Кэш

Глава 8

Кэш

Полный провал

— Ты с цирка? — спрашиваю я, окидывая Молли взглядом, когда она заходит в конюшню вместе с Уайаттом. — Даже Долли Партон не наряжается, как Долли Партон, каждый день.

— Не смей говорить плохо о Долли, — Молли продевает большие пальцы в петли своих узких джинсов. — Единственный клоун, которого я здесь вижу — это ты.

Сойер снова хмыкает, качая головой, пока затягивает седло на одной из лошадей, стоящих в стойлах. Он уже минут двадцать помогает мне оснастить лошадей.

— Мне понравилось, как она тебя отделала.

— У тебя вообще работа есть? — рявкаю я, а потом снова поворачиваюсь к Молли. — Долли — это чертово сокровище. Я бы никогда её не оскорбил. Но она ведь не носит свои блестящие наряды, когда ездит верхом или работает с скотом, так ведь?

Глаза Молли слегка расширяются, когда она переводит взгляд на лошадь.

— Работать со скотом? Это значит то, о чём я думаю?

Я встречаюсь взглядом с Сойером. Держу себя в руках, чтобы не ухмыльнуться. Ей это точно не понравится.

— Это значит, что мы управляем стадом. Перегоняем коров с пастбища на пастбище, ухаживаем за больным скотом, ищем пропавших животных, ну и так далее, — Уайатт облокачивается локтем на стойло. — К слову, мисс Лак, мне твой наряд нравится.

Мне — нет. В своих обтягивающих джинсах и джинсовой рубашке с длинным рукавом, расстёгнутой чуть ли не до пупка, ей будет жарко и неудобно. Сквозь ткань выглядывает кружевной фиолетовый лифчик, который, конечно же, идеально сочетается с её фиолетовыми сапогами и нелепыми с перьями, накрученными вокруг безупречной шляпы Stetson.

Я отвожу взгляд. Честно говоря, не могу понять, надевает ли она это нарочно, ради шутки, или она правда настолько нелепая. Настолько бестолковая. На улице под сорок градусов жары, она просто расплавится. Не говоря уже о том, какая она будет грязная через пару часов.

Она улыбается.

— Спасибо, Уайатт. И знаешь, я ведь просто пошутила насчёт «мисс Лак». Называй меня Молли.

Я с грохотом ставлю подставку для посадки у неё под ногами.

— Пора садиться в седло, Молли.

— Не ты, Кэш. Ты можешь продолжать звать меня мисс Лак.

Закатив глаза, я натягиваю шляпу на голову.

— Давайте уже двигаться.

— Где Гуди?

— Тут! — отзывается адвокатша из загона. Как настоящая жительница Техаса, она держит запасную экипировку в багажнике своего пикапа. Переоделась и села в седло меньше чем за десять минут после обеда. — Не спешите.

Молли с сомнением смотрит на стоящую перед ней гнедую кобылу.

— Скажи, её хотя бы зовут Лёгкая Прогулка? Или Милашка? Или Сахарок?

Сойер протягивает руку, всё ещё ухмыляясь.

— Это Мария. Это была лошадь твоего отца.

Молли замирает. У меня внутри всё сжимается от того, как изменилось выражение её лица.

Я напоминаю себе, что она здесь ради денег. Сама так сказала.

Но что бы Гарретт сказал, увидев её сейчас? Не могу избавиться от мысли, что он бы обрадовался, узнав, что его дочь наконец-то переступила порог ранчо. Пусть даже в сверкающих фиолетовых сапогах.

Он бы чертовски гордился, увидев её верхом на Марии.

Я вспоминаю все фотографии, которые Гарретт хранил, где Молли сидела на лошади, и чувствую укол вины. Он бы не обрадовался, узнав, что я пытаюсь её отсюда выпроводить. Но это ведь правильный ход, не так ли? Он любил это ранчо, так же, как любил меня и моих братьев. Он бы не захотел, чтобы вся наша работа пошла насмарку.

Как у них вообще могут быть одни гены — ума не приложу.

Я почти уверен, что Молли сейчас просто развернётся и сбежит, даже не сев в седло.

А может, это просто то, на что я надеюсь.

Вместо этого она кладёт ладонь на мягкий нос Марии и гладит белую отметину на её лбу.

— Привет, Мария. Я Молли. Думаю, ты хорошо заботилась о моём отце, да?

Мария, добрая душа, сразу тычется носом в её ладонь, прижимаясь к груди.

— Ой, да, привет, ты мне тоже нравишься. Пожалуйста, не скидывай меня. И если не трудно, будь терпеливой, ладно? Я новичок. Ну, я каталась в детстве, но прошло уже… ну, миллион с половиной лет, как я не садилась в седло, и я немного волнуюсь.

Мария тихонько фыркает, и Молли прикусывает губу.

— Ладно, сильно волнуюсь.

Я снова встречаюсь взглядом с Сойером. Он приподнимает бровь.

Гарретт всегда любил разговаривать с Марией вот так. Мы с братьями даже шутили, что эта лошадь — наша давно потерянная сестра. Мама так мечтала о дочери, что родила пятерых сыновей, пытаясь её заполучить.

— Слава Богу за Пэтси, — шутил Гарретт. — Иногда мне кажется, что только она стоит между вами и вратами ада. Или тюрьмы.

Резко вдохнув через нос, я поворачиваюсь к своему коню — жеребцу по кличке Кикс, и забираюсь в седло. Левая нога ноет после утреннего столкновения с одним из наших лонгхорнов. Спина болит, потому что я уже не молод, а спал чертовски плохо.

Глядя на Молли, я задаюсь вопросом, теряет ли она хоть час сна из-за смерти отца. Выглядит вполне отдохнувшей.

Хотя… она ведь не видела, как это случилось.

Она не пропустила знаки, как я.

Гарретт жаловался на резкую боль в руке всю ту неделю. Тем утром он все время держался за грудь — было видно, что ему плохо. Говорил, что это изжога, мол, накануне переел рёбрышек Пэтси и кукурузного хлеба с халапеньо.

Но её здесь не было, когда он рухнул в загоне, а телята метались вокруг его неподвижного тела, как поток воды, огибающий валун.

Я чувствую, как плечи опускаются под тяжестью усталости. Оглядываюсь и вижу, как Сойер и Уайатт помогают Молли взобраться на лошадь. На это уходит три попытки и несколько «О, святой Боже», прежде чем она, наконец, оказывается в седле.

— У тебя получится, — Уайатт просовывает её ноги в стремена. — Все с чего-то начинают.

Он быстро объясняет ей основы верховой езды — как управлять лошадью, как заставить её двигаться, останавливаться, менять темп.

Молли вздрагивает, когда Мария переступает с ноги на ногу.

— И как далеко отсюда ближайшая больница?

— Ээ… — Сойер протягивает ей поводья. — Да нормально всё будет.

— То есть далеко, да?

— Ну…

Я перехватываю свои поводья, другой рукой проверяя, надёжно ли закреплена винтовка.

— Если что, Джон Би тебя быстро на ноги поставит.

Молли хмурится.

— Он же ветеринар?

— В конце концов, мы все животные. Поехали.

Уайатт бросает на меня выразительный взгляд. Терпение. Полегче с ней.

Но у меня нет терпения, когда дело касается спасения моей семьи от разорения.

Когда речь идёт о сохранении земли и жизни, которые так любил Гарретт Лак.

— Чуть не забыл, — говорит Сойер. — Завтра вечером у Эллы в школе благотворительный вечер. Мне понадобится пикап.

— Он твой. Только заправь, когда поедешь обратно.

— Раз уж о пикапах заговорили, — Уайатт снимает шляпу и чешет голову, — что там с той историей с жидким кормом? Машина всё ещё воняет.

— Тайлер приедет завтра в восемь утра, почистит салон.

Стоит мне выехать из конюшни, как солнце прожигает спину насквозь. С каждым годом жара становится всё сильнее и держится дольше. Теперь лето длится чуть ли не до октября.

Меня это уже достало. Как, впрочем, и фиолетовая принцесса, едущая позади.

— Господи, — жалуется Молли. — Это просто невыносимо. Почему здесь так жарко? В Далласе ведь не так.

— На самом деле примерно так же, — я сбавляю шаг, чтобы поравняться с ней. — Просто ты в Далласе почти не бываешь на улице.

— Я играю в пиклбол, — фыркает она.

— Выпивка не считается.

Она смеётся — звонко, легко. Этот звук пробирает меня до костей.

— Это не игра на выпивку. Это настоящий спорт.

— Конечно. Прямо как шопинг и загар у бассейна.

— Ну ладно, — в разговор встревает Гуди, подскакивая на своей лошади. — Так что у нас по плану, Кэш?

Поджечь волосы Молли Лак, чтобы она с визгом убежала с ранчо.

— Заглянем на пару пастбищ. Проедемся вдоль реки. Покажем нашей уважаемой гостье масштаб и устройство хозяйства.

Я жду, что Молли меня поправит. Она ведь не гостья. Она наша новая хозяйка.

Но она молчит. У меня внутри что-то ёкает. Может, это значит, что она не собирается оставаться? Тогда зачем вообще приехала?

Я поглядываю на неё, пока мы направляемся к первому пастбищу. И, честно говоря, она справляется неплохо. В её посадке всё ещё угадываются черты той девчонки, что когда-то сидела в седле: ровная спина, мягкое движение бёдер.

Высоко в небе кружит ястреб. Внезапно он резко падает вниз, заставляя Марию шарахнуться в сторону.

Молли вскрикивает. Я тут же сдвигаюсь вправо и хватаю её поводья, чуть натягивая. В тот же момент она инстинктивно протягивает руку и вцепляется в моё предплечье.

— Тише, девочка. Спокойно. Всё в порядке, — говорю я.

— Поверь, я скорее умру, чем прикоснусь к тебе…

— Я с лошадью разговаривал. — Уголки моих губ дёргаются.

Мария успокаивается, её шаг становится мягче.

— О. — Молли по-прежнему вцепилась в мою руку мёртвой хваткой. — Прости. Но вообще-то я не хочу умирать, так что…

— Ты не умрёшь. Не при мне.

Она бросает на меня взгляд из-под полей своей нелепой шляпы. Солнечный свет ложится на её лицо, глаза сияют, словно виски.

— Значит, я погибну в несчастном случае? Так ты решил от меня избавиться?

— Нет, мисс Лак. Я собирался позволить земле сделать всю грязную работу за меня. — Я киваю в сторону пастбища впереди. — Как я и говорил, здесь полно вещей, которые справятся с этим без моей помощи.

Она снова смеётся. И тут до меня доходит — может, я специально заставил её это сделать.

— Ах, непредумышленное убийство. Весело, правда? — Молли сжимает мою руку, а потом отпускает. — Ты смешной, Кэш.

— Непредумышленное убийство, вообще-то, совсем не весёлое, — вмешивается Гуди.

Я чувствую, как что-то внутри сжимается оттого, что её ладони больше нет на моей коже.

— Держитесь рядом. У нас ещё долгий путь впереди.

Как и во время обеда, я позволяю Гуди вести разговор. Она знает все тонкости работы ранчо Лаки почти так же хорошо, как и я. За годы совместной работы с Гарреттом я бы точно подумал, что между ними что-то было, если бы Гуди не была замужем за Таллулой Смит — самым крупным домовладельцем в Хартсвилле. Таллулу ещё можно встретить за стойкой в «Гремучей змее» — баре, который она владеет.

Гуди говорит. Я же держу один глаз на Молли, другой — на пастбищах, через которые мы проезжаем. Она не выглядит особо уверенной в седле, но остаётся в нём. Не жалуется. Это стоит отметить.

Поездка не оказывается пустой тратой времени. Мы натыкаемся на двух телок, которые пропали вчера. Я сообщаю по рации их местоположение — небольшой островок в ручье возле юго-восточного пастбища. Дюк и Джон Би говорят, что уже в пути с прицепом и медикаментами. Одна из телок в начале недели держалась в стороне во время кормёжки, так что ветеринар хочет её осмотреть.

Молли выпрямляется в седле.

— А где остальные коровы?

— Далеко. Их надо постоянно перемещать, чтобы они не выедали пастбища до земли. При таком стаде мы перегоняем их довольно часто. Сейчас они примерно в шести километрах отсюда. — Я показываю вдаль.

Глаза Молли округляются.

— Шесть километров?!

— Это ерунда. — Я разворачиваю лошадь и направляюсь к реке. — Ранчо Лаки большое, но далеко не самое крупное. Некоторые старые хозяйства, которые существуют уже много лет, по размеру как целый штат.

Гуди улыбается.

— Пока не выберешься сюда, не осознаёшь, насколько огромен Техас, да, Молли?

— Понятия не имела. — Молли кладёт руку на шляпу. — Вау.

Я показываю в другую сторону.

— Река была любимым местом Гарретта на ранчо. Тебе стоит её увидеть.

А ещё путь туда довольно ухабистый. Чем дольше Городская Девчонка пробудет в седле, тем больше вероятность, что завтра у неё будет всё болеть так, что она возненавидит это место.

Меня.

Ранчо.

Эту жизнь.

А вдруг нет?

Я точно не останусь, если она решит остаться. Либо она меня уволит, либо мне придётся самому уйти — других вариантов нет. Но тогда что?

Честно говоря, от моего решения ничего не зависит. Останется она или нет — это ничего не меняет.

Я ловлю её взгляд несколько раз. Может, потому, что она знает, что я смотрю на неё?

Но в её глазах, когда они задерживаются на моём лице, нет ни злости, ни раздражения.

Или, что чаще, за моим телом. Она меня разглядывает? Или просто наблюдает за тем, как я еду, пытаясь перенять какие-то приёмы?

К тому моменту, как мы поднимаемся на последний хребет над могучей рекой Колорадо, с меня уже льёт как из ведра. Я чувствую запах воды раньше, чем её вижу: сырая земля, аромат дождя на почве, которая слишком долго оставалась сухой.

Бросив взгляд на Молли, я задаюсь вопросом, что бы она сделала, если бы я сорвал с себя рубашку и нырнул в воду, чтобы охладиться. Уволила бы меня на месте? Или просто продолжила бы смотреть?

Тихий плеск реки наполняет воздух.

Я останавливаюсь немного раньше обрыва и спешиваюсь.

— Безопаснее вести лошадей пешком. Вон там обрыв метров шесть.

— Эм, хорошо. — Молли смотрит под ноги. Затем на меня. — Ты так легко слез с лошади, но почему-то мне кажется, что это не так просто.

Гуди тоже спешивается, стягивая перчатки.

— Нужна помощь, Молли?

— Я сам. — Я подхожу к Марии, ослабляя поводья, но не отпуская их. Поднимаю руки. — Давай.

Молли косится на меня.

— Я всё думаю о непредумышленном убийстве.

Жара давит на шею и спину, когда я щурюсь, глядя на неё.

— Я тебя не уроню. А даже если бы уронил — максимум сломаешь руку.

— Я тебе не доверяю.

— У тебя нет выбора. Клади руки мне на плечи, остальное я сделаю сам.

Она смотрит ещё секунду, потом, к моему удивлению, делает, как сказано — кладёт ладони мне на плечи. Я намеренно держу взгляд на седле, когда обхватываю её за талию. Она начинает спускаться в тот же момент, когда я её поднимаю, так что её вес на мгновение прижимается к моей груди.

Я поднимаю глаза, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Наши взгляды встречаются. Опять этот жар внутри.

Теперь, когда её лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, я замечаю, насколько она красива. Веснушки, рассыпанные по носу и щекам, крошечные коричневые точки, чуть светлее её глаз. Прямой нос, немного округлый на кончике. И губы — мягкие, подвижные.

Меня бесит, что я вообще замечаю всё это.

Меня чертовски бесит, что я не могу перестать смотреть.

— Ой! — Молли резко вздрагивает, её глаза распахиваются, когда она вдруг теряет равновесие.

Я тут же крепче сжимаю её талию и успеваю удержать, прежде чем она потянет нас обоих вниз.

Она приземляется с лёгким глухим стуком, её руки всё ещё у меня на плечах. Дыхание сбившееся.

— Сапог соскользнул. Прости.

Я сам едва перевожу дух, когда отвечаю:

— Эти сапоги тебе не в помощь.

— Да, ну, я их не для верховой езды делала.

Я снова встречаюсь с ней взглядом.

— Ты правда владеешь обувной компанией?

— Правда. — Её взгляд на мгновение опускается к её рукам, и она быстро убирает их. — Мы с подругой придумали эту идею ещё в колледже.

Как человек, владеющий одним бизнесом и управляющий другим, я знаю, сколько на это уходит сил. Но неужели она сама занимается всей этой работой?

— Что? — спрашивает она.

Я качаю головой.

— Ничего. Просто не думал, что ты вообще работаешь.

Её глаза прищуриваются.

— Потому что ты решил, что я только загораю и хожу по магазинам?

— И играешь в пиклбол. Не забудь про пиклбол.

Её губы дёргаются.

Я флиртую с Молли? Какого чёрта я вообще флиртую с Молли?

— Эй, ребят… О, Боже!

Я оборачиваюсь на голос Гуди — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мария срывается с места и несётся обратно тем же путём, что мы пришли.

— Ты не держала поводья?! — рычу я, глядя на Молли.

Она вскидывает руки.

— Ты мне не сказал!

— Господи… — Я бросаюсь за лошадью. — Мария! Ко мне, девочка! Мария!

Но, видимо, сегодня вселенная решила испытать меня на прочность — Мария лишь ускоряется, уносясь всё дальше.

— Я поймаю её, — Гуди запрыгивает обратно в седло. — Вы оставайтесь здесь. Я быстро.

— Гуди…

— Серьёзно, сидите на месте. Не позволяйте такой мелочи испортить экскурсию.

Прежде чем я успеваю возразить, Гуди подстёгивает лошадь и пускается в галоп следом за Марией.

И вот я остаюсь на краю обрыва с одной-единственной лошадью и этой городской девчонкой из самого ада.