подвижность воды. Не меньше полусотни бедолаг растворились в бурлящем потоке, и все попытки потушить его не увенчались успехом.
Вода мгновенно испарялась, глыбы льда — взрывались, и все, что мы могли сделать — отступать под прикрытием барьеров.
И всего через несколько шагов стало ясно — далеко таким темпом не уйдем. Воздух под пузырем нагревался быстрее, чем в электрогриле, да к тому же еще насыщался гарью и ядовитыми испарениями.
Двигаться в густеющей толще удавалось с огромным трудом — создавалось впечатление, что бредешь по шею в трясине и несешь на вытянутых руках мешок цемента.
И что хуже всего — сель затекал во все подворотни и закоулки, и попытки свернуть с его пути тоже обернулись полным провалом.
Пламя перекинулось на дома, и через пару минут пожар охватил весь квартал, отрезая последние пути к отступлению.
Впрочем, чародеи бы спаслись — окружили бы себя заслонами и воспарили под облака, но тогда бойцов ждала бы худшая из смертей.
Пожертвовать таким количеством людей лично я не был готов, и до последнего налегал на полусферу, однако та предательски опускалась, будто потолок в гробнице из старого приключенческого фильма.
Масса магмы давила трехпудовой плитой, и под таким прессингом нам пришлось остановиться. Сил не хватало даже на пару шагов, а Николай Григорьевич и вовсе упал на колено, встав в позу атланта, удерживающего небосвод.
Узники ловушки обливались потом и жадно глотали спертый воздух, а кто-то из матросов уже начал молиться за упокой наших мятущихся душ.
И на помощь не позовешь — бесполезно протягивать воздуховод через тонну «карамели» температурой в пару тысяч градусов. А тот воздух, что удавалось отфильтровывать снаружи, нагревался так, что проще сразу задохнуться.
— Черт, — Варя облизнула пересохшие губы. — Кажется, это конец.
— Не думаю, — ответил Орест. — Нам надо разделиться и отступать небольшими отрядами. Тогда сель распадется на несколько луж, и идти станет гораздо легче.
— План хорош, — крякнул Пушкин. — Но пока нас так плющит, разделиться не получится. Нужно ослабить давление — например, перекрыв хотя бы половину потока.
— Это отнимет уйму сил, — резонно заметил я. — И на отход может попросту не остаться маны.
— Я знаю, — оружейник кивнул. — Живая плотина — это билет в один конец. Но кто-то должен это сделать, иначе погибнут все. Я предлагаю свою кандидатуру.
— Что?! — Варя всплеснула руками, а в глазу заблестели слезы. — Так нельзя! Ты не можешь…
— Не спорь!
— Она права, — Хмельницкий выпрямился, несмотря на нечеловеческую тяжесть в понурых плечах. — Только останешься не ты, а я. И вот с этим спорить не позволю. Я натворил уйму бед и должен ответить за все. Надеюсь, это хоть немного смоет ту грязь и кровь, в которой я запачкался по самые уши. Но помните — мой род ни в чем не виноват. Все зло — на мне и только на мне.
— Спасибо, — шагнул к бородачу и поклонился, потому что подать руку не получилось бы при всем желании. — Мы этого не забудем.
— Уж надеюсь, — фыркнул Пан и медленно, точно водолаз в скафандре, подошел к краю купола. — Знаешь, до знакомства с тобой я думал, что все городское дворянство — сборище мудаков, упырей и казнокрадов. И потому сам старался соответствовать моде. Но теперь вижу, как сильно заблуждался. И рад, что хотя бы в последний миг увидел правду. Ты достойный человек, Гектор. И заражаешь благородством всех вокруг, — Хмельницкий усмехнулся и покачал головой. — Даже меня. А теперь иди — и уничтожь эту гадину. Считай это моей последней волей.
— Прощай, Дмитро.
— До побачення на тому світі.
Толстяк захрипел, припал на колено и выпрямил руки перед собой. Щит над ним изогнулся в прямоугольник, перекрывший путь тягучему огненному киселю.
Но всего через пару мгновений заслон дрогнул и продавился вовнутрь, несмотря на все старания помещика. Пан рычал, как раненый медведь, и сучил ногами по земле, однако нависшая над ним шишка только разрасталась.
Очень хотелось помочь, но тогда погибли бы все. Войн без потерь не бывает — об этом забывать не стоит, особенно, если хочешь победить.
С печалью на душе поднял свой барьер и спрятал под ним, как под шатром, три десятка ополченцев. Остальные чародеи поступили так же, и сразу после разделения удельное давление на площадь уменьшилось, и тяжесть значительно ослабла.
И нам удалось отступить в самый конец улицы, прежде чем наполненный магмой прыщ лопнул и обратил в пепел пришедшего к искуплению лиходея.
Пожалуй, он заслужил хотя бы то, чтобы его семейство отправили не на каторгу, а в ссылку. Например, в резервацию к ильвас — с гарантией полной безопасности от последних.
И если Хмельницкие вслед за отцом встанут на путь исправления — тогда, глядишь, можно будет обсудить и восстановление в правах. Как ни крути, а это куда лучшая участь, чем они заслуживают.
Когда же огненный сель растекся и остыл, мы увидели удручающую картину. Как оказалось, пока боролись с магмой, северный отряд объединился с основным, и теперь оба вовсю штурмовали Академию.
Индейцы же разбежались по району, спугнутые ожесточенным колдовским огнем. Силы защитников также стремительно таяли, ведь под таким натиском они могли только обороняться, а то время как прихвостни Теслы чувствовали себя королями положения.
Захватчики прочно обосновались на главной улице и держали оборону с трех сторон, так что прямая атака обернулась бы неминуемой гибелью.
Зараза…
Ну почему удача всегда ускользает прежде, чем успеваю схватить ее за хвост!