Глава 9

Взлетаю на второй этаж совершенно невменяемым. Такого жёсткого облома в моей жизни ещё не случалось…

Вот это меня бортанула красавица.

А-а-а! — хочется проораться мне.

Смотрю с отчаянием на свой готовый разорваться на ошмётки пах.

— Садистка! Маленькая жадная змеюка, — ругаюсь тихо, глотая ещё пару эпитетов покрепче.

Иду на балкон. От каждого шага больно. И куда мне теперь с этим колом? Уверен, сейчас даже самообслуживание не спасёт.

Открываю настежь балконную дверь, выхожу на мороз. Здесь завывает ветер, в лицо бьёт ворох ледяных снежинок. Но это ни хрена не охлаждает пыл!

Сгребаю с перил полные пригоршни снега, размазываю по лицу.

Замираю от обжигающего кожу холода, но…

Че-е-ерт!

Мне бы сейчас такую же пригоршню в штаны! И она бы там вскипела, сто пудов!

А-а-а!

Закрываю ладонями лицо, и… в нос забивается непередаваемый запах этой жадной, невыносимой рыжей кошки.

Её возбуждение осталось на моих пальцах… И она ещё хочет сказать, что не хотела?

Маленькая врушка! Текла на мои пальцы, стонала, а теперь… Р-р-р!

Дышу глубоко морозным воздухом, чувствую, как леденеет перегретая от наших игрищ спина.

В ушах ещё стоят её сладкие стоны, на губах остался вкус её губ. О, и эти охренительные троечки, которые так чётко и бесподобно легли в мои жадные руки.

А соски у неё, как я предполагал, розовые. М-м-м! Хочу! Хочу вернуться, нагнуть её уже не нежничая, и вые…, ладно, вылюбить до донышка!

Чтобы стонала до хрипов!

Очень громкая, несдержанная девочка! Как же этот Игорь упустил такую?

Но…

Холодным душем приходит воспоминание, как девочка соскочила в последний момент, когда это урод так неожиданно всплыл между нами. Теперь я его ненавижу ещё больше. Мерзкое чмо! Но ранит больше всего не это, а то, что девочка, похоже, ещё не перегорела этим мурлом.

Вспоминаю, как резко она сжалась, и взгляды эти стыдливые! Очень вовремя она вспомнила про стыд!

Это пиздец как нечестно! — хочется заорать мне на весь дом и снова всадить куда-нибудь кулак. А лучше не кулак, а всё же член! В её маленькую, тугую дырочку! И трахать, трахать, трахать…

А потом отлупить по спелой упругой заднице! И снова оттрахать!

Чтобы навсегда запомнила, что нельзя заводить до искр взрослых дяденек, а потом соскакивать в самый последний момент!

Не хотела она! Ага! Сначала мы ротик свой раскрываем, и ножки разводим, заманивая в свою слишком мокрую горячую пещерку, и грудь позволяем выгулять, а потом…

Курить хочу! Но… Сигареты остались внизу, а спускаться туда мне нельзя! Иначе эта маленькая садистка всё же получит сполна того, о чём выпрашивала своими стонами.

Зажмуриваюсь, ожидая, когда же спадёт хоть немного этот морок возбуждения. Так, Дымов, всё! Не думай, не вспоминай. Вот, на снег смотри!

Но даже снежинки напоминают о её нежной коже… И вот эти холмики наметённого снега на перилах, они же как её охуительная троечка…

И меня снова кроет, как пацана, подбрасывая всё выше.

Это проклятое наваждение!

Не выдерживаю, дёргаю молнию на джинсах, выпуская на волю дико ноющий член.

Смотрю на него с жалостью.

— Охладись немного, дружок, — стискиваю зубы от неприятных ощущений, глядя, как слегка покачивается всё ещё готовый на подвиги орган. — Всё, можешь падать. Отморозила нас с тобой Снегурка и отправила в нокаут.

Хватаю широко раскрытым ртом морозный воздух, рук уже не чувствую, тело тоже леденеет.

А вот и член, наконец, сдаётся, смиренно опадая. Так, надо в комнату валить, не хватало ещё яйца отморозить из-за этой заразы!

Завтра поговорю с этой врушкой, и я ещё отыграюсь! И в следующий раз ты меня обломать не успеешь! Сама попросишь, зуб даю!

Сначала мы сравняем счёт оргазмов, а только потом ты получишь своё удовольствие!

Постонешь ты у меня ещё, паразитка!

* * *

Просыпаюсь с трудом. Первая мысль: зачем я опять напился?

Стоп. Так я же не пил почти. Отчего тогда раскалывается голова и во рту так сухо?

Сглатываю, и со стоном опадаю назад на подушки. В горле огонь.

Яйца не отморозил, а вот гланды не выдержали. Всегда были моим слабым местом.

Лежу некоторое время, восстанавливая в памяти вчерашний вечер. Да уж, отлично погуляли. Прислушиваюсь. В доме тихо. Чёрт, а если девчонка сбежала? Могло у неё хватить ума двинуть куда-нибудь?

Нет, машину она едва ли откопает, а вот рвануть пешком к своему ушлёпку…

От этой мысли начинает закипать гнев. Хотя… с чего бы это, Дымов. Чужая девчонка, тебе какое дело?

Ты вчера, конечно, вымочил.

Нет, понятно, что шампанское и спермотоксикоз тебе мозг повредили, но не настолько же. Чего ты полез к Снегурке? Она вон, от переживаний о своей несчастной любви в обморок грохнулась, а тут ты, спаситель хренов. Чуть ли не с порога начал яйца подкатывать, а чем ты лучше её отморозка? Что ты можешь девчонке предложить. Она о чистой, светлой любви мечтает, а ты так-то женат. Ей романтика нужна, розовые сопли, сироп в уши, а с тебя романтик, как с неё шахтёр.

Вспоминаю, как был зол вчера на Снегурку за её динамо, а вот сейчас в свете дня злости во мне поубавилось. Даже хорошо, что Аня взбрыкнула в последний момент, иначе сегодня она бы точно жалела. А мне оно ни к чему.

Решаю всё же встать, проверить, на месте девочка и всё ли с ней в порядке.

Подняться удаётся с трудом. Осматриваю дикий бардак, разбитое зеркало, осколки, обломки стула. Надо убрать, конечно, но сил на это прямо сейчас у меня точно нет.

Натягиваю джинсы и ползу вниз, преодолевая головокружение. Тихо так. Неужели всё же сбежала моя Снегурка?

Осматриваю гостиную, здесь всё убрано, еды нет на столе, кругом чистота и порядок. Только рыжей моей зазнобы не видно.

Уже собираюсь расстроиться, как замечаю на столике её телефон. Так, уже лучше. Если бы она драпанула, едва ли оставила бы гаджет в домике. Подхожу к окну, замечаю одинокую фигурку. Она стоит на террасе, с тоской глядя вдаль.

А потом шагает вперёд со ступенек, как будто на что-то решившись. Ага, щас прям, куда это ты, красавица?

Ковыляю к двери, и как есть, полуголый, вылетаю на мороз.

— Аня, — кричу ей вслед. Голос хрипит, я его сам с трудом узнаю.

Она оборачивается, смотрит на меня удивлённо, опускает тут же глаза.

— Ты куда собралась?

— Никуда.

Возвращается на несколько шагов, украдкой осматривает мой голый торс, смущается.

И я тоже хорош! Ума — палата. У самого простуда, а я полуголый опять бегаю по морозу.

— Зайди, ты телефон забыла, — киваю ей и возвращаюсь в спасительное тепло.

Приваливаюсь устало к стеночке, а то после этих перепадов температуры в глазах звезды.

Аня медленно возвращается, заходит следом.

— Ты куда собралась?

— Я в машину хотела сходить, там у меня пакет с вещами.

Замечаю, что она всё в том же пальто, а под ним виднеется подол того охренительного платья, которое мне снесло крышу.

— Я уж думал, ты сбежать решила, — усмехаюсь я.

— Я думала об этом, — вздыхает скорбно Аня. — Но машину я сама из сугроба не достану, а больше мне идти некуда.

— Так тебя никто и не гонит.

— Спасибо. Я ещё хотела сказать…

— Скажи. Только в глаза мне посмотри, что ты их всё прячешь?

Аня заливается таким милым румянцем, что мне тут же хочется сгрести её в объятия и начать смущать по-взрослому.

— Ну, — делаю шаг вперёд, аккуратно беру за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.

— Ой, — хмурится вдруг девчонка. — У вас такая рука горячая. Да у вас жар. И голос хриплый.

Прикладывает руку к моему пылающему лбу, а я аж зажмуриваюсь от облегчения.

— Точно, — округляет глаза Снегурка. — А термометр у вас есть? И лекарства?

— Нет, наверное.

— Так у меня в машине аптечка. Я принесу сейчас, — разворачивается к выходу.

— Так что ты сказать-то хотела, — вспоминаю я.

— Да ничего уже, — отмахивается. — Ложитесь на диван, я буду вас лечить! — заявляет решительно.

Выходит за дверь, а я довольно улыбаюсь. Не, ну такой вариант мне нравится. Просто обалденная у меня будет медсестричка. От одной мысли о ней горло уже меньше болеть стало.

Думаю, такими темпами я быстро поправлюсь и без лекарств…

Загрузка...