С тяжёлым сердцем покидаю я нашу с Аней тёплую постель и наш номер. Как с мясом отрываю её от себя.
Девочка моя крепко спит, и, наверное, это даже хорошо. Потому что я по-прежнему не знаю, что говорить и как.
Оставляю ей записку и новый телефон, куда успеваю внести свой номер.
Сбрасываю в пятый раз вызов от Натальи. Я уже в курсе, что жена моя пришла в себя и бурно истерит в больнице.
Надо ехать.
Целую ещё раз мою сонную, родную девочку и выхожу из номера с ощущением, что впереди у меня война, и от того, смогу ли я выиграть, зависит вся наша жизнь.
Приезжаю в больницу, хочу сразу найти лечащего врача Натальи, но он на операции.
Тяжело вздохнув, иду в палату к жене.
Торможу перед дверьми палаты, слышу недовольный голос Наташи:
— Уколите мне ещё обезболивающих! У меня всё болит.
— Врач вам сделал назначение, отступать от него я не имею права, — категорично заявляет медсестра.
— Значит, позовите врача! То, что вы колете, мне не помогает.
— Тебе нельзя обезболивающих! — захожу я в палату.
— Гордей, — тут же меняется её тон с требовательного и капризного на жалобный, — Гордей, пожалуйста, сделай что-нибудь, — начинает плакать.
Рассматриваю её, кривлюсь. Лицо отёкшее, шея в ортопедическом воротнике, рука в гипсе.
— Всё что могла, ты уже сделала, — не собираюсь жалеть её. — Ты хоть понимаешь, что чуть не натворила?
— Гордей, ну не ругайся, — начинает всхлипывать чаще, медсестра поправляет капельницу и удаляется.
— Я могу вообще уйти, — киваю на дверь.
— Нет! — округляет глаза Наташа. — Пожалуйста, не бросай меня.
Тяжело опускаюсь на стул.
— Гордей, у меня всё болит, — снова начинает причитать. — Попроси обезболивающее посильнее.
— Наташа, скажи, ты не в курсе или прикидываешься, — внимательно рассматриваю её.
Растерянно замирает, будто раздумывая, как дальше себя вести. Сдувается всё же.
— Врач сказал мне про беременность, но я пока даже поверить в это не могу. Гордей, я не знала, — снова льются слёзы. — Если бы я знала, я бы никогда так не поступила. Прости меня, — рыдает в голос.
— Кто отец ребёнка ты, я так понимаю, не знаешь тоже? — не могу удержаться от порции яда.
— Ты что, — смотрит обиженно. — Это ты! Только ты! Не думай даже иначе. Я же…
— Давай обойдёмся без грязных деталей, — рявкаю я. — И на слово я тебе не поверю. Только после теста ДНК. Воспитывать чужого ребёнка я не буду.
— А если он твой? — замирает на мне взглядом, полным надежды Наталья.
— Я не знаю, — роняю устало лицо в ладони. — Но к тебе я всё равно не вернусь. Буду помогать с ребёнком.
— Ты что, бросишь нас? Гордей, мы же столько мечтали о ребёнке.
— Что? — разрывает меня. — Мы?! — рявкаю.
Опускает глаза.
— Ладно, ты мечтал. А я просто не понимала тогда, от чего отказываюсь. Дура была. Но теперь я всё осознала, клянусь. Гордей, не бросай меня. Я изменюсь, я буду такой, как ты хочешь. Я всё-всё для тебя сделаю, — хватает меня за руку.
Выдёргиваю пальцы. Молчу. Мне нечего сказать на самом деле. Наталья не слышит меня, и как донести ей это, я не знаю.
Она начинает всхлипывать сильнее, уже икая, закрывает лицо руками. Я знаю, что она сейчас делает. Она пытается вывести меня на эмоции, чтобы обнял её, пожалел и сделал так, как она хочет. В истериках Натаха мастер, а я их не выношу. И раньше всё бы так и было, но не теперь. Теперь я совсем по-другому смотрю на всё происходящее.
— Наташа, прекращай, — прошу устало. — Твои манипуляции больше не работают. Я от них дико устал.
— Т-ты, т-ты, бездушный, — всхлипывает.
— Да. Поэтому не надрывайся, если хочешь сохранить беременность. Мне, если честно, страшно подумать, какие могут быть осложнения у ребёнка после твоих пьяных загулов и вот этого тоже пьяного падения.
— Я больше не буду пить, клянусь. И курить брошу. Гордей, только не оставляй меня.
— Я тебя не оставляю. Как матери моего ребёнка… Возможно, моего ребёнка, — многозначительно уточняю, — я буду помогать. Это всё, что я могу тебе обещать.
— То есть в наш дом ты не вернёшься?
— Нет.
— Что, пойдёшь к своей рыжей шаболде? — зло прищуривается.
— Рот закрой! — рявкаю я.
— Нет уж, я скажу. Нашёл себе свежее мяско? Посмотрим, как быстро она тебе надоест.
— Всё! Прекращай!
В палату заходит врач. Наталья начинает жалобы по новой. Доктор отвечает сдержанно, объясняет, что это нормальная реакция организма, и всё что возможно, врачи делают.
— Доктор, а какие прогнозы по беременности? — задаю важный вопрос.
В этот момент звонит мой телефон. Я не глядя убираю звук, продолжая слушать врача.
— Тут вам лучше поговорить с гинекологом, я его сегодня приглашу. Но в целом срок небольшой, плод не должен был пострадать при травме. Теперь главное соблюдать все рекомендации врачей, наблюдаться. Ну и терапию мы, конечно, корректируем с учётом состояния пациентки.
— Можно мне обезболивающих каких-то нормальных? — стонет Наталья.
— Вот с этим как раз придётся ограничиться чем-то не слишком сильным. Это может плохо сказаться на ребёнке. Я назначил вам то, что возможно, больше нельзя, — разводит руками врач.
Наталья хнычет, но больше ничего не требует.
— Сейчас вас заберут на несколько исследований, — сообщает врач. — Вы сможете помочь? — обращается ко мне.
— Да, конечно.
И следующие два часа нас гоняют по кабинетам. МРТ, анализы, бумажки…
Наталья картинно стонет, при каждом удобном случае просит взять её на руки, не позволяя к себе прикоснуться персоналу.
Терплю, сцепив зубы, ловя себя на мысли, что любой тактильный контакт с ней вызывает во мне волну отторжения.
Когда Наташу возвращают в палату, приходит гинеколог.
Разговариваем с ним. Он в целом повторяет всё то, что я уже и так слышал.
— Скажите, когда можно сделать тест ДНК? — задаю я главный для себя вопрос.
Наталья тут же настороженно замирает.
— В целом, есть методы, которые позволяют сделать это уже на ранних сроках.
— То есть, уже сейчас? — сверлю взглядом врача.
— Ну, сейчас ещё слишком рано. После десяти недель будет можно. А сейчас вашей жене нужен абсолютный покой. А мне кажется, что эти разговоры её расстраивают, — улыбается врачиха, успокаивающе поглаживая Наталью по руке. — Будущей мамочке нужны только положительные эмоции, ей и так досталось, согласитесь.
— Я понял, спасибо, — поджимаю губы.
Хочется, конечно, съязвить, насчёт того, кому и что досталось, но прикусываю язык. Не нужно это всё посторонним людям.
Врачиха уходит, Наталья ловит меня за руку.
— Гордей, это твой ребёнок, я уверена. И в анализе я не сомневаюсь.
— Отлично, но мы его всё равно сделаем. А сейчас я пойду. Скажи, что тебе нужно, я принесу или пришлю кого-то.
— Ничего мне не нужно, — обиженно отворачивается к стене.
— Если надумаешь, напиши.
Выхожу из больницы и жадно дышу свежим воздухом. Как будто из душной клетки вырвался. Господи, дай нам сил пережить всё это.
Достаю телефон. Чёрт. Куча пропущенных, а телефон у меня на беззвучке. Два пропущенных от Ани.
Набираю тут же. Гудки-гудки, теперь она не берёт.
Ну это ничего. Ты же ждёшь меня, моя девочка. Я лечу к тебе. Не знаю всё ещё, что говорить и как, но отпустить тебя я всё равно не смогу. Буду признаваться, а дальше… Ты ведь любишь меня, малышка? Значит, что-то придумаем.
Приезжаю к гостинице с ещё более тяжёлым чувством, чем уезжал. Внутри что-то неприятно сосёт.
Захожу в наш номер и сразу понимаю, что Ани здесь нет. Сердце срывается в беспокойный галоп.
Вещей нет. Как? Я же просил дождаться.
На кровати записка. Читаю и умираю внутри.
“Я знаю про ребёнка. Тебя не виню. Верю, ты поступишь правильно. Ребёнок не должен страдать…”
Какого хрена! А откуда ты это знаешь? Кто мог сказать?
Ответ напрашивается сам собой. Эвелина! Но! Откуда эта ведьма знает?
Интуиция вопит, что здесь что-то не так! И самый главный вопрос, где сейчас Аня?
Звоню ей ещё раз. И снова игнор. Как-то не слишком красиво, Снегурка, не находишь?
Но я не буду торопиться с выводами. Я найду тебя, и мы поговорим.
Начну, пожалуй, с квартиры твоей отмороженной мамаши.