— Нет, пожалуйста, давай обойдёмся без больницы, — начинаю паниковать, понимая, что за “королевскую” мне нечем заплатить.
— А давай ты просто расслабишься, а я буду решать что надо, а что нет, — отрезает Гордей, садится за руль, выезжает на дорогу.
А я сижу, кусая губы, глотая слёзы, потому что нога пульсирует просто ужасно, и я боюсь, что там будет всё же перелом. Что я тогда буду делать? Я помню, бабушка когда-то ломала ногу, и ей было так тяжело передвигаться по дому, мне приходилось всё делать самой. И хозяйство, и кухня. Но я-то здесь одна, и помогать мне некому.
— Снегурка, ты там не кисни, — подаёт голос с водительского сиденья Гордей. — Мы почти приехали.
Он паркуется рядом с известной в городе частной клиникой. Я только сильнее вжимаю голову в плечи, потому что мне даже страшно представить, какие тут цены.
— Гордей, я не хочу, — делаю последнюю попытку к сопротивлению, но меня никто не собирается слушать.
Этот танк подхватывает меня на руки и прёт прямо к ресепшену, по пути властно приказывая открывать двери, потому что у него руки заняты.
И вот, не проходит и пятнадцати минут, а я уже на приёме у травматолога, и рентген мне делают быстро и без очередей.
Персонал вежливый, улыбчивый, не то что в городской травматологии. Там я прекрасно помню, как меня обматерила тётка-рентгенолог за то, что я не так повернулась.
И всё бы ничего, да только я понимаю, что теперь ещё больше должна Гордею, и совесть моя просто не позволяет прогнать его после всего, что он сделал.
Но… это не отменяет того факта, что он женат, и не сказал мне об этом до того, как решил перевести наши отношения в горизонтальную плоскость. А значит, мне придётся как-то вежливо его поблагодарить и отправить к жене.
— Перелома нет, — сообщает травматолог, рассматривая снимок.
— Слава богу, — выдыхаю я. — А почему тогда так болит? — смотрю жалобно.
— Растяжение связок тоже очень болезненно, — кивает врач. — Сейчас наложим тугую повязку, станет легче. Ещё вам нужно будет приобрести специальный фиксатор для лодыжки, мази для снятия отёчности, ну и обезболивающее. Я всё выпишу.
Тянусь за назначением, но Гордей перехватывает листик.
А дальше мне бинтуют ногу, и нас отпускают.
— Я попробую сама, — неуверенно прыгаю на одной ноге.
— Так, Аня, давай без геройств, — кривится Гордей. — Сейчас ещё и вторую ногу свернёшь. Я тебе тут транспорт нашёл, смотри, на таком сегодня ты ещё не каталась.
Подтягивает ко мне кресло-каталку, усаживает меня и везёт к выходу.
И снова мы в его машине, едем в сторону моего дома.
— Сколько стоил приём? — решаю всё же выяснить я.
— Нисколько, — отмахивается.
— Но…
— Всё, тихо, — отрезает недовольно. — Давай без вот этой вот фигни, что ты мне деньги вернёшь и прочее. Не переживай, я с тебя за это по-другому спрошу, — нагло усмехается.
— Вот именно, что по-другому, — психую я. — Я не хочу быть тебе обязанной, потому что…
— Так, — рявкает Гордей. — Остановись. Мы этот разговор продолжим, но не в машине.
— А где? — хмурюсь я.
— Ты теперь инвалид, а я согласен побыть твоей нянькой, — сверкает улыбкой Гордей мне в зеркало заднего вида.
Я не горю желанием приглашать Гордея в гости, но как выпроводить этого нахала, я просто не представляю.
Гордей останавливается прямо у моего подъезда, чему я не слишком рада. Конечно, для бабушек на лавочках сейчас слишком холодно, но наши блюстительницы порядка умудряются и из окон палить всё, что происходит рядом. Но выбора у меня нет.
Гордей помогает мне выйти из машины, подхватывает на руки, несёт к входу в подъезд, и тут я замечаю девушку, которая стоит рядом.
— Таня? — смотрю на неё хмуро.
— Аня? — не менее удивлённо Танька переводит взгляд с меня на Гордея. — Это как понимать?
— О, подруга нарисовалась? — усмехается недобро Гордей.
— Аня, нам нужно поговорить, — вздёргивает подбородок Таня.
— Мне не нужно, — смотрю на неё максимально холодно, хоть внутри и закипает вмиг от одного взгляда на эту змеюку. — И сейчас мне не до тебя, как видишь. Гордей, пошли, — командую я, крепче обнимая мужчину за шею.
— О да, моя госпожа, — глумится он, но делает именно так, как я сказала.
Мы проходим мимо офигевшей Таньки, заходим в лифт, створки закрываются, и вот тут я сдуваюсь.
— О-о-о, — тянет Гордей, — только не говори, что ты из-за этой шаболды расстроилась.
Ставит меня на ноги, и пока едет лифт, поднимает моё лицо за подбородок, заглядывая в глаза.
— Я не расстроилась — пытаюсь соврать.
— А то я не вижу, — фыркает он. — Так вот, что я тебе скажу. Я помню, ты мне рассказывала, какая эта Таня раскрасавица, весёлая, умная и прочее. А теперь послушай меня. Я тебе как мужик скажу, у нас на таких глаз намётан. Вся её яркая красота говорит об одном: что девочка она легкодоступная. Для постели годится на раз, но не более того.
— Отлично, — фыркаю. — А я, значит, недоступная? И поэтому ты круги вокруг меня нарезаешь?
— Да, всё ты верно поняла, — усмехается Гордей. — А ты думаешь, я всех подряд на руках таскаю? Вот, поясница уже отказывает. Сейчас тебя донесу, и будешь меня кремом растирать, — страдальчески кривится, потирая спину.
— А теперь ты ко мне в гости напрашиваешься? И спину я тебе в постели должна растирать? — выгибаю возмущённо бровь.
— Вот умная ты не по годам, Снегурка. Сразу сечёшь все ходы наперёд.
— Нет уж! Пусть жена тебе спинку мажет, — отрезаю я.
Лифт как раз приезжает, створки распахиваются.
— И дойду я теперь уж сама, раз у тебя спина отказывает, — пытаюсь перепрыгнуть порожек.
Но Гордей не позволяет, ловит меня за капюшон, и я опять падаю в его объятия.
— Ладно, с постелью пока повременим, не пыли, — снова поднимает меня на руки. — Потерплю ещё немного. Но в гости я к тебе по-любому зайду. И мы поговорим. А потом решим, кто кому спину растирать будет.