История героя: Приквел

Глава 3, в которой герой наслаждается жизнью, и принимает важное решение

Следующие недели стали для Сяо-Фаня вратами в новую жизнь. Ему больше не нужно было скрываться, убегать, и думать, где бы добыть хлеб насущный. Его окружали люди, искренне заботящиеся о нем, и не требующие ничего взамен. Это было для юноши ново и непривычно, как с точки зрения нескольких лет бродяжничества, так и с высоты более чем восьмидесяти лет иномирового опыта.

Ван Фаня несколько раз навещали соученики. Гу Юэсюань зашёл на следующий день после их знакомства, и передал своему младшему комплект одежды и обуви. Уся-цзы расстарался, одев нового ученика в мягкие войлочные сапожки, свободные и удобные рубаху и штаны из синего хлопка, а нательное белье, мешковатое и на вырост, и вовсе было из шелка. Сяо-Фань был в восторге от смены образа с нищенского на вполне приличный и обеспеченный. Юэсюань же, немного побеседовав с доктором Шэнем и Сянъюнь, одарил их коробочкой дорогого чая улун с горы Баньшань, нанес визиты прочим шестерым мудрецам, и двинулся обратно. Он также посетил долину Ванъю и Сяо-Фаня ровно через неделю, справившись о здоровье последнего, и крепко наказав ему во всем слушаться доктора Шэня.

Цзин Цзи тоже навестил своего нового младшего, пусть и мельком: придя в долину с поручением от учителя, он задержался у домика семьи Шэнь, где Ван Фань и Сянъюнь были заняты во дворе, насмешливым голосом пожелал юноше “поскорее начать расти”, и двинулся дальше, прежде чем Сяо-Фань успел завязать разговор. Тот только улыбнулся вслед этому энергичному подростку, по-своему проявляющему заботу о младшем соученике.

Ван Фань также познакомился с остальными обитателями долины Ванъю.

Мужчина, представившийся как Учёный - низкорослый, круглолицый, и неизменно весёлый и энергичный, - на признание Сяо-Фаня в своей безграмотности отреагировал сходным с Цзюй Соу образом: возмутился недостаточным прилежанием родителей юноши, и тут же извинился за невольно проявленную бесцеремонность. Он предложил обучить Ван Фаня грамоте и каллиграфии, и пригласил его заходить за уроками в любое время, но застать его дома удавалось нечасто - как юноша узнал у Художника, бывшего Ученому закадычным другом, тот обожал проводить время в Лояне, в компании вина и певичек.

Пьяного Отшельника Сяо-Фаню удалось застать в более-менее трезвом состоянии весьма нескоро после своего прибытия в долину Ванъю. Их знакомство не особенно задалось - изрядно навеселе, почтенный мудрец немедленно сунул юноше открытый кувшин вина с предложением выпить, одновременно раскупоривая снятую с пояса тыкву-горлянку. Ван Фань удивился этому настолько, что замер без движения с вином в руках - в его голове не укладывалось то, что взрослый, и более того, уважаемый человек пытается напоить одиннадцатилетнего ребёнка, ещё и выглядящего намного младше своих лет. Ситуацию спасла Сянъюнь, которая отняла у юноши вино, и увела его самого прочь, после короткого прощания с Пьяным Отшельником. Как пояснила девочка, старик был весьма искусным винокуром, но мало что из его продукта покидало стены дома Отшельника - тот неизменно выпивал все сам. Вино же его, как пояснила Сянъюнь, наново закупоривая кувшин, и убирая его на полку к лекарственным ингредиентам, отлично подходило для медицинских целей, будучи крепким и чистым от примесей.

О возвращении Божественной Мелодии Сяо-Фань узнал, когда одним утром свежий воздух долины наполнили звуки игры на цине. Знакомство с ней было, пожалуй, самым кратким из всех: представившись, и выслушав представление Ван Фаня, она распрощалась с ним и Сянъюнь, отговорившись делами. Эта дама, сдержанная и неразговорчивая, пусть и не была стеснительной, подобно Флористке, нелюдимостью даже превосходила юно выглядящую цветочницу, предпочитая обществу людей музыку и уединение. Музыку же она играла часто и много, и не возражала против слушателей. Сяо-Фань этим беззастенчиво пользовался - в те дни, когда доктор Шэнь с дочерью не могли отвлечься от дел для приёма пищи, он, прихватив очередное вкусное и полезное блюдо, устраивался на пикник неподалеку от дома музыкантки, наслаждаясь едой и мелодией. Музыкальные умения женщины как нельзя лучше отражали ее прозвание - мелодии, играемые необщительной музыканткой, как грустные, так и бодрые, неизменно волновали и захватывали.

Сяо-Фань обжился в долине Ванъю быстро. Лечебные мероприятия, которым его подвергал доктор Шэнь, были разнообразны и продолжительны - сеансы акупунктуры, целебные ванны, прием пилюль с самыми разнообразными, и очень часто неприятными, побочными эффектами, и даже физические упражнения. Но все они не могли занять день юноши полностью, и даже значительной его части не отнимали. Ван Фань был предоставлен самому себе большую часть времени.

Поначалу, он частенько проводил время с Цзюй Соу, но быстро устал от общества мудреца, в совершенстве освоившего шахматы и облавные шашки - ни с тем, ни с другим у юноши не задалось, и постоянные проигрыши скоро наскучили ему.

Дом Художника был полон великолепных картин, как авторства самого мудреца, так и знаменитых мастеров кисти - рыжеволосый мужчина оказался заядлым коллекционером. Гостевать у него было сродни посещению картинной галереи с отличным гидом - Художник знал все о стилях изобразительного искусства, и его истории, и каждый из экспонатов его коллекции с его пояснениями приобретал дополнительную глубину. Но, как и со всякой картинной галереей, количество полотен в доме Художника было конечно, как и количество историй, что он мог рассказать о них.

Знакомство с Ученым было бы одним из полезнейших для Сяо-Фаня, если бы не постоянное отсутствие мудреца в долине. Юноша сумел застать его всего несколько раз, и пусть уроки низкорослого и жизнерадостного мудреца были полезны - копилка знаний Ван Фаня обогатилась двумя десятками распространенных иероглифов, - но уж очень они были нечасты. Жизнелюб и непоседа, Ученый странствовал побольше прочих мудрецов долины Ванъю, пусть его странствия и были коротки, и оканчивались обычно в трактирах и “домах цветов”.

К концу первой недели пребывания в долине Сяо-Фаню даже удалось разговорить Флористку. Любимой темой женщины, заставившей ее отбросить всю застенчивость, оказались, конечно же, цветы, и юноша был не то, чтобы рад этому своему открытию.

- …Представляешь, Сяо-Фань, полив, который мне ранее приходилось делать строго в определенные часы дня, оказался не нужен, после того, как я обустроила этот искусственный водопад! Цветок вбирает брызги от него сам, с помощью воздушных корней! Эта орхидея - чудо, не правда ли? Конечно, остается еще вопрос подкормки… - с сияющими глазами увлеченно рассказывала Ли Минмэй.

Где-то полчаса назад, Сяо-Фань заинтересовался необычного вида цветком, высаженным рядом с заключенным в искуственное, выложенное из камней русло оросительным каналом, низвергающегося с искусственного же водопадика. Корни цветка, многочисленные и светло-зеленые, раскинулись по поверхности клумбы, а одинокий стебель был увенчан насыщенно-синим бутоном. Юноша спросил о нем подошедшую хозяйку, и та, загоревшись, поведала ему больше, чем он когда-либо знал об орхидеях, да и о цветах вообще. Более того, увлекшаяся цветочница и не собиралась останавливаться, и ноги Сяо-Фаня потихоньку начали уставать, следом за его ушами.

Спасение пришло в виде шедшей мимо Шэнь Сянъюнь, которая, поймав тоскливый взгляд Ван Фаня, присоединилась к беседе, и вызволила друга, сославшись на срочные медицинские процедуры.

- Ты знаешь, Сянъюнь, - сказал юноша задумчиво, когда они отошли на достаточное расстояние, - увлеченная и очень продолжительная речь старшей натолкнула меня на одну мысль.

- О том, что не стоит затевать с Флористкой беседы о цветах, если у тебя нет лишнего часа или двух? - рассмеялась девочка.

- Нет, не на эту, - все так же отрешенно ответил Сяо-Фань. - Я, похоже, понял, какое из мастерски освоенных мудрецами долины Ванъю дел мне более всего по душе. Картины Художника великолепны, Ученый знает все о каллиграфии, а Цзюй Соу, пусть и неизменно меня побеждает, интересный оппонент в шахматах, но я, оказывается, слишком приземлен для того, чтобы погрузиться в любое из Четырех Искусств. Много больше красоты и глубины картин, изящества иероглифов стиля “бегущей руки”[1], и загадок знаменитых партий в облавные шашки меня привлекает то, чем занимаешься ты и твой отец. Помощь людям, - он внимательно поглядел на посерьезневшую девочку. - Скажи, Сянъюнь, могли бы твой отец и ты поделиться со мной знаниями? Я с каждым днем чувствую, как становлюсь сильнее и бодрее, - увлеченно продолжил он, - а с моих слуха и зрения словно опадает шелуха. Я, - он рассмеялся, - словно змея, сбрасывающая старую кожу, и все это - благодаря вашим и доктора Шэня чудесным лекарствам. Уметь подобное, - он понизил голос, - ценнее и интереснее для меня, чем игра в облавные шашки, рисование, музыка, или каллиграфия, - он смущенно поглядел на внимательно слушающую собеседницу, и добавил:

- Ты только старшим об этом не говори. Так что, старшая сестрица, как думаешь, согласится ли твой отец обучить меня своему искусству, искусству врачевания?

- Мы уже тебя учим, Сяо-Фань, - добродушно улыбнулась девочка. - Скажи, что получится, если смешать три меры корня дягиля и четыре - красного цветка?

- Заготовка для тонизирующего и общеукрепляющего средства, известного, как Пилюля Сяояо, - ответил тот удивленно. - Я запомнил, потому что название созвучно с именем моей школы.

- Верно, - довольно кивнула Шэнь Сянъюнь. - А какую акупунктурную точку нужно уколоть при резях в желудке?

- Чжунвань, - ответил юноша немедленно. - Чуть ниже солнечного сплетения. Я ее нескоро забуду - твой отец мне чуть ли не каждый день ставит в нее иглы.

- Вот видишь, - улыбнулась девочка. - Ты уже узнал многое, младший братец, просто держа глаза, уши, и разум открытыми. Но если ты хочешь всерьез обучаться у меня и папы, я передам ему твою просьбу, - она состроила важную мордашку, но тут же прыснула. - Конечно же, он тебе не откажет. Мы только рады делиться знаниями с достойными людьми, а ты, братец Сяо-Фань, успел показать, что достоин доверия.

- Замечательно, - широко улыбнулся юноша. - Спасибо, Сянъюнь, - он поклонился с преувеличенно уважительной физиономией, - то есть, учитель, - девочка довольно засмеялась.

С того дня, забот у Сяо-Фаня прибавилось, а свободного времени, наоборот, стало много меньше. Доктор Шэнь внял просьбе дочери, и при лечебных процедурах, проводимых для укрепления здоровья юноши, стал уделять много больше времени объяснениям целей и значения того, что делает. Хоть Ван Фань и впитывал эти знания, как губка, он все больше жалел о своей безграмотности и невозможности записать выученное. С иномировыми воспоминаниями ему достался и навык грамоты, письма и чтения на незнакомом доселе языке, но показывать его кому-либо Сяо-Фань остерегался, а скрыть что-нибудь от доктора и Сянъюнь в их собственном доме было бы сложно. К счастью, живой ум юноши схватывал преподаваемую ему лекарскую науку на удивление легко, и затруднений из-за отсутствия записей пока что не было.

Сянъюнь, прознав о беде Ван Фаня с письмом и чтением, взялась помочь ему и с этим. Энергичная, целеустремленная, и самую малость любящая покомандовать, дочь доктора Шэня искренне наслаждалась своим неожиданным учительством, благо её единственный ученик был прилежен и терпелив. Их уроки, обычно проходившие в нарезке, сушке, измельчении, и смешивании всего того, что должно было в итоге наполнить бутылочки с лекарствами, переместились и на наружную сторону упомянутых бутылочек - теперь Сяо-Фань старательно выписывал на их поверхности названия лекарств, попутно узнавая значение иероглифов, что их составляли. Когда же богатство наименований порошков и пилюль иссякло, в дело пошли медицинские труды из домашней библиотеки доктора. К своему удивлению, Ван Фань очень скоро смог худо-бедно читать их, не спрашивая значение каждого третьего символа у доктора Шэня или Сянъюнь. Удивление было оправданным - язык Поднебесной был сложен и труден в запоминании, а книги по лекарскому искусству были порой богаты на цветистое слово.

После этого, посещения Ученого стали для Сяо-Фаня не школой, но библиотекой - коллекция книг деятельного каллиграфа была полна интересных историй, реальных и выдуманных. Монументальные, но увлекательные “Троецарствие”, “Путешествие на Запад”, ”Развеянные чары”, и ”Речные заводи” были проглочены юношей менее чем за две недели, послужив источником знаний, тренировкой для ума, и, конечно же, развлечением. Лишь сухие и полные незнакомых слов “Исторические записки” стали препятствием на пути его проснувшейся жажды познания.

В остальном же, жизнь Ван Фаня вошла в спокойную и приятную колею - учеба, медицинские процедуры, и беседы с Семью Мудрецами и Сянъюнь заполняли его дни, и лишь однажды безмятежное течение времени, подобное полноводной реке, было нарушено внезапным порогом необычного происшествия, всколыхнувшим ее спокойные воды.

Сяо-Фань подхватился с постели, все еще слыша отзвук пробудившего его крика, злого и разочарованного. Спешно одевшись, он выскользнул наружу, в темноту теплой летней ночи, и едва не наткнулся на Цзюй Соу. Мудреца-шахматиста было трудно узнать: всклокоченный и запыхавшийся, одетый в одну лишь ночную одежду - простой халат из белого хлопка, - и босоногий, он походил на неудачливого погорельца. Лишь предметы в его руках выбивались из этого образа. Левая рука мудреца сжимала длинную кожаную перевязь с многочисленными кармашками, а между пальцев правой была зажата часть их содержимого - блестящие в свете луны и ярких звезд метательные ножи.

- Что происходит, старший? - быстро спросил юноша. - Мне бежать за помощью?

- Нет, Сяо-Фань, - выдохнул Цзюй Соу, пытаясь отдышаться. - Этот сын желтобрюхой черепахи[2] уже ускользнул. Воришка, - добавил он, в ответ на непонимающий взгляд Ван Фаня. - Я заметил его на крыше дома Ученого, и попытался остановить, - оскалившись, он сжал кулак с метательными ножами. На его лице господствовали досада и раздражение. - Видать, старею - ни один из моих ножей не попал в цель.

- Есть небеса выше небес, и человек выше человека[3], - успокаивающе сказал юноша. - Не волнуйтесь так об этом, мудрец. Давайте лучше разбудим Ученого. Неизвестно, успел ли вор проникнуть в его дом.

- Ты рассудителен не по годам, Сяо-Фань, - печально вздохнул Цзюй Соу. - Пойдем, посмотрим, в порядке ли Ученый.

Мудрец-каллиграф, к счастью, оказался дома - сонно зевающий и трущий глаза, он открыл дверь меньше чем через минуту после первого стука. Непохоже было, чтобы ночные события потревожили его сон.

- Что случилось, старый друг, Сяо-Фань? - пробормотал он сквозь очередной зевок. - Неужто наш старый пьянчуга опять уронил фонарь в солому?

- Я заметил вора на крыше твоего дома, - серьезно ответил Цзюй Соу. - Я не сумел изловить его - только отогнал.

- Вор? - вся сонливость вмиг слетела с низкорослого каллиграфа. - Нужно немедленно проверить… Мой подлинник “Прелюдии к Павильону Орхидей”... Моя “Запись о желудочных коликах”... - невнятно и встревоженно бормоча, он кинулся обратно в дом.

Его быстрый топоток звучал, приглушенно и дробно, из глубины дома, лишь ненадолго прерываясь тишиной. Сяо-Фань и Цзюй Соу терпеливо ждали, так и не приглашенные внутрь. Как помнил юноша, заполненные книгами и свитками полки занимали все без исключения стены в доме Ученого, и тот явно собирался проверить каждую из них, что содержала ценные и редкие документы.

Наконец, Ученый, запыхавшийся и утирающий пот, вернулся к дверному проему. На его круглом лице застыла улыбка облегчения.

- Все на месте, - выдохнул он, и издал нервный смешок. - Ты заставил меня поволноваться, друг, но, к счастью, беда прошла стороной. Хвала небу за твой чуткий сон и верную руку.

- Моя рука подвела меня этой ночью, - с досадой ответил мудрец-шахматист. - Ни один из моих ножей не попал в этого негодяя.

- Попал или нет, ты спас мои сокровища от разграбления, - резонно возразил Ученый. - Вот если бы ты вступил с ночным лиходеем в схватку и проиграл, а моя библиотека оказалась унесена этим мерзавцем, я бы понял твою скорбь. Но все завершилось удачно, и я благодарен тебе. Загляни ко мне в гости завтра. Я обязан попотчевать тебя лучшими блюдами, и напоить лучшим вином за твою сегодняшнюю помощь. Ты тоже заходи, Сяо-Фань.

- Я и не видел этого вора, старший, - недоуменно отозвался тот. - Вам не за что меня благодарить.

- Раздели беду с близкими, и она станет меньше, раздели радость - и она умножится, - философски отозвался каллиграф, добродушно улыбаясь. - Мы побеседуем о Четырех Искусствах, и насладимся пищей, вином, и компанией добрых друзей. Негоже отказываться от искреннего приглашения, - он притворно нахмурился.

- Раз так, я не смею отказаться, - улыбнулся юноша. Цзюй Соу, заметно повеселевший, одобрительно кивнул.

***

На исходе месяца, Сяо-Фань отпраздновал день рождения, тихо и в кругу друзей, которыми ему успело стать семейство Шэнь. Юноша впервые обзавелся собственным имуществом, что его несказанно обрадовало - Сянъюнь преподнесла ему вместительную кожаную суму, удобную для хранения медикаментов, а ее отец - отличный набор позолоченных игл для акупунктуры. Следующий день встретил Ван Фаня приятным сюрпризом - шестью красными конвертами[4] от мудрецов долины Ванъю. Подарок запоздал, так как сам юноша и не подумал никого оповестить о своем празднике, но Шэнь Сянъюнь взяла и это дело в свои руки. Так Сяо-Фань обзавелся не только собственными вещами, но и некоторой суммой денег.

Вскоре после этого, Ван Фаня вновь посетил Гу Юэсюань. Оба они несказанно удивились постигшим Сяо-Фаня переменам - Юэсюань больше не казался на фоне юноши гигантом, наоборот, они сравнялись в росте. Мало-помалу, чудесные лекарства и лечебные процедуры доктора Шэня вернули Ван Фаню здоровье, и даже прибавили сил и стати. В разговоре с Гу Юэсюанем, доктор Шэнь сообщил ему и Сяо-Фаню, что последний полностью здоров, и тот, быстро собрав свои скудные пожитки, распрощался со всеми, пообещал заходить в гости, и отбыл вместе со своим старшим в долину Сяояо. Ему предстояло долгожданное обучение боевому искусству, и становление учеником Уся-цзы не только по названию, но и на деле.

Примечания

[1] Стиль бегущей руки - стиль написания иероглифов, используемый в меньшей степени для письма, и в большей - для артистического самовыражения.

[2] Вольное подражание аутентичным китайским ругательствам, таким как "черепаха", "сын черепахи", "черепашье яйцо", "взболтанное яйцо" и т.п.

[3] Китайский аналог поговорки "всегда есть рыба побольше".

[4] Традиционный китайский подарок на любой случай - красный бумажный конверт с деньгами.