К островам Индийского океана

О пиратах. В гостях у Адама. Буржуа под соусом. Мы — сейшельцы

Целых двадцать пять лет я был несправедлив к Плаховой, считая ее «адским водителем». В стремлении скорее вернуться к Дженни Джон Адам то резко ныряет под уклон, то заставляет машину свечой устремляться в небо. Поздний вечер скрывает дорогу, сквозь широкие лапы пальм прорывается и не может прорваться половинчатый диск луны. Мятущийся свет фар вырывает странные очертания каменных гигантов — огромные глыбы, добравшись до осевой, вросли, сдавили и без того узкое полотно дороги, козырьками-карнизами нависают над головой. Валуны теснят ленту асфальта, каменные великаны стремятся столкнуть машину в пропасть, откуда, заглушая шум двигателя, нарастает рокот океана.

Иногда проскользнет, пересекая путь, собака да вспыхнут на обочине зеленые изумруды кошачьих глаз. На заднем стекле еще играют отсветы сейшельского маяка, но вскоре выступающий мыс глухой кулисой отрезает город. Мчимся в тоннеле искривленных пальмовых стволов, вытянутых в сторону океана.

— История Сейшел удивительна, — прерывает молчание Адам. — И самое удивительное, что до шестнадцатого века они были необитаемы, лишь арабские пираты использовали их как временное пристанище.

Рассказ Джона Адама. Основание поселению, названному Порт-Ройяль, положила в 1742 году группа из пяти-шести французов и девяти африканских рабов. Первым поселенцам было трудно: изолированные острова не имели каких бы то ни было контактов. Однако поселенцам помогала природа: плодородные почвы давали богатый урожай, океан снабжал рыбой, леса — древесиной, климат был гостеприимен и мягок; у колонистов не существовало причин беспокоиться о будущем. Многие побывавшие на островах считают, что потомки переняли эти черты и сейшельцы — люди беззаботные и беспечные. К первым поселенцам присоединились другие эмигранты. Острова стали постоянным предметом раздора между англичанами и французами. После поражения Наполеона в войне Сейшелы окончательно перешли к Великобритании в качестве колонии, которая управлялась сначала с острова Маврикий, а позже превратилась в колонию Сейшельские острова.

Запрещение рабства в 1835 году вызвало приток освобожденных рабов. Захватывая суда работорговцев, британские военно-морские силы отпускали рабов на свободу. Сейшелы стали привлекать индийцев и китайцев, преуспевающих в коммерции.

Черты культур трех континентов не могли не оставить след на образе жизни сейшельцев.

28 июня 1981 года народ Сейшел и многочисленные иностранные гости торжественно отметили пятую годовщину провозглашения независимости: нашему национальному празднику сопутствует веселый карнавал, вобравший краски праздничных традиций нескольких стран. В танцах и музыке воплощены черты и африканской культуры. В течение двух веков бывшие рабы из Африки в тайне сохраняли свои обряды, устраивая празднества в укромных уголках под звуки тамтамов, и сегодня в креольском танце сохранены танцевальные ритмы барабанов. Здоровые черты культуры возрождаются, растет число ансамблей, певцов и танцоров. Скажите, вам приходилось видеть креольскую сегу? Это удивительное зрелище! В танце оживает душа народа, множество оттенков настроения передается пластикой жестов, движением тел, выразительной игрой пальцев.

Мы не видели креольской сеги и не знаем, доведется ли ее увидеть. Свист покрышек на поворотах, где совсем рядом угадывается в чернильной темноте обрыв, глухие удары прибоя. Дробится в листве лунный свет, тянутся к стеклам машины растрепанные листья бананов. Обстановка располагает к таинственным историям.

— Скажите, что означает марка с изображением морских разбойников, зарывающих сундук? — спрашивает Иосиф Исаевич. — Пятицентовая марка семьдесят пятого года.

— Если вы видели наши карты, то наверняка обратили внимание на названия. Например, «Пиратская пещера» на Маэ или присвоенное островку имя корсара восемнадцатого века Жана Франсуа Одуля. Пираты и корсары были крепко связаны с губернаторами и офицерами, поэтому пиратская вольница действовала безнаказанно. На Сейшелах зарытые сокровища по сей день тревожат людское воображение. Полагают, что главные богатства лежат в прибрежных скалах бухты Бель-Омбр, и вот однажды…

Тут машина под прямым углом сворачивает с шоссе на грунтовую дорогу. Еще несколько метров — и мы упираемся в поляну, замкнутую тяжелыми купами деревьев, с одноэтажным коттеджем в центре. Из раскрытой двери дрожащей золотой полоской тянется свет, сияют теплотой окна, и уже бегут навстречу, перепрыгивая через выступающие корни, Джозеф и Джозефина.

Только что земля казалась нетронутой и дикой, безликой — масса растений. Но вот уже на пороге дома в простом и милом домашнем платье встречает нас Дженни. Еще покачиваются недавно брошенные качели, сохнут ребячьи трусики и рубашонки, вертятся под ногами две черно-белые кошки с острыми лисьими мордочками.

Как сказал Адам, семьей был приобретен пустующий участок джунглей на берегу океана. Теперь здесь растут бананы и манго, тянется ввысь папайя, вокруг плодовых деревьев тщательно вскопанные, аккуратные колечки земли. На тонких ножках, похожие на мячи свешиваются плоды хлебного дерева. Дженни с гордостью показывает посаженное ею авокадо, называемое здесь «аллигаторовой грушей».

— А вот и яблоня! — Дженни весело смеется, уловив удивленный взгляд. Странное растение с блестящими, как у фикуса, глянцевыми листьями даже отдаленно не напоминает яблоню.

В большом, переходящем в террасу холле уютно и просторно. Толстый ковер на синем с белыми квадратами пластике пола, светлые стены, окрашенный белой масляной краской потолок обрамлен декоративными балками. Несколько изящных гравюр и удобная мягкая мебель составляют убранство холла.

Джозеф помогает матери сервировать низкий столик — холодные фруктовые напитки, блюдо с подсоленными фисташками, ледяное пиво, пористые кубики сыра. От включенного телеэкрана бегут по потолку голубые рефлексы, высвечивая многодетное семейство гекконов. Приклеившись вверх ногами, пара больших демонстрирует многочисленный выводок малышей от полутора сантиметров длиной.

— Они живут в каждом доме! — говорит Дженни. — В тропиках их более шестисот видов. Мы довольны, что они поселились у нас — ведь гекконы питаются бабочками, пауками и многоножками.

В подтверждение ее слов гекконы обращают внимание на привлеченных светом ночных бабочек, с удивительной точностью, одним стремительным движением головы хватая жертву. Поужинав, семейство гекконов застывает с торчащими изо рта крылышками.

— Наши — самые лучшие! — улыбается хозяйка. Адам же как ученый считает долгом пояснить:

— Это очень древнего происхождения вид животных. Из семейства ящериц. Позвонки двояковогнутые, а пальцы расширены и покрыты роговыми пластинками, что позволяет им свободно прогуливаться вверх ногами по потолкам.

И пока Дженни хлопочет у стола, Адам подключает видеоролик, снятый на островах Альдабра, куда нам вскоре предстоит заход.

Атолл Альдабра находится в тысяче километров к юго-западу от Маэ и выглядит на экране сплющенным, вытянутым по эллипсу кольцом, напоминающим раскрытую пасть акулы. Заповедник, изолированный самой природой. В цветном изображении, неторопливо взмахивая ластами, передвигаются огромные, как малолитражки, слоновые черепахи. Те самые, что заслужили честь располагаться на сейшельском гербе. Удивительные эти существа могут считать себя ровесниками исчезнувших с лика земли динозавров — окаменелые черепашьи останки были найдены в слоях, насчитывающих четверть миллиарда лет. Благополучно пережив конец мелового периода — дату гибели динозавров и других пресмыкающихся, исполинские черепахи свободно гуляли во многих частях света. Еще сто пятьдесят — двести лет назад обитали они более чем на тридцати островах Индийского океана. Увы, по мере развития судоходства бедные черепахи все более превращались в объект промысла ради панциря и мяса, став в трюмах парусников «живыми консервами» для моряков.

Особенно интенсивно истребляли галапагосских слоновых черепах: мясо и печень их оказались очень вкусными и питательными. Сегодня эти гиганты сохранились лишь в двух уголках планеты — на Сейшелах и у западного побережья Америки. Громоздкие существа — прекрасные пловцы; если их смывает приливом в океан, они плывут, ухитряясь держать панцирь под водой, голову же поднимают вверх, как перископ. Без пресной воды и пищи плывут они неделями и месяцами.

— Пленка очень редкая, — комментирует Адам. — Ведь мой отец был чиновником, отвечающим за подведомственные территории, в том числе за атолл Альдабру. В детстве я жил вместе с ним на этом атолле, но, к сожалению, детские впечатления стерлись. Кроме Альдабры имеются национальные парки и в других районах, есть заповедник и на Маэ. На рифах тоже созданы морские заповедники для изучения происходящих там процессов.

Дженни приглашает к ужину. На столе изобилие фруктов, печеные плоды хлебного дерева. Джозеф приготовил сюрприз: сам наловил в океане рыбы!

Из двадцати пяти тысяч известных человечеству видов рыб съедобны лишь несколько их групп, к ним относится и разновидность морского окуня, добытого Джозефом. На местном диалекте рыбу эту называют «буржуа». Буржуа приготовлены и поданы под соусом. Но каким!

— С соусом следует обращаться осторожно! — предупреждает Дженни.

Как понимать это предостережение? Неполная чайная ложка вылита на рис и отправлена в рот. Взрыв! Пожар! В горло влит глоток расплавленной смолы. Бедный, не приспособленный к сейшельской кухне рот! Бедняжка Джозеф давится от смеха, а я… только вежливость может удержать за столом.

Угадав мои муки, Дженни удаляется на кухню и приносит кувшин охлажденной чистой воды, божественный напиток, способный погасить пожар.

Рыбу сменяют аппетитно подрумяненные цыплята под соусом, но с ним предпочитаем не иметь дела, утешаясь десертом — мороженым с янтарными дольками плодов.

После ужина Дженни делится с Плаховой секретами сейшельской кухни, вобравшей в себя черты французской, индийской и китайской кулинарии. Надеюсь, добравшись до Москвы, она забудет эти рецепты.

— Оказывается, это можно приготовить и дома! — торжествует моя жена. — Корица, ваниль, тмин, уксус, имбирь и чеснок. Да-да, чуть не забыла: особое место как ингредиент занимает кокосовое молоко!

Возможно, отсутствие в Москве хотя бы этого последнего «ингредиента» избавит меня от преждевременной гибели.

Очень хочется сделать портрет Дженни, подарив его Адамам на память. Но как поделикатнее приступить к этому вопросу?

После ужина Алексеев затевает светскую беседу, в витиеватых выражениях извещая, что ужин был прекрасен, как прекрасна сама хозяйка дома, но он удручен тем немаловажным обстоятельством, что не имеет уверенности, согласится ли она позировать и, если согласится, удастся ли ему передать все ее очарование и прелесть.

Затем взор его обращается ко мне — очевидно, в ожидании перевода. Но нет, немецкий язык слишком прямолинеен, дабы передать такие глубокие мысли и чувства. Гительзон приходит на помощь, однако надо признать, что перевод его значительно короче речи Алексеева. Дженни улыбается, кокетливо поправляет шелковые локоны и с готовностью усаживается на диван. Алексеев извлекает альбом и приступает к действу.

Вчера на корабле он сделал удачный рисунок с Адама. Но Дженни! Лицо ее все время в движении, в нем нет ничего обыденного, трепетная изменчивость выражения глаз, мимика, женственность чуть широковатого лица с еле заметно выступающими скулами. Дженни не позирует: подвижной ее натуре противоестественны застывшие позы.

Алексеев с хитростью приступает к портрету, лишь контуром наметив очертания лица, сосредоточившись для начала на каштановой волне ниспадающих волос. А мне не остается ничего другого, как рисовать портрет устроенного Джозефом на моих коленях толстого щенка, во всем мире именуемого дворняжкой. Имени у юного существа еще нет, но судьба его складывается удачно.

— Можете себе представить, — горюет Дженни. — У нас сейчас три щенка, и все три — девчонки!

Действительно, можно посочувствовать. Включая со-баку-маму, наличие четырех девиц в доме — и на Сейшелах проблема.

— О! И что же вы намерены делать?

— Не знаю! — пожимает плечиком Дженни. — Мы хотели их отдать, но дети категорически против.

Отрадно слышать, что мнение Джозефа и четырехлетней Джозефины может играть решающую роль в судьбе собачьей семьи.

Так и течет тихий вечер на берегу Индийского океана. Совсем близко проходит шоссе, но сочная листва гасит звуки, зеленым занавесом отделяя дом от дороги. Семейство гекконов, устрашая пауков и многоножек, все еще висит на потолке распластанными черными крестиками.

— Хотите, я почитаю вам стихи сейшельских поэтов? — предлагает Адам.

Перед отъездом заветной тропинкой Джозефа спускаемся к океану. Одевшись звездами, совершает свой путь Ночь. Берег в лунном свете кажется голубым, коралловый пляж похож на светлый ковер, обрамленный черными тенями пальм и полоской прибоя. Благодатные острова действительно кажутся раем, будто лежит перед глазами не земной пейзаж, а созданная искусным художником декорация.

Но покой обманчив. Прошу Джона Адама рассказать, что произошло на Сейшелах в 1979 году.

— Тогда, в октябре тысяча девятьсот семьдесят девятого года, мы не знали, что беспорядки на Сейшелах возникли не стихийно, а явились частью тщательно разработанного южноафриканскими службами плана свержения правительства Альбера Рене и установления контроля над «райскими островами».

Двадцать пятого ноября восемьдесят первого года, в семнадцать часов тридцать минут, группа южноафриканских наемников под видом спортивной команды регбистов прилетела рейсом из Мбабане и высадилась на Сейшелах, в международном аэропорту Пуэнт-Ларю в Виктории. Во время прохождения пассажирами паспортного контроля один из сотрудников таможни заметил, что из рюкзака «спортсмена» торчит дуло автомата. В упаковках с детскими игрушками и кондитерскими изделиями, зарегистрированных как «подарки детскому дому», было обнаружено оружие.

Благодаря внезапности вторжения группе наемников удалось захватить диспетчерский пост аэродрома, взяв пассажиров в качестве заложников. Однако после многочасовой перестрелки стало ясно, что «регбистам» надо удирать, и как можно скорее.

В это время самолет индийской авиакомпании совершал перелет по маршруту Солсбери — Бомбей. Ничего не подозревая, летчики сели в Пуэнт-Ларю для заправки.

Силой захватив самолет, наемники позорно бежали в ЮАР. Цель этой акции недвусмысленна — ведь удобная гавань острова Маэ находится вблизи маршрута танкеров, следующих из Персидского залива мимо мыса Доброй Надежды, и Виктория могла бы стать звеном в цепи военно-морских баз «сил быстрого развертывания» в юго-западной части Индийского океана.

Но мы, сейшельцы, думаем иначе. В семьдесят девятом году, в дни бесславно закончившегося «переворота», народ продемонстрировал единство с правительством Альбера Рене. Возле гавани установлен монумент Свободы: человек, рвущий цепи. Взявшись за руки, стояли в оцеплении, охраняя его, сейшельцы. Наш народ предлагает превратить Индийский океан в зону мира!