Когда Венера смеется

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ближайший путь к дому Тита Копония, где умер Дион, вел меня обратно той же дорогой, которой я пришел к Лукцею. Вновь проходя мимо бывшего жилища Марка Целия, я заметил, что надпись «Продается» красуется на прежнем месте, а непристойная картинка внизу замазана краской. Подручных Клодия можно было обвинять в чем угодно, но не в отсутствии расторопности.

Тит Копоний принял меня сразу, и вскоре я сидел в его кабинете с чашей подогретого вина в руках. Если кабинет Луция Лукцея был посвящен седой старине, связанной с завоеванием Карфагена, то кабинет Тита Копония являл собой непреходящий триумф греческой культуры. Раскрашенные черным по красному фону чаши для питья, слишком древние и дорогие для употребления, были выставлены на полках. Небольшие статуэтки великих героев и бюсты великих мыслителей стояли на пьедесталах вдоль стен. Шкаф с отделениями для свитков был полон цилиндрических кожаных футляров, а на маленьких цветных табличках, свисавших с каждого цилиндра, я заметил имена греческих драматургов и историков. Сама комната была обставлена в безупречном стиле — греческие кресла с высокими спинками, греческой работы ковер с геометрическим узором на полу, все в гармоничном сочетании, пропорционально отведенному для каждой вещи пространству.

Копоний был высоким человеком с длинным прямоугольным лицом и благородным носом; даже сидя он производил величественное впечатление. Волосы у него были короткие и очень курчавые, черные, но уже седые на висках. Одежда и манеры его были столь же элегантны, как и комната, в которой мы сидели.

— Полагаю, ты пришел ко мне спросить насчет Диона… — начал он.

— Что заставляет тебя так думать?

— Брось, Гордиан. Твоя репутация известна. Я также знаю, что сын Бестии выдвинул обвинение против Марка Целия в том, что тот пытался отравить Диона, помимо всего прочего. Не нужно быть философом, чтобы догадаться, что привело тебя в дом, где умер Дион. Единственное, чего я не знаю, так это кто послал тебя — сын Бестии, чтобы собрать обвинения, или Целий, для собственной защиты.

— Ни тот ни другой, на самом деле.

— Тогда это загадка.

— Не для всех, видимо, — сказал я, вспомнив жену Лукцея. — Какая разница, кто послал меня, если я хочу узнать правду?

— Большинство людей преследуют собственные скрытые цели, даже когда ищут правду. Месть, оправдание, власть…

— Справедливость. Для Диона.

Копоний поставил чашу с вином и сложил свои длинные, изящные руки на коленях.

— Когда-нибудь, когда у нас будет больше свободного времени, мы обязательно обсудим это слово — «справедливость» — и тогда посмотрим, сумеем ли мы прийти к взаимно приемлемому определению этого понятия. В настоящий момент я понимаю так, что ты хочешь установить истину в отношении личности убийцы Диона. Достаточно честное стремление, хотя не думаю, что смогу помочь тебе.

— Почему же нет?

— Я не могу сказать тебе того, чего сам не знаю.

— Может быть, ты знаешь больше, чем сам осознаешь.

— Говоришь загадками, Гордиан?

— Жизнь полна загадок.

Копоний задумчиво посмотрел на меня с кошачьим выражением в глазах.

— Насколько я понимаю, обвинения, выдвинутые против Целия, касаются нападений на египетское посольство по пути в Рим и попытки отравить Диона в доме Лукцея. То, что случилось в этом доме, даже не вошло в список.

— Формально нет. Но обвиняющая сторона намерена сконцентрироваться на попытке отравления, а настоящее убийство использовать в качестве дополнительной улики.

— Значит, ты пришел от обвинителей. — Копоний показал мне скупую улыбку. — Не пойми меня неправильно. Я ничего не имею против того, чтобы ты задавал свои вопросы. Я уже проходил через это раньше, когда судили Асиция. Я рассказал все, что мне известно, обеим сторонам, но в результате не помог никому. Все дело в том, что убийца не оставил ничего, что могло бы выдать его личность. Асиция судили на основании слухов, а не доказательств. Да, «всем известно», что он как-то замешан в этом деле, так же как «всем известно», что за всем этим должен стоять царь Птолемей, но доказательства так и не были предъявлены, и ты не найдешь их в этом доме.

— Все же мне хотелось бы знать, что здесь произошло.

Копоний отхлебнул вина и снова одарил меня кошачьим взглядом.

— Я знал Диона по Александрии, — наконец сказал он. — Несколько лет назад мой брат и я провели там некоторое время. Гай, как всегда практичный, хотел познакомиться с финансовым механизмом работы зерновых рынков. Я же вместо этого оказался у ступеней библиотеки при храме Сераписа, где философы обсуждали как раз то, о чем мы говорим с тобой сейчас, — истину, справедливость, загадки. Там я и познакомился с Дионом.

— Именно так же с ним познакомился и я, — сказал я.

Копоний вскинул брови:

— Ты знал его в Александрии?

— Короткое время и очень давно. Я был еще очень молод. Мое обучение у Диона носило неформальный характер.

Копоний понял меня сразу.

— А, так ты был одним из тех молодых людей, у которых не хватает денег на обучение и которые не отходят от ступеней библиотеки в надежде обратить на себя внимание кого-нибудь из философов?

— Ну да, что-то в этом роде.

— Нет ничего постыдного в такого рода выпрашивании. Чем больше человеку приходится бороться за приобретение мудрости, тем больше чести его знаниям. Мои отношения с Дионом были, видимо, более официальными. К тому времени, как я с ним познакомился, он уже достиг высших ступеней в иерархии Академии и редко появлялся на ступенях библиотеки; мне удалось познакомиться с ним лишь благодаря случайности. Я несколько раз приглашал его отобедать со мной и с Гаем в доме, который мы снимали в районе царского дворца. Дион наизусть знал всех греческих мыслителей. Он мог часами обсуждать законы чувственного восприятия и рационального мышления. Гай быстро начинал зевать и удалялся в постель, но я мог слушать его до утра.

— Твой брат не интересуется философией?

Копоний улыбнулся.

— Не особенно. Но Гай и Дион смогли найти общие интересы. Тогда уже мне приходилось оставаться дома, когда они вдвоем отправлялись на поиски приключений в район Ракотис, — он изогнул бровь, намекая на что-то.

— Дион никогда не казался мне искателем приключений.

— Значит, ты не знал его так, как я или, более того, как Гай.

— Что ты имеешь в виду?

— Дион был значительно старше меня или моего брата, но у него были свои пристрастия. Кстати, довольно странного характера. Ему нравилось показывать Гаю то, что он называл «тайнами Александрии».

— «Рвал плод, прежде чем тот созреет», — проговорил я тихо.

— Что?

— Так сказал о Дионе другой человек.

— Зрелость — дело вкуса. В случае с Дионом речь шла о том, насколько сильно он мял плод, я бы так выразился.

— Не понимаю.

Копоний снова остановил на мне кошачий взгляд своих глаз.

— Есть люди, которые скажут, что пристрастия Диона были пятном в его характере, признаком неустойчивости равновесия гуморов его тела. Сам я никогда не был рабом плоти; я живу разумом, и этот путь кажется мне идеальным. Мой темперамент часто заставляет меня строго судить слабости других людей, но для друзей я делаю исключения. Мы должны помнить, что по крови Дион грек, а по духу — египтянин. Такие люди более привязаны к чувственному миру, чем мы, и во многом грубее и примитивнее нас. Они легче позволяют себе вещи, которые мы сочли бы несоответствующими приличиям. С одной стороны, Диона следовало считать образцом совершенства в умении мыслить и логически рассуждать, но с другой — он мог прийти в состояние экстаза за пределами всякой разумности. И если его удовольствие порой зависело от действий, которые ты или я могли бы счесть жестокими или чересчур…

— Не понимаю.

Копоний пожал плечами.

— Какая разница? Этот человек мертв. Его наследством является его учение, равно как его усилия на пользу своему народу. Немногие люди могут похвастаться более значительным монументом. — Он поднялся и медленно начал ходить по кабинету, касаясь ладонью макушек бюстов, выстроившихся вдоль стены. — Но ты пришел поговорить о смерти Диона, а не о его жизни. Что ты хочешь знать, Гордиан?

— Мне известны основные факты, касающиеся самого убийства, — то, что все знают, как ты говоришь. Я хотел бы услышать, что ты или кто-нибудь из твоих домашних может рассказать мне обо всех подробностях той ночи.

— Дай мне припомнить… — Он остановился перед бюстом Александра. — Я был здесь, в своем кабинете, когда Дион пришел домой в тот вечер. Я как раз закончил ужинать, собираясь кое-что почитать, когда услышал, как две девушки-рабыни хихикают в коридоре. Я позвал их к себе и спросил, над чем они смеются. Они сказали, что мой гость пришел домой, переодетый женщиной!

— Разве он не вышел из дома в таком же костюме?

— Видимо, так — он выходил и возвращался тайком, в сопровождении этого маленького галла, который постоянно навещал его. Дион вообще вел себя в этом доме довольно скрытно. Он постоянно сидел у себя в комнате, заперев дверь. Не присоединялся ко мне даже за трапезами. Когда он попросил остановиться у меня в доме, я надеялся, что будем вести с ним прежние утонченные разговоры, как когда-то в Александрии, что мы будем вместе обедать и обсуждать философию или политику. Но я был разочарован его замкнутостью и даже отчасти раздосадован.

— Он был очень напуган.

— Да, я понял это. Почему и не стал ему навязываться. Если ему нравилось весь день прятаться в своей комнате и покидать дом, ничего мне не говоря, я решил молчать. Теперь я жалею, что не вмешался, хотя не уверен, что смог бы что-нибудь сделать.

— За Дионом охотились. Ты должен был знать, что ему угрожает страшная опасность.

— Разумеется. Поэтому я оставлял на ночь в доме караульного. Но мне все равно не приходило в голову,

что кто-то действительно решится ворваться в дом и учинить такое зверство. Это казалось немыслимым.

— Ты не покажешь мне, где случилась эта немыслимая вещь?

Копоний провел меня длинным коридором в заднюю часть дома.

— Караульный сидел возле дверей в передней части дома. Когда убийцы ворвались в комнату Диона, он не услышал их. Я сам спал в соседней комнате и не проснулся.

— Дион кричал?

— Никто не слышал его, даже если он и кричал.

— Но ты услышал бы его?

— Я спал, как уже сказал тебе, но полагаю, что громкий крик разбудил бы меня. Стены там не такие уж толстые. В другие ночи я мог слышать… нет, не обращай внимания.

— Ты хотел что-то сказать?

— Вот его комната. — Копоний распахнул дверь и жестом пригласил меня войти.

Это была маленькая комната почти без мебели — ложе для сна, кресло, пара небольших столиков. На полу лежал ковер. В стену были вделаны металлические крюки для одежды или лампы.

— Как убийцы проникли внутрь? — спросил я.

— Через окно около ложа. Ставни были закрыты и заперты, я уверен. Дион обязательно проследил бы за этим, не говоря о том, что на улице было холодно. Запоры с тех пор починили, но все еще видно, где треснуло дерево, когда ставни были выломаны снаружи.

— Прежние запоры были сделаны из бронзы, как и эти?

— Это те же самые запоры, которые кузнец выпрямил и приспособил на новое место.

— Эти запоры кажутся мне очень крепкими. Я думаю, чтобы выломать их снаружи, нельзя было обойтись без большого шума.

— Возможно.

— Значительного шума.

— Значит, не такого уж и значительного.

— Возможно, не настолько значительного, чтобы разбудить тебя в соседней комнате и даже насторожить твоего караульщика в передней, но уж Диона он должен был разбудить, если он лежал на этом ложе.

— Понятно, что ты так думаешь, но, как я сказал, никто во всем доме не слышал, чтобы Дион кричал. Я думаю, у него был очень крепкий сон. Или, может быть, взломщики все же не наделали столько шума, как ты говоришь.

— Мы можем спорить об этом без конца, — сказал я. — Может быть, устроим эмпирическую проверку?

— Ты хочешь?..

— Если позволишь.

Копоний пожал плечами.

— Давай.

Я открыл окно и выбрался через него наружу во двор, окруженный высокой стеной. Копоний, оставшийся внутри комнаты, запер ставни. Я толкнул их, пробуя на прочность, и понял, что выбить их без значительных усилий не удастся. Оглянувшись вокруг, я заметил на земле камень. Сжав его рукой, я нанес тяжкий удар по ставням. С треском створки распахнулись, а металлические запоры пролетели через комнату и упали на ковер.

Я забрался внутрь через окно.

— Скажи мне, сбитые запоры в ту ночь лежали посреди комнаты так же, как сейчас?

— Пожалуй, да. Уверен. Помню, когда я вошел, то наступил на один из них и порезал босую ногу.

— Значит, мы можем сделать вывод, что ставни в ту ночь были выломаны приблизительно с такой же силой и с таким же грохотом. Мне показалось, шум мог разбудить любого человека в этой комнате.

— Да, — согласился Копоний, нетерпеливо постукивая себя указательным пальцем по подбородку.

— И все же Дион не закричал.

— Возможно, он очнулся от глубокого сна и не мог понять, что происходит. А может, он слишком хорошо все понял и был парализован от страха.

— Возможно. У него было перерезано горло?

— Нет. Все раны нанесены в грудь.

— Сколько всего было ран?

— Не могу сказать точно. Несколько.

— Должно было быть много крови.

— Да, кровь была.

— Борющийся человек, которого бьют кинжалом в грудь, — вся комната должна была быть залита кровью.

Копоний нахмурил брови.

— Когда мы вошли в комнату, было очень темно, разумеется. Рабы принесли лампы. По всем углам плясали тени. Я помню, что видел кровь, но не помню, сколько ее было. Это имеет значение?

— Возможно, нет. Ты не сохранил ночной туники Диона или подушек, на которых он спал?

— Конечно нет. Их сожгли.

Я обвел глазами комнату, представив себе Диона на ложе, замолкшего, охваченного ужасом, подставившего грудь под разящий кинжал. Что-то в этой картине не так.

— Твой караульщик, в конце концов, что-то услышал и пришел посмотреть.

— Так.

— Ты позволишь мне поговорить с ним?

— Конечно.

Копоний вызвал раба, крепкого молодого грека по имени Филон, который выглядел достаточно сообразительным. Я спросил у него, что именно он слышал в ту ночь, когда убили Диона.

— Шум, который шел из этой комнаты.

— Какого рода шум?

— Звук ударов.

— Не крики, не стоны?

— Нет.

— Звук ломающегося дерева, сломанных запоров?

— Нет, такой звук, словно что-то тяжелое валили на пол.

— Когда мы вошли, — вмешался Копоний, — все было в беспорядке. Столы перевернуты, кресло лежало на боку. Свитки, которые Дион держал при себе, валялись по всей комнате.

— Когда ты услышал звук ударов, — обратился я к Филону, — как быстро ты пришел?

— Сразу же. Звук повторился несколько раз, пока я бежал по коридору.

— Как ты узнал, откуда идут удары?

— Когда я подошел ближе, то понял, что они идут из-за этой двери.

— Значит, ты попробовал открыть дверь?

Раб заколебался.

— Не сразу.

— Потому что ты был напуган?

— Нет…

— Нет? Я бы испугался. Нужна большая выдержка, чтобы открыть дверь в комнату, из которой доносятся странные звуки, особенно посреди глубокой ночи.

— Я не испугался. Был взволнован немного, сердце стучало часто, но не напуган.

— Тогда почему ты не попытался открыть дверь, Филон?

— Я позвал Диона по имени.

— Он ответил тебе?

— Нет. Я услышал еще один глухой удар.

— Тогда ты попробовал открыть дверь?

— Не совсем…

— Чего же ты ждал?!

— Пока они закончат! — сказал Филон в раздражении.

— Закончат убивать Диона?

— Конечно нет! Пока Дион закончит свое дело, если там происходило именно это. — Раб состроил гримасу и оглянулся: — Мой хозяин знает, что я хочу сказать.

Я посмотрел на Копония, который вернул мне непонимающий взгляд и поджал губы.

— Филон имеет в виду, что эти звуки могли означать нечто другое, чем… опасность.

— Опасность для Диона, во всяком случае, — проговорил Филон вполголоса.

— Достаточно, Филон, — резко сказал Копоний. — Отправляйся заниматься своим делом.

Раб оставил нас. Я повернулся к Копонию.

— Эти звуки…

Он вздохнул.

— Вскоре после того, как Дион стал здесь жить, он… — как бы это сказать? — Он приспособил кое-кого из моих рабов для своих нужд.

Я кивнул.

— Его собственный последний раб умер, пробуя пищу.

— Я имею в виду другое, — покачал головой Копоний. — Он попал в трудное положение и был весьма расстроен. Если кому и нужно было отвлечься от своих бед, так это ему. Здесь была молодая девушка-прислужница, которая привлекла его внимание. Он решил воспользоваться ею. Для своего удовольствия. Он пользовался ею почти каждую ночь.

— С твоего разрешения?

— Он меня и не спрашивал! Разумеется, с его стороны было достаточно бесцеремонно просто брать в моем доме все, что понравится, но, учитывая его обстоятельства, я решил, что покажусь эгоистичным хозяином, если удержу гостя, тем более сам я не имел на эту девушку никаких планов, по крайней мере подобного рода.

— Понимаю. Значит, Филон думал, что слышит, как Дион развлекается с девушкой?

— Именно.

— А все эти звуки — удары и грохот — разумеется, ты слышал их тоже.

— В конце концов, они разбудили и меня. Сначала я подумал то же, что и Филон, закрыл глаза и снова попытался уснуть.

— Дион всегда производил столько шума?

— Не всегда.

— Но что же он там делал с этой девушкой?!

— Мне кажется, это едва ли имеет отношение к твоему делу, Гордиан. Мне не следовало рассказывать и того, что ты уже узнал. Пусть тень Диона простит меня. Наш разговор начинает утомлять меня…

— Но, в конце концов, Филон понял, что происходит что-то ужасное, — сказал я, решив довести дело до конца.

— Да. Когда толчки и удары прекратились, за дверью стало слишком тихо. Он стал звать Диона по имени, все громче и громче — я слышал его крики, так что Дион услышал бы и подавно. Я также слышал, как он начал стучать в дверь Диона, которая была заперта, разумеется. Я поднялся с постели и велел Филону привести еще рабов. Они принесли с собой факелы, и вместе им удалось выломать дверь. Войдя внутрь, мы увидели, что ставни выломаны, в комнате ужасный беспорядок… А Дион лежал мертвым на своем ложе.

— А рабыня?

— А ее, как оказалось, не было в комнате. Она спала в помещении для рабов.

Я подошел к окну и выглянул наружу.

— Но как убийцам прежде всего удалось попасть на террасу? Похоже, она окружена высокой стеной?

— Должно быть, перелезли через нее. Они не могли войти через входную дверь, не потревожив Филона, а боковые стены стоят вплотную к соседним домам. Стена, окружающая этот задний дворик, тянется вдоль небольшой аллеи. В стене есть калитка, но она надежно заперта. Им пришлось перелезать через стену с аллеи.

Я кивнул.

— Это высокая стена — слишком высокая, чтобы человек мог перелезть через нее без посторонней помощи, как мне кажется.

— Ты хочешь и это проверить? — Копоний поднял одну бровь.

— Нет. Я думаю, мы можем допустить, что убийц было по меньшей мере двое, чтобы помочь друг другу перебраться через стену. Твои соседи видели что-нибудь?

— Никому из моих соседей не виден этот дворик. Аллеей практически никто не пользуется. Очень сомневаюсь, чтобы кто-то что-нибудь заметил, если только случайно не забрался на крышу, что не кажется особенно вероятным в холодную январскую ночь. Кроме того, если бы кто-нибудь что-то увидел, мне бы сказали. Я в хороших отношениях со всеми соседями. Они были очень расстроены убийством.

Я прошелся по комнате, мимоходом потрогав пальцем металлические крюки, вделанные в стену.

— Так значит, той рабыни не было с Дионом, когда его убили.

— Как я сказал, она спала с остальными рабами.

— Могу я поговорить с ней?

Копоний покачал головой.

— Это невозможно.

— Почему же?

— Я продал ее работорговцу здесь, в городе.

— И почему же?

Копоний заколебался.

— После того, как ею пользовался Дион, она больше не подходила для службы в моем доме.

— Ты хочешь сказать, она была изуродована?

— Разумеется, нет. Ну, несколько следов от ремня и синяков, может быть, но ничего такого, что не зажило бы со временем. Вероятно, один или два шрама, но видимых, лишь если она разденется. Тем не менее она была испорченным имуществом. Я просто не мог держать ее в доме; гораздо лучше от нее отделаться. Уверен, что другому хозяину она может прийтись по душе — возможно, он даже сочтет, что она стала лучше после уроков, которые преподал ей Дион. — Он пожал плечами. — Я не собирался делать из этой девушки рабыню для удовольствий, но такова, видимо, воля парок.

— Или Диона, — во рту у меня стало сухо.

— Эта тема мне неприятна, — сказал Копоний. — Да и вообще, наш разговор начинает утомлять меня. Мне кажется, ты и так нашел здесь больше, чем тебе следовало знать.

— Больше, чем я рассчитывал, это точно.

— Тогда, возможно, тебе пора идти. Я позову раба, чтобы он проводил тебя. — Он хлопнул в ладони.

На сигнал явился Филон, но Копоний даже не заметил этого. После того как он закончил со мной, настроение его внезапно испортилось. Даже не попрощавшись, он подошел к окну и стал глядеть на залитый солнцем дворик, бесцельно трогая рукой только что выломанные запоры ставней.

В передней я положил руку на плечо Филона и отвел его в сторону.

— Эта рабыня, о которой мы говорили, — как ее звали?

— Зотика. Но ее здесь больше нет.

— Я знаю. Твой хозяин продал ее торговцу. Не знаешь, какому?

Раб заколебался, внимательно разглядывая мое лицо. Оглянувшись на коридор, он прикусил губу.

— Хозяин продал ее какому-то человеку, который живет на улице Косарей, — сказал он наконец. — Я не знаю его имени.

Я кивнул.

— Хочу убедиться, правильно ли я понял: когда вы вломились в комнату и увидели, что Дион мертв, он был там один. Зотики с ним не было.

— Верно.

— А до этого она была там?

Раб внимательно посмотрел на меня, а затем снова оглянулся на коридор.

— Да и в самом деле, почему бы не сказать? Так или иначе, ее больше нет с нами, бедное дитя! Да, Зотика была у Диона в начале той ночи. Он вернулся домой, одетый в свой смешной наряд — в столу, только представь себе, — и в дурном настроении, еще более дурном, чем обычно. Он щелкнул пальцами Зотике и велел идти к нему в комнату, чтобы обслужить его. «Помочь ему снять грим», — засмеялась одна из служанок. «Нет, просто раздеться», — сказала другая. Они всегда плохо относились к Зотике, потому что она была самая молодая и красивая, но, я думаю, они просто были рады, что Дион выбрал для себя ее, а не их.

— Значит, Дион ушел к себе в комнату и взял девушку с собой.

— Да, но позже он, должно быть, отослал ее.

— Почему ты так говоришь?

— Все в доме улеглись. Я стоял и наблюдал за входной дверью. Затем услышал шум в коридоре и подошел посмотреть. Это была Зотика, которая шла прочь от

комнаты Диона. Она была голой, прижимала одежду к лицу и всхлипывала.

— Несла одежду в руках? Почему не надела ее?

— А как ты думаешь? Я решил, что старик стащил с нее тунику и разорвал так, что ее уже нельзя было носить. Я спросил, что случилось, но она только покачала головой и убежала в спальню для рабов. Я решил, что он закончил с ней рано и был в тот вечер грубее, чем обычно.

— Сколько времени прошло до того, как поднялся шум, когда пришли убийцы?

— О, много времени.

— Но когда ты услышал шум и пошел проверить, ты говорил мне, что подумал, будто эти звуки издавали Дион и Зотика…

Он пожал плечами.

— Я решил, что она могла незаметно проскользнуть мимо меня обратно в его комнату. Но это была не она. Когда мы выломали дверь в комнату Диона, Зотика находилась в спальне вместе с другими рабынями. В этом нет сомнений. Она разбудила рабынь своим плачем, когда пришла, и продолжала мешать им спать, даже когда они пригрозили, что побьют ее. Нет никаких сомнений в том, что она была с рабынями, когда Диона закололи.

— И все же я бы очень хотел поговорить с ней. Скажи мне, что именно вы увидели, когда ворвались в комнату?

Филон задумался.

— Кресло и столы перевернуты. Ставни на окнах распахнуты. Дион на своем ложе, мертвый.

— Как ты узнал, что он мертв?

— Да у него было такое лицо! — Филон побледнел при воспоминании. — Такой взгляд — глаза и рот широко раскрыты, и на лице выражение самого настоящего ужаса, словно он заглянул в пасть самому Церберу.

— Самого настоящего ужаса — ты слышал, чтобы он кричал?

— Ни разу.

— Но чтобы на лице его появилось такое выражение, он должен был понять, что на него нападают, он должен был чувствовать удары. Почему он даже не вскрикнул?

— Не знаю. Знаю лишь, что не слышал его криков.

— Ты видел раны?

— Совершенно отчетливо. Позже я помогал его раздевать, когда из некрополя пришли люди, чтобы забрать тело.

— Сколько раз его ударили кинжалом?

— Шесть или семь раз, мне кажется. Может, больше. Все в грудь, очень близко друг к другу.

— Как близко?

Он приставил одну ладонь к другой.

— Двумя руками можно было накрыть все раны.

— Но конечно, он должен был метаться. Испуганный человек, пробужденный от сна, охваченный ужасом. Ему наносят первую рану — он обязательно кричит. Он непременно метался, чтобы избежать следующего удара.

— Может быть, ему связали руки и заткнули рот.

— Сколько для этого нужно человек?

— В комнате был разгром. Может быть, там побывала целая шайка.

— Может быть. Я полагаю, там было много крови — и на ковре, и на стенах?

Филон наморщил лицо.

— Нет, пожалуй.

— Ну а его ночная туника — она должна была пропитаться кровью.

— Возле ран, да.

— А не…

— Филон! Я думал, ты проводил Гордиана до дверей, — в дальнем конце коридора появился Копоний. Руки его были скрещены на груди.

— Да, хозяин!

— Я кое-что забыл спросить у него, — сказал я. — Кое-какие детали…

— Прощай, Гордиан.

Я глубоко вздохнул.

— Прощай, Тит Копоний.

Белбон ждал меня за дверью дома, греясь в теплых солнечных лучах. Вместе мы молча пошли по улицам Палатина, вдыхая запахи готовящейся дневной трапезы, прислушиваясь к звукам, долетавшим с форума. Я шел, просто чтобы идти, без всякой определенной цели. Мне нужно было подумать.

Я начал узнавать о Дионе странные вещи, о которых раньше и не догадывался. Это меня встревожило. Я связывал воедино события его последних дней и часов. Кровавая сцена смерти казалась достаточно ясной; оставалось лишь выяснить, кто именно ворвался к нему в комнату той злополучной ночью. И все же я не мог избавиться от ощущения, что в этой картине что-то не так, совершенно не так.