Кэш

Глава 24

Молли

ЗАВТРАК В ПОСТЕЛЬ

Я просыпаюсь, чувствуя ломоту в теле и пахнущая, как Кэш.

Запах его геля для душа поднимается от моей кожи. Уткнувшись лицом в подушку, я чувствую аромат его стирального порошка.

Для парня с грязными мыслями и очень пыльной работой Кэш удивительно чистоплотен. Будто ему мало быть восхитительным со своими шляпами, заботливостью и этим большим, атлетичным, до неприличия красивым телом, он ещё и живёт, как нормальный человек. У него есть настоящие увлечения, а его дом ощущается как настоящий дом. Я несколько раз бывала у Пальмера, и, хотя он живёт в хорошем доме в хорошем районе Далласа, его квартира холодна и бездушна — дорогая, но скучная мебель, которой никто не пользуется, пустые полки в гостиной.

У Кэша совсем другое. Здесь уютно. Комфортно. Чувствуется, что в этом доме живут.

Я влюблена.

Окно напротив кровати открыто. За окном раннее утро, свет ещё едва сереет. Дождь прекратился, и в комнату врывается прохладный, свежий ветерок. У меня замирает сердце при мысли, что осень наконец-то пришла.

Как-то так вышло, что мы с Кэшем всё ещё лежим, обнявшись.

Как-то так вышло, что я всё ещё возбуждена, несмотря на два потрясающих оргазма, которые он подарил мне ночью.

Обычно в такие моменты меня охватывает паника. Я всегда стараюсь не задерживаться у мужчин дольше, чем нужно. Утро может быть неловким, и никто не любит это ощущение, когда приходишь домой в той же одежде, в которой ушла накануне. Обычно мне нравится секс без продолжения — занялась и ушла.

Но Кэш ясно дал понять, что хочет, чтобы я осталась. И да, тот факт, что он подрался из-за меня, заставляет меня чувствовать себя…

Желанной. Обожаемой. В безопасности, как бы странно это ни звучало.

И что я, в конце концов, теряю, если останусь в его доме на одну ночь? Если вдруг станет неловко, это будет временно. Я не собираюсь оставаться в Хартсвилле дольше, чем необходимо. Определённо не навсегда.

Но, слушая его глубокое, ровное дыхание за спиной, ощущая его тёплое, крепкое тело, обнимающее меня… я вдруг ловлю себя на мысли, что мне бы этого хотелось.

Господи, неужели я хочу остаться на ранчо?

Даже если так, могу ли я? А как же мама? А Bellamy Brooks? Уилер не сможет вечно выполнять всю тяжёлую работу. Вся моя жизнь в Далласе.

Но неожиданно для себя я обнаружила, что у меня есть жизнь и здесь. И как бы сильно я ни любила город…

Кажется, я влюбляюсь в деревенскую жизнь.

Хотя, возможно, это связано с невероятным сексом с невероятно привлекательным мужчиной рядом. Но Кэш — это просто часть общей картины, или же именно он делает жизнь на ранчо такой притягательной? Здесь всегда есть люди. Люди, которым не всё равно, кто заботится о действительно важных вещах: семье, природе, друг о друге и о земле.

Мне нравится моя жизнь в Далласе. Но, хотя это огромный город, и там всегда полно народу, я не чувствую такой связи с людьми, как с Пэтси, Уайаттом или даже Эллой. В Далласе все куда-то спешат.

А здесь мы три раза в день собираемся за столом. Едим настоящую еду. Работаем руками, а не сидим целыми днями перед экраном. Жара невыносимая, но наблюдать восход солнца над холмами Хилл-Кантри стоит всего этого пота. Это чувство единения с природой наполняет жизнь смыслом.

Я понимаю, о чём говорила Джен, когда сказала, что её жизнь стала ярче в маленьком городе. Здесь действительно ощущается общность, семья — то, чего мне, кажется, не хватало в Далласе.

Я скучаю по маме. По магазинам. По своей постели.

Но вдруг мне будет не хватать этого ещё больше? Этой постели, этого мужчины, который знает, чего хочет. Мужчины, для которого любимые люди всегда на первом месте. Открытые окна, домашний завтрак, который вот-вот будет готов…

Говоря о завтраке — конечно, Пэтси наверняка набила холодильник остатками еды за всю неделю, но мне нравится идея приготовить завтрак в постель для Кэша. Мы допоздна не спали вчера. И, честно говоря, сделать ему омлет — это минимум, который я могу для него сделать после того, как он защитил мою честь, как герой старого вестерна.

А может… может, если я сделаю Кэшу завтрак, мне удастся уговорить его остаться в постели со мной ещё на несколько часов. Я определённо хочу повторить прошлую ночь. И, пожалуй, Кэшу не помешал бы выходной.

Он поворачивает голову на подушке, так что теперь его лицо оказывается напротив моего. Я замираю, боясь, что разбудила его, но он продолжает дышать глубоко и ровно, его лицо совершенно расслаблено во сне.

Не верится, что я проснулась раньше него. И в то же время, почему бы и нет? Он невероятно уставший. Честно, когда он в последний раз нормально высыпался?

Рассматривая его при утреннем свете, я замечаю, сколько у него веснушек. Они усыпают его нос и скулы, несколько тёмных пятнышек рассыпаны по шее.

Я с трудом удерживаюсь, чтобы не провести по ним пальцем, не проследить этот причудливый узор.

Сердце бешено колотится. Я не помню, когда в последний раз мне хотелось остаться в постели с мужчиной. Тем более — когда в последний раз мне хотелось остаться ради самого мужчины. Но вот я здесь, и мои пальцы чешутся, чтобы выразить ту нежность, которая накрывает меня изнутри.

Разве это так уж плохо?

Этот вопрос заставляет меня задуматься об отце. Он всю жизнь отворачивался от таких чувств.

Наверное, это было одной из его самых больших ошибок.

Внутри меня что-то щёлкает, словно кусочки головоломки вдруг встают на свои места.

Я представляю, что это ошибка, которую он не хотел бы передавать мне. И человек, который сильнее всех подтолкнул меня к тому, чтобы не бояться открываться, был никто иной, как Кэш Риверс.

Неужели отец нарочно свёл нас, зная, что мы будем хороши друг для друга?

Да нет, бред какой-то.

Отбросив эту нелепую мысль, я осторожно выбираюсь из постели и иду в ванную. Включаю свет — и чуть не ахаю, глядя на синяки у себя на запястьях.

Вчера ночью Кэш связал меня. Своим ремнём. Это было больно. И это было потрясающе.

Я чищу зубы щёткой, которую привезла из Нового Дома. Забыла снять линзы перед сном, и теперь глаза немного жжёт. Глупость, конечно, но разве я могла заснуть иначе, когда Кэш обнимал меня, а дождь пел свою музыку по жестяной крыше?

Я крадусь обратно в спальню и вытаскиваю из комода у двери чистую белую футболку.

Она пахнет Кэшем.

Натягиваю её через голову, а потом несколько минут ищу своё бельё. Помню, он сунул его в задний карман джинсов, но в полумраке я не могу их найти. Впрочем, футболка достаточно длинная, чтобы прикрыть меня, так что я на цыпочках выскальзываю из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

И, конечно, раз Кэш настоящий человек, у него в холодильнике есть настоящая еда. Что удивительно, учитывая, что Пэтси готовит ему всю неделю. Я нахожу яйца, сыр, банку сальсы, немного сливок и масла.

Сначала запускаю кофеварку, а потом нахожу сковородку и принимаюсь готовить острые омлеты.

Смотрю, как небо за окном медленно светлеет, заливая кухню мягким янтарным светом. Кофеварка тихо булькает, наполняя дом уютным ароматом.

Открываю входную дверь и обнаруживаю за ней москитную сетку. Оставляю её открытой, чтобы впустить этот прекрасный утренний ветерок.

Растапливая в потёртой чугунной сковороде гораздо больше масла, чем нужно, я задумываюсь: была ли я когда-нибудь счастливее или это просто эхо постсексуального блаженства?

Я устала, и при каждом движении между ногами ощущается лёгкая болезненность — напоминание о том, насколько… основательно Кэш подошёл к делу.

Я краснею, вспоминая, как он прикасался ко мне там уже после секса. Это было непристойно. Немного странно.

И до черта возбуждающе — я даже сжимаю бёдра, думая об этом. Никто раньше так… не помечал меня, если можно так сказать. Все ковбои такие безумно собственники? Или это только Кэш?

Или Кэш — но только со мной?

Живот сворачивается в узел вместе с омлетом, который я переворачиваю на сковороде. Этот мужчина выворачивает меня наизнанку. Он превращает меня в кого-то, кем я никогда себя не считала. А может, я всегда была такой — просто спрятала эту часть себя под грузом старых обид и лжи, которую рассказывала себе, чтобы заглушить боль.

Через москитную сетку доносятся щебет и перекличка птиц. Я выкладываю первый омлет на тарелку, когда за спиной раздаётся голос:

— Хорошая футболка.

Я бросаю взгляд через плечо и моё сердце сначала сбивается с ритма, а потом и вовсе замирает.

Кэш стоит в дверном проёме, обхватив рукой одну из деревянных балок, пересекающих низкий потолок кухни. На нём только коричневые штаны. Его щетина кажется особенно густой, а волосы заправлены за уши.

В таком положении, с поднятыми вверх руками, он кажется ещё массивнее — его мускулы натягиваются, делая его просто огромным.

Как я могла вчера не обратить внимания на то, какой у него густой мех на груди? И этот толстый, беспардонно заросший дорожкой волос живот… словно тёмная стрелка, направляющая мой взгляд именно туда, куда не следует.

Я вижу очертания его члена сквозь ткань брюк. Он не возбуждён, но всё равно достаточно велик, чтобы я это заметила, когда он опускает руки и медленно идёт ко мне.

Его глаза сверкают ярко-голубыми вспышками в утреннем свете.

— П-привет, — запинаюсь я. — Спасибо. То есть… спасибо?

Его губы дёргаются в лёгкой улыбке, когда он обхватывает меня руками за талию, прижимая своё горячее тело к моей спине. Я едва не теряю сознание от удовольствия, когда он прижимается колючими губами к моему затылку.

— Что готовишь? — Его акцент по утрам звучит особенно густо. А голос — этот низкий, сонный бархат — заставляет мои соски напрячься.

— Яйца. А что ещё?

Его губы медленно поднимаются вверх по моей шее, и внизу живота вспыхивает жар.

— Не обязательно было.

— Я хотела. — Моё дыхание сбивается, когда он нежно прикусывает мою челюсть. — Ещё я хотела принести тебе завтрак в постель.

Его рука скользит по внешней стороне моего бедра, поднимаясь всё выше.

— А я хотел сначала заняться в постели кое-чем другим.

— И как ты не умираешь с голоду?

— Умираю. По тебе. — Он двигает бёдрами, и я чувствую, как его растущий член упирается в мою поясницу. Это было быстро. — Выключай плиту.

— Но омлет…

— Можно разогреть. — Он резко втягивает воздух, его ладонь обхватывает моё бедро. — Чёрт, милая.

— Ты же сам их забрал, помнишь? Мои трусики?

Он усмехается — низким, хриплым, насквозь мужским звуком.

— И не рассчитывай их вернуть.

Его пальцы скользят вниз. Я роняю лопатку, когда он находит меня, раздвигая первыми двумя пальцами. А затем одним из них легко скользит внутрь, пробираясь сквозь мою влажность.

Он глухо стонет.

— Уже мокрая. Нужно мне этим заняться.

Я выключаю плиту. Едва слышно всхлипываю, когда его вторая рука пробирается под мою футболку, сжимая грудь, когда он лениво поглаживает мой сосок большим пальцем.

Желание пронзает меня насквозь. Он круговыми движениями ласкает меня, дразня, но не давая слишком много.

Мои ноги начинают подкашиваться.

— Болит? — шепчет он мне в шею.

Я киваю.

— Немного. Но не настолько, чтобы…

Прежде чем я успеваю договорить, он разворачивает меня и поднимает, усаживая прямо на столешницу рядом с плитой. Посуда, которую я успела разложить, с грохотом разлетается по столу, но Кэша это, похоже, совсем не волнует.

Вместо этого он стаскивает с меня футболку и бросает её в сторону.

Его взгляд темнеет, скользя по моему обнажённому телу, задерживаясь на груди. Он протягивает руку, берёт одну из них в ладонь.

Но затем его взгляд падает на мои запястья.

— О, милая, мне так жаль. — Он осторожно берёт их в свои руки. — Больно? Чёрт, мне так хреново от этого…

— Всё нормально. Мне понравилось.

В его глазах вспыхивает огонь.

— Конечно, понравилось.

— Серьёзно, Кэш, я в порядке.

В ответ он подносит одно из моих запястий к губам и мягко целует синяки. Затем делает то же самое со вторым.

Когда он заканчивает, он делает шаг вперёд, вставая между моих ног. Потом наклоняет голову и приближается.

Его поцелуй нежный, но горячий. Такой, в который невозможно не погрузиться с головой. От которого кружится голова и замирает сердце. Напоминание о том, как сладко просто быть живой, быть здесь. Сейчас. В этой кухне, с этим мужчиной.

Я скольжу руками вверх по его груди, обхватываю его шею и сжимаю его бёдра коленями, притягивая ближе.

Он на вкус как зубная паста и пахнет собой — этим чистым, свежим мылом. Лёгкий оттенок стирального порошка, скорее всего, от постельного белья.

Желание пульсирует внутри меня, этот ритм нарастает и собирается в одной точке между ног.

Кэш опускает руку и начинает нежно поглаживать меня большим пальцем. По моему телу пробегает дрожь, и я инстинктивно двигаю бёдрами, прижимаясь к его прикосновениям.

Я хочу его. Сейчас.

Я не знаю, будет ли это первый и последний раз, когда мне доведётся заняться с ним утренним сексом, и не собираюсь терять ни секунды.

Мои ладони скользят вниз по его бокам, изучая крепкие линии его тела. Кэш низко рычит мне в губы, когда я цепляюсь пальцами за пояс его брюк. Я стягиваю их вниз, и его член резко упирается мне в ладонь. Я обхватываю его пальцами, сжимая именно так, как он любит, и плавно веду руку вниз.

Он огромный и горячий, переполненный желанием. Я провожу большим пальцем по его кончику. Он снова рычит. Его большой палец быстрее двигается по моему клитору, а язык проникает в мой рот.

Ослепляющее, прекрасное чувство переполняет меня, от потребности освободиться у меня перехватывает дыхание. Я зарываюсь другой рукой в волосы Кэша на затылке и держусь, зажмуривая глаза, когда меня охватывает жгучее ощущение.

Я кончаю.

Имя Кэша срывается с моих губ в слабом стоне — я бессильна перед этим напором.

А потом он берет себя в руку и медленно входит в меня, заставляя меня ощущать каждую секунду этого давления, когда его широкая головка проталкивается внутрь.

Я всё ещё кончаю, когда он скользит внутрь одним плавным, глубоким толчком.

Всё сразу — давление, боль, разрядка, нежность — накрывает меня волной, слишком сильной, чтобы справиться с ней.

Я хватаюсь за Кэша, мои ноги дрожат, и он тут же реагирует, обхватывая меня рукой за талию и притягивая ближе, удерживая, пока продолжает двигаться.

Он держит меня так близко, что я могу уткнуться лицом в его шею.

Его тепло, его сила — это то утешение, о котором я даже не знала, что нуждаюсь.

— Я держу тебя, милая, — бормочет он мне в щёку. — Всё будет хорошо.

Кэш целует мой нос, подбородок. Мои губы и лоб.

Ком встаёт в горле.

Я никогда в жизни не чувствовала себя менее использованной и более желанной.

Оргазм всё ещё не отпускает, его толчки поддерживают его, разжигая снова и снова. Он двигается ровно, размеренно. Боль между моих ног постепенно исчезает, уступая место удовольствию.

Мы с Кэшем занимаемся любовью прямо на кухонном столе, слишком жадные и нетерпеливые, чтобы дойти до кровати.

Но при этом всё происходит медленно, нежно.

Глубоко.

Таким, наверное, и должно быть утреннее удовольствие.

Хотя я не так уж часто занималась этим по утрам, так что экспертом себя не считаю.

Но это… Это чертовски приятно.

Кэш резко дёргает бёдрами, и я чувствую, как внутри меня разливается горячая волна.

Запах секса наполняет воздух между нами, пока он впивается зубами в моё плечо, сдерживая рык.

Это больно, и я знаю, что останется след. Но от этого меня заводит ещё сильнее. Мне нравится, что Кэш не боится идти до конца. Его страсть — полная противоположность отстранённой, механической нежности Пальмера. В нём есть что-то первобытное — может, потому что он всегда на природе, работает с животными день за днём, я не знаю, — но он чувствует себя уверенно и в своём теле, и в моём.

Секс, конечно, естественная вещь, но в нём полно моментов, которые могут казаться неловкими. Только не для Кэша. Он получает удовольствие от всего. От беспорядка, от дикости, от того, что остаётся после. Его это не пугает. Может, и мне не стоит бояться?

Наконец, когда он снова может говорить, он целует меня и лениво бормочет:

— Доброе утро, милая.

Я запрокидываю голову и смеюсь, позволяя этой лёгкости смешаться с чем-то большим, глубже сидящим у меня в груди.

— Доброе утро, ковбой. Теперь можно я всё-таки закончу готовить тебе завтрак в постель?

Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

— Ты правда любишь заботиться о людях, да?

— Училась у лучших. — Я касаюсь его груди кончиком пальца. — Так что позволь мне позаботиться о тебе. Знаю, у тебя, наверное, миллион дел на ранчо с утра, но предлагаю не делать ни одного из них и остаться со мной в постели.

Его глаза слегка прищуриваются, когда он всматривается в моё лицо.

— У меня правда миллион дел.

— Сделай меня всеми ими.

Он смеётся, глубокий, раскатистый звук вибрирует в его груди.

— Ты такая непослушная.

— А ты соблазняешься.

— Чёрт возьми, ещё как. — Он поднимает руку, большим пальцем проводит по моим губам. — Просто… для меня это новая территория. Нелегко отпустить контроль.

В груди что-то сжимается от его искренности.

— В тот день, когда ты ушёл пораньше, чтобы позаботиться обо мне, с ранчо ничего не случилось. — Я смотрю ему прямо в глаза. — Сколько раз мне нужно тебя ловить, прежде чем ты поймёшь, что я никогда не дам тебе упасть?

Я поднимаю мизинец.

— Ты сказал, что держишь меня. Я держу тебя. Клянусь мизинцем.

Кэш опускает взгляд на мой мизинец и моргает. На секунду я боюсь, что перегнула палку. Слишком банально. Слишком открыто. Я прошу слишком многого. Но затем он цепляет свой широкий мизинец за мой.

— Ладно.

Два простых слова, но они значат очень многое.

Для кого-то такого ответственного и осторожного, как Кэш, это огромный шаг — взять выходной.

И ещё больший шаг — взять его ради меня. От этой мысли у меня вздымается грудь.

— А что мне говорить, когда начнут спрашивать, где мы? — Он кладёт руки на мои бёдра и аккуратно выходит из меня. — Знаю, ты переживаешь, что они подумают.

Я наблюдаю, как он натягивает спортивные штаны, а затем берёт мою футболку и натягивает её мне через голову.

— Да, я волнуюсь. Но, наверное, немного меньше, зная, что мы в этом вместе? Может, просто скажем, что проводим время вдвоём, и на этом остановимся. Всегда можно сделать вид, что работаем над делами ранчо. Логистика, стратегическое планирование.

Он прищуривается.

— На самом деле, я правда хотел бы поговорить об этом.

Живот сжимается. Я тоже хочу обсудить это. Но правда в том, что я не знаю, какие у меня планы на ранчо Лаки теперь.

Когда я приехала сюда, всё, чего я хотела — получить деньги и убраться из Хартсвилла к чёрту. Я собиралась продать ранчо, как только смогу. Но теперь эта мысль кажется неправильной. Совсем.

А это значит… что? Если я захочу оставить ранчо, мне придётся полностью изменить свою жизнь. Допустим, я могла бы остаться в Далласе, а Кэш занялся бы делами здесь. Но это тоже не кажется правильным. Может, потому что я сама хочу этим управлять. Не вместо Кэша. Рядом с ним. Мы, чёрт возьми, шокирующе хорошая команда. Но этот союз легко может разрушиться из-за того, что только что между нами произошло.

Что, если всё станет неловким? Что, если неизбежно не сложится, и Кэш уйдёт? Что, если он разобьёт мне сердце?

— У нас есть время, — мягко говорит Кэш. — Весь день, если быть точным.

Я сглатываю и выдыхаю скептическое фырканье.

— Ты в этом чертовски хорош.

— В чём?

— В том, чтобы читать мои мысли.

Я кладу руки ему на плечи. Он помогает мне спуститься с кухонного стола, его ладони всё ещё покоятся на моих бёдрах. Вдоль внутренней стороны ноги тянется липкая дорожка.

Мой взгляд цепляется за запястья, исполосованные красными следами. Укус на плече саднит. Этот мужчина разрушает меня. Присваивает. Так, что каждое движение, каждый вдох заставляет думать о нём.

Меня накрывает желание заплакать. Не от грусти — от переполняющего чувства. Кэш так ярко, так жадно внимателен ко мне, что я просто не справляюсь. Он заставляет меня чувствовать — сильно, без остатка. И это пугает. Как будто я шагнула за какую-то черту. Сорвалась с обрыва, даже не осознав этого. И я знаю, что уже слишком поздно возвращаться назад. Потому что последнее, чего мне хочется, — поступить разумно. Безопасно. И уйти.

Я поворачиваюсь к плите и зажигаю конфорку. Мне не нужно спрашивать, хочет ли Кэш сыр в омлете или острый соус на гарнир. Ему не нужно спрашивать, добавлю ли я сливки и сахар в свой кофе. Теперь мы знаем друг друга. И мне нравится знать Кэша так.

Я выдавливаю улыбку.

— Обожаю это.