Интриган. Новый Петербург

Глава 36

Полсотни выродков бросились в нашу сторону, точно позабыв, что это — не разборка стенка на стенку, а магическое противостояние.

Чем еще раз подтвердили прописную истину — легко вытащить шпану из подворотни, но подворотню из шпаны — куда сложнее.

Хором ухнули пушки, застрекотали пулеметы, отрывисто залаяли винтовки, но врагов накачали так, что даже ядра и картечь отскакивали от щитов, как от корабельной брони.

— Уводите людей! — я обратился к старому усатому капитану, что командовал обороной. — Немедленно!

Офицер в сомнении посмотрел на Распутину — та кивнула. И в этот миг фасад облизнули огненные струи.

Маги успели окружить себя заслонами, а вот солдатам у бойниц досталось по первое число. Все, кто находился вблизи окон, превратились в живые факелы, и с дикими воплями бросились кто куда, точно стайка куриц с отрубленными головами.

Я мгновенно призвал стихии воды и ветра и превратил воду в пену, которой и накрыл почти весь этаж. Многих удалось потушить, но не спасти — с такими чудовищными ожогами защитники умирали один за другим от болевого шока.

Здание наполнилось криками и стонами, и от всего этого у меня не на шутку забурлила кровь. Однако я быстро унял ярость, а заодно мысленно поблагодарил противника за отличную подсказку.

Они хотят огня? Они его получат. Но не обычный, а слегка модифицированный с поправкой на современные представления об огнеметных смесях.

Для напалма компонентов, увы, не нашлось, но я придумал иной способ «загустить» огонь. Воззвав к силе земли, извлек из недр черное золото, обладающее и достаточной горючестью, и содержащее в нужной доле парафин.

Объединив стихии, обрушил на врагов огненный дождь. Тяжелая ревущая струя захлестнула бронепоезд, вязкой горящей массой сползая по стенкам и затекая в бойницы.

Та же участь постигла и барьеры — манородные оказались заключены в горящие исторгающие зловонный дым шары, и попытки погасить их ни к чему не привели.

Смесь не брали ни вода, ни ветер — все, что оставалось, это либо ждать, пока масса полностью сгорит, либо сбрасывать щиты с риском поймать на голову горсть-другую жидкого пламени.

Те, что поумнее, предпочли ждать. А самые глупые расширили заслоны во все стороны, точно надуваемые воздушные шарики. Да, таким образом они спаслись от жара, но открылись для ударов защитников.

И за те доли секунды, что минули перед возведением нового заслона, мы прикончили пятерых предателей. На первого София наслала смерч с примесью мелкого крошева, и вращающаяся воронка содрала мясо с костей как пескоструйка — краску.

Второй отделался легче всех — Генрих просто извлек из него всю воду, и подонок умер куда быстрее, чем заслуживал.

Третьего и четвертого запекли по старинному рецепту, когда тушку обмазывали глиной и зарывали в угли. Пан окутал парочку в бурые коконы, а Пушкин от души поддал огоньку, вмиг превратив глину в керамику. Страшная смерть, но лично мне этих мразей ни капельки не жалко.

Я же нацелил на пятого пушку и произнес наученный шаманом наговор. Все это потребовало куда больше времени, чем товарищам, и манородный успел прикрыться щитом.

Но не придал ему достаточной прочности с поправкой на бронебойной заклинание, и ядро размером с кулак пробило брюхо насквозь.

Белобрысый шакал не сразу понял, что случилось — медленно опустил голову, в немом крике распахнул рот, да так и завалился набок.

Но пять против пятидесяти — слишком малый успех. К тому же, пока мы с ними возились, Тесла зарядила главный калибр и нацелила на вокзал.

Софья единственная успела поставить барьер достаточной мощи, и сила соударения оказалась столь велика, что «срикошетившая» в стороны ударная волна разворотила половину фасада и снесла под корень центральный шпиль.

Мало того — волшебницу сшибло с ног «отдачей», и когда мы с адмиралом помогли ей встать, женщина продержалась всего пару мгновений, после чего едва не рухнула из-за подкосившихся коленей.

— Этого не может быть, — простонала архимаг, когда мы усадили ее на лавку. — Это… против самой природы. Против всего нашего естества.

— Боюсь, здесь все закономерно, — вздохнул Генрих. — Если Тесла права, а у меня на ее счет все меньше сомнений, то наш Дар многократно разведен в крови предков, словно микстура гомеопата. Эти же… создания насыщены первородной силой — точно такой же, как у самых первых колдунов, что получили магию непосредственно от драконов. Значит, наша сила — разбавлена за столетия, а у манородных — наоборот, сконцентрирована до предела. И что с этим делать я, ей-боги, не представляю.

— У них единственная слабость, — сказал я. — Радиация. Но я без понятия, как вызвать излучение с помощью магии. И не знаю, что будет с опытными чародеями, а не живыми бомбами. И не случится ли так, что взрывы уничтожат весь город.

— Вы долго будете лясы точить?! — рявкнул Хмельницкий, отразив очередной удар. — Гады наседают!

Налетчики разделились на две команды — первая прикрывала поезд щитами с обоих бортов, а вторая засыпала вокзал фугасными файерболами, что взрывались при каждом попадании. Не сильно — наши барьеры легко сдерживали урон, однако скорость была столь велика, что вполне могла сравниться с РСЗО.

Снаряды летели один за другим, и с интервалом в полсекунды в стены прилетало по два десятка огненных шаров. Передняя часть здания уцелела исключительно благодаря нам, а вот края выглядели, как после ракетного обстрела.

Одновременно с натиском поезд начал движение, а на таранном кулаке вспыхнули руны. Еще немного — и никакие баррикады не помогут, и блокирующий ворота состав просто снесет, несмотря на массу и тормозные колодки.

А мы снова оказались скованы боем, и попытка перейти в контрнаступление грозила ослаблением обороны и полным уничтожением единственной преграды на пути к хаосу.

— Вызовите подкрепление! — обратился к обомлевшей Распутиной, только начавшей приходить в себя.

— Нет, — Софья вяло тряхнула головой. — Здесь их убьют.

— Возможно! — не стал отрицать очевидное. — Но иначе погибнут горожане. Тысячи невинных людей!

— Не думаю. Босота всегда найдет общий язык с босотой. И через пару кварталов налетчики и убийцы превратятся в освободителей, а уже в порту их выйдут встречать с цветами и овациями. Хочешь, чтобы мои ученики полегли ради этого? Нет, Гектор. Не позволю. И если наше время в самом деле ушло, то лучше уйти вслед за ним и дожить свой век в покое, чем бросаться на амбразуру. Сама я готова драться до конца — но не ради черни, что породила ублюдков снаружи. А только ради Академии.

Интересно, их хоть что-нибудь способно вразумить?

— Именно поэтому Тесла побеждает, — бросил я. — Она мыслит глобально, а мы живем по принципу «своя рубашка ближе к телу». И даже сейчас вы опять сдаете назад!

— А что еще делать? — женщина развела руками. — Посмотри на меня. Ощущение, словно батогами били, а ведь я сильнейшая чародейка в городе. А теперь представь, что сделают с первоклассниками… Так что я немедленно прикажу Рите спасаться бегством.

Софья поднесла к губам сложенную лодочкой ладонь, закрыла глаза и быстро зашептала заклинание.

— Одумайтесь! — я шагнул вперед, несмотря на окрик Генриха. — Это безумие! Вы погубите всех нас! Если восстание охватит весь мир, вам нигде не дадут покоя!

Громыхнуло так, что я с трудом удержал равновесие. Со второго этажа открывался отличный вид на перрон, и сейчас его сплошь завалило искореженными вагонами.

Таран оказался в разы мощнее, чем я предполагал, и все баррикады снесли с первого же удара. Осталось лишь раскидать в стороны обломки — и путь свободен.

— Да чтоб вас всех! — Пушкин поднялся с пола и утер кровь с лица, которое выглядело как после бодрой зуботычины.

Рядом стонал и охал Пан, ворочаясь, как перевернутая на спину черепаха. Хорошо, что адмирал вовремя оценил обстановку и подскочил к окну. И призвал на помощь родную стихию, заслонив прореху громадной ледяной линзой.

Шумящий рядом океан придал старику сил, и Генрих начал напитывать барьер до упора, невзирая на дикую усталость.

И колдовская энергия потекла, как из прорванной плотины, и толстый лед слой за слоем покрывал стену, пока та не выросла до размеров самого вокзала.

Но даже этого оказалось недостаточно. Зачарованное орудие выстрелило в середину заграждения, следом в толщу вонзился таран, и ледяной блок треснул пополам.

В это время маги раскалили головной вагон докрасна, и тот медленно вошел в расселину, окруженный клубами пара и бешеным шипением.

Одной только проплавкой дело не ограничилось — манородные высыпали на крышу локомотива и встали вдоль краев с поднятыми ладонями, словно упершись в невидимую стену.

Направляя воду и воздух, враги расширяли щель еще быстрее, и всего через несколько минут в нее без труда протиснулся бы весь состав.

Видя это, Генрих расставил руки и потянул кулаки на себя, остатками мощи противодействуя натиску и пытаясь зажать поезд в ледяных тисках.

Но несмотря на невероятный талант и могущество, у старика ничего не получалось. Он скрипел зубами, обливался потом и дергался, как подвешенный, но не смог замедлить продвижение ни на метр.

Я помог Хмельницкому встать, и тот вместе с Николаем Григорьевичем поспешил на выручку Кросс-Ландау. Я же подбежал к Софье с твердым намерением остановить отступление любой ценой, ведь без поддержки учеников и магистров Петербургу быть пусто.

Та уже вышла на связь с рыжей ведьмой и произнесла:

— Бегите из города, немедленно. Битва проиграна, сопротивление бесполезно. Бегите! Все!

— Нет! — рявкнул во весь голос. — Не слушай ее! Мы держимся!

Воздушная волна ударила в грудь и сбила с ног. Женщина выпрямилась, не сводя с меня разъяренного взора, и колдовской пресс придавил плитой — ни пошевелиться, ни закричать.

Дыхание перехватило, ребра затрещали, легкие обдало огнем. И самое страшное — под зданием стоял такой треск и шипение, что тихих предсмертных хрипов никто бы не услышал, даже если бы стоял всего в дюжине шагов.

Вот и волшебники так увлеклись боем, что не замечали ничего вокруг. Заливали трещину водой, укрепляли блок громадными каменными колоннами и обрушивали на паровоз потоки лавы, а я доживал последние мгновения и ничего не мог сделать.

Боль окутала все тело, мысли путались, от недостатка кислорода сознание обволок зыбкий туман. Распутина меж тем приближалась, нацелив на меня обе ладони, словно пыталась удавить на расстоянии.

И я все еще дышал только потому, что сопернице крепко досталось во время осады. Софья пошатывалась на каждом шагу, сурьма растекалась по лицу черными трупными подтеками, налитые кровью глаза лезли из орбит, а губы сжались в бледную линию.

И некогда красивая и соблазнительная женщина превратилась в олицетворение смерти, а скрюченные пальцы и черное платье лишь подчеркивали образ неминуемой погибели.

Давление то усиливалось, то слабло — в зависимости от того, шла ли убийца или стояла на месте для коротких передышек.

В такие моменты я пытался накрыться хоть каким-нибудь щитом, но заслоны лопались один за другим — все-таки я не манородный, и тягаться с архимагом на равных не получится.

Софья меж тем подковыляла вплотную, надавила коленом на живот и вцепилась в горло. Похоже, решила закончить вручную то, на что не хватало маны.

— Это все из-за тебя… — прошипела Распутина. — Ты принес нам беду. Лучше бы ты сдох на том дирижабле…

Близость и беспомощность цели подстегнули ненависть, ненависть ослабила концентрацию, а вместе с ней — и нажим. Я смог шевелить рукой до локтя, и первым делом зашарил по полу в поисках осколка стекла или куска кирпича, чтобы отбиться от сумасшедшей.

Но как говорится, искал медь, а нашел золото — точнее, холодный изгиб револьверной рукоятки. Оружие в изобилии валялось вокруг после бегства солдат, так что ничего удивительного в находке нет.

Вот только силы почти покинули тело, и погружаясь в пучину небытия, я добрался до спускового крючка и выстрелил в стену.

Грохот пробился сквозь шумовую завесу и привлек внимание соратников — еще бы, кому это взбрело в голову палить в тылу, и зачем? И когда увидели, что происходит, чуть не потеряли дар речи.

Повезло, что Генрих вовремя проявил похвальную расторопность — как ни крути, а у бывалого вояки реакция получше, чем у кузнеца и помещика.

Адмирал бросился к волшебнице, но вместо того, чтобы достать саблю и рубануть промеж ушей, схватил за плечи и попытался оттащить от меня. И миг спустя впечатался в стену, отброшенный воздушным тараном.

— Что… ты делаешь?! — процедил Генрих, борясь с нарастающим ветром.

— Убийцы! — не своим голосом выкрикнула Софья. — Вы убьете моих деток! Но я не позволю! Не отдам!

— Она сошла с ума! — крикнул я, и ослабший было пресс тут же вдавил в пол.

— Нет… — Распутина сгорбилась и вытаращила бешеные глаза. — Это вы безумцы! Это вас надо остановить!

Кто знает, что творилось раньше в голове у колдуньи, что четыре столетия утопала в интригах и заговорах, но теперь архимаг окончательно слетела с катушек.

Ее великую силу попрала шайка нищих неудачников, а угроза неминуемой смерти поставила жирную точку в анамнезе.

Стресс, страх и когнитивный диссонанс от чувства внезапной беспомощности выбили из ментального равновесия, и шарики полностью заехали за ролики.

И цацкаться с ней уже бесполезно — нужно как можно быстрее обезвредить и продолжить оборону, пока еще есть смысл драться за вокзал.

Вот только в отличие от ума, силы колдунью не покинули, и Софья сумела дать отпор. К счастью, Генриха тоже не пальцем делали — адмирал выхватил объятую ослепительным светом саблю и рубанул перед собой, отсекая непрерывную воздушную струю и одновременно заслоняясь щитом от нового натиска.

Однако Распутина разошлась не на шутку и принялась швырять в противника раскаленные камни и поливать огнем. И если соратники спасались заслонами, то здание изошло трещинами, а с потолка градом валилась побелка.

И это с учетом того, что атаки в разы слабее обычного — все-таки сумасшедшая изрядно выдохлась и едва держалась на ногах.

Но камень, как известно, вода точит, и постоянные удары и взрывы неминуемо разрушат вокзал. Вот только помочь мы ничем не могли — Хмельницкий и Пушкин сдерживали поезд, а меня все еще прижимало к полу.

Вся надежда — на старика, который тоже не отличался бодрой свежестью. И все равно не отступал перед заведомо более могучим соперником, размахивая саблей так, что клинок сливался в единое сияющее полотно.

От него как от щита отскакивала вся магия, и Кросс-Ландау продвигался вперед — потихоньку, шаг за шагом, как в жуткую бурю, скрипя зубами и обливаясь не только потом, но и кровью. Из носа и уголка рта скатились бурые струйки, намекая на чрезвычайное телесное напряжение.

Софья же, несмотря на усталость, умудрялась держать под контролем нас обоих. И Генрих не придумал ничего иного, кроме как снова воззвать к океану и пожертвовать малым, чтобы спасти большее.

Водяное щупальце пробило боковую стену и хлынуло на второй этаж, сметая все на своем пути. Собственно, всем оказались только тела солдат, оружие, мусор и я — остальные продолжили стоять в окружении барьеров.

Поток вынес меня на лестницу, а оттуда — кубарем на первый этаж, где врезал в перевернутый вагон. Адмирал не управлял волной — экономил ману, и потому пришлось хорошенько покувыркаться и приложиться плечом об измятую сталь. Но ушибы и ссадины (да пусть даже риск сломать шею) — справедливая цена за спасение.

Шум наверху только нарастал, пока я карабкался в грязи, поскальзывался на плитке и пытался встать.

Сполохи неистово били по глазам, а мельтешащие в каплях отсветы доводили до тошноты.

Уж молчу про мечущиеся повсюду тени и силуэты — был бы эпилептиком, точно поймал бы припадок.

Подобрав револьвер, со всех ног бросился обратно. Мокрая одежда тяготила, как вериги, сдавленные легкие не давали вдохнуть полной грудью, голова шла кругом.

У лестницы споткнулся и упал, рассадив лоб об ступеньку, но пополз, обламывая ногти. Встал, покачиваясь и жмурясь от невыносимой феерии.

От жужжания ныли зубы, от рева дрожало все тело, но я шел, опираясь на поручни, а порой карабкаясь на четвереньках.

И когда до цели оставались несколько шагов, все светопреставление внезапно стихло. Но кто победил? Страх за друга придал сил, и я наконец поднялся на этаж. И увидел две фигуры, стоящие на коленях друг напротив друга.

Кросс-Ландау двумя руками держал саблю, пронзившую грудь Распутиной насквозь. Софья же наполовину вонзила пальцы в обугленную шею старика, из которой словно выгрызли кусок увесистый кусок.

— Генрих!

Побежал и сел рядом. Выпученные глаза колдуньи остекленели, а рот распахнулся, будто в небывалом удивлении.

Чародейку не то удивило сотворенное зло — возможно, пред ликом смерти разум прояснился. Или же ее обескуражило поражение от ученика, с которым она ожидала расправиться в два счета.

Впрочем, все эти вопросы — лирика. Главное, что адмирал выжил. Ожог запечатал рану, а яремная вена и сонная артерия не пострадали — удар неведомым заклинанием прошел вскользь под левым ухом.

Но если немедленно не оказать помощь, долго товарищ не протянет. А втроем нам с манородными не справиться — я едва дышал, соратники истратили почти всю энергию.

Продолжать оборону — значит, попасть в плен или погибнуть. Ни то ни другое в мои планы не входило. Я собирался драться — пусть и на другом рубеже.

— Господа, — собрав остатки сил, взял обомлевшего адмирала на руки и выпрямился. — Здесь мы закончили. Отступаем в Академию.