Кэш

Глава 31

Кэш

ЗОЛОТАЯ ЛИХОРАДКА

— Я даже не знаю, как тебя благодарить, Уайатт. — Я понижаю голос и бросаю взгляд через плечо. — Эти исследования были недостающим элементом головоломки.

— Таллула тоже помогла. Будет чертовски большой проект.

Дверь за моей спиной закрыта, но я не хочу рисковать. Я нахожусь в «шкафу» Bellamy Brooks, как можно дальше от спальни Молли. Сейчас раннее утро, немного за четыре, и она спит как убитая. Хочу, чтобы она отдохнула перед встречей с её мамой позже сегодня.

Я вожу мышкой по PDF-файлам, которые только что прислал Уайатт.

— Ага.

— Нам понадобится куча денег.

— К счастью, ранчо их приносит.

— Ты уже сделал ей предложение?

— Это не твоё чертово дело.

— Ага. Значит, собираешься.

Я осматриваю комнату. Сижу за крошечным столом, зажатым под досками с дизайнерскими проектами Молли и Уилера. Условия для работы так себе, но, честно говоря, в офисе на ранчо они не лучше.

Если понадобится, я мог бы справляться и здесь, когда мы с Молли будем приезжать в Даллас. Особенно если удастся перенести часть её работы в студию, которую я хочу построить для неё на ранчо. У меня даже есть идея открыть магазин Bellamy Brooks в центре Хартсвилла, но пока лучше двигаться шаг за шагом.

— Это должно быть особенным, — я откидываюсь в кресле. — И ещё хочу, чтобы её мама ко мне прониклась, прежде чем делать предложение.

Уайатт присвистывает.

— Удачи. Как ты собираешься убедить женщину, которая ненавидит ковбоев, позволить дочери встречаться с одним из них?

— Я хорош.

— Господи, спаси нас. У тебя впереди непростая задачка. Точно не хочешь подкрепление?

— Не могу вот так налететь на Обри и Молли. Это было бы нечестно. Я знаю, что Молли вас любит, но это я собираюсь на ней жениться. Ну, по крайней мере, надеюсь.

Уайатт ненадолго замолкает.

— Разрешишь сказать честно?

— Будто тебе нужно разрешение.

— У меня ощущение, что ты что-то хочешь мне сказать.

— И что же?

— Слух прошёл, что вас недавно видели вместе в аптеке.

— Да чтоб тебя. В маленьком городке ничего не утаишь, да?

— Вообще ничего.

Я провожу рукой по волосам и глубоко вздыхаю.

Тот случай заставил меня многое осознать. Например, что я готов создать собственную семью. И что женитьба, дети — это не значит, что я бросаю свою семью. Это значит, что я её расширяю.

На самом деле, это показало мне, что я готов поставить на первое место своё счастье. И счастье Молли тоже.

— Мы думали, что Молли беременна. Но нет.

— Но ты хочешь, чтобы она была.

Я сглатываю.

— Да. Но сначала я хочу на ней жениться. Сделать всё как положено.

— Значит, возвращайтесь на ранчо уже помолвленными. Если эти эскизы, которые ты с Таллулой разрабатываешь, не убедят Молли, что у вас всё получится… — Я прямо вижу, как мой брат качает головой. — Горжусь тобой, брат. Ты стараешься. Ты реально меняешься. И мне нравится этот новый ты.

Чёрт, солнце ещё даже не взошло, а у меня уже ком в горле. День обещает быть долгим. Но, надеюсь, хорошим.

— Ценю это, — бурчу я. — Надо вернуться к эскизам. Хочу успеть до того, как Молли проснётся.

— Дай знать, как всё пройдёт, ладно? И не забудьте поделиться новостями, как только всё решится.

— У меня теперь есть границы. Тебе бы тоже завести.

Уайатт только смеётся.

— Удачи.

Тянусь к входной двери квартиры, и Молли, глянув на меня, хмурится.

— Ты без шляпы?

Я кручу её ключи на пальце.

— Ты сказала, ресторан приличный. Решил, что бейсболка не подойдёт.

— Не бейсболка.

Молли ныряет в спальню и через секунду выходит с моей шляпой в руках.

— Вот эта шляпа.

Сердце пропускает удар. Я смотрю на Stetson, потом поднимаю взгляд на неё.

— Разве я не должен завоёвывать расположение твоей мамы, а не пугать её?

— Ты завоюешь её расположение. И будешь делать это в этой шляпе.

Я беру шляпу из её рук.

— Я чего-то не понимаю. Она же ненавидит ковбоев?

— Она ненавидит людей, которые не держат слово.

— Но эта шляпа… Она только подчеркнёт, что я совсем не тот, кого она хочет для тебя.

Молли забирает шляпу обратно, встаёт на цыпочки и надевает её мне на голову.

— Когда она тебя узнает, то поймёт, что ты — именно тот, кто мне нужен. Я встречаюсь с ковбоем. С хорошим человеком. Чем быстрее она это примет, тем быстрее мы все избавимся от этих глупых предубеждений.

Моё сердце делает кульбит. Оставлю это на совести Молли Лак — она всегда умудряется лишить меня дара речи.

Она не пытается меня изменить. Не наряжает меня, не маскирует тот факт, что у меня грубые руки и ещё более грубое прошлое. Наоборот, она выставляет всё это напоказ. Молли нечего скрывать. Значит, и мне тоже.

Я широко улыбаюсь, беру её за подбородок и наклоняюсь для ещё одного поцелуя.

Желание ударяет прямо в пах. И это при том, что мы только что трахались в душе, а до этого — в её огромной мягкой постели. И это не считая того, что было вчера, когда она брала меня в рот, а я потом довёл её до оргазма, пока она вцеплялась в изголовье кровати.

— Как думаешь, обед затянется? — рычу я.

Она смеётся, её тёплое дыхание касается моей щеки.

— Часа на два.

Я бросаю взгляд на её платье.

— Хорошо, что ты не в брюках. Так кое-что в машине будет проще провернуть.

— Что за «кое-что»?

Я ухмыляюсь и открываю дверь.

— Скоро узнаешь. Пошли.

Шлёпаю её по заднице, и она снова смеётся.

Этот звук я хочу слышать до конца жизни. Хотя её мама, если я её не покорю, может эту жизнь и сократить.

Поправляя шляпу, иду за Молли к лифту.

Это далеко не первый раз, когда мне приходится держаться по-ковбойски.

И точно не последний.

Ресторан действительно хороший.

Тот самый тип заведения, где белоснежные скатерти, официанты в пиджаках, а состоятельные посетители потягивают вино из огромных бокалов и ковыряются в изящных салатах и идеально зажаренном лососе.

Но всё-таки мы в Техасе. Я бы чувствовал себя не к месту даже в своих самых приличных джинсах и белой рубашке, если бы не стойка для шляп у стойки хостес, забитая самыми разными ковбойскими шляпами.

Чувствую, как на меня смотрят, пока снимаю свою шляпу и провожу рукой по волосам. Губы Молли дёргаются в улыбке.

— Что? — спрашиваю я.

Она кивает в сторону зала.

— Кажется, Даллас тебя одобряет.

Я оглядываюсь и усмехаюсь. Я высокий, так что привык к вниманию, когда захожу в людные места. Но это тот случай, когда иначе как с юмором не воспримешь. Иначе можно и покраснеть.

Несколько человек, и мужчин, и женщин, откровенно глазеют, пока я вешаю шляпу на стойку и следую за Молли и хостес в зал.

— Да здравствуют ковбои, — говорит одна женщина своей подруге, когда я прохожу мимо.

Я усмехаюсь.

— Кажется, он тебя услышал, — отвечает подруга.

— Надеюсь. И надеюсь, он услышал, что эти Wranglers сидят на нём ну очень, очень хорошо.

Я замечаю Обри задолго до того, как мы подходим к столику. Она светлее Молли, но у них одинаковые носы и горделивые плечи. Её взгляд сначала цепляется за дочь, а потом переключается на меня.

Губы Обри сжимаются, прежде чем на лице появляется натянутая улыбка.

— Привет, ребята.

Она встаёт и обнимает Молли.

— Мам! Привет! Надеюсь, ты не долго ждёшь?

— Вовсе нет. Просто хотела не опоздать и приехала чуть раньше. Сегодня пробок почти не было.

Обри снова смотрит на меня. Её глаза чуть расширяются, пока она разглядывает меня с ног до головы, начиная с ботинок и заканчивая бородой.

— Ты, должно быть, Кэш.

— Да, мэм. Рад наконец познакомиться.

Я протягиваю руку, и она её пожимает. У нас в Хартсвилле принято целовать родных в щёку. Обри мне пока не семья, но терять мне нечего. Вернее, терять мне есть что, но я готов рискнуть.

Так что я наклоняюсь и чмокаю её в щёку. Краем глаза замечаю, как Молли улыбается, а её мама, когда я отстраняюсь, прикрывает щёку рукой.

— Я Обри.

Мне кажется, или её шея начинает розоветь?

— Когда Молли сказала, что ты будешь с нами, это было… неожиданностью.

Я отодвигаю стул для Молли.

— Думаю, для всех неожиданность, что я здесь оказался. Мы с Молли не особо ладили, когда только познакомились.

— Да, я слышала.

Обри внимательно смотрит, как Молли садится. Я придвигаю её стул, а затем тянусь к стулу Обри, но она останавливает меня.

— Я сама, спасибо.

— Как скажете, мэм.

Пока я усаживаюсь напротив неё, задняя часть шеи горит огнём.

Разворачивая салфетку, Обри молча кладёт её себе на колени.

Да, это будет неловкий разговор. Но я не могу сдаваться. Возможно, я не завоюю её доверие за один вечер, но это не значит, что она никогда меня не примет. Мне просто нужно показать ей, что я готов горы свернуть ради счастья её дочери.

Да, у меня пока не так много денег. И моя семья далека от идеала. Но я люблю их, а они любят меня. Я забочусь о своих.

Я буду защищать эту женщину до последнего вздоха. А пока я жив, моя цель — сделать всё, чтобы её мечты сбылись. Я здесь не для того, чтобы разрушить её мечты. Или приглушить её свет. И, к счастью, у меня есть доказательство этого прямо в кармане.

— Ты… загорела, — взгляд Обри скользит по лицу Молли и задерживается чуть дольше, чем нужно.

Молли снова улыбается.

— Спасибо. Я много времени провожу на улице.

— Делая…

— Всякое, — Молли переводит хитрую улыбку на меня.

— Не недооценивай себя. — Я смотрю на Обри. — Молли делает на ранчо практически всё. Вы бы видели, как хорошо она теперь держится в седле.

Обри делает то самое движение губами — что-то между усмешкой и улыбкой.

— Да ну?

— В детстве мне это нравилось, — отвечает Молли, покручивая одну из своих вилок пальцем. — Но я не ожидала, что получу от этого столько удовольствия сейчас.

— Понятно.

Обри берёт меню.

— Так что же изменило твоё мнение о Молли, Кэш? Кроме того факта, что моя дочь вот-вот унаследует миллионы долларов?

— Да чтоб тебя, мам. — Молли пристально смотрит на неё. — Дай нам хотя бы напитки заказать, прежде чем устраивать сцену.

Обри разводит руками.

— Зачем ходить вокруг да около? У меня встреча в два тридцать.

У меня сжимается грудь, когда я замечаю, как боль пробегает по лицу Молли.

— Пожалуйста, не будь такой, — умоляет она. — Если ты даже не дашь ему шанса, мы уйдём.

— И куда?

Обри наклоняется вперёд.

— Я вырастила тебя, Молли. Я знаю тебя лучше всех. Ты должна быть в Далласе. Ты заслуживаешь возможностей, свободы и… — её голос дрожит, — окружения единомышленников. Маленькие города — это могилы для больших мечт.

— Это неправда, — хрипло отвечает Молли.

Обри качает головой.

— Нет, правда.

Я сжимаю руку Молли, давая ей понять, что я рядом.

— Молли действительно принадлежит Далласу. И в этом ты права, Обри.

Обри замирает, моргая, и переводит взгляд на меня.

— Вы… вы собираетесь жить вместе? В твоей квартире?

Она поворачивается к Молли, которая в замешательстве смотрит на меня.

Я снова сжимаю её руку. Держись.

Молли сглатывает. Затем сжимает мою руку в ответ. Хорошо.

— Жизнь в Далласе подходит Молли. Я видел это сам. Bellamy Brooks родился и рос в городе. И теперь, когда вы с Уилер запускаете вашу крупнейшую и, на мой скромный взгляд, лучшую коллекцию…

— Ты её видел.

В голосе Обри слышится обвинение, но я чувствую, что это скорее вопрос.

Я киваю.

— Видел. Это потрясающе.

— Так и есть. Вот почему Молли должна быть здесь, в Далласе, чтобы запустить её. Одна только огласка в местных бутиках… О, здравствуйте.

Обри мельком смотрит на официанта, а затем снова на нас.

— Мы готовы заказать?

Я делаю знак Молли.

— Ты готова, милая?

Я не упускаю того, как она прикусывает губу.

— Готова. А ты?

— Да.

Девушки заказывают вино. Когда я предлагаю взять бутылку, потому что тоже буду пить, выражение Обри становится чуть менее кислым. Но настоящее шоу начинается, когда после её заказа салата Молли называет свой выбор.

Она просит Деревенский бургер, что, судя по всему, означает модный чизбургер с двумя котлетами, специальным соусом и прочими вкусностями. Да — картошке фри, да — чеддеру, да — соусу, солёным огурцам и кетчупу.

— Мне то же самое, — говорю я, передавая меню официанту.

Обри прищуривается, глядя на дочь.

— Молли, это не причинит тебе боль? Глютен, сыр…

— Меня это больше не беспокоит.

Молли поправляет салфетку на коленях.

— Честно говоря, я не уверена, что это когда-либо было проблемой. Я ем буквально всё на ранчо и не чувствовала боли в животе уже несколько недель.

Обри моргает.

— Правда?

— Правда. Я думаю… — Молли машет рукой. — До того, как я поехала в Хартсвилл, я, наверное, на каком-то уровне понимала, что несчастна, но не видела способа что-то изменить. Казалось, что я всё делаю правильно, но тело буквально кричало, что нет.

— И теперь ты думаешь, что всё делаешь правильно, потому что у тебя не болит желудок?

Выражение Обри трудно разобрать. Молли смотрит на меня, затем опускает взгляд на свою тарелку.

— Мне нравится ранчо, мам. Я знаю, что у тебя был другой опыт, но жизнь в Хартсвилле… — Она снова смотрит на меня. — Оно помогло мне исцелиться? Это звучит глупо, но это правда. Я просто чувствую себя лучше там. Здесь мне тоже хорошо, не пойми неправильно. Мне нравятся оба места. Думаю, они мне оба нужны, и в этом проблема.

Приносят вино. Обри делает долгий, молчаливый глоток.

Я тоже пью, переводя взгляд между Молли и её матерью. Чёрт его знает, куда всё это приведёт, но мне нужно удержать разговор, пока он совсем не пошёл под откос.

— Я много думал об этом, — осторожно начинаю я. — О том, почему Гарретт поставил в завещании именно такое условие. Он часто говорил о вас.

Обри фыркает и закатывает глаза.

— Уверена, он рисовал красивую картину.

— У него было много сожалений. — Я сглатываю. — Думаю, он бы многое сделал иначе, если бы у него был второй шанс. Я любил его, но он был упрям, как чёрт. Я говорил ему, что ещё не поздно всё изменить. Попробовать ещё раз.

— Он никогда не слушал, — отвечает Обри.

— Но Молли слушает. И я слушаю. Узнавать твою дочь — это одно из самых больших удовольствий в моей жизни, и это сделало меня лучше.

Я лезу в задний карман и достаю фотографию размером десять на пятнадцать сантиметров.

— Говорите, что хотите, но, мне кажется, Гарретт каким-то образом знал, что возвращение Молли на ранчо Лаки пойдёт всем на пользу. Как будто он тянет за ниточки даже после смерти, понимаете? То, что у него не получилось при жизни, он решил сделать после ухода.

Я осторожно кладу фотографию на стол.

Она зернистая, и я не могу понять, выцвела ли она со временем или была сделана в золотой час, когда свет смягчал контуры трёх фигур. Молли, ей, наверное, лет четыре, сидит на пони между Гарреттом и Обри. На фоне — река Колорадо. По ракурсу я узнаю, что это рядом с тем самым местом, которое я показывал Молли во время нашей первой прогулки по ранчо. Все в ковбойских шляпах и с широкими улыбками.

Обри замирает, глядя на снимок.

— Где ты это взял?

— Гарретт оставил мне банковскую ячейку по завещанию. Я понятия не имел, что в ней. Когда я её открыл, там были сотни ваших фотографий. Он говорил Гуди, что эти снимки — одно из его самых ценных сокровищ, поэтому хотел сохранить их в безопасности.

Рука Молли взлетает к губам.

— Он оставил их тебе?

— Сначала я думал, что это ошибка. Но теперь… теперь мне кажется, что он передал их мне не просто так.

Обри моргает.

— Он знал, что ты покажешь их Молли.

— Он знал, что ты покажешь мне, что я всегда была ковбойшей в душе. — Голос Молли едва слышен. — Потому что в глубине души ты хороший человек, хоть и немного с шершавыми краями.

Я усмехаюсь.

— Что-то вроде того.

Ресницы Обри продолжают подрагивать, пока она указывает на фото.

— Это…

— Вы втроём. Посмотри, какие вы милые. — Я касаюсь пальцем маленькой Молли. — Ты выглядишь такой счастливой в седле.

Обри допивает вино.

— Гарретт давал ей уроки верховой езды несколько раз в неделю. Она обожала это.

Молли поворачивается к матери.

— Я это помню. Мы делали круги по загону. Сначала медленно. Когда он позволил мне перейти на рысь, я не могла перестать хохотать.

— Ты была такой чертовски милой, Молли.

Глаза Обри чуть прищуриваются, в них появляется что-то похожее на тоску. Она впервые за весь вечер выглядит… счастливой.

— И остаёшься такой.

— Ты тоже выглядишь счастливой на этом фото, мам.

Обри моргает.

— Я была. В тот момент, по крайней мере.

Молли сжимает мою руку.

— Спасибо. Что поделился этим с нами.

— Остальные фото у меня в сумке в твоей квартире. Но то место, где вы стоите на этом снимке… Вид на реку там потрясающий. Это было одно из любимых мест Гарретта на ранчо. Я взял на себя смелость сделать несколько набросков студии, которую мы могли бы там построить. Большие окна, много света и достаточно уединения, чтобы ты и Уилер чувствовали себя комфортно, занимаясь своим делом.

Я хватаю телефон и быстро прокручиваю изображения с черновыми эскизами, которые нарисовал этим утром, прежде чем продолжить:

— У Bellamy Brooks уже есть студия в Далласе. Думаю, ей нужна и в Хартсвилле. Тем более, что у вас скоро будет гораздо больше коллекций, которые нужно показывать, и ещё больше идей для будущих линеек. Вы вдохновляетесь модой в Далласе, а теперь, возможно, ранчо сможет дать вам дополнительное вдохновение. Добавить новый ракурс в вашу следующую коллекцию, при этом сохраняя городские корни.

Я кладу телефон на стол и подвигаю его к Молли.

Сердце громко стучит, пока она смотрит на экран. Одна секунда. Две. В её руке бокал с вином. Она делает глоток. Моргает. А потом тут же разражается слезами и кладёт голову мне на плечо. Моя душа уходит в пятки. Я целую её в висок.

— О. О, Молли, милая, я…

— Такой чертовски заботливый, — выдыхает она, беря телефон и листая изображения. Мне нравится, что она не убирает голову с моего плеча. — И милый. И, боже, очень хорошо рисуешь. Когда ты всё это нарисовал?

Я чуть не хватаюсь за сердце, когда вижу, что Обри вытирает глаза салфеткой.

— Сегодня утром. Я знаю, что это не идеальное решение нашей проблемы, но это начало. А ещё это даст мне больше простора для работы здесь, в Далласе, если… когда… мы перевезём часть вещей из твоего гардероба на ранчо. Мы могли бы поставить в шкафу большой стол, где все могли бы работать за ноутбуками.

Обри хмурится.

— У тебя есть ноутбук?

— Мам, у него огромная работа — управлять сотнями тысяч гектаров земли. Конечно, у Кэша есть ноутбук.

Я киваю.

— Провожу за ним больше времени, чем хотелось бы, но такая уж жизнь.

Обри ставит бокал с вином на стол.

— Если у тебя такая большая работа, как ты можешь быть вдали от ранчо?

— Не буду врать, это будет непривычно для всех. Но у меня есть четыре брата, и они отлично справляются, пока нас нет. — Я киваю на телефон. — Мы здесь уже несколько дней, и ни одного звонка от них.

Молли сквозь слёзы улыбается.

— Я же говорила.

— Ты была права. — Я наклоняюсь и целую её в губы. — Спасибо, что подтолкнула меня.

Она кивает, снова глядя на мой телефон.

— Может, это был тот самый толчок, который был нужен мне.

Она переводит на меня горящие глаза, в которых складываются воедино все кусочки головоломки.

— Кэш, это может сработать. — Она делает глубокий вдох. — Если я скажу Уилер, что у тебя на ранчо живут четыре одиноких брата, думаю, её долго уговаривать не придётся. Для неё есть место в Новом доме. А теперь, когда у меня есть доступ к моему трасту, я смогу нанять людей для помощи в Bellamy Brooks. Это освободит мне пару дней в неделю, чтобы работать на ранчо.

— Что думаешь, мам?

Обри молчит, продолжая потягивать вино.

— Я не уверена, что думаю. Это чудесная идея…

— Но она может сработать. — Молли моргает. — Чёрт побери, это реально может сработать.

Я сглатываю ком в горле.

— Почему ты так удивлена? — тихо спрашиваю.

— Ты не думала, что мы разберёмся?

Она молчит секунду. Её глаза снова наполняются слезами.

— Может, я просто не думала, что заслуживаю этого. Возможности сохранить свою жизнь здесь и при этом сохранить тебя.

Она моргает, словно боится сказать это вслух.

— Будто я ухожу от чего-то. Как будто меня накажут за то, что я не делаю всё так, как меня учили.

— Ты про то, чтобы реализовать свои мечты? — спрашиваю я. — Это похоже на преступление?

Молли снова плачет. Я замечаю, как Обри тянется через стол и берёт её за другую руку.

— Это всё, чего я когда-либо хотела для тебя, знаешь? Чтобы ты исполнила свои мечты. — Обри всхлипывает. — Я просто не хочу, чтобы ты отказалась от тех мечт, что у тебя есть здесь. Ты так много работала. — Её взгляд становится мягче. — Твои сапоги великолепны.

Она чуть улыбается и, приподняв бровь, кивает в мою сторону.

— Просто я думала, что если ты сбежишь с ковбоем, то оставишь всё это. Но теперь начинаю понимать, что ошибалась.

— Я не отказываюсь от своих мечт, мам. Я просто меняю их. Делаю их больше. — Молли смотрит прямо на мать, её глаза блестят от слёз. — Моё сердце принадлежит Bellamy Brooks и Далласу, но оно также принадлежит Кэшу, ранчо и Хартсвиллу. Надеюсь, ты не воспринимаешь это как предательство, потому что это не так. Это просто я… следую за своей правдой, пока разбираюсь в себе.

Обри закрывает глаза, её подбородок дрожит.

Из моего собственного глаза выкатывается слеза. Чёрт, от всего этого всплеска эмоций меня тоже накрывает.

Наконец, она выдыхает.

— Не буду лгать, дорогая. Мне больно слышать, что ты, возможно, уедешь. — Обри открывает глаза и смотрит на дочь. — Но если ты чувствуешь, что это правильный шаг, ты должна его сделать.

Она опускает взгляд на стол, потом снова на Молли.

— Я знала нутром, что жизнь на ранчо — не для меня, но пыталась бороться с этим, потому что так сильно любила твоего отца. — Она качает головой. — Не борись с тем, что знаешь наверняка.

Молли смотрит на мать в изумлении.

— Ты серьёзно?

— Серьёзно. — Обри переводит взгляд на меня. — Не трать время, как я, пытаясь быть кем-то, кем ты не являешься.

Она выпрямляется, её голос становится твёрже.

— Для чего все эти деньги, если не для того, чтобы сделать тебя счастливой? — Она слабо улыбается. — Иди и будь счастливой.