Измена в новогоднюю ночь (СИ)

Глава 44

Игорька вталкивают в кабинет и кидают прямо к ногам Седого. Тот с размаху лупит его кулаком в живот, мажорчик сгибается пополам, падает на стул, а Седой хватает его за светлую гриву и шипит ему в лицо:

— Что ж ты за непонятливый сучоныш, а? Это тебя папенька подослал?

— Папенька к вам подослать может только киллера! — скалится Игорёк. — Если меня тронете.

— Ой как страшно! — кривляется Седой. — Да только слышал я, что папаша твой вдруг серьёзно занемог. Думаешь, не знаю, что он из страны уже завтра свалит?

— И чего же вы тогда так боитесь? Оставили бы нас с Миланой в покое!

— Ага, чтобы ты ей голову задурил? Милана поедет в Англию! И жениха я ей найду нормального.

— Лощёного лондонского аристократа? — оскаливается мажор. — А со своей родословной что сделаете? За бабки найдёте в своём роду вшивых князей?

— А это не твоё дело, щенок!

Они продолжают препираться, я смотрю на этот цирк, и ни хрена понять не могу.

— Стоп! — привлекаю внимание к себе.

— Гордей, ты ещё здесь, — удивлённо оборачивается Седой.

— А у меня тоже сейчас шаблоны рушатся, — подхожу к мажорчику. — Ты и правда поразительный гадёныш. Как ты умудряешься нагадить во всех местах и сразу, м?

— Подожди…, — всматривается в меня мудило. — А ты-то что здесь делаешь? — хмурится удивлённо. — Ты… Анькин мужчина? Это ты сегодня в ресторане был, да?

— Не понял, — рассматривает нас Седой. — Какая, на хрен, Анька.

— Такая, — рявкаю я. — Невеста его, с которой он сегодня папеньку своего знакомил. Ресторан, колечко, шампанское. Хозяйка в вашем отчем доме…

А в новый год ты с другой шалавой кувыркался. Игорёк, чет я отчаянно запутался в твоих любовных подвигах! — пинаю его по ножке стула.

— Чёрт! — зажмуривается он. — Как же меня все достали! — роняет голову на руки.

— Тебя?! Всё?! Да это ты как кость в горле у кучи народа!

— Так ты чё, сучонышь, — звереет окончательно Седой, — к дочери моей свои яйца подкатываешь, а сам по другим тягаешься, как блудный котяра, мать твою?

Снова бросается на мажорчика, разбивает ему рожу, заваливает на пол. Но тут в комнату, как фурия, влетает какая-то девчонка.

— Папа, не трогай его! — визжит и виснет на плечах отца, оттаскивает его от Игорька.

— Милана? — ревёт багровый Седой. — Ты как из дома вышла?

— У меня свои методы! — вздёргивает подбородок девчонка. — Не смей трогать Игоря!

Рассматриваю её, невысокая, волосы длинные, тёмные, глаза большие, раскосые. Красивая. Точно внешностью не в Седого пошла.

— Отпусти моего парня! Или я устрою такой беспредел, какого ты ещё не знал!

А вот характер папин.

— Р-р-р! Как же ты меня достала! — аж подпрыгивает от злости Седой. — Неужели нельзя было выбрать нормального пацана, а? Почему именно этот!

— Я люблю его! А Игорь любит меня, — запальчиво продолжает девчонка.

— А почему тогда он со своим отцом знакомит левую тёлку, м?

— Да потому что вы нам иначе жизни не даёте! — орёт Милана. — Потому что вы достали свои войны вести и нас стравливать! Вот нам и приходится врать, выкручиваться, скрываться!

— Стоп! — снова вклиниваюсь я в этот эпичный разговор. — В смысле, выкручиваться и врать? — требовательно смотрю на Игоря.

— Да в том самом! — зажмуривается он. — Я уговорил Аню подыграть мне один раз, чтобы отец поверил в нашу с ней помолвку и успокоился! Улетел в свой Израиль и лечился там, и в мои дела дальше не лез!

— В смысле, подыграть? — туплю я.

— В том самом, что мы просто прикинулись парой, на один вечер. Это был спектакль для моего отца. Но теперь я уже и не знаю, сработает это, или всё пойдёт коту под хвост.

Они продолжают ругаться и выяснять отношения, а я огорошено вываливаюсь из этого эмоционального торнадо.

Значит “играли роль”? Зажмуриваюсь, чувствуя, как дико натянутая пружина внутри начинает отпускать.

Делаю первый за этот сумасшедший вечер глоток нормального, неотравленного воздуха.

Безусловно, вопросов у меня ещё море, и по заднице выписать очень хочется одной рыжей заразе… Но!

“Играла роль” — это я смогу пережить.

Только опять же непонятно, а чего это ты, Снегурка, решила бывшему своему женишку помогать? Что за благотворительность?

Но вопросы эти я хочу задать не запутавшемуся в своих “любовях” мудаку. Ему сейчас явно не до меня и Ани. Вон, Седой продолжает слюной плеваться и орать так, что скоро вены полопаются.

Но один важный момент мне всё же нужно выяснить.

— Так! Прошу паузу! — встреваю между ними. — Аня где? — впиваюсь взглядом в мажора.

Вздыхает.

— Я скажу, если ты обещаешь её не расстраивать ещё больше. Ты и так на неё наехал так, что она там еле живая осталась!

— Так, рот закрой и вон, со своей девушкой разбирайся, а как мне со своей говорить, я сам решу! Повторяю вопрос, где Аня? В квартиру матери она не попадёт, я ключи забрал. Надеюсь, ты её на улице не оставил?

— Нет. Она в моей квартире.

— Что?! — дёргается у меня глаз.

— Точнее, не в моей! В корпоративной! Вот ты истерик, бля! — закатывает глаза.

— А ты бессмертный, я смотрю? — хватаю его за грудки, приподнимая на стуле. — Адрес! — рявкаю в лицо.

Морщится, называет.

— Только ты это… Ты же не собираешься к ней бежать прямо сейчас? От тебя перегаром воняет, фу! — кривит рожу. — Пожалей девочку! Ей и так досталось.

Отпускаю его, отряхиваюсь.

— М-да, Игорёк, чувствую, до свадьбы ты с таким языком не доживёшь! Мне вот уже дико тебя грохнуть хочется и за “девочку”, и за остальное. Но я оставлю эту миссию Седому. Всё, счастливо разбираться. И это, Эдик, я бы на твоём месте подумал. Глянь, какой отмороженный чувак, другой родства с твоей семьёй не выдержит.

— Дымов, иди ты! — психует Седой.

— Всё, как скажешь. Я ушёл.

У меня свои эпичные разборки предстоят. И да, сразу к Ане я не пойду. Мне нужно остыть, всё переварить, чтобы опять не напылить на горячую голову.