— У обоих крайняя степень физического и ментального перенапряжения, — сообщила Распутина, когда вышла из палаты. — Но жить будут.
Рита с облегчением выдохнула и потерла вспотевший лоб. Я набрался наглости и приобнял ее за плечо — девушка вздрогнула, но не отстранилась.
— Выставьте в лазарете усиленную охрану, — сказал я. — В том числе и магическую.
— Я в курсе, — женщина злобно зыркнула в мою сторону. — Смерть Кросс-Ландау перевернет город с ног на голову. Порядок здесь тот еще, но всяко лучше анархии.
Магистр ушла, а мы потихоньку направились к выходу. Сами устали, как собаки, но впереди ждало еще очень много дел.
— Не понимаю, — Рита тряхнула медной прядью. — Зачем Хмельницкому похищать Альберта и отдавать янки? И при чем тут манород?
— Пока что в этой истории слишком много белых пятен. Возможно, американцы сами перехватили парня, чтобы шантажировать отца. Возможно, Хмельницкие хотели таким образом ослабить конкурента. Возможно, они здесь вообще ни при чем, а говор похитителей — случайное совпадение. Так или иначе, все следы ведут к Дмитро.
— Будь осторожен. Это очень опасный человек. И среди криминальных семей известен не иначе, как Пан. Многие подозревали, что он не просто авторитет среди банд — а заправляет всеми ими. Но тех, кто поднимал этот вопрос, вскоре находили в прериях — без языков и скальпов. Грешили на индейцев, но… сам понимаешь.
— Понимаю. Значит, к встрече к ним стоит хорошенько подготовиться.
— Гектор, — волшебница остановилась и заглянула в глаза. — Моя семья перед тобой в неоплатном долгу. Проси, чего хочешь.
— Прямо вот чего хочу? — беззлобно ухмыльнулся, любуясь напряженной мордашкой. — Тогда как насчет стать моей женой?
Болезненная бледность сменилась густой краской.
Я ожидал возмущенных выкриков и топанья ножкой, но вместо этого получил такую пощечину, что котелок отлетел метров на пять, а сам я крутанул головой, как от боксерского хука.
Это уже не пощечина — это полноценный лещ, и я получил бы и второго, если бы не вскинул ладони и не выкрикнул:
— Прости, прости! Это просто шутка. Хотел немного тебя взбодрить.
— Что ж, — Рита нервно заправила за ухо упавший на лицо локон. — Здорово получилось. Правда, я и так как на иголках…
— Расслабься. Родным ничего не угрожает.
— Да я не только из-за них… — буркнула спутница. — В общем, давай без женитьбы, хорошо?
— Хорошо. Мне нужны пятнадцать тысяч рублей ссуды и кое-какой документ. Деньги со временем верну, а вот бумаги и станут вашей платой.
— Надеюсь, мне не придется отписать тебе поместье или порт.
— Нет, — подмигнул и свел большой и указательный пальцы. — Только маленький кусочек.
Рита отправилась к семейным юристам — оформлять мою награду, а я вместе с Марком заехал в канцелярию. Где составил подробнейший отчет о произошедшем в океане и о собственных догадках на этот счет. Юстас внимательно изучил написанное, после чего спрятал в общую папку и покачал головой.
— Ты предлагаешь устроить облавы и обыски в семье, которая снабжает продовольствием императорскую армию? И только потому, что у неких бандитов был сельский говорок? Увы, это слишком косвенные улики. С этим мы не добьемся ничего, кроме проблем.
— Я не предлагаю действовать прямо и открыто. Но взять на карандаш Пана не помешает.
— Он уже давно на карандаше, — Ратников наклонился, и свет настольной лампы залил бликами круглые очки. — Как и вы. И все остальные. Но пока что мои агенты находят только мелкую контрабанду и попытки уклоняться от налогов. Только и всего.
— Что ж, — я встал и небрежно поклонился. — Больше мне добавить нечего.
— Не забывайте о своем главном козыре, — напутствовал особист. — С представителями закона никто работать не станет. А вот с благородной семьей — очень даже.
В особняке адмирала нас ждали три увесистых кейса из черного дерева и с кодовыми замками.
В одном лежали десять тысяч — компенсация за спаленное кабаре.
Во втором — пять тысяч на оперативные расходы.
В третьем — толстый лист атласной бумаги, исписанный красивым каллиграфическим почерком и украшенный родовой печатью.
Первый и последний спрятал под сиденьями в авто — если все пройдет, как задумано, долго им там лежать не придется. А содержимое второго рассовал по карманам, свистнул Марку и велел катить к цирюльнику, а затем — к самому дорогому магазину одежды во всем припортовом районе.
Подстригшись под модные полубоксы, купили роскошные тройки из темного сукна и снарядились по полной программе для важных переговоров.
Котелки, золотые часы на цепочках, трости с набалдашниками из слоновой кости.
В оружейной лавке оставили ржавые наганы и взяли крупнокалиберные серебристые револьверы.
Розовую кроху вернули Механику, и там же «по знакомству» приобрели длинный роскошный кабриолет — блестящий, цвета обсидианового скола и внешним видом напоминающий Morgan Plus 8.
— И запомни, — сказал брату, который выглядел так, словно укололся концентрированной радостью и азартом. Глаза блестели, что фары, ноги выплясывали чечетку на педалях, а пальцы неистово наглаживали обтянутый кожей руль. — Не смей вести себя, как уличный босяк. И не вздумай опозорить меня и наш род. Ты слишком долго прозябал на дне. Сегодня я покажу тебе берег.
Во всем этом великолепии подкатили к изысканному ресторану, где по сообщениям окрестной шпаны, любил обедать Хмельницкий-младший.
Швейцары в желтых ливреях отвесили нам поклоны в пояс и распахнули стеклянные двери. Стоило переступить порог, как звон вилок и бокалов стих, а все внимание немногочисленных посетителей нацелилось на нас, как дула винтовок.
Мужчины хмурились в ожидании беды, леди перешептывались между собой, бросая на нас взгляды, полные смеси страха, любопытства и страсти.
Даже музыканты прекратили играть, и в воцарившейся тишине мы подошли к барной стойке, гулко стуча подбитыми каблуками.
— Чего изволите? — спросил манерный бармен в приталенном белом жакете.
— Позвоните Гордею, — я бесцеремонно положил на стойку трость, как бы намекая, что правила этикета могут закончиться в любой момент. — И передайте, что одна семья желает обсудить вопрос с кабаре — он все поймет. Мы будем ждать вон там, — указал на большой круглый стол на самом видном месте зала, и сидящие там господа вмиг испарились. — Принесите брату бокал легкого пива, а мне — чаю. И ваших лучших закусок.
— Да, господин, — бармен склонил плешивую голову. — Сию минуту.
— Благодарю, — забрал трость и положил на стойку банкноту в сто рублей, которой хватило бы на бочку пива и цистерну чая.
Но раз уж переговоры прошли успешно, и никто не стал бузить и артачиться, можно сбавить воинственный накал и щедро отблагодарить товарища за сотрудничество.
Вскоре к нам подошла официантка в коротком блестящем платье и переставила с подноса пиво и чай. Марк по старой привычке схватил ее за осиную талию и хотел усадить себе на колени, но я стукнул тростью в пол и прорычал:
— Еще раз — и стукну по башке.
— Скучно тут, — парень развалился на кресле. — Как в музее. Я хочу бухать и жарить мамзелей прямо на столе. Давай съездим в портовый кабак, а?
— Я туда не поеду. И ты — тоже. Нас ждут серьезные дела, так что заранее готовься учиться и вкалывать, а не пинать вола. И вести себя согласно статусу и положению. Если же хочешь и дальше жрать дешевый самогон, цеплять всякую дрянь от грязных шлюх и рано или поздно получить перо под ребро — вставай и катись на все четыре стороны. Теперь я без труда найду и водителя, и помощника.
— Хуже отца, — Марк отвернулся и резко изменился в лице.
И вскоре стало ясно, почему. У входа с визгом затормозили машины — одна, вторая, третья. Захлопали дверцы, застучали сапоги — если Гордей и ездит с целым взводом охраны, то к чему такая поспешность? Как полицейская облава, ей богу.
В ресторан ввалились десять рослых плечистых молодцев в соломенных шляпах и светлых пальто, под которыми покачивались карабины и кобуры с револьверами.
— Вон они! — бармен указал на нас и спрятался за стойкой.
Бугаи направились к нашему столику. Кажется, я малость переборщил с конспирацией, и нас приняли не то за рэкетиров, не то за членов враждебной банды.
Так или иначе, вместо наследника по тревоге приехала группа быстрого реагирования местного разлива.
И нас однозначно ждали бы сломанные кости, а то и что похуже, если бы на моей стороне не оставался Дар.
Главное — не спалить и это заведение, ведь за него придется отстегнуть несоизмеримо больше.
И в этот раз призвал на помощь не огонь, а воду, превратив ее в тончайший слой льда под ногами бандитов.
Какое-то время те маршировали на месте лунной походкой, а затем дуновение ветра сбило с ног всю десятку.
Тут слегка перестарался, и во все стороны полетела посуда, скатерти и подолы платьев.
Почтенная публика с воплями кинулась прочь, а я же с усмешкой вращал пальцем, точно перемешивал чай в стакане, и бугаи с вытаращенными зенками вертелись на полу, как заправские брейк-дансеры.
Увы, шоу пришлось прервать, когда над ухом щелкнул курок, а в затылок уперлось холодное дуло.
— Закiнчуй цей балаган, — узнал знакомый голос. — Про шо хотiв казати?
Охранники замерли, а зашедший с черного входа Гордей спрятал револьвер и сел напротив. Я велел Марку принести чемоданы и открыл тот, что с деньгами.
— Здесь вся сумма.
— А там? — Хмельницкий указал трубкой на тонкий кейс, куда могли поместиться только бумаги.
— А там кое-что крайне важное, о чем я хочу лично переговорить с твоим отцом.
— Отец со всякой шушерой не балакает, — очевидно, Гордей мог спокойно разговаривать на русском, просто не хотел.
— А как насчет уполномоченного посредника семьи Кросс-Ландау? — я положил ладонь на кейс и многозначительно посмотрел на собеседника. — С правом торговать алкоголем в порту.
Толстяк насупился и зыркнул исподлобья.
— А не брешешь? Ну-ка, покажи. Если подделка или филькина грамота — я сломаю тебе ноги. И плевать, что чаклун.
Я открыл крышку и повернул чемодан к Гордею. Тот поднес лист к лицу и долго изучал, разве что не обнюхивая печать. После чего сказал:
— Крыжовник и сирень.
— Что? — не сразу понял, к чему он клонит.
— Любимые духи Риты. Очень редкие, от частного зельевара прямиком из Польши. Ни у кого таких больше нет. Значит, подпись настоящая. Не знаю, как ты ее добыл, но мне твой подход нравится. Три дня назад вернулся с фронта в обнищавший дом, а уже ходишь, как англицкий джентльмен, катаешь на элитном кабриолете и сыплешь грошами налево-направо. Пожалуй, к тебе стоит приглядеться получше. Езжай за нами.
Широкая гравийная дорога петляла меж раздольных полей, протянувшихся от горизонта до горизонта.
Я увидел и пшеницу, и ячмень, и стройные ряды кукурузы и красно-зеленые всходы сахарной свеклы — культуры, идеально подходящие и для здорового сытного питания, и для производства алкоголя.
Нам навстречу то и дело катили грузовики с цистернами, кунгами и насыпными кузовами. Иной техники не заметил — похоже, с изобретением трактора здесь тоже повременили. Да и зачем, если недостатка в рабочей силе не имелось.
Всюду сновали смуглые фигуры с длинными черными волосами — десятки, сотни, а может и тысячи. С корзинами, тяпками, ведрами и тачками — собирали, рыхлили, удобряли, не покладая рук и не разгибая спин.
И глядя на тощие изнуренные тела, едва прикрытые отрезами хлопчатой ткани, я сильно сомневался, что батракам здесь платят достойную зарплату.
За аборигенами присматривали конные разъезды — лихие молодчики в джинсах и ковбойских шляпах внимательно следили за полями, держа для воров и налетчиков карабины, а для непокорных индейцев — лассо и длинные кнуты.
И одними только избиениями наказания не ограничивались.
Вдоль дороги тянулись телеграфные столбы, и чем дальше мы отъезжали от города, тем чаще встречали рабочих, подвешенных за руки на опорах — так, что земли касались только пальцы.
Мужчины и женщины стояли со связанными запястьями, а на их шеях висели тяжелые металлические блины — килограмм по пять навскидку.
Выглядели страдальцы крайне паршиво — кто стонал от жажды и жары, кто безвольно свешивал голову, а кто и вовсе не подавал признаков жизни.
— За что их так? — спросил, с тревогой поглядывая на обочины. Увиденное очень напоминало зверства в лагерях террористов, и от этого стало еще больше не по себе.
— За пьянство, — Марк сдул с носа жирную муху, что в изобилии роились над подвешенными. — Пока работаешь — пить нельзя ни капли, иначе — столб.
— А что, проблемы с пьянством? Что приходится выдумывать такие пытки?
— Скоро сам увидишь, — усмехнулся брат.
Километров через десять показалась резиденция — похожее на крепость трехэтажное здание с множеством подсобных построек — складов, цехов, казарм, бараков — в обнесенном кирпичной стеной дворе.
На высоких деревянных вышках прогуливались снайперы, и на крыше одной из них заметил торчащую стрелу. Похоже, далеко не все смирились с положением крепостных крестьян, вот только противопоставить ружьям и пулеметам ничего не могли.
Пока охранники открывали ворота, понаблюдал за небольшой сценкой, разыгравшейся недалеко от входа.
Там стоял грузовик, а рядом — запряженная гнедым конем телега.
На козлах сидел пожилой индеец в расшитом пончо, а двое молодых ребят вяло перегружали звенящие ящики. У всех на лицах отражались следы долгого и неумеренного пьянства — отеки, лопнувшие на носах сосуды и легкий тремор.
При том подметил еще пару деталей, которые никак нельзя связать с запоями — у краснокожих помимо раскосых миндалевидных глаз были длинные заостренные уши.
— Из какого они племени? — спросил с удивлением, все еще не веря увиденному. Впрочем, если здесь есть магия, значит должны быть и сказочные существа.
— Ильвас… — тот устало смахнул пот со лба. — Или эльвас. Кому как нравится.
— Знаешь, где живут?
— Да. Неподалеку резервация. Если с девками галяк — берешь хлеб, виски, и зажигаешь, с кем хочешь.
— Охраны много?
— Вообще никакой.
— Почему?
— Потому, что индейцы сидят на бухле крепче, чем на опии. И готовы пахать с утра до ночи за бутылку и миску каши.
— То есть, Хмельницкий их спаивает, чтобы получить бесплатную рабочую силу?
— А кому сейчас легко? — Марк сплюнул. — Каждый вертится, как умеет.
Конвой дуболомов сопроводил нас в роскошно обставленный холл — мраморные плитки на полу, полуколонны на стенах, а под потолком — огромная люстра на сотню свечей.
Хозяин явно придерживался традиций и с опаской посматривал на новшества.
Это объясняло и отсутствие электричества, и подневольный труд — причем не только на полях.
За столом прислуживали индианки — молодые, стройные, не изуродованные водкой и непосильной работой.
Теперь сходства с эльфийками стало еще больше — узкие и бесконечно красивые треугольные лица, кошачья грация и печальные взгляды. А фигуры — мое почтение. Тем более, что из одежды они носили только кружевные переднички.
От канона отличала только загорелая кожа и темные волосы, а в остальном — хоть сейчас во «Властелин колец». А еще лучше — в сериал от Амазона, там такие актрисы зайдут на ура.
Во главе стола на огромном резном троне вальяжно расселся Дмитро Хмельницкий — полноватый пожилой мужчина.
В силу врожденного консерватизма он стригся под горшок, а за бородой не ухаживал вовсе, и та растрепанным веником лежала на косоворотке, заправленной в безразмерные шаровары.
Для полноты картины не хватало только ведра вареников под носом, которые мужик закидывал бы в рот с помощью магии.
А вот пятилитровая бутыль с самогоном (правда, кристально чистым, а не молочно-мутным, как в фильмах) стояла на месте, и Пан успел приголубить четверть, но при том не выглядел сколь-нибудь пьяным.
— Батько, — Гордей снял шляпу и низко поклонился. — До тебе гості з важливою пропозицією.
— I що мені можуть запропонувати ці зубожілі пси? — сонно пробасил Хмельницкий, и в этом голосе таилось больше угрозы, чем в хриплом теноре крестного отца.
— Вони мають дозвіл на торгівлю горілкою в порту. Бажають стати посередниками між нами та Ландау.
— Дай гляну.
Гордей осторожно, точно гремучую змею, поднес кейс и положил перед отцом. Все это время бугаи не спускали с нас глаз, а судя по топорщащимся полам пальто — револьверы тоже. Ничего особенного, когда имеешь дело с колдуном.
Мужик долго изучал каждую буковку, после чего кивнул и сказал:
— Добре, — и перешел на русский — столь же чистый, как и самогон в бутыли. — Присаживайтесь, господа. Как насчет супа с галушками?
— Премного благодарен, — я занял предложенное место.
— Адмирал никому и никогда не разрешал торговать водкой на своей земле. Все переживал за дисциплину. Боялся, что пьяная матросня натворит бед.
Рита предупреждала об этом, но я дал слово, что не превращу заведение в притон и рассадник криминала. И даже подписал официальное гарантийное письмо, при нарушении которого разрешение на торговлю аннулируют.
— Не знаю, как вам удалось его переубедить, но документ в самом деле подлинный. Итак, что вы задумали?
— Я не хочу открывать кабак или бордель. Этим добром вся округа застроена. Я хочу открыть элитное заведение для высоких гостей и старших офицеров — в том числе, иностранных. Никакого разврата и беспутства, только нотки местного колорита. Азартные игры, дорогой алкоголь, приятная музыка, поэтические выступления и пикантные увеселительные программы — не более. Что-то вроде кабаре, только для элиты.
— Любопытно, — Пан пошевелил усами. — Но твое кабаре не выглядит как место, где водка течет рекой. Какой смысл вкладываться, если благородные сэры изволят испить рюмочку за вечер?
— Смысл в том, что при грамотной подаче можно брать за эту рюмочку, как за ящик. А то и больше. Я собираюсь не просто продавать алкоголь. Я собираюсь продавать элитарность — возможность прикоснуться к чему-то, недоступному простым смертным. А это стоит куда больше. К тому же, сэры и доны наверняка захотят вспомнить о прекрасно проведенном времени. И с удовольствием возьмут на память сотню-другую бутылок — а то и больше. Простой же моряк выпьет ровно столько, сколько поместится в брюхе.
— Хм… — Пан забарабанил ногтями, обдумывая предложение, которое благодаря моему бескостному языку становилось все привлекательнее.
— Я предлагаю вам долю — ровно половину уставного капитала в сорок тысяч рублей. Двадцать — ваши, двадцать — ссуда под семь процентов годовых. Плюс — первая партия бесплатно. Для начала хватит и грузовика — я вышлю вам подробный список. А еще — мне нужен десяток таких-вот прелестниц, — указал на индианок. — И кабаре взлетит, как ра… снаряд из пушки.
— А если нет? — Пан нахмурился и подался вперед. — Вы и так в долгах, как в шелках. Чем собираешься отдавать, если прогоришь?
— Я готов заложить свой дом, — уверенно произнес в ответ.
— Гек, ты че?! — Марк чуть со стула не вскочил, но я жестом велел ему сесть.
— Твоей халупе — десять штук красная цена. Столько и получишь взаймы. Бухло и баб — так уж и быть, дам бесплатно. Сейчас мои люди подготовят документы. Но бумажки бумажками, а среди нас закон простой — вздумаешь меня кинуть, и я сотру вас в порошок. И это не фигура речи. Ты знаешь, как дикари готовят пеммикан?
— Знаю.
— Вот и молодец. Ну а теперь выпьем за удачную сделку!