Глава 19

Молли

ОТСТУПЛЕНИЕ

Кэш на удивление молчалив по дороге домой.

А я на удивление возбуждена, сидя в его старой зеленой футболке и красных баскетбольных шортах.

Одежда старая. Мягкая, немного потрепанная — ее не раз сушило солнце, не раз гоняли через стиральную машину. Но все равно, надев ее, я чувствую с Кэшем странную близость, которая никак не вяжется с нашей зарождающейся дружбой.

Можно ли вообще назвать это дружбой? Мы, по сути, просто коллеги. Но после всего, что произошло — после того, как он подхватил меня на руки, принес в свой дом, набрал мне ванну, причем с абсурдным количеством английской соли — я уже не уверена, где проходит граница.

Больше, чем коллеги, но меньше, чем друзья? Больше, чем друзья, но меньше, чем… что?

Может, его смутила та откровенность, с которой мы говорили через дверь в ванную? Мне до сих пор перехватывает дыхание при мысли о том, что он не ушел. Более того, он сидел за дверью и ждал, пока я приду в себя.

Я плакала. Думаю, он тоже. А теперь я просто ошеломлена тем, что он так открылся мне, и сердце мечется в груди, как шарик в пинболе.

Косым взглядом ловлю его профиль. Он убрал ковбойскую шляпу, снова надел свою задом наперед перевернутую бейсболку. Щетина темнее и гуще, чем была утром.

Внезапная, резкая волна желания накрывает меня с головой, прокатывается горячей дрожью по ногам, заставляет одновременно захихикать и заорать. Я вцепляюсь в ручку на раме вездехода с силой утопающего.

И тут, увидев Новый дом, я чувствую, как сердце падает. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Думаю, нет смысла больше бороться с этими чувствами. Они здесь, и они не собираются никуда уходить. Остается только не поддаваться.

Кэш останавливается у задней двери, и я расстегиваю ремень безопасности.

— Спасибо за сеанс терапии. И за ванну.

— Полегчало?

— Да, стало лучше.

Наши взгляды встречаются. Между нами вибрирует напряжение.

Поцелуй меня, идиот.

Я хочу, чтобы он меня поцеловал. Хочу сильнее, чем чего-либо за очень, очень долгое время.

Хотя нет. Больше всего я хотела, чтобы он залез в ванну ко мне. Я не могла перестать думать о том, как горячо, в прямом и переносном смысле, было бы, если бы Кэш скользнул за мной в воду. Прижал меня к своим большим бедрам, а потом…

— Ну… — Он сглатывает.

Я облизываю губы, нервно смеюсь.

— Я скоро верну тебе одежду.

— Оставь. — Его взгляд скользит по мне, а уголок губ чуть поднимается. — Тебе идет.

— Делаешь комплименты? — усмехаюсь. — Ждешь, когда я скажу, что на тебе она выглядит лучше?

Он лениво разводит руки, ладонь по-прежнему лежит на руле.

— Ну да.

Ты чертовски горяч, и ты это прекрасно знаешь. Мне незачем говорить тебе это вслух.

— Продолжай мечтать, ковбой.

Он смеется.

— Отдыхай. И не забывай про ибупрофен.

— Есть, сэр.

Его глаза вспыхивают.

— Мне нравится, когда ты называешь меня «сэр».

Надо. Немедленно. Уходить. Иначе я либо взорвусь, либо сделаю что-то глупое. Например, поцелую его сама.

— Не привыкай, — фыркаю и бегом несусь в дом.

На следующее утро я просыпаюсь с болью в мышцах, но не такой сильной, как ожидала. Я боялась, что буду почти трупом, когда в три тридцать зазвонит будильник, даже несмотря на то, что Кэш сказал мне взять выходной. Вскакивать с кровати я, конечно, не рвусь, но хотя бы могу дойти до ванной без желания умереть.

Пульс учащается. Отлично. Значит, сегодня я снова могу заняться ковбойскими делами. А значит, снова увижу Кэша. И всех остальных ковбоев. Потому что мне нравятся ковбои вообще, а не какой-то один конкретный ковбой.

По крайней мере, именно это я твержу себе, пока чищу зубы и заплетаю волосы.

Но я бы соврала, если бы сказала, что не жду этого утра с нетерпением. Открыв дверь в пять минут четвертого, я едва не подпрыгиваю. Интересно, захочет ли Кэш еще один омлет? Сделает ли он снова это неприлично сексуальное движение, открывая для меня новую бутылку острого соуса?

Я замираю, увидев несколько пакетов, стоящих в коридоре прямо перед моей дверью. Наклоняюсь, заглядываю внутрь — и вижу, что они набиты пачками английской соли. С запахом эвкалипта. Записки нет, но она и не нужна.

Перехватывает дыхание. Хватаю один пакет и мчусь на кухню.

Кэш стоит у кофеварки, разливает кофе по двум кружкам. Добавляет в каждую молоко и сахар, потом берет их обе и оборачивается. Улыбается, увидев меня.

— Это что такое? — поднимаю пакет с солью.

Кэш делает глоток кофе с таким видом, будто только что не совершил жест, который, может, и не тянет на грандиозный, но и не совсем пустяк. Потому что я, кажется, никогда в жизни не получала такого вдумчивого подарка. Да, мне дарили что-то дорогое, что-то чрезмерное. Но подарки, которые продиктованы заботой, а не чувством долга?

Никогда.

— Тебе нужно принимать ванну с солью каждую ночь, Молли.

— В твоей ванне?

Его улыбка дергается.

— Если хочешь.

— Я даже не знаю, что сказать.

— «Спасибо» — хорошее начало.

Я только ставлю пакет на стол, когда Кэш протягивает мне кружку.

— Спасибо. Я серьезно. — Перехожу кухню и беру кофе. — И за это тоже спасибо.

Мне кажется, или он нарочно коснулся моих пальцев? По коже пробегает ток, в груди раскрывается что-то теплое и живое.

— Соль реально помогает, да? — Кэш не сводит с меня глаз. — Ты двигаешься довольно бодро сегодня утром.

Он заметил, как я двигаюсь?

Почему от этого мне становится жарко? Почему хочется одновременно улыбаться и закусить губу? Почему хочется наброситься на него?

Где, черт возьми, Пэтси? Ах да, у нее выходные.

— Ты был прав, — выдыхаю я. — Помогает.

— Спорю, тебе тяжело даются эти слова.

Я показываю пальцами крошечный зазор.

— Совсем чуть-чуть.

Кэш наблюдает, как я пью кофе. Я наблюдаю, как пьет он. В груди разливается огонь от этого удовлетворенного, глубокого звука, который вырывается у него из груди.

— Ты работаешь по выходным? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Вообще-то, у меня выходные. Но все равно работаю.

— Конечно.

Уголки его губ поднимаются, когда он смотрит на меня поверх кружки.

— Даже не знаю, что люблю больше: утренний кофе или пиво после обеда.

— Думаю, это зависит от того, с кем ты его пьешь.

Его волосы еще влажные после душа. Запах мыла сбивает с толку. Я буквально в одном шаге от того, чтобы наброситься на него.

Особенно когда он говорит:

— Тогда, наверное, кофе мне нравится больше.

Не флиртуй.

Не. Флиртуй.

— Или твое вечернее пиво в Рэттлере, — бросаю я.

Снова этот низкий, пробирающий до костей смех. Снова эта улыбка. Снова этот игривый блеск в голубых глазах.

— Это тоже люблю.

Господи. Неужели я влюбляюсь в него?

Это была бы катастрофа. Риск, на который я не могу пойти. Особенно сейчас, когда начинаю всерьез вовлекаться в работу на ранчо.

Особенно сейчас, когда оно мне начинает нравиться.

Я поняла, что ранчо Лаки — это Кэш. Если я потеряю его, есть очень большая вероятность, что потеряю и наследие своей семьи.

А я хочу, чтобы отец гордился мной.

А значит, я абсолютно точно не могу переспать с Кэшем.

Даже если он добрый. Внимательный. И такой чертовски горячий, что временами это почти больно.

Может, мне просто нужно хорошенько переспать с кем-нибудь? Наверняка это всего лишь сексуальная неудовлетворенность, которая подняла свою уродливую голову. Уверена, хороший секс с кем-то, кроме Кэша, поможет мне избавиться от этого неуместного влечения к моему управляющему.

Но с кем, черт возьми, мне переспать в Хартсвилле?

Я не могу замутить ни с кем из ковбоев или рабочих с ранчо. У меня нет ни времени, ни желания шататься по Рэттлеру в одиночку в поисках приключений. Может, сгонять в Даллас на выходных? Хотя мы с Гуди еще не обсуждали, могу ли я вот так просто уезжать с ранчо.

Ответ приходит на следующее утро, в понедельник.

Вернее, еще ночью. Похоже, Палмер решил устроить себе веселое воскресенье и загулял допоздна, потому что в 23:45 прислал сообщение.

Палмер Мейсон:

Ты не спишь?

Пульс срывается с ритма. Я могла бы его проигнорировать. Наверное, так и следовало бы поступить. Но мне нужно что-то, чтобы удержать себя от чувств к Кэшу. Иначе я либо сойду с ума, либо, что еще хуже, поддамся этим чувствам.

Прежде чем успеваю одуматься, пальцы уже двигаются по экрану.

Как далеко ты готов поехать ради секса?

Ответ приходит спустя несколько часов.

Ты на том самом ранчо? Которое унаследовала.

Три часа от Далласа.

Думаю, смогу выкроить время.

Эти выходные?

Я в деле.

Все складывается идеально. Ну, почти. Я не хочу, чтобы Кэш ревновал или что-то в этом роде. Но, скорее всего, Палмер и я даже не выйдем из спальни. Кэшу не обязательно знать, что он здесь. Никто не должен знать. Я всегда могу сказать, что занята делами, связанными с производством сапог.

Я веду себя глупо. И знаю это.

Но я не приезжала в Хартсвилл ради буквального и фигурального секса в сене с человеком, который управляет ранчо моего отца.

И уж точно не приезжала, чтобы влюбляться.

Я приехала за деньгами и ради спасения Bellamy Brooks.

А уроки ковбойского мастерства от симпатичных ковбоев — это просто приятный бонус.

Не больше и не меньше.

— У меня к тебе серьезный разговор.

Мама фыркает.

— Да? Ну-ка, расскажи.

Я заправляю влажные волосы за уши. Только что вышла из душа после целого дня, проведенного на ранчо. День был хорошим.

Очень хорошим.

В основном потому, что я постоянно ловила на себе взгляд Кэша — от этого мне становилось жарко, тревожно и чертовски приятно.

Но главное, он заботился обо мне. Когда я начала клониться в седле, он напомнил мне выпить воды. Когда Уайатт предложил помочь чистить стойла, Кэш быстро вмешался, забрал меня с собой в офис и усадил разбирать письма, касающиеся предстоящего зимнего отела. Терпеливо объяснял, как все это работает, разбирал со мной детали.

И даже сейчас у меня трепещет сердце от воспоминаний. Он уделял мне время так, будто ему и правда нравилось, что мы вместе.

Мне точно нравилось.

Но теперь мне предстоит жутко неловкий разговор с мамой, который я откладывала сколько могла.

— Папины похороны, — осторожно начинаю я. — Ты говорила, что пригласила всех его друзей и родных.

После этих слов повисает многозначительная пауза.

— Ты осуждаешь меня за то, что я не позвала на похороны каких-то случайных работников с ранчо?

— Эти люди не случайные, мама. — В груди пылает огонь. — Они его семья. Может, они не связаны с ним кровью, но он их любил. Имели ли мы право лишать их возможности попрощаться?

— Дорогая, я не знаю этих людей. Я бы даже не знала, с чего начать приглашать их. Церковь была маленькой, и твой отец не хотел бы устраивать из этого большое событие.

Я прикусываю язык, чтобы не сказать что-то, о чем пожалею.

— Можно было начать с того, чтобы поговорить с людьми, с которыми папа работал десятилетиями. Думаю, Гуди тебе писала — она бы сказала, с кем он был особенно близок.

Мама откашливается.

— Что сделано, то сделано. Прости, что тебя это расстроило…

— Я не просто расстроена. Мне стыдно. Это выставляет нас бессердечными и черствыми. Все здесь скорбят. Они хорошие люди, мама. Они заслуживают лучшего.

Еще одна пауза.

— Прости.

От печали в ее голосе сжимается сердце. Я закрываю лицо ладонью.

— Нам нужно стараться быть лучше, мама. Я стараюсь. И тебе тоже стоит попробовать.

Я слышу, как она сглатывает.

— Я постараюсь. Так, значит, у тебя там все нормально?

— Все хорошо. В основном благодаря людям, которые меня окружают.

— О. — Мама не из тех, кто теряется, и тот факт, что у нее вдруг пропали слова, говорит о многом. — Я рада слышать, что с тобой хорошо обращаются. Я скучаю, дорогая. Так чертовски сильно.

Теперь уже моя очередь с трудом сглатывать. Если мама не в разъездах и не завалена работой, мы с ней говорим несколько раз в неделю.

— Я тоже скучаю. Но, знаешь… — В глазах жжет, я крепко зажмуриваюсь. — Мне здесь нравится. Очень. Я знаю, что тебе нет, и понимаю почему. Но я не могу позволить этому помешать мне дать ранчо шанс.

— О. Ну, ладно. Главное, чтобы ты вернулась в Даллас.

Я бы закатила глаза, если бы они не болели.

— Мне пора. Скоро ужин.

— Будь осторожна с едой. Не хочу, чтобы у тебя снова начались проблемы с желудком.

— На самом деле, желудок чувствует себя куда лучше, чем раньше.

— Правда?

Я усмехаюсь, но в голосе пустота.

— Не удивляйся так.

— Я за тебя рада. Интересно, что именно так на тебя влияет?

Свежий воздух? Меньше стресса? Горячие ковбои?

Все вышеперечисленное?

— Не знаю, но мне этого хочется больше.

Повисает неловкая тишина.

— Помни, ты обещала постараться, — напоминаю я.

— Постараюсь. А ты помни, что ты вернешься домой. Спокойной ночи, дорогая.

— Пока, мама.

Всю неделю я играю в ковбойку.

Погода начинает понемногу охлаждаться по мере того, как приближается октябрь. Одно утро даже выдалось по-настоящему свежим. Я не могу надышаться этим воздухом. Солнцем, движением, тем, как ковбои подшучивают друг над другом, пока бросают лассо и ухаживают за ранеными коровами.

Наконец-то мы с Марией находим общий язык. С каждым днем я все увереннее держусь в седле.

Мы так с ней синхронизировались, что я даже ем, как лошадь, сметая все, что готовит Пэтси. Однажды вечером она делает потрясающие ребрышки, буквально тающие во рту, с нежным, кисло-сладким барбекю-соусом — я почти в одиночку съедаю всю порцию. А ее сырная каша, которую она готовит по утрам, и куриный салат с круассанами, испеченными с нуля, просто доводят меня до блаженства.

Мой желудок не болит уже… вау, неделю.

Заставляет задуматься: может, проблема вовсе не в еде или аллергии? Может, дело в чем-то другом? Может ли свежий воздух избавить от боли в животе? Или в далласской воде было что-то, что меня убивало?

Или мне просто нравится жизнь на ранчо больше, чем жизнь в городе?

Я стараюсь не слишком зацикливаться на последнем вопросе, потому что его последствия… ну, пугают, мягко говоря. Я же не собираюсь оставаться на ранчо навсегда.

Но мне нравится это ощущение усталости в теле в конце дня. Я послушно принимаю ванны с английской солью, а потом просто валюсь в постель.

Я никогда в жизни так хорошо не спала.

Еще я еле успеваю разрываться между обязанностями. По вечерам после ужина у меня хватает сил только на то, чтобы быстренько разгрести дела, связанные с Bellamy Brooks, но, разумеется, надолго меня не хватает — голова начинает клониться к столу почти сразу.

К пятнице я уже пропустила столько звонков и накопила столько писем и счетов, что решаю полностью отказаться от ковбойских дел и заняться наконец дизайнерскими.

К тому же днем приезжает Палмер, и я хочу успеть принять долгий душ, побрить все, что надо, и помыть голову.

Когда за завтраком я сообщаю Кэшу, что не присоединюсь к нему и остальным ковбоям, он моргает.

— О.

Сердце делает кульбит.

— Если вдруг понадоблюсь…

— Занимайся своими делами. Мы справимся.

— Точно?

Он делает глоток кофе.

— Точно.

— Ты будешь скучать, да?

— Мария будет. Она тебя любит.

Я улыбаюсь, даже когда сердце делает еще один переворот. Почему мне кажется, что Кэш разочарован? Ему правда хочется, чтобы я была рядом? Он правда будет скучать?

— Хватит меня давить чувством вины, — фыркаю я.

В его глазах вспыхивает искра.

— Пассивная агрессия — не в моем стиле, Молли. Но объяснять все своей лошади тебе придется самой. Если она заплачет — это на тебе.

— Это лошадь папы. — Я легонько толкаю его в плечо. — И вообще, лошади не плачут.

Он пожимает плечами.

— Скоро узнаешь.

Я не хочу смеяться. Но смеюсь.

Я не хочу думать о Кэше, Марии и остальных ковбоях, когда позднее утром разбираю почту в просторном, тихом офисе Нового дома.

Но думаю.

Когда я набираю Уилер, она сразу же берет трубку.

— О, привет-привет!

— Доброе утро! — пропеваю я. — Как дела?

— Разве у тебя не бодрый голос? Пожалуйста, скажи, что это потому, что тебя наконец-то хорошенько отымел ковбой с каменным твёрдым…

— Единственное «отымел», с которым я столкнулась на этой неделе, — это возведение забора.

Уилер хихикает:

— Смотри-ка, настоящими ранчо-делами занялась! Горжусь тобой. Но гордилась бы еще больше, если бы ты занялась тем самым «отымел».

Думаешь, я об этом не размышляла? Еще как.

— Так вот, мой аванс вот-вот поступит на наш счет.

— Ты ужасно неловко сменила тему. Подожди-подожди. Ты еще не отымелась, но уже близка к этому! Боже мой! — она верещит от восторга. — Ура тебе! Недаром говорят, что ковбои делают это лучше, быстрее, жёстче и вообще…

— На самом деле, я пригласила Палмера на ранчо.

Мертвая тишина. Потом.

— Ты мне сейчас пытаешься сказать, что тебя окружают чертовски горячие ковбои, но ты собираешься заняться сексом с Гордоном Гекко?

— Ох, да ладно тебе. То, что Палмер не в твоем вкусе…

— Он нормальный, Молли. Вот просто нормальный. Но не в том смысле, в каком тебе хотелось бы.

Уилер пару раз была с нами, когда мы с Палмером пересекались в конце ночи после клубов. Если он оказывался неподалеку, мы встречались в каком-нибудь баре, а потом ехали ко мне или к нему.

— Он делает свою работу, — дипломатично замечаю я.

— Кто-то другой мог бы сделать её лучше. Как Кэш?

Я закатываю глаза, нажимая на новое письмо.

— С ним все в порядке. Так вот, как только деньги поступят, нам нужно будет…

— Ты прелесть.

— Что? Да брось, Уилер, соберись. У меня дел невпроворот.

— Я знаю, что ты сохнешь по нему.

Я продолжаю просматривать почту.

— Даже если так, это ничего не значит. Мы работаем вместе.

— Отлично. Вы можете заняться этим в сарае, и никто даже глазом не моргнёт.

— В реальности сараи выглядят далеко не так романтично, как в Йеллоустоуне.

— Кому какое дело? Это было бы чертовски горячо. Он мог бы использовать поводья, чтобы тебя связать, а потом…

— Уилер.

— Ладно-ладно, — смеётся она. — Просто слишком весело фантазировать о ковбоях через тебя. Но деньги уже идут, Молли. Спасибо тебе за это. Я не говорю, что это не важно — это очень важно. Но у нас всё под контролем. Мы не просто справимся — мы разорвём всех. Bellamy Brooks будет процветать. А это значит, что ты можешь спокойно… поразвлекаться с поводьями и седлом.

Я снова закатываю глаза, хотя сердце пропускает удар.

— Мне еще нужно утвердить дизайн прострочки на ботинках Brittney. И мне нравится фактурная кожа, которую мы выбрали для Keira, но я не уверена, что прямо-таки в восторге. А ещё кучу счетов надо оплатить…

— Они будут оплачены в четверг, когда поступят деньги. Мы справимся. Я справлюсь.

— Ты не должна разбираться со всем в одиночку. Это несправедливо.

— Кто знает, может, однажды у меня будет собственный роман с ковбоем, и тогда ты будешь прикрывать меня. А пока воспользуйся моим предложением взять на себя часть работы и просто наслаждайся временем, проведённым на ранчо твоего отца. Похоже, оно удивляет тебя самыми лучшими способами.

Моё сердце уже не просто пропустило пару ударов — оно летает где-то в облаках.

Да, ранчо Лаки удивляет.

Я занята. И даже чем-то вроде… романтики.

Может, дело не только в Кэше. Может, я влюбляюсь в Хартсвилл. В Пэтси, в Хэппи, в Эллу, в Марию. Я уже по уши влюблена в ранчо по утрам. В закаты, в звезды — они тут просто потрясающие.

— Короче, я хочу, чтобы ты сбежала с ковбоем, — продолжает Уилер.

— Ха.

Но, по правде говоря, мысль об этом более чем соблазнительна.

Вот почему я испытываю облегчение, когда спустя пару часов слышу звук шин на гравии. Подняв глаза, вижу, как к дому подкатывает большой, сверкающий GMC.

Забавно, но даже несмотря на то, что у Палмера тоже пикап, он выглядит здесь чужеродно. Может, дело в этих вылизанных до блеска колесах? Или в хромированной решётке?

Неважно. Я позвала Палмера на выходные только по одной причине. Отвлечься. Нет ничего лучше крепкого секса, чтобы выбить из головы симпатичных ковбоев.

Палмер — хорошее напоминание о том, что мое место в Далласе. Оно всегда будет в Далласе. А Кэш всегда будет в Хартсвилле. Не то чтобы я ищу чего-то серьёзного.

Но если бы искала…

Я бы хотела, чтобы рядом был кто-то вроде него.

Захлопнув ноутбук, я бегу в ванную. Быстро снимаю очки, вставляю линзы и мчусь к двери встречать Палмера. Он выглядит лучше, чем когда-либо, ухмыляется и притягивает меня в объятия.

— А ты думала, что я не приеду.

— Ты всегда приезжаешь.

— Хорошая шутка. — Он крепче сжимает меня в руках. — Пожалуйста.

Я фыркаю.

— Ты всегда так говоришь.

— Я всегда так говорю всерьёз. Что это за запах? — Он наклоняется, вдыхая аромат с моей кожи. — Что-то новенькое.

— Эвкалипт. Я каждую ночь принимаю ванну с английской солью. Помогает с болью в мышцах.

Он ухмыляется.

— Да ты, глядишь, настоящей ковбойшей становишься, а? Ну-ка, Ани Оукли, покажи мне свои владения. Это место просто офигенное.

— Ты… подожди, ты правда хочешь осмотреть ранчо? — Я хмурюсь. — Я думала, мы просто, ну, останемся здесь.

Палмер поднимает бровь.

— У нас полно времени посидеть в доме. Давай, Молли, я проехал три сотни километров не просто так. Хочу заняться чем-нибудь деревенским. Посмотреть на лошадей, покататься на вездеходах, выпить пива в каком-нибудь зачуханном баре.

У меня скручивает живот при одной мысли о том, что мы можем столкнуться с Кэшем. Или с кем-нибудь из братьев Риверс, которые точно потом расскажут старшему брату о моем визитёре.

Почему меня так мутит от мысли, что Кэш увидит Палмера? Что он узнает, что я пригласила сюда его?

Я ведь не ради того позвала Палмера, чтобы вызвать у Кэша ревность. Я просто пытаюсь справиться со своими чувствами к этому чертову ковбою. Думаю, если выпущу накопившуюся сексуальную энергию, то перестану постоянно думать о его заднице в джинсах Wrangler.

Перестану так сильно его хотеть.

И в конце концов, не хочу быть полной сволочью по отношению к Палмеру. Он только что преодолел две сотни миль, чтобы приехать ко мне.

А что, если мы столкнемся с Кэшем? Какая мне разница, что он подумает о моих друзьях — и не только о друзьях?

По крайней мере, именно это я внушаю себе, натягивая улыбку и говоря:

— Ладно. Почему бы и нет.

Загрузка...