История героя: Приквел

Глава 5, в которой герой изменяется умом и телом, и восстанавливает справедливость при помощи кулаков и угроз

- Изучи форму, чтобы отринуть ее, - Уся-цзы говорил медленно и размеренно, с гладкой монотонностью речного журчания. - Обрети мастерство, чтобы отказаться от него. Сосредоточься на приемах, только чтобы отстраниться от них, и видеть общую картину стиля. Это - основа боевого искусства Сяояо.

Сяо-Фань, старательно проделывающий показанные учителем рукопашные приемы, тихонько вздохнул. Прошел уже почти час того с момента, когда старый мудрец проделал и разъяснил для него первую форму рукопашного стиля школы, Кулак Восхождения. После того, как юноша затвердил порядок движений, которые ему следовало практиковать, и, с подсказками Уся-цзы, начал выполнять их правильно, процесс застопорился. Как ни бился его учитель, Ван Фань не понимал, что от него требуется. По словам старца, Сяо-Фаню нужно было осознать суть первой формы, и отступить от жесткой последовательности показанных ему приемов, выполняя их в рамках стиля, но вне рамок формы. Это звучало просто, но простым не было - стоило юноше попытаться изменить порядок показанных ударов и стоек, совмещая их по своему разумению, как Уся-цзы останавливал его, когда - словами, а когда и принесенной им на тренировку бамбуковой тростью. Эта палка уже неоднократно показала Ван Фаню несостоятельность его защиты, отсутствие баланса в его стойках, и, особенно часто, крепость сухощавых рук учителя.

- Учитель, я не понимаю, - отчаявшийся юноша остановился, прекратив упражнения, и с грустью посмотрел на старого мудреца. - Я изменяю форму, но, по-видимому, не так, как нужно. Объясните попроще, что именно от меня требуется.

Сердито пробормотав что-то под нос, Уся-цзы дотянулся тростью до макушки Ван Фаня, и стукнул его прямо по растущему оттуда клоку волос - легонько, по сравнению с прошлыми разами, но достаточно сильно, чтобы юноша скривился от резкой боли, и потер голову.

- Я объясняю тебе все так просто, как только могу, - недовольно буркнул он, и, тяжело вздохнув, продолжил уже спокойнее. - Похоже, я ожидал от тебя слишком многого после твоих впечатляющих успехов в управлении внутренней энергией. Давай прервемся на сегодня, Сяо-Фань. Не пытайся понять все сразу и немедленно - иногда знание должно как следует улечься в уме, и пустить в нем корни. Продолжим завтра, - и, попрощавшись с учеником, старец двинулся прочь с тренировочной площадки.

Сяо-Фань же уселся на землю, и задумался. Его раздражало то, что он так и не смог понять наставления Уся-цзы, но винить наставника и недостаточность его объяснений он не мог - два успешно обученных ученика, один из которых был много менее терпелив, чем Ван Фань, говорили за себя. Оставалось только одна возможная причина неудачи - юноша сам был неспособен додуматься до чего-то простого и базового. Это несказанно злило Сяо-Фаня. Он встал на ноги и вновь выполнил все приемы первой формы, пытаясь сосредотачиваться на тех вещах и понятиях, о которых ему старательно втолковывал Уся-цзы, но результат оставался прежним - никакого особого понимания не пришло к юноше, и удары, стойки, и блоки остались все теми же незамысловатыми боевыми приемами, не открыв ему ничего нового. Ван Фань ругнулся на иномировом языке, и продолжил выполнять форму, раз за разом, снова и снова терпя неудачу. За этим занятием его и застал Гу Юэсюань, подошедший к своему покрытому потом и истекающему раздражением младшему.

- У тебя трудности, Сяо-Фань? - спросил он доброжелательно. - Может, я смогу тебе помочь?

- Да, старший, - юноша прекратил выполнять приемы, и повернулся к собрату по учебе. Он сдержал недовольство, что попыталось прорваться в его слова и голос, пусть это и стоило ему некоторого труда. - Я никак не пойму, чего от меня хочет учитель, когда говорит, чтобы я отринул форму ради сути. По его словам, с формой я отбрасываю и суть. Ты ведь изучал рукопашный стиль Сяояо, брат, объясни же мне, что я делаю не так? - Ван Фань произнес последние слова намного громче и прочувствованнее, чем хотел - в его случае, они были истинным криком души.

- Не знаю, - с непонимающей физиономией пожал плечами Юэсюань. - Стиль Сяояо достаточно прост, у меня не возникло с ним трудностей. Ты изучаешь первую форму, ведь так? В ней нет секретов, название прекрасно отражает ее суть. Восхождение как идея, как преодоление преграды, которая суть твой противник, господствует в ней. Все ее приемы так или иначе отражают понятие восхождения. Что из этого неясно тебе, младший?

- Для начала, причем здесь идеи и понятия, - сокрушенно отозвался юноша, поникнув лицом. - Мы ведь учимся боевому искусству, так? Затверживаем приемы, чтобы применить их в бою. Да и название “кулак восхождения” не кажется мне таким уж точным - в форме присутствуют не только восходящие удары.

- Ты воспринимаешь все слишком буквально, младший, - с легкой улыбкой ответил Гу Юэсюань. - Вспомни, мы изучаем не просто боевые искусства, но и мистические. В мистике же идея стоит во главе угла, а не действия, что воплощают ее. Действия - ритуал, дающий плоть идее. Сосредоточься на идее, чтобы отринуть жесткие рамки ритуала, сделав его более удобным лично для тебя, но ведущим к соответствующему идее результату - таково мое понимание сути боевого искусства. Ну, еще, - он продолжил с чуточку сконфуженной физиономией, - движение ци тоже имеет значение в любом из наших мистических действий. В рукопашном стиле - тоже. Попробуй ощутить, как реагирует твоя ци на выполнение приемов - может статься, тебе поможет именно это.

- Спасибо, Юэсюань, ты очень мне помог, - ободренно отозвался Ван Фань, уже погрузившийся в свои мысли - ему не терпелось разложить первую форму на составляющие ее усилия ци, и собрать в нужном, подходящем ему, порядке.

***

Сяо-Фань отыскал Уся-цзы на его любимом месте - сидящим за столиком на площадке у обиталищ учеников. Старец попивал чай и любовался вечерними видами, что открывались с высоты плато, где устроились домики, давшие приют Юэсюаню, Цзи, и Сяо-Фаню.

- Я понял, учитель! - радостно воскликнул юноша, и со смущением добавил:

- Точнее, старший брат подсказал мне, - встретив заинтересованный взгляд старца, он продолжил, с прежним энтузиазмом. - Но у меня получилось!

- Действительно? - приподнял брови старый мудрец. - Покажи мне, что у тебя получилось.

Не медля ни секунды, Ван Фань встал в начальную боевую стойку формы Кулака Восхождения, и внезапно взорвался резким каскадом ударов. Его движения, быстрые и хаотичные, ничуть не походили на четкий и размеренный комплекс приемов, что показывал ему Уся-цзы, но тот не спешил останавливать юношу. Наоборот, на его лице медленно проступало довольство. Когда Сяо-Фань неожиданно закончил свою быструю атаку на воображаемого противника плавным, спокойным защитным движением, столь же неспешно сменил стойку, и провел еще несколько приемов, таких же текучих и неторопливых, его учитель даже крякнул от удовольствия, широко улыбаясь. Еще какое-то время юноша демонстрировал выполнение приемов, меняя скорость движений, их направление, и начальные позиции. Улыбка все не сходила с лица Уся-цзы. Когда юноша закончил, отвесив учителю короткий поклон, тот удовлетворенно кивнул.

- Что же за подсказку тебе дал Юэсюань? - спросил он, и в его улыбке вновь проглянула хитреца. - Может, мне самому стоит поучиться у своего ученика?

- Не в подсказке дело, - ответил шумно дышащий и сияющий улыбкой Сяо-Фань. Одобрение учителя не осталось для него незамеченным. - Он говорил, что приемы боевого искусства суть ритуал, подчиненный идее, но это показалось мне чушью… то есть, не помогло моему пониманию, - торопливо поправился он. Старец улыбнулся чуть ехиднее.

- Еще старший посоветовал мне обратить внимание на течение ци, и его изменение при выполнении приемов, - продолжил юноша. - Но и этот путь оказался для меня ошибочным. Боевое искусство - не механизм, собираемый из ци, словно из металлических деталей. На самом деле все оказалось очень просто…

- Стой, - поднял ладонь Уся-цзы. - Твое понимание - лишь твое. Я спросил у тебя о совете Юэсюаня только для того, чтобы удостовериться, что ты не попытался принять чужое понимание, и сделать его своим. Такое не оканчивается добром. Мысль о первичности идеи и вторичности приемов - абсолютно верна… для моего старшего ученика. Для всех остальных она ложна. Так же, как и мое понимание того или иного мистического искусства истинно лишь для меня. Стань я объяснять тебе, как именно путешествует ци по моим меридианам во время исполнения той или иной техники, либо же описывать тебе свое состояние мыслей, нужное для выплеска источником того или иного вида энергии, я не добился бы ничего. Выкованный под мою руку клинок будет для меня легок и удобен, а для тебя - тяжел и неуклюж. Помни об этом, - юноша сосредоточенно кивнул, все еще лучась довольством.

- То, что ты осознал первую форму рукопашного стиля Сяояо так быстро - великолепно, - с удовольствием продолжил старец. - Я просто вынужден дать тебе награду, полагающуюся за такую быстроту обучения, - хитро поглядев в загоревшиеся глаза Ван Фаня, Уся-цзы продолжил, и его слова заставили лицо ученика вытянуться. - С завтрашнего дня, ты будешь помогать Ху в делах хозяйственных. Окажи нашему смотрителю любую помощь, о какой он только попросит.

- Э-э-э, учитель, - осторожно начал Сяо-Фань. - Мое понимание сути этой вашей награды стремится к нулю. Вы уверены, что это не наказание? - Уся-цзы рассмеялся.

- С первого взгляда кажется именно так, да? Что же, объясню чуть подробнее, пусть я и был бы рад, если бы ты сам дошел до понимания этой малой истины. Ты освоил часть моего боевого искусства в достаточной мере, чтобы считаться полноценным учеником школы Сяояо. Уже сейчас, вступив в единоборство с врагом равной силы, ты можешь применить Кулак Восхождения, и победить, благодаря ему. Но все в мире стремится к равновесию. Я одарил тебя ценным знанием. Чем ответишь на этот дар ты? Как уравновесишь его ценность? - на лице юноши проступило понимание.

- Хм, уборка, готовка, и таскание тяжестей не кажутся мне равноценной платой за вашу науку, мудрец, - хмыкнул он, и его лицо посетила смущенная гримаска. - Я думал, что когда по завершении обучения я начну зарабатывать деньги - к примеру, помогая страже ловить преступников, - то расплачусь с вами.

- Я стар, и не нуждаюсь во многом, - ответил мудрец. Он приподнял пиалу с успевшим остыть чаем, и сделал продолжительный глоток. - Я не потребовал бы с тебя денег, Сяо-Фань. Но всякий труд, что не оплачен, теряет свою ценность. Если ты считаешь, что полученные тобой знания ценны, пусть твои прилежание и усердие в назначенных тебе трудах будут равносильно велики. Большего я не прошу.

- Хорошо, учитель, - пожал плечами юноша, все еще с выражением легкой озадаченности на лице. - Я буду трудиться, как для себя. Ну, то есть, я и буду трудиться для себя, - добавил он с улыбкой, - ведь Ху заботится и обо мне. Но усилий жалеть не буду.

***

- Я закончил с посудой, мытьем овощей, и подметанием, смотритель, - весело отрапортовал Сяо-Фань. Ху, к которому он обращался, отвлекся от подкидывания полешек в жерло кузнечного горна, и посмотрел на него с тенью удивления.

- В самом деле? - спросил он. В его тон, все такой же ровно-вежливый, как и ранее, добавилась толика одобрения. - Тогда у меня нет для тебя больше дел, Сяо-Фань.

- Я могу помочь вам в кузнечном деле, - предложил юноша, подходя ближе. От горна веяло сухим жаром, контрастирующим с влажной прохладой прочих уголков долины.

- В этом я обычно прошу о помощи Юэсюаня - он более или менее справляется с работой молотобойца, - задумчиво ответил здоровяк-смотритель, почесав бороду. Отказываться, впрочем, Ху не спешил. Он оценивающе посмотрел на Ван Фаня, чуть щуря черные глаза. - У тебя для молота нет ни привычки, ни силенок, уж не обижайся. Я бы доверил тебе меха, но… - он нахмурился, с сомнением на лице, и продолжил. - Это тяжелая и долгая работа, требующая стойкости и упорства. Есть ли они у тебя?

- Силы мои невелики, но если вы примете мою помощь, смотритель, я не отступлюсь, - весело ответил юноша. - Учитель хочет, чтобы помощью вам я отплатил за его уроки, а его наставления для меня много ценнее той малости, что я уже сделал. Не откажите мне в попытке выплатить мой долг, смотритель.

- Хм, ну надо же, - Ху покачал головой, удивленно ухмыльнувшись. - Тогда, слушай внимательно. Эти меха, - он кивнул на установленную на подпорках кузнечную принадлежность, сделанную из кожи и дерева, - должны подавать воздух в горн равномерно, и без перерыва. Ускоряйся или замедляйся только тогда, когда я скажу. Давай, попробуй, - он приглашающе махнул Ван Фаню. Тот с готовностью взялся за ручки мехов.

***

- …Ну как, Ху, готово? - спросил тяжело дышащий Сяо-Фань, все поддавая жару в горн. Совместная тяжелая работа порядком стерла рамки отчужденности между ним и смотрителем школы.

- Еще немного потерпи, - успокаивающе отозвался здоровяк, ловко управляясь с молотом и кузнечными клещами. Нанеся последний удар, он опустил готовый предмет в бадью с водой, породив громкое шипение и клубы пара. - Все, отдыхай, - юноша с готовностью отпустил меха, и утер со лба трудовой пот. Кузнечное дело изрядно нагрузило его мышцы.

- Ну и что же мы такое сделали? - весело спросил он, усевшись на землю там, где стоял. - Надеюсь, не меньше, чем непобедимое оружие - я вымотался, как никогда.

- Мы сделали, мальчишка? - со смехом в голосе отозвался Ху. - Ты, самое большее, помогал. Я, - он подчеркнул это слово голосом, - выковал подкову, одну из четырех, для мерина, принадлежащего Юэсюаню. Ну-ка, - он вынул изделие из воды, внимательно осмотрел, и постучал по нему ногтем. В ручищах Ху, подкова казалась не больше монетки. - Вышло неплохо, спасибо за помощь, Сяо-Фань. Без тебя, я бы дольше провозился.

- Подкову? - с вытянувшимся лицом вопросил юноша. - Всего одну? За все это время?

- А ты как думал, качество само собой возникает в вещах? - рассмеялся смотритель. - Нет, его только долгим и тяжелым трудом достигнешь. Давай-ка передохнем, и докуем остальные три, - Ван Фань ответил ему взглядом, полным мрачной решимости - после своей речи о выплате долгов Уся-цзы, он не мог отступиться, пусть продолжение кузнечных упражнений и грозило ему немалой усталостью и болью в мышцах.

***

- …Все, Сяо-Фань, с подковами мы закончили, - Ху бросил последнее готовое изделие в холодную воду, и повернулся к своему помощнику. Тот с трудом разжал ладони на ручках мехов, и со стоном опустился на землю.

- Раз мы так быстро справились, я должен тебя отблагодарить, - с виноватым видом молвил смотритель. - Пойдем-ка на кухню. У меня для тебя найдется кое-что особенное, в награду за труды, - Сяо-Фань кивнул, кое-как поднимаясь на ноги.

Они проследовали в прохладное кухонное помещение, и могучий служитель, которого, казалось, вовсе не утомил долгий и тяжёлый кузнечный труд, спешно разжег очаг. Пока Ван Фань отдыхал, устроившись за обеденным столом, Ху вынул из ледника небольшой сверток, высыпал его содержимое в кастрюлю, и вскоре поставил перед юношей вместительную тарелку вкусно пахнущего супа.

- Ешь, это поможет тебе восстановить силы, - добродушно улыбаясь, смотритель передал Сяо-Фаню ложку. Тот, не чинясь, принял ее, и снял пробу с блюда.

- Гриб пории, - уверенно определил он. За время, проведенное с семейством Шэнь, большинство лекарственных растений стали для него знакомы на вкус. - А еще, женьшень, и… драконья кровь? - он удивленно воззрился на смотрителя. - Ху, ты кормишь меня деньгами. Все равно, что пару лян золота в этот суп искрошить.

- Ты заслужил все это сегодня, - ответил могучий смотритель, дружески ухмыляясь. - От твоих братьев по учебе я, признаюсь, такого упорства не видел. Ешь, не пропадать же добру.

- Ну ладно, - все еще удивленно сказал Сяо-Фань, и вновь взялся за ложку. - Если так, то не буду церемониться, - и юноша увлеченно принялся уничтожать дорогое и полезное блюдо. Упражнения с мехами изрядно раззадорили его аппетит.

***

- Подождите немного, молодой господин, - смотритель Ху бросил косой взгляд на подошедшего к его небольшой кузнице юношу, и продолжил старательно вращать точильный круг, высекая искры из длинного прямого лезвия.

- Какой ещё “молодой господин”, Ху? Это же я, - рассмеялся Сяо-Фань. - Стоило мне увлечься тренировками на пару недель, и ты перестал меня узнавать? - он обошёл служителя и встал перед ним, с долей насмешки вглядываясь в заросшее бородой лицо.

- Ну надо же, - с удивленной полуулыбкой ответил Ху, подняв взгляд от точила. - За эту пару недель ты вырос как бы не вдвое. Тебе понадобилось что-то, или ты помочь зашёл?

- Понадобилось, - ответил Сяо-Фань. - Но я сам разберусь, не отвлекайся. Ненужные железяки ведь, как всегда, вон в той корзине? - смотритель согласно кивнул, бросив быстрый взгляд на стоящую рядом с горном цилиндрическую корзину, из которой торчали металлические прутья весьма разнообразного вида.

Юноша, порывшись в отходах кузнечного дела, нашёл подходящий ему предмет - неширокий и плоский пруток, - и устроил его на наковальне. Прихватив из разнообразия инструментов, разложены на верстаке поодаль, молоток и зубило, он в несколько ударов разрубил прут на части разной длины. Пользуясь клещами и тисками, Сяо-Фань аккуратно согнул все куски металла в кольца, и ухватив плоды своего труда в горсть, подошёл к одной из кадушек, наполненных водой, что стояли рядом с горном. Он наклонился над спокойной водой, отражающей его лицо.

Прошедшие несколько недель порядком изменили юношу. Слова Ху о бурном росте Ван Фаня не были преувеличением - физические упражнения, свежий воздух, плотное и, от щедрот Ху, полезное питание, а также, как подозревал юноша, циркуляция внутренней энергии в организме, преобразили его. Погостив у семейства Шэнь и испробовав на себе целительские умения доктора и его дочки, Сяо-Фань прибавил в росте, но оставался, несмотря на обильное употребление в пищу медицинских блюд, стройным и худощавым. Сейчас, его тело изрядно раздалось вширь, бугрясь могучими мускулами. Юноша выглядел намного старше своих лет, и даже глядящее из воды отражение не выбивалось из образа молодого мужчины.

В недвижной воде кадушки отражалось лицо, смотрящее на своего обладателя со спокойной иронией. Оно не успел побывать по-детски округлым - болезненная худоба, порожденная годами лишений, исчезла после недавнего бурного роста, но сменилась не пухлостью ребёнка, а резкими чертами взрослого. Острые скулы, тяжёлая челюсть, чуть широковатые ноздри, и пухлые губы делали черты лица Сяо-Фаня угловато-грубыми, но по-своему приятными. Его серые миндалевидные глаза, сейчас - весело прищуренные, остановились на единственной детали образа юноши, что делала его странным и необычным для Поднебесной - причёске.

“Я тебя породил, я тебя и убью,” весело подумал Сяо-Фань. “Ну, или можно вспомнить про всяких там ирокезов. Где твоя боевая раскраска, чечако?”

Волосы так и не начали толком расти на голове Ван Фаня. Тот жалкий клок, которым могла похвастаться макушка юноши, с трудом отвоевал у сплошной лысины цунь-другой[1] пространства, вытянувшегося в сторону затылка, но и только. Отросшие на этом клочке волосы придавали Сяо-Фаню сходство не то с запорожским казаком, не то с североамериканским коренным жителем. Это мало беспокоило юношу. Пусть он и пришел сегодня в кузню, чтобы найти управу на свою скудную причёску, но вовсе не из соображений эстетики. Ему попросту надоело, что отросшие волосы лезут в глаза от резких движений.

После нескольких проб, он подобрал кольца нужного диаметра среди только что смастеренных, продел в них волосы, и аккуратными нажатиями пальцев сжал удерживающие “конский хвост” кольца потуже.

- Ну что, Ху, красавец я или как? Все девушки Лояна мои, или несколько все же устоит? - спросил юноша, пытаясь вывернуться так, чтобы углядеть в своём импровизированном зеркале затылок. Смотритель, отвлекшись от скрупулезного затачивания клинка, бросил на него короткий взгляд.

- Собрался в город? - спросил он с тенью заинтересованности. - С поручением, или просто так, погулять?

- Отдохнуть хочу, развеяться, - с улыбкой ответил Ван Фань. - Последние недели я одни тренировочные снаряды и видел. Сам не знаю, что на меня нашло, но отпустило оно меня лишь сегодня. Когда я отпрашивался у учителя, он чуть ли не прослезился - так рад был, что его младший ученик все же человек, - юноша хохотнул, и Ху, вторя ему, насмешливо фыркнул.

- Купишь для меня пару вещей на рынке? - смотритель школы Сяояо отложил недозаточенный клинок, и отряхнул фартук. - Кое-какие повседневные запасы истощились, а случая сходить в город все не подворачивалось.

- Запросто, - с готовностью ответил Сяо-Фань. Давай список и деньги. Только цены мне расскажи - я ничего в них не смыслю, сам понимаешь.

***

Лесная тропинка споро стелилась под бодрыми шагами Сяо-Фаня. Юноша был полон энергии, пусть и не с таким переизбытком, как в последние две недели. Все это время, юноша тренировался, как одержимый, но вовсе не из-за некоего побудительного мотива, что вынуждал его рвать жилы в скорейшей попытке усилиться. Наоборот, силовые упражнения несли Ван Фаню своего рода отдых.

В одно прекрасное утро, он проснулся, изнывая от жажды действия, и, примчавшись на тренировочную площадку, утолял эту жажду физическими упражнениями до самого обеда. Поев и передохнув, он продолжил, делая перерывы лишь на практику техник внутренней энергии и боевого искусства Сяояо. Лишь после ужина, Сяо-Фань успокоился в достаточной мере, чтобы при свете фонарей заняться упражнениями для ума - прочитать и осмыслить пару глав из “Искусства войны” Сунь У, запомнить свойства очередной акупунктурной точки, и уточнить интересующие его моменты из томика с описанием рукопашного стиля Сяояо, выданного ему Уся-цзы.

Этот распорядок дня, странный и неестественный, надолго захватил Ван Фаня. К концу его первой недели эффект постоянных тренировок стал заметен невооруженным глазом - мышечная масса юноши росла, как на дрожжах. Он набрал веса едва ли не в полтора раза от прежнего, и начал беспокоиться, не сделает ли это его неповоротливым и неуклюжим. Уся-цзы, к которому Сяо-Фань обратился с этой проблемой, не выказал ни капли беспокойства - наоборот, с довольной улыбкой покивав, старец добавил своему ученику нагрузок, назначив дополнительные упражнения. Сяо-Фань принял это с философским спокойствием - как он успел увериться, дурного бы учитель не посоветовал.

Все это время, жизнь Ван Фаня текла своим чередом, и даже период ударных тренировок не особо её изменил - всего лишь заменил часы досуга и часть умственных упражнений на упражнения физические. Сяо-Фань учился боевым и мистическим искусствам у Уся-цзы, тренировался с обоими своими старшими, и помогал Ху в его работе. Запланированный поединок с Цзин Цзи неожиданным образом прошёл мирно и буднично - хоть рыжеволосый юноша и не упустил возможности как следует поколотить своего младшего, дуэль, как и хотел Сяо-Фань, была дружеской, и больше напоминала обычную тренировку, пусть и более экстремальную, чем обычно. Манера боя Цзи, жёсткая и агрессивная, подтолкнула Ван Фаня к переосмыслению собственного стиля, и когда юноша, по окончанию поединка, низко поклонился своему старшему, и поблагодарил его за науку, это не было ни лицемерием, ни пустой вежливостью. Цзи, впрочем, не впечатлился, ответив в обычной своей пренебрежительной манере пожеланием тренироваться побольше, чтобы прекратить, наконец, позорить неумением их школу.

Сегодня утром, проснувшись и сделав обычную для себя зарядку, Сяо-Фань не почувствовал обычного переизбытка сил. Энергия, последние две недели выплескивавшаяся через край, поиссякла и успокоилась. По такому случаю, юноша решил устроить себе выходной, и прогуляться по улицам Лояна, что некогда принял его так негостеприимно. Сейчас, когда статус Ван Фаня повысился, и в его карманах водились деньги, юноша надеялся поменять свое впечатление о древнем городе. Лоян находился в часе неспешной ходьбы от долины Сяояо. Сяо-Фань мог бы позаимствовать лошадь из конюшни школы, или же и вовсе применить недавно изученную технику Шагов Сяояо, что немало сократило бы путь, но он был настроен прогуляться в свое удовольствие. Полуденное солнце ласково грело, проникая лучами сквозь кроны деревьев, птицы разводили свои трели, а Ван Фань вдыхал лесные ароматы, и чувствовал себя все легче и беззаботнее.

Юноша какое-то время размышлял о своих достижениях в учебе - он успешно продвигался в изучении рукопашного стиля Сяояо, осознав вторую его форму, именуемую “птица Пэн пролетает тысячу ли”, и приближался к осознанию третьей. Вторая форма, изменчивая и много более сложная, чем первая, все же не доставила юноше особых проблем - преодолев собственную косность при осознании первой формы, Сяо-Фань ухватил то зыбкое понимание, позволяющее превращать незамысловатые боевые приёмы в нечто большее. Прочитав “Беззаботное скитание” Чжуан-цзы, некогда вдохновившее создателя стилей Сяояо, юноша углубил свое понимание этих стилей еще больше. Единственным его затруднением с третьей формой, называемой Кулаком Бесформенной Пустоты, была недостаточная развитость его энергосистемы - продвинутая техника рукопашного стиля Сяояо являлась больше совокупностью манипуляций ци, чем набором кулачных приемов.

Это привело Сяо-Фаня в неподдельный восторг - данное мистическое действие уже имело зримое воплощение, и его демонстрация выглядела в глазах юноши истинной магией. Он насел на Уся-цзы с просьбами научить его продвинутым техникам развития внутренней энергии, чтобы поскорее приступить к освоению третьей формы. Ответ старца заставил юношу немного приуныть. Как оказалось, уже изученный Сяо-Фанем метод Сяояо был более чем совершенен и изощрен, чтобы позволить освоение любых боевых искусств. Дело было в том, что юноша, возгордившись своими первыми успехами, посчитал его полностью изученным, и видел в практике метода Сяояо лишь механический процесс, что застопорило его понимание этого мистического искусства на самом низком уровне. Оба старших Ван Фаня, подобных трудностей не испытавшие, уже вывели для себя новые грани базового метода школы. Стиль Гу Юэсюаня был вдохновлен все той же гигантской птицей Пэн из притчи древнего философа, и придавал телу молодого воителя нечеловеческие силу и прочность. Цзин Цзи почерпнул свое вдохновение из воинского строя под названием “летящий гусь”, и его наступательной мощи и гибкости. Этот вариант метода Сяояо добавлял рыжеволосому ученику Уся-цзы тех качеств, что оценил бы любой фехтовальщик: скорости, ловкости, и силы рук. Сяо-Фань, побеседовав со старшими и оценив их успехи, с удвоенным усердием налег на практику метода Сяояо, надеясь в скором времени и самому осуществить прорыв в его понимании. Кое-какие сдвиги уже имелись - в своих медитациях, совмещенных с практикой техники развития, юноша ощущал изменения своего течения ци, хоть и не понимал ещё их эффекта.

Сегодня Сяо-Фань не испытывал желания ни тренироваться, ни медитировать. Он был твердо намерен попробовать лоянской уличной еды, полюбоваться красотами древнего города, заглянуть на рынок и в знаменитый буддистский храм Байма, и посетить самые разные лавки, уделив особое внимание оружейникам. Проходя мимо стражников, охраняющих южные ворота Лояна, он раздумывал, не нанести ли дружеские визиты многочисленным школам и кланам города, но так и не пришел к определенному решению. Никаких дел с ними у Ван Фаня не имелось, да и не был юноша настолько важной персоной, чтобы главы пусть и местечковых, но все же влиятельных кланов радовались его прибытию. С другой стороны, Сяо-Фань не отказался бы сойтись в тренировочной дуэли с практиками незнакомых стилей.

Отложив окончательный вердикт насчет этого, юноша весело кивнул стражам ворот, что в ответ безразлично проводили его взглядами, и двинулся вглубь города, мимо коновязи почтовой станции и каменной арки ворот богатого особняка, идя на звуки бурлящего жизнью городского рынка.

Поначалу, этот водоворот непрекращающегося хаоса и кипящей жизни устроил чувствам Сяо-Фаня изрядную сенсорную перегрузку. Крики лоточников и зазывал, громкий голос странствующего сказителя, протяжные вопли попрошаек, шум многочисленных шагов движущихся туда и сюда покупателей, скрип тележных колес, ржание лошадей, мычание волов, и многое другое, сливались в сплошную звуковую волну, обрушившуюся на уши юноши. Многоцветье красок - дорогие шелка, золоченые женские украшения, свежая зелень, блестящая чешуя рыбы, разноцветные одежды посетителей рынка и продавцов, - рябило в глазах. Изобилие запахов, как приятных, от еды и благовоний, так и резкого смрада животных, было настолько насыщенным, что Ван Фаня едва не замутило. Он остановился, давая себе пару секунд, чтобы привыкнуть к шуму и запахам, и с широкой улыбкой шагнул в направлении приземистых деревянных столиков под небольшим навесом. Запахи, источаемые соседствующей с ним кухонькой под скромной вывеской, что гласила “Лапша дань-дань”, показались ему очень привлекательными, а желудок Ван Фаня счел нужным напомнить ему именно сейчас, что юноша ничего не ел с самого утра.

***

Сяо-Фань остановился у стен ямыня[2], щедро залепленных листовками с изображениями разыскиваемых преступников. Большая часть бандитских рож, намалеванных на кусках дешевой бумаги, выглядела настолько непохожими на человеческие, что юноша задался вопросом, чем же вдохновлялся неведомый художник на службе городской стражи - описанием ли зверодемонов из “Путешествия на запад”, раскрашенными ли масками оперных персонажей, либо же и вовсе пьяными бреднями. Внимание Сяо-Фаня привлекли два объявления, выделяющиеся из общей массы как величиной наград, так и качеством портретов. На одном была нарисована явная женщина, пусть и не менее страхолюдно выглядящая, чем весь прочий набор разыскиваемых стражей звероподобных харь. Злобно скалящуюся с листовки разбойницу звали “Янь, грабительница могил”, и награда за нее была повыше средней на порядок. Другое же объявление отличалось качеством выполненного портрета, что изображал, впрочем, вполне заурядную физиономию.

“Интересно, местные воры приплачивают портретисту за изображение себя в наиболее выгодном свете, или он сам такой противник законности?” задумался юноша, ухмыляясь своим мыслям. “Шанс кого-то распознать по этим шедеврам крайне мал. Всего один из разыскиваемых на человека похож, остальные как из Диюя сбежали. С некоторой вероятностью можно узнать Янь-гробокопательницу, но только из-за того, что в криминальной среде Лояна процветает мужской шовинизм, и она одна тут женщина. Ну, еще родимое пятно у нее заметное, но это вполне может быть клякса, посаженная гением-художником.”

Он остановился у лотка торговца сладостями, и прикупил у добродушно улыбающегося старичка памятное лакомство из детства - палочку с нанизанными на нее засахаренными ягодами боярышника. Сяо-Фань успел сжевать один красный шарик, наполнивший его рот кисло-сладкой свежестью, когда его внимание привлекла сцена, разворачивающаяся неподалеку, на широком деревянном помосте, используемом бродячими артистами, сказителями, и тому подобным людом, что зарабатывал на жизнь, развлекая народ. Протолкавшись сквозь толпу встревоженно переговаривающихся зевак, юноша подошел ближе.

На помосте стоял пожилой мужчина в свободной одежде, удерживающий в руках затупленный меч. Он явно был одним из бродячих артистов, зарабатывающих на жизнь показом приемов боевого искусства. Странствующий танцор с мечом что-то объяснял наседающим на него четверым типам, но без особого успеха. Пусть лицо артиста было умоляющим, а поза - наимирнейшей из возможных, четверка сомнительных личностей лишь распалялась пуще прежнего.

Эти четверо и сами напоминали не то актеров, не то оперных певцов, не закончивших переодеваться к представлению. Один, карлик с чрезмерно большой головой, с трудом удерживал в коротких руках тяжеленный деревянный молот. Другой, мужчина в красной жилетке и с длинной косой, глядел на мир с устало-брезгливой гримасой, словно пытаясь изобразить скучающего вельможу. Третий, щуплый юнец с самодовольной физиономией, постоянно приглаживал стоящую стоймя прическу, грозящую без этой поддержки рухнуть ему на лицо. Последний, тощий и лысеющий, опирался на “меч ущербной луны” - древковое оружие в виде сабельного лезвия, насаженного на длинный шест. Он что-то втолковывал артисту с мечом.

- …Мое же имя - Цзя Юньчан, разрубающий пятерых тигров и шестерых драконов, рассекающий солнце и луну! - услышал Сяо-Фань его полное невероятного самодовольства представление. - Как ты смеешь, жалкий подражатель, бахвалиться своим ничтожным умением перед нами, Четырьмя Великими Драконами, Затмевающими Горы, да еще и деньги за это требовать!

“Цзя Юньчан? ‘Поддельный Гуань Юй’[3]? Серьезно? Угораздь моих родителей меня так поименовать, я бы держался подальше от древкового оружия вообще, и ‘меча ущербной луны’ в частности, во избежание ассоциаций,” Сяо-Фань, не сдержавшись, громко рассмеялся. Тип, обозначивший себя как “поддельный Гуань Юй”, обернулся в его сторону с сердитым недоумением на лице.

- Кто это смеется над четырьмя героями? - вопросил он, преувеличенно хмурясь. Толпа вокруг Ван Фаня немедленно раздалась в стороны - пусть четверка и вела себя нелепо, оружие двоих из них было настоящим, и опасным даже в неумелых руках.

- Это был ты, наглый мальчишка? - остановил на Сяо-Фане взгляд “поддельный Гуань Юй”. - Видит небо, твои родители дурно воспитали тебя. Придется преподать тебе урок вежливости.

Веселая улыбка юноши поблекла при упоминании его родителей. Вздохнув с притворной грустью, он обернулся к стоящим поодаль людям. Один из зрителей в первых рядах толпы, совсем еще маленький, с интересом и ожиданием глядел на Ван Фаня, цепляясь за полу халата своей матери. Юноша подошел к нему, и, дружески подмигнув малышу, протянул ему палочку с засахаренным боярышником. Тот с радостным удивлением на лице ухватил лакомство, и немедленно сунул одну из ягод в рот. Сяо-Фань же легкой походкой приблизился к помосту и одним движением вспрыгнул на него, своим немалым весом заставив ветхие доски содрогнуться. Четверка задир, осознав размеры своего оппонента, несколько стушевалась.

- Назови свое имя! - потребовал большеголовый карлик, сжимая рукоять молота.

- Сяо-Фань, - добродушно улыбнулся юноша. - Безвестный простолюдин без роду-племени.

- Могучим воителям, вроде нас, постыдно будет марать руки о безызвестных юнцов, - с плохо скрываемой опаской высказался тип в красной жилетке. Он все еще пытался удерживать на лице брезгливую гримасу, но без особого успеха. - Проваливай, как там тебя, Сяо-Вань. У нас важная беседа с этим актером, потерявшим чувство меры.

- Конечно же, - сквозь дружелюбный тон Ван Фаня проглядывала ирония. - Я немедленно исчезну, не смея и дальше мешать доблестным воителям, - он насмешливо оскалился, и не думая дальше скрывать свое пренебрежение. - Но сперва… - он шагнул чуть ближе к “четырем великим драконам, затмевающим горы.” Те невольно отшатнулись назад. - Вы извинитесь перед этим уважаемым господином за оскорбления, - он кивнул в сторону актера, что, пользуясь случаем, отступил назад.

- А еще, вы земно поклонитесь мне, и извинитесь за слова о моих родителях. Иначе, “могучие воители”, - последние слова Сяо-Фань произнес крайне издевательским тоном, - я оскорблю вас действием. Прямо сейчас, - он демонстративно хрустнул костяшками кулаков.

- Ах ты… да как ты смеешь! - злость преодолела опасение в сердце “поддельного Гуань Юя”, и он шагнул вперед, перехватывая “меч ущербной луны” поудобнее. - Сейчас я тебя проучу, ты, малолетний…

Он не успел договорить - Сяо-Фань шагнул ему навстречу, шлепком ладони сбил в сторону тяжелое лезвие его оружия, и, продолжая движение, наградил Цзя Юньчана сильным ударом в грудь, вышибившим воздух из его легких, и бросившим его на доски помоста. “Меч ущербной луны” гулко лязгнул, скатившись на мостовую. Тройка подельников упавшего подалась назад. Коротыш с трудом волок свой молот, парень с нестойкой прической принял вычурную боевую стойку, делая замысловатые движения руками, а тип в красной жилетке подпрыгивал на носках, двигая корпусом из стороны в сторону. Ван Фань не стал разочаровывать своих боевитых оппонентов.

Быстрым движением сократив расстояние между собой и типом с избыточной прической, он отбил блоком ладони его бьющие руки, и своротил ему челюсть сильным боковым ударом. Тот вскрикнул и плюхнулся на седалище, даже и не думая продолжать бой. Молодчик в красном жилете подскочил ближе, и попытался атаковать Сяо-Фаня высоким ударом ноги. Тот срубил его быстрой подсечкой, а когда длиннокосый вскочил на ноги - снес его мощным пинком в грудь. Заметив, что карлик, покрепче ухватившись за оружие, тоже собрался поучаствовать, Сяо-Фань одним длинным шагом приблизился, и, наступив на боек молота, склонил голову набок и с укоризной поглядел на большеголового коротышку.

- Бить карликов - нехорошо, но раз уж ты упорствуешь в своей невежливости, придется мне проучить тебя, - с тяжелым вздохом сказал юноша. Его противник, отчаявшись вырвать свое чрезмерно тяжелое оружие из-под пяты Сяо-Фаня, отпустил молот и с покаянным видом бухнулся на колени.

- Простите слова моего названного брата, юный воитель, - зачастил он, отвешивая земной поклон. - Ваше боевое искусство поистине несравненно. Вы открыли нам глаза. Примите искреннее уважение Четырех Великих Драконов, Затмевающих Горы…

- Хватит уже, - сердито прервал его Ван Фань. - Извинись перед артистом, забирай своих дружков, и исчезни с глаз моих.

Четверка незадачливых забияк, кое-как поднявшись на ноги, поспешно извинилась перед немолодым актером, и поковыляла прочь. Последний лишь ошарашенно хлопал глазами,

- Здорово! - раздался звонкий детский голос, сопутствуемый громкими хлопками в ладоши. Малолетний зритель из первого ряда успел доесть засахаренный боярышник, и сейчас выражал свое бурное одобрение. Толпа поддержала малыша смешками и разнобойными хлопками в ладоши.

- Спасибо, спасибо, - шутовски раскланялся Сяо-Фань. - За представление поблагодарите… как вас зовут, уважаемый? - обернулся он к пожилому артисту. Тот коротко представился.

- Благодарите господина Линь Юэ, - закончил юноша, спрыгнул с помоста, и двинулся прочь, оставляя за спиной смеющихся зевак, и сбивчиво благодарящего артиста. Пора было выполнить поручение Ху, и двигаться домой, в долину Сяояо.

Примечания

[1] Один цунь примерно равен 3.3 см.

[2] Ямынь (衙门, ya men, я мэнь) - суд, присутственное место.

[3] Цзя Юньчан - каноничный китайский каламбур. Фамилия "Цзя" созвучна с произношением иероглифа "假" (jia, цзя), означающего "поддельный". Юньчан - придворное имя полководца Гуань Юя, традиционно изображающегося с "мечом ущербной луны".