Интриган. Новый Петербург

Глава 22

— Черновики «Великого лекарства от ран» Парацельса? — Николь достала из сумочки блокнот и старательно записала название. — Конечно, помогу. Прямо сейчас позвоню в ИАН и узнаю. Хотя нет — лучше съезжу туда и доложу обо всем с места событий. В юности мечтала стать военной журналисткой, знаете ли. И судя по тому, что творится на улицах, сейчас моя мечта близка как никогда.

— Вас проводить? — спросил из самых благих и чистых намерений.

— Фу, мужлан! — фыркнула ученая. — Я могу сама открыть дверь, донести пакет и отбиться от негодяев.

Из сумочки показался блестящий тубус с двумя контактами. Нажатие на кнопку — и между золотых игл с жутким треском проскочила искра.

— Порой наука ничем не хуже магии, — женщина спрятала шокер и довольно ухмыльнулась. — Ну, я побежала. Надеюсь успеть до закрытия. А если все же опоздаю — наберу завтра утром. Чао!

— Да… — Рита поморщилась и тряхнула головой. — Выспаться не помешает.

— Иди, — похоже, пока я дрых, подруга старательно лопатила библиотеку. — А я займусь частными коллекциями. Поговорю с Распутиной — может, что подскажет.

— Хорошая мысль. По книгам она дока.

— Кстати, что там наши ревизоры?

— Что-то не торопятся. Эскадра еще на полпути, на связь не выходит. Уж не знаю, что у них там произошло, но ждать еще долго.

— Сейчас может произойти что угодно, — вспомнил дирижабль и невольно поежился. — Ты останешься в Академии или вернешься домой?

— Теперь, наверное, останусь, — волшебница вздохнула. — До тех пор, пока не разберемся с манородом.

— Правильное решение, — улыбнулся. — Здесь безопаснее.

Рита кисло ухмыльнулась в ответ.

— Иногда мне кажется, что опасность повсюду. И верить нельзя никому. Ведь единственный человек, которому я доверяла так же, как отцу, оказался пришельцем из иного мира.

— И тебя, похоже, это не сильно удивляет. Что, были и другие?

— Только в старых крестьянских байках и сказаниях ильвас. Хотя я уже не уверена, где правда, а где вымысел. В любом случае, это ничего не меняет. Если тебя подселили при крушении «Титаника», то сомневаться в твоей преданности не приходится. Может, ты не совсем за нас, но точно против наших врагов. Так что твое откровение никак не изменит моего отношения. Болтать об этом тоже бессмысленно — в лучшем случае покрутят у виска, в худшем отстранят от занятий и отправят на воды — подлечить нервы.

— И какое оно?

— Кто? — девушка устало приподняла бровь.

— Твое отношение?

— Хорошее. Но замуж все равно не пойду. А пойду-ка лучше в кровать, пока не пришлось туда нести.

— Да мне не сложно… — по-казацки пригладил усы. — Или ты как Тесла — не тронь, не подойди.

— Нет, почему же. Чтобы не ходить вокруг да около, скажу так — я согласна на медленный танец. Не более. И, разумеется, не сегодня.

— Само собой. Спокойной ночи, Рита.

— Удачной охоты, Гектор. Или как там тебя зовут на самом деле.

Я спросил у прислуги о Распутиной — мол, дело неотложное, государственной важности, нужна срочная аудиенция. Девушка в черной мантии связалась с магистром по телефону с выделенной линией, и после объяснения сути визита получила приказ немедленно проводить меня в кабинет.

Я оказался под самым шпилем Академии, высоту которого оценил бы метров в тридцать. Точнее сказать сложно из-за устройства и шахты, и самого лифта — платформа очень быстро пролетала идеально подогнанные створки, почти неразличимые на белой стене.

Горничная в черной мантии и кружевном переднике открыла дверь и жестом пригласила войти. Однако кресло за тяжелым дубовым столом пустовало.

Оглядевшись, нигде не заметил Софии, и тут овальное ростовое зеркало на стене зазвенело, а серебристая гладь изошла мелкой рябью. И вместо собственного отражения увидел за стеклом потрескивающий камин, книжный шкаф от пола до потолка и край стола.

— Входи, — донеслось из тайной комнаты. — Не бойся.

На всякий случай коснулся успокоившегося зеркала рукой, но пальцы прошли насквозь, не встретив ни малейшего сопротивления. Чуть пригнувшись, шагнул в просторную спальню, то ли совмещенную с кабинетом, то ли находящуюся совсем в другом месте, а зеркало играло роль не межкомнатной двери, а портала. Кто их этих магов поймет, но осторожность более чем обоснована — особенно сейчас.

Судя по свежим шелковым простыням и взбитым подушкам, магистр готовилась ко сну. Совсем недавно приняла ванну и теперь чаевничала за столом, облаченная в атласный халат — алый с черной окантовкой.

Влажные волосы цвета самой ночи в беспорядке падали на плечи, а на смену макияжу пришел здоровый распаренный румянец. Софья и так выглядела великолепно, а теперь еще и скинула лет десять, из умудренной и хитрой женщины превратившись в молодую и неопытную чародейку.

— Итак, — Распутина оторвала взгляд от небольшой книжицы, что лежала на колене, и с ехидцей взглянула исподлобья. — Что ты хотел?

— У вас большая коллекция, — указал на шкаф, занимающий почти всю стену.

— Благодарю. Дать что-нибудь почитать?

— Если только у вас есть черновики и рукописи Парацельса. Или адрес того, у кого они могут быть.

— Нашел новую зацепку? — волшебница изогнула тонкую бровь.

— Нет, — решил не выкладывать все и сразу. — Отрабатываю разные версии. Парацельс был алхимиком. Возможно, он сталкивался с чем-то подобным манороду.

— Что ж, — хозяйка захлопнула томик и отложила на край стола. — Я действительно знакома со многими городскими букинистами. Но самая большая коллекция — у Карла Штольца. Новая Садовая, десять. Большой белый коттедж с мансардой. Но абы с кем он разговаривать не станет. Передашь ему письмо с моими наилучшими пожеланиями — и он обязательно поможет.

— Благодарю, — учтиво поклонился. — Мне зайти утром?

— Нет-нет, — Софья указала на свободный стул. — Присядь, выпей чаю. Я быстро.

Хозяйка подошла к секретеру и взяла конверт, лист с вензелями и перьевую ручку.

— Может, взять чего-нибудь покрепче? Раз уж я встала.

— Я не пью. Так что лучше чаю.

— Правда? — колдунья вернулась на место и облокотилась на столешницу. Халат при том чуть распахнулся, открыв взору куда больше, нежели положено по этикету. — И давно бросил? Неужели война отводит дурные привычки? Думала, только усугубляет.

— В нетрезвую голову чаще попадают пули, — улыбнулся, стараясь глядеть поверх чарующих глаз. — Так что война приучила держать разум в ясности. Так проще заметить опасность.

— Понимаю, — с легкой ноткой разочарования ответила Софья, словно надеялась на совсем иной ответ, который привел бы к иному развитию событий. Но получив своего рода отказ, волшебница быстро начеркала несколько строк, разогрела палочку сургуча и запечатала конверт. — Прошу. Удачи в разгадке.

— Премного благодарен, — встал и откланялся, понимая, что встреча закончена.

— Будь осторожен, — женщина положила подбородок на сцепленные «мостиком» пальцы. — Карл — весьма… специфичная личность. Возможно, мое письмо остудит его задор. Возможно, распалит еще больше.

Я вернулся в «люкс» и умудрился снова заснуть. На любой войне сон — роскошь, есть время и возможность — пользуйся. В половину десятого меня разбудила Рита и сообщила последние новости — звонила Николь, в Академии Наук черновиков и рукописей Парацельса нет. Я показал подруге конверт с адресом на обратной стороне и подмигнул — переживать пока не о чем, расследование продолжается.

После плотного завтрака пришлось опять подниматься к Распутиной с поклоном и просьбой. Мою машину сожгли у здания суда, мотоцикл Риты спалили еще раньше, а приставать с подобными вопросами к едва знакомым магистрам не только неловко, но и опасно — сейчас утечек допускать ни в коем случае нельзя.

После погрома авто вновь из средства передвижения превратились в роскошь, но нам нужны колеса не для веселых покатушек, а для работы. И Софья, похоже, это прекрасно понимала — и положила на стол ключ зажигания с изысканным золотым брелоком.

Ничего не спрашивала, не уточняла, лишь взглянула как на троечников, в очередной раз забывших дома и учебники, и тетрадки, и головы, и кивком указала на дверь.

Спортивный красный «баклажан» покатил по указанному адресу. Хотя с таким количеством блокпостов и застав можно было пойти пешком — останавливаться приходилось буквально через каждый километр и проходить досмотр и проверку личности.

Много времени процедура не занимала — и я, и спутница успели примелькаться в ходе недавних событий, и городовые очень часто узнавали нас в лицо.

И больше всего поразил последний КПП на маршруте, где совсем юные полицейские — считай, вчерашние курсанты — выстроились на обочинах почетным караулом и встретили нас воинским приветствием.

Приятно, ничего не скажешь. А вот пожарища, руины и накрытые брезентом тела на истоптанных и заваленных битыми стеклами газонах навевали стойкие воспоминания о многочисленных горячих точках, посещенных за годы «полевой» службы.

С высоты шпиля последствия беспорядков казались лишь зонами на карте — вот тут уже потухло, здесь еще горит, а вот это неплохо бы заштриховать.

Но вблизи все выглядело так, словно город на сутки осадили готы или монголы. Мы ехали по некогда богатым и благополучным районам, наиболее пострадавшим от бесчинств босоты.

Здесь в основном строили каменные или кирпичные особняки, от которых остались только обгоревшие стены. Если же хозяева предпочитали дерево, то среди почерневшей и растрескавшейся земли торчали каминные трубы, напоминая фотографии разбомбленных и спаленных дотла деревень.

Несмотря на близость океана и свежий соленый бриз, запах гари и горелой плоти преследовал повсюду. Не помогали ни надушенные платки, ни колдовские вихри и заслоны. Кровь пропитала каждую плитку, каждую пядь земли, и вряд ли стойкий запах смерти когда-либо покинет эти кварталы.

Но это все наживное — дома, мебель, деньги — черт бы с ними. И все же неоднократно видел ревущих жен и матерей, обнимающих брезентовые мешки.

Видел бесцельно слоняющихся по тротуарам девушек в разорванных юбках и блузках. Они бродили среди рабочих, пожарных и городовых, и никому не было дела до их горя, никто не пытался утешить их бесчестье и позор.

Я видел избитых, испачканных в крови детей, что безучастно сидели на пепелищах или хвостиками бродили за солдатами, в то время как те грузили в кузова и прицепы то, что осталось от родителей.

Боль и ужас встречались еще чаще, чем шлагбаумы — буквально на каждом углу, каждом перекрестке, каждом шагу. И чем больше это видел, тем сильнее впивались пальцы в руль и тем громче скрипели стиснутые зубы. В какой-то момент Рита не выдержала и положила ладонь на окаменевшее от напряжения предплечье. И шепнула:

— Мы найдем их. Клянусь.

— Найдем, — процедил, играя вздувшимися желваками. — И три шкуры с них спустим.

— Прости, если это не мое дело, но… откуда столько рвения? Это же не твой мир.

— И что? В моем мире тоже есть Россия, пусть давно и не империя. И я всю жизнь посвятил поиску и уничтожению ублюдков, которые спят и видят, как устроить вот это, — отрывистым жестом указал на очередную сожженную развалину, — от Волги до Енисея. Не позволю, слышишь? Убей, а не отдам страну на растерзание этим чертям. Это во-первых.

А во-вторых, если бы даже это была не моя страна. Пусть это будет Америка. Или Англия. Или Зимбабве. Или Ангола. Или Украина. Да какая, блин, разница? Разве мы не должны защитить тех, кто не может справиться сам? Разве можем пройти мимо тех, кто попал в беду?

Назови меня ограниченным и недальновидным, назови тупым солдафоном или наивным романтиком, но для меня есть все хорошее и есть все плохое. Есть белое и есть черное. Есть добро и есть зло. Есть достойные люди, а есть подонки и убийцы. И я всегда буду на стороне первых против всех вторых. Так меня учили. Так меня воспитали. На том я стоял, стою и буду стоять до самой смерти! Моей — или моих врагов.

— Гектор…

— Что? — прорычал излишне резко, распаленный собственной речью. Пусть чересчур пафосной, но мне как-то пофиг.

Но Рита не обиделась, а наклонилась и поцеловала в щеку.

— Ты молодец — вот что. Настоящий рыцарь.

Я вздохнул, успокаивая разбушевавшиеся нервы, и свернул на идущую к берегу улочку.

— Стараюсь.

К счастью, дом Карла не пострадал — отчасти благодаря высоченному каменному забору и цельнометаллическим воротам. Отчасти из-за решимости самого хозяина — стоило нам лишь раз ударить в бронзовый колокол, играющий роль звонка, как раздался оглушительный выстрел в воздух.

На балкон выбежал низкорослый старичок, напоминающий гибрид Троцкого, Лимонова и полковника Сандерса. Сухопарый, с седой эспаньолкой, всклокоченными кудрями и в толстенных очках с черепаховой оправой.

Однако в тщедушном тельце таилось столько решимости, что я предпочел без промедлений поднять ладони, прежде чем крупнокалиберный помповый дробовик плюнул картечью уже не в небо, а в меня.

— Убирайтесь, проклятые погромщики! Мало вам вчера было — за добавкой пришли? Так я дам добавки, — помпа сердито щелкнула. — Пошли вон, пока всех не перестрелял!

— Герр Штольц! — двумя пальцами достал из внутреннего кармана конверт. — Мы от госпожи Распутиной. По срочному и крайне важному делу.

— Правда? — хозяин подался вперед и поправил очки. — Хм… Что ж вы сразу не сказали. Обождите, сейчас открою.

Вскоре послышались шлепки обутых в легкие тапочки ног, сменившиеся лязгом цепей и скрежетом засовов. Хозяин возился со всеми запорными приблудами не меньше минуты, прежде чем предстать перед нами во всей сияющей красе.

— Карл Штольц, — протянул ладонь. — Букинист, коллекционер, натурфилософ и метафизик.

— Гектор Старцев, — ответил рукопожатием. — Тайная канцелярия.

— Ого! — старик поцеловал даме ручку и жестом пригласил войти. — Чем обязан? Проблем с законом не имею, налоги уплачиваю в срок, заговоров и преступных умыслов не веду.

— Мы пришли не за вами, — хищно улыбнулся, чтобы держать юркого и наверняка скользкого дедка в тонусе. — А за одной книгой. Рукописью «Великого лекарства от ран» Парацельса.

— То есть? — заискивающая улыбка вмиг исчезла. — Дело не в аресте, а в какой-то книге? Что ж, тогда я вам ничего не должен и не обязан. И вообще я сейчас занят. Надо привести в порядок библиотеку. Рад был пообщаться, удачи во всем и до свидания.

— Минутку, — протянул конверт, точно корочки. — Книга нужна нам для расследования. Не хотите сотрудничать — пойдете под соучастие.

— Ах, для расследования… — Карл перевесил ружье на плечо и достал записку. Пробежал по строкам глазками и кивнул. — Хорошо. Но я все равно не обязан ничего давать бесплатно. Стращаете законом? Там сами его соблюдайте. Где ордер? Где приказ? Где официальный запрос? Что это за самоуправство, прошу прощения? Может, вам и дом отписать только потому, что вы — из органов?

— Хорошо, — проворчал, устав тратить время в попытке прижать этого верткого ужа. — Сколько вы хотите?

— Деньги меня не интересуют. Я — натурфилософ и метафизик. Эксперимент — вот достойная плата за мою помощь. Услуга за услугу.

— Какой еще эксперимент? — насторожилась Рита.

— Вы когда-нибудь слышали о спиритизме? — таинственным голосом спросил Штольц.

— Слышали. Говорят, шарлатанство еще то. Забава для скучающих аристократов, не более.

— Шарлатанство?! — букинист подпрыгнул, как ужаленный. — Как можно? Вы же сами волшебница.

— Академия не признает спиритизм разновидностью магического искусства. Ближайшее родственное направление — некромантия, но она считалась бабкиными сказками еще в раннем Средневековье. А сейчас в нее не верят даже бабки, — девушка равнодушно пожала плечами.

— А зачем вам сеанс с нами? — решил примерить китель доброго полицейского и проявить интерес.

И это сработало — хозяин вмиг сменил гнев на милость и погрузился в пространные и местами безумные объяснения. Но Распутина предупреждала о заскоках, так что я слушал вполуха и попутно искал новые рычаги давления на старика.

— Вы, — бледный дрожащий палец ткнул в грудь, — единственный выживший при крушении «Титаника». Через вас я хочу связаться с духами погибших и понять, что они чувствовали в последние минуты своих жизней. Предсмертные переживания — вот она, истинная квинтэссенция любого медиума! Эманация духовных мук даст мне такую силу, что я разнесу Блаватскую в пух и прах на следующем конвенте. А потом смотрите хоть все книги! Ну что, по рукам?

Посмотрел на Риту, как на главного спеца по всяким магиям, но та снова пожала плечами — мол, решай сам.

— По рукам. С меня сеанс — с вас рукопись.

Если это и в самом деле чепуха — от меня не убудет. Почему бы не потешить эго безумца в обмен на ключевую улику.

— Прекрасно, ваше сиятельство! Великолепно! Прошу за мной, в мой санктум санкторум!

Дом Штольца напоминал смесь библиотеки и книжного музея. Вдоль стен — высоченные стеллажи, а под ними — накрытые стеклом пюпитры с наиболее ценными и древними фолиантами. Рассмотреть все в деталях не удалось — нас почти сразу с порога повели в подвал и усадили за круглый столик.

Карл надел дурацкий тюрбан с павлиньим пером, больше подошедший бы клоуну, и длинный красный плащ. И танцующей походкой обошел стоящие по углам канделябры и зажег свечи. Затем поставил на стол большой хрустальный шар и серебряные стопки, куда налил пряно пахнущую янтарную жидкость.

— Что это? — с подозрением поднес напиток к носу.

— Экстракт кактуса Пау-пау и яд гремучей змеи. Знаменитое снадобье индейских шаманов. Расширяет сознание, сбрасывает оковы предубеждений и открывает врата в чертоги разума…

— То есть, это наркотик.

— Оковы! — старик свел запястья перед моим лицом, после чего взял стопку и залпом выпил. — Сбросьте их — и узрите мир духов!

Не хотелось глотать галлюциногены, но, во-первых, уже дал слово, а во-вторых, поиск заговорщиков куда важнее временных неудобств.

Пойло обожгло глотку и огненной струей упало в желудок. На вкус — как очень крепкий ликер, и с непривычки по мозгам дало так, что чуть не грохнулся со стула.

В плену меня неоднократно подсаживали на героин, чтобы пытать ломкой, но сейчас в самом деле ощутил, как мысли отделяются от бренной оболочки и устремляются куда-то в звездные дали.

— Не торопитесь отчаливать, — Штольц взял меня за руки и прислонил ладони к шару, который в тот же миг засиял, словно фонарь. — Иначе собьетесь с курса, заблудитесь впотьмах и никогда не вернетесь. Перед вами маяк — идите прямо на него. И вспомните дирижабль. Вспомните тех, кто находился рядом. Они — ваша цель. Мы — ваша гавань. Плывите, Гектор. Плывите и не бойтесь!

Меня окутала тишина, точно уши забили ватой. А затем сквозь нее пробились тихие голоса и монотонный рокот моторов. Кресло слегка покачивалось, за ночным горизонтом бушевала гроза.

Рядом сидели солдаты в парадной форме цвета хаки, у многих на кителях поблескивали медали и ордена. Но еще больше возвращалось домой с перебинтованными культями и на костылях.

Я же (точнее, настоящий Гектор Старцев) был облачен в деловую тройку и держал на коленях объемистый дипломат с кодовым замком.

Я чувствовал необычную тяжесть ноши и холодную бугристую поверхность — скорее всего, это броня. Но что внутри кейса? Не много ли секретности для скудных солдатских пожитков?

Впереди послышалась возня. Кто-то всхлипывал, другие пытались его успокоить. Когда не получилось, подошли ко мне. Лица не разглядел, потому что смотрел строго перед собой, но вроде как кто-то из бойцов.

— У него жар и тремор, — прошептал неизвестный. — Кажется, началось.

— Еще рано, — сухо отозвался Старцев и выглянул в иллюминатор.

— Я в курсе. Работай.

Я встал, сжал покрепче ручку дипломата и направился вслед за товарищем. Кругом солдаты, точно это не пассажирский дирижабль, а десантная баржа. Но впереди за тонкой шторкой сидели господа и дамы в роскошных костюмах и платьях, покуривая трубки и наслаждаясь вином.

Однако рассматривать бомонд некогда — солдат, к которому меня привели, уже бился в конвульсиях и пускал носом кровавую пену.

Гектор сел рядом и не глядя ввел код — так что цифры я не заметил. Зато увидел толстую кипу бумаг, а угол верхнего машинописного листа украшал штамп в виде креста. Скорее всего, знак медицинской службы.

Слева на бумагах лежали эполеты с серебряной бахромой и двумя звездами. Справа — респиратор из обрезанного по глаза противогаза, соединенный гофрированным хоботом со странным полированным цилиндром вместо фильтра.

Старцев сжал тубус в ладони, и миг спустя металл раскалился, а из маски пахнул красный дымок. Гектор надел респиратор на трясущегося сослуживца, похлопал по плечу и отправился на свое место.

И не прошел и половины пути, как бедолага издал приглушенный маской рев. Я (он) обернулся — парнишка выгнулся дугой так, что хрустнули суставы, глаза закатились, а череп покраснел, что тот раскаленный цилиндр. Нечто подобное уже видел, когда попытался сделать рентген зараженному манородом.

Но человек, чьи воспоминания сейчас просматривал, просто развернулся и тем же шагом отправился дальше. А затем раздался оглушительный взрыв, и все звуки стихли, салон заволокло обжигающим светом, и напротив я увидел себя, ползущего по салону и тянущего руку к убегающему террористу.

С громким криком я оттолкнул шар и вскочил из-за стола. Сердце бешено колотилось, глаза заливал холодный пот, а рот свело от горькой сухости. Все еще пребывая в ступоре, я старательно обдумывал и запоминал все, что увидел в ходе сеанса.

И получалось, что Гектор Старцев — герой русско-японской войны и преданный слуга императора — взорвал дирижабль, превратив страдальца в живую бомбу. Либо рядовой уже был бомбой, а ингаляция послужила детонатором. Но как такое возможно?

Как они, черт возьми, все это провернули?