История моего самоубийства

86. Люди везде живут под страхом смерти

— Дорогие братья и сестры! Говорит Бертинелли! Извините за фамильярность, но в эту тяжелую минуту…

На этом у капитана волнение прорвалось наружу, и он закашлялся. Пока Бертинелли прочищал горло, пассажиры понимающе загудели, — все, за исключением старушки с бородавкой в Первом салоне, хранившей молчание из капризности, и Стоуна за гардиной в Посольском, безмолвствовавшего по более веской причине.

— Дорогие братья и сестры! — повторил капитан. — Напоминаю, что спасательные жилеты находятся под сиденьями, что люди везде живут под страхом смерти, а жизнь есть болезнь, передающаяся половым путем и поэтому завершающаяся, как видите, дурно…

Пассажиры загудели еще более понимающе.

— Не исключено, дорогие мои, — продолжал Бертинелли, — что кому-нибудь из вас удастся выжить, но поскольку падаем с очень большой высоты, — как подсказывает опыт, выживет не больше одного. Как правило, выживает мужчина, — и вот к нему у меня такая просьба: не обижайте потом стюардессу!

Все пассажиры, включая старушку с бородавкой, но исключая Мэлвина Стоуна, переглянулись непонимающе.

— Поясняю на примере, — успокоил всех Бертинелли. — Когда один из самолетов соперничающей компании стал терпеть крушение, капитан велел стюардессе отвлечь пассажиров от происходящего, и она приступила к стриптизу, предупредив, что с каждой расстегнутой пуговицей у самолета будет отваливаться по детали. Когда она оголилась, дорогие мои, машина рухнула в океан, и — кроме капитана и стюардессы, которые не вправе погибать, — выжил лишь один пассажир. Он подплыл к стюардессе и — вместо того, чтобы согреть ее в ледяной воде — оскорбил хамским заявлением…

Пассажиры засуетились.

— Ты, говорит он ей, — и извините меня за это слово, — ты, говорит, сущая блядь, и шутки у тебя блядские!

За исключением меня и Стоуна, все обиделись за грубость на пассажира из самолета соперничающей компании. В отличие от Стоуна, однако, я рассмеялся.

— И это не все, — продолжил Бертинелли, — потому что они втроем выплыли на необитаемый остров. Через месяц грубый пассажир закапризничал, и, буркнув, что не в силах больше выносить разврата, застрелил стюардессу!

Пассажиры загудели осуждающе.

— И это не все! — объявил Бертинелли. — Проходит месяц, и пассажир снова разбушевался: довольно разврата! — и, представьте, похоронил стюардессу, не посчитавшись с капитаном.

Пассажиры осуждали уже и меня: я не переставал смеяться.

— И прошел еще месяц! — сообщил Бертинелли. — Грубиян стал вопить, что не потерпит разврата, и, схватившись за лопату, выкопал из могилы несчастную стюардессу!

Я поправился в кресле, набрал воздуха по самое горло и затрясся в хохоте так сильно, что со стороны могло показаться, будто самолет передергивает именно из-за этого.