К островам Индийского океана

Первое мая. Батискаф и живопись

На качающихся палубах встречаем весенний праздник Первое мая. Чтобы не портить торжества, капитан Касаткин отдает распоряжение включить успокоители, но они мало что меняют — по-прежнему и иллюминаторах показываются попеременно то небо, то море.

Но праздник есть праздник. На торжественном собрании прочитаны поздравительные радиограммы от Ивана Дмитриевича Папанина и Андрея Сергеевича Монина, в дружеской обстановке проходит праздничный ужин. Отставлены майки, шорты и штормовки, кавалеры в костюмах при галстуках, дамы в модных платьях, непривычно постукивают по палубе высокие каблучки.

Далеко за полночь длится праздник, общество покидают лишь те, чья вахта начинается до рассвета.

И второго и третьего мая погода не улучшается, корабль похож на живое, отданное на растерзание волн существо — его бьют, толкают, вскидывают и бросают вниз. Ученые и экипаж, молодежь и пожилые работают, превозмогая непогоду.

— Ну что это за шторм… Так себе, штормишко.

— А помните, на «Витязе» пошло в салоне гулять пианино?

— А тогда в Атлантике? Такая волна шла — железный трап жгутом свернула…

«Тогда в Атлантике» в кают-компании страшным ударом волна вышибла из иллюминаторов стекла… Вода стала проникать внутрь, пришлось команде работать в трюме, устраняя течь.

Именно в том рейсе, где волна жгутом скручивала трап и вышибала стекла, в качестве начальника экспедиции принимал участие Андрей Сергеевич Монин.

— Когда волна по кораблю ударила, — в одной из бесед в Москве говорил Андреи Сергеевич, — мне понравилось, как повел себя капитан — деловито, спокойно.

Рассказывал Монин, будто не произошло ничего особенного. Помнится, были мы тогда удивлены: ученый широкого диапазона, чьи труды сыграли важную роль в становлении новых направлений в науке, автор печатных трудов, ставших настольными книгами специалистов по геофизической гидродинамике и получивших всемирное признание, наравне с сотрудниками несет тяготы рейса.

Андрей Сергеевич любит во все вникать сам.

В Южном отделении Института океанологии мы слышали, что Монин участвует в подводных погружениях батискафа. Как-то в Москве при случае не преминула я задать вопрос:

— Андрей Сергеевич! Расскажите, пожалуйста, о вашем участии в погружениях… Ведь под воду уходят лишь люди со специальной подготовкой, пилоты и экипаж аппаратов?

— Пришлось участвовать. Восемь погружений на «Пайсисе» и одно — на «Аргусе». «Аргус» — аппарат отечественный, работал на глубинах не более четырехсот метров, хотя ему доступны гораздо большие. Чувствую — нет у гидронавтов доверия к аппарату. Пошел сам с ними на погружение, увеличив задание по глубине. А какую удивительную картину видишь при погружении!

Весь склон Черного моря похож на гигантскую, уходящую вниз лестницу; в иллюминаторы батискафа хорошо видно, как набегает на берег и откатывается обратно волна, — это изумительное по красоте зрелище! А каков цвет! Измененные лучом прожектора, краски мерцают, переливаются, будто нагретый над землей воздух.

Рассказывает Монин как художник. Видишь глубинно-таинственный оттенок вод, подсвеченных беспощадным лучом прожектора, И неудивительно: в приемной Института океанологии, возле директорского кабинета, висят картины Андрея Сергеевича: серия пейзажей — Египет, Франция, Подмосковье.

…Париж. Застывшие в неподвижности серо-зеленые химеры устремили с высот Нотр-Дам пристальный взгляд на уходящее к горизонту море крыш.

Заполняя все пространство холста, спят египетские сфинксы, окруженные серебряным ореолом раскаленного воздуха.

Вертикали ельников и берез пересекают равнинный пейзаж Подмосковья. Работы ясны, логичны, как в греческой ранней классике с ее торжественным покоем, присутствует в них беспристрастность, внутренняя просветленность. Картины проникнуты спокойным, созерцательным духом, как говорится, от себя не уйдешь — рукой художника руководит аналитический ум ученого.

История искусства знает тому примеры. Среди живописцев раннего Возрождения Пьеро делла Франческа занимался живописью и параллельно наукой, Брунеллески и Альберти подводили научную основу под искусство, разрабатывая учение о перспективе и «музыкальных пропорциях». Романтический мечтатель Паоло Учелло ломал себе голову над применением новых законов перспективы к живописи.

— Итак, прошли мы благополучно на «Аргусе» максимальную глубину, чувствую, поняли гидронавты, что аппарат надежен.

— А как вы себя при этом чувствовали?

— Ну, как себя чувствовал? Тесновато, неудобно. Ни встать, ни сесть, чтобы в иллюминатор выглянуть, приходится залезать в щель, какие-то железки в бок упираются…

— А на «Пайсисе», в Красном море? — спрашивает Алексеев.

Известно, что во время погружения «Пайсиса» на дно Красного моря в декабре 1979 года наблюдателем А. Мониным, а также А. Сагалевичем и Е. Черняевым была открыта величественная вертикальная стена высотой с полкилометра — нижний уступ внутреннего рифта. Исследования глубоководными аппаратами позволили составить детальную картину строения красноморского рифта; на севере Красного моря были проведены уникальные работы в зоне удивительных впадин, наполненных горячим рассолом.

Тогда «Пайсис» ушел почти на предельную расчетную глубину с целью исследовать перемычки, определить, сообщаются ли между собой впадины Чейн и Дискавери.

— Около дна цвет воды резко изменился, — продолжал Андрей Сергеевич. — Из прозрачно-голубого стал мутновато-желтым. Вода помутнела, — значит, аппарат подошел к зоне рассола. За счет возросшей плотности воды скорость погружения замедлилась, на глубине немногим более двух тысяч метров мы увидели под собой дно и сели. Грунт был темный, почти черный, местами, образуя желтые полосы, выступал ил, а выходы соли — в виде светлых пятен. Пошли дальше, попытались сесть на грунт, покрытый мелкой рябью, но аппарат попал в плотную среду, она, как глицерин, обтекала «Пайсис», образуя вокруг струящееся марево.

«Зависать» аппарат может на любой глубине: балластная система позволяет регулировать скорость погружения и всплытия — обычно «Пайсис» опускается со скоростью тридцать метров в минуту. На борту имеется видеомагнитофон с телевизионной установкой, фотоаппарат для подводной съемки, манипулятор. Последний не только способен самостоятельно взять со дна пробу грунта, поместив ее в специальный контейнер, но и при необходимости может поймать рыбу!

Словом, когда все увидели, что мы погружаемся и всплываем благополучно, у людей появилась уверенность. Стали совершать до двадцати пяти спусков за рейс, образовалась даже очередь желающих погрузиться: это у нас «свозить на дно» называлось.

Слушаем и думаем: как много стоит за простым словом «погрузиться», об этом рассказывали гидронавты. «Погрузиться» — это оказаться под наглухо задраенной крышкой люка в тесной, заставленной приборами двухметровой кабине. Постоянно следить за приборами, что регулируют поступление кислорода и поглощение углекислоты. Лишь лежа в неудобной позе, скорчившись на скамье значительно более короткой, чем тело человека, наблюдатель может заглянуть в глазок иллюминатора.

Вода в Красном море прогревается до самого дна — плюс двадцать один градус, жарко, люди покрываются потом. Стоит привыкнуть к жаре, как сверху обдает холодным душем — это стекают струйки влаги, сконденсированные на оболочке сферы. На влажной бумаге отказывается писать карандаш. Кстати, американский подводный аппарат «Алвин» чуть не погиб, затянутый придонным течением в узкую, непроходимую щель.

Но мне ужасно хочется задать вопрос, не имеющий отношения к батискафам и науке.

— Андрей Сергеевич! Я слышала, у вас три собаки живут, и все подобранные, спасенные. Это правда?

— Собаки? — переспрашивает несколько удивленный Монин. — Собаки действительно живут…

Таков человек, чью поздравительную телеграмму зачитывают сегодня на корабле. Под его руководством осуществлено пять крупных экспедиций в Тихий, Атлантический и Индийский океаны, из которых особо отмечена экспедиция в Красное море — с разработкой новой методики геолого-геофизических работ при использовании: обитаемых подводных аппаратов.

Крупный организатор науки, двадцать лет, с сентября 1965 года, руководит Институтом океанологии имени П. П. Ширшова Академии наук СССР. Институт превратился в крупнейшее в мире океанологическое учреждение, разрабатывающее все аспекты науки об океане. Пополнен современными кораблями научный флот, созданы новые лаборатории. Член-корреспондент Академии наук, лауреат Государственной премии, за заслуги в развитии науки награжденный орденами Трудового Красного Знамени и Октябрьской Революции, автор более трехсот пятидесяти печатных работ.