Измена в новогоднюю ночь (СИ)

Глава 37

Секунды тикают, а я всё в том же ступоре…

Прислушиваюсь к себе…

Больно. Но… Я жива. Просто болезненный спазм в животе не отпускает.

Одинокая слеза стекает по щеке. Ребёнок…

Поэтому ты так трепетно со мной прощался, да? Это ведь было прощание, я правильно поняла?

Нет, я знаю, ты потому и промолчал, не знал как сказать, что нет у нас с тобой светлого будущего, не будет “вместе”, не будет “нас”.

А может, и будет, но в такой ущербной версии, что предлагать такое у тебя язык не повернулся?

Судорожно вздыхаю… Обидно за Гордея даже больше, чем за себя. Он достоин лучшего. Он ведь как раз от такого сценария и пытался уйти, чтобы не обрекать своего ребёнка на скандалы и тихую ненависть родителей друг к другу.

В этой версии не будет счастливых. От безысходности хочется побиться головой о стену.

Но я не хочу даже шевелиться, я просто застыла, ощущая ледяную глыбу внутри, которая не даёт вздохнуть.

Телефон снова вздрагивает вызовом. Не Гордей. Опять Эвелина.

Мне не хочется отвечать. Я бы хотела дождаться Гордея. Перевожу телефон в беззвучный режим и отрешённо смотрю, как настойчиво до меня пытается докричаться мать.

Что ей ещё нужно? Рассказать мне в очередной раз, как ошиблась я в выборе мужчины, какая я дура бесхребетная и прочее?

Обойдусь без её ущербного видения жизни через призму денег, статуса, и другой шелухи.

Телефон замолкает, но от Эвелины тут же летит сообщение, и я успеваю увидеть только первые слова, от которых мой ступор мгновенно проходит, и я хватаю телефон.

“Бабушка в больнице, у неё случился сердечный приступ”.

Что?!

Это уже слишком… Я не переживу, если…

Трясущимися от страха руками набираю бабушкин номер, но оператор сообщает, что телефон абонента выключен. От этого тревога возрастает во сто крат.

Звоню Эвелине.

— Алло, — тут же отвечает мать.

— Что с бабушкой?!

— Вот, хоть что-то тебя в этой жизни интересует, — с недоброй усмешкой. — Это ты её довела своим блудом с женатыми мужиками.

— Что? — подскакиваю.

— Да-да, — добивает меня мать, — подружка твоя в деревню приехала, слухов там распустила один хуже другого. Что ты жениха своего перед свадьбой бросила, и замужнего из семьи увела. Тебе Зоя Анисимовна не дозвонилась, зато набрала соседку из квартиры напротив. И та ей ещё дров подкинула. Рассказала, что всё так и есть, и видела она, как ты тут с Гордеем по подъездам обжималась.

Боже…

Сажусь, как громом прибитая. Слёзы катятся уже ручьём. Зажмуриваюсь, сгорая внутри от стыда. Я представляю, что ей там про меня наговорили…

А бабушка, она так остро на подобное реагирует…

— Откуда ты всё это знаешь? — спрашиваю убито.

— Так от соседки нашей и знаю. Она до меня снизошла, чтобы всё это вывалить. Ну и потом пришлось мне уже самой бывшей свекрови позвонить, — с явным недовольством в голосе сообщает Эвелина.

— Зачем? — еле выдавливаю. Отношения у них ужасные.

— Тебя спасала, дурёху! И репутацию твою подмоченную.

— Что с бабушкой? Она правда в больнице?

— Да, насколько я поняла. Но мне она не слишком поверила, тебя увидеть хочет.

— Да, я к ней поеду. Я заеду за ключами от машины.

— Кстати, насчёт машины…, — запинается Эвелина.

— Что?

— Эм… приезжай, поговорим.

Собираюсь я очень быстро. На внутреннюю свою истерику стараюсь не обращать внимания. Сейчас нужно понять, что с бабулей, а потом уже всё остальное…

Господи, как всё ужасно. И особенно больно от того, что Гордея в этот момент нет рядом. Да и не нужно. Ещё вчера я, наверное, смогла бы объяснить бабушке, что искренне люблю Гордея, она была бы сто процентов недовольна, но поняла в итоге, когда познакомилась с ним, пообщалась. А вот теперь, в свете открывшихся фактов… Нет у меня больше аргументов ни для бабушки, ни для себя…

Беру записку, ниже дописываю: “Я знаю про ребёнка. Тебя не виню. Верю, ты поступишь правильно. Ребёнок не должен страдать…”

Оставляю там же на подушке, собираю свои немногочисленные вещи, покидаю гостиничный номер.

На такси приезжаю к своему дому. Сразу отмечаю, что машины моей нет на обычном месте. Странно… Эвелина на ней ездила? Вполне возможно. У неё есть генеральная доверенность на машину, так что…

С тяжёлым сердцем поднимаюсь в нашу квартиру.

На пороге меня встречает Эвелина с неискренней улыбкой.

— Дочь, проходи.

Чувствую себя чужой и неуместной в этой квартире. Но вхожу.

— Я тороплюсь, — предупреждаю тут же. — Я возьму ключи и сразу поеду в деревню. Я переживаю за бабушку. Что ты ей вообще сказала?

— Я её успокоила. Сказала, что всё это абсолютная ложь, а ты по-прежнему собираешься замуж за прекрасного парня, с которым вы давно встречаетесь.

— Что ты сказала? — задыхаюсь я.

— Ну а что ты предлагаешь? Нужно было вывалить на неё правду, чтобы добить старуху?

— Нет, но…

— Тем более, вчера, после того как ты уехала, твой парень как раз приходил. Очень галантный молодой человек, и всё ещё хочет быть с тобой вместе.

— Игорь? — кривится моё лицо. — Он мне больше не парень, и я с ним быть точно не хочу.

— Дочка, — берёт меня за руку Эвелина, — ты молода и ещё очень неопытна. Ты же понимаешь, что Гордей теперь никогда не уйдёт от жены.

— А при чём здесь Игорь? — выдёргиваю руку.

— При том, что такие женихи на дороге не валяются. Я понимаю, у вас вышло недоразумение, но он очень хочет с тобой помириться. Он любит тебя, а Гордей просто дурит тебе голову.

— Мама, — обрываю её, едва справляясь с раздражением, — не утруждайся. Давай закончим этот бесполезный разговор. Дай мне ключи от машины, я поеду к бабушке, а все остальные проблемы буду решать потом.

— Дело в том, — поджимает губы Эвелина, — что бабушка ждёт тебя в гости именно с Игорем. Я обещала, что вы приедете вместе.

— Что? Ты совсем уже?! — обтекаю я.

— Нет, — отвечает с непробиваемым лицом. — Игорь готов тебя отвезти. Он сейчас должен подъехать.

— Пусть Игорь везёт куда хочет и кого хочет, мне плевать. Я поеду сама!

Прохожу в комнату, начинаю искать ключи от машины, но их нет на обычном месте.

— А ехать тебе не на чем, — заявляет вдруг Эвелина. — Машину я продала.

Застываю, медленно поворачиваюсь, встречаясь с ледяным взглядом матери.

Хочется спросить: «Как ты могла?» Но это бессмысленно.

Да, машина была её подарком, но я всегда знала, что моя мать одной рукой даёт, другой отнимает намного больше.

Я не хочу доказывать ей что-то про мораль и справедливость. Пусть подавится.

Сейчас меня интересует один вопрос: как попасть к бабушке. Я должна её увидеть и успокоить. Иначе этот ледяной ком страха добьёт меня окончательно. Бабуля — это единственный мой близкий, дорогой человек. И она сейчас намного важнее всех остальных.

— Вопросов не будет? — выгибает бровь Эвелина. — Отлично, что ты всё правильно поняла, дочка. У меня сейчас небольшие финансовые проблемы, прости, — разводит руками.

— Я пойду, — встаю, иду в прихожую.

— Постой, — протягивает пакет. — Вот здесь лекарства, их Зоя Анисимовна просила привезти как можно скорее, потому что в деревне их, как обычно, нет. Игорь тебя отвезёт, — смотрит в телефон, — вот, он уже внизу.

Как во сне беру пакет.

— Дочка, — вдруг ловит меня за руку мать, — ты не обижайся, ты потом поймёшь, что я тебе желала только добра.

Ничего не отвечаю. Не вижу смысла. Так горько и больно в груди… Впрочем, я привыкла. Похожее чувство меня преследует всю жизнь после каждого общения с Эвелиной.

Когда я была маленькой, мне до безумия хотелось понять, почему она меня бросила, почему никогда по-настоящему не любила… А сейчас, я просто хочу забыть о её существовании.

Выхожу на крыльцо, вижу машину Игоря. Нет, ничего не екает в груди. Даже ненависти к нему больше нет.

Конечно, хочется послать его подальше, но… Быстро прикидываю варианты. Автобус в бабушкину деревню ходит раз в три дня, и ближайший будет только послезавтра, на такси будет очень дорого, а денег у меня банально нет.

Тяжело вздохнув, набираю номер Гордея. Гудки-гудки-гудки… Не берёт. И это понятно. Ему сейчас не до меня.

Что ж, сжимаю в руках пакет с лекарствами. Обречённо иду к машине Игоря. Заметив меня, он тут же выскакивает с приветливой улыбкой.

Иду с каменным лицом мимо него, сажусь сама на переднее сиденье.

Нахмурившись, он садится за руль.

— Ты всё ещё не остыла?

— Готова воспользоваться твоими услугами как таксиста, не более. — То есть мириться ты ни в какую не собираешься? — Нет!

— Что ж, — вздыхает он. — Могу я тогда взамен тоже попросить тебя об услуге?