Когда Венера смеется

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Наконец я послал рабыню сообщить Вифании, что вернулся домой и нахожусь у себя. Вскоре после этого появилась Клодия в сопровождении Хризиды. Обе они улыбались, словно только что вместе смеялись над какой-то шуткой. Их встреча с Вифанией и Дианой, видимо, закончилась на счастливой ноте, что смутило меня еще больше — как они могли беседовать о таких ужасных вещах, а затем вместо смеяться?

— Я заглянула, чтобы узнать, нет ли у тебя каких-нибудь новостей, и не застала тебя дома, — сказала Клодия с притворным раздражением. — Полагаю, ты был занят моими делами, вынюхивая что-нибудь полезное о Целии — возможно, что-нибудь новое о тех рабах, которых подкупили, чтобы отравить Диона?

— Боюсь, ничего полезного мне пока узнать не удалось. Ты пробыла здесь долго?

— Довольно долго.

— Надеюсь, тебе не было очень скучно.

— Вовсе нет. Твоя жена оказала мне хороший прием.

— Правда?

— Да.

— Хорошо.

На этом наш разговор завершился, и Клодия с Хризидой вскоре покинули мой дом.

* * *

Спустилась тьма. Подали обед. Мне было не по себе, я не знал, как мне смотреть на Вифанию или Диану, сохраняя вид, будто ничего не произошло. Я спросил у Вифании, что она думает о сегодняшней посетительнице. «Довольно интересная женщина», — вот все, что она мне ответила.

— Полагаю, теперь ты больше не переживаешь из-за того, где я был прошлой ночью?

— Нет, — Вифания не стала углубляться в эту тему.

— Ну и хорошо. Значит, все в порядке?

— Я не замечала, чтобы что-то было не так, — сказала Вифания.

Я прикусил корку хлеба. Это спасло от укуса кончик моего языка.

Обед прошел спокойно. Когда подали последнее блюдо, состоявшее из пряного лука с вином, Вифания прочистила горло.

— Наша гостья пригласила нас к себе на пир.

— На пир?

— Послезавтра. Клодия говорит, что устраивает такие пиры каждый год, чтобы отметить начало праздника Великой Матери.

— И она пригласила тебя?

Вифанию рассердил мой скептицизм.

— Она пригласила нас обоих.

— Я не думаю, чтобы пиры, которые устраивает Клодия, были подходящим…

— Мне придется повозиться, чтобы выбрать подходящую столу, — она глубокомысленно глядела куда-то вдаль, перебирая в уме свой гардероб.

Я вздохнул. Для Вифании личное приглашение от патрицианки, такой родовитой, как Клодия, было слишком дорогим подарком судьбы, возможностью выйти из забытья, пропуском в высшее палатинское общество. Я сам был удивлен, хоть и начал уже привыкать относиться без удивления ко всему, что делает Клодия.

Позже ночью, в постели, Вифания прижалась ко мне и попросила обнять ее покрепче. Прижав ее к себе, я вдруг страстно захотел сказать ей, что мне известен ее секрет, что я понимаю причину ее молчания и что это нисколько не меняет моего к ней отношения. Но слова не шли. Вместо этого я пустил в ход руки, губы и язык, чтобы выразить переполнявшие меня чувства. После этого, удовлетворенная, она погрузилась в глубокий сон. Но я долго еще не спал, глядя в темноту, размышляя над тем, как человек может сомневаться в том, что знает о чем-нибудь всю правду.

* * *

На следующее утро я отослал раба в дом Экона узнать, не вернулся ли он из Путеол. Раб пришел обратно с сообщением, которого я ожидал: Экон еще не прибыл. Он сразу же сам придет ко мне, подумал я, независимо от времени дня.

Если он не появится в ближайшее время, то, с какими бы новостями он ни приехал, они могут оказаться бесполезными. Суд должен был начаться на следующее утро.

Я решил, что с большей пользой проведу день, оставшись в своем кабинете, чем если отправлюсь на форум разыскивать новые улики против Целия. Я переговорил с достаточным количеством людей; весть о том, что именно я разыскиваю, разойдется и без меня. Возможно, ветвь, вчера еще бывшая голой, сегодня принесет плод. Если так, лучше оставаться на месте, где долгожданный вестник сможет найти меня в любой момент. И конечно, Экон мог появиться с минуты на минуту.

Я начал писать новое письмо Метону и закончил тем, что сжег его, как и предыдущее. Я не мог поведать ему в письме о том, что занимало меня сейчас. Вифания и Диана провели день за шитьем в саду. Казалось, они пребывают в хорошем настроении, переговариваясь тихими голосами и заливаясь смехом. Я молча глядел на них, довольный своей ролью наблюдателя, словно охранник, приставленный следить за неприкосновенностью добра.

* * *

Это был не информатор, а Тригонион, постучавшийся наконец в мою дверь во второй половине дня с такой настойчивостью, что Белбон даже не делал попыток загородить маленькому галлу вход в мой кабинет.

— Пошли! — закричал он, дрожа и с трудом переводя дыхание. — Пошли немедленно!

— Ну что там опять, Тригонион? — вздохнул я.

— Ему удалось! Ему все-таки удалось! Несмотря на все ее предосторожности. О Кибела, порази его слепотой! — Он закрыл лицо руками и притопнул ногой.

— Тригонион! Что произошло?

— Он отравил ее. Она умирает. Ну пожалуйста, пошли же!

Неудивительно, что Тригонион тяжело дышал, — он бежал почти всю дорогу от дома Клодии и рассчитывал, что я побегу вместе с ним обратно. Мы прибыли запыхавшиеся, словно бегуны после марафонской дистанции. Дверь в дом Клодии даже не была заперта, а так и стояла открытой, после того как Тригонион выбежал из нее.

— Скорей! — Он схватил меня за руку и потащил за собой. В его хрупком теле оказалось на удивление много силы. Я пытался сопротивляться, но он шел быстрее меня, и дело кончилось тем, что он буквально проволок меня через переднюю, атриум, центральный сад и, вбежав под портик, вдоль длинного коридора. Перед одной из дверей, завешанной тяжелыми драпировками, собралась кучка рабов, которые вполголоса переговаривались между собой. Они расступились перед Тригонионом, который, откинув драпировки, ввел меня в комнату.

Снаружи вовсю светило солнце, но внутри стояла темнота, будто глубокой ночью. Окна, как и дверь, были закрыты тяжелыми занавесями. Единственный свет давали несколько едва горевших светильников.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел Клодию, которая лежала на спальном ложе с искусно вырезанными из слоновой кости ножками и роскошными подушками. Она была укрыта шерстяным одеялом. В тусклом свете руки и лицо ее казались покрытыми восковой бледностью.

— Тригонион? — прошептала она.

— Госпожа! — вскрикнул он, обратившись к ней так, словно был ее рабом. — Я вернулся так быстро, как только смог.

— Гордиан с тобой?

— Да. Молю тебя, береги дыхание.

— Зачем? Неужели ты думаешь, мне так мало осталось? — она слабо засмеялась. Галл изменился в лице. — Тригонион думает, я вот-вот умру, — сказала она, обращая ко мне горящие лихорадочным блеском глаза.

— Что случилось, Клодия?

— Должно быть, я что-то съела. — На лице ее появилось лукавое выражение, сменившееся гримасой отвращения.

— Ты позвала врача?

— У моего брата есть очень искусный врач, которому многое известно о ядах. У Публия есть причины опасаться отравления, как ты понимаешь. Врач пришел, пока Тригониона не было. Сейчас он, наверное, за дверью; я не смогла оставаться с ним в одной комнате.

— Что он сказал? — выпалил Тригонион.

— Он сказал: «Думаю, это должно быть отравление». — Она слабо улыбнулась. — Он стал спрашивать, какое количество порошка я проглотила и когда. Сегодня рано утром, сказала я, но почувствовала себя плохо лишь к полудню. Он сказал, что мне повезло, что я проглотила такую маленькую порцию. Поскольку это…

— Какого порошка? — спросил я.

— Тригонион не объяснил тебе?

— Не успел. Мы всю дорогу бежали, — сказал галл.

— Порошок, который я случайно обнаружила на кухне, — сказала она. — Подумать только! Сколько раз прежде случалось мне заходить на кухню до того, как мой завтрак был готов? Никогда. Но сегодня я почему-то проснулась рано и почувствовала голод, а когда позвала Хризиду и она не явилась, то отправилась на кухню сама. Видел бы ты, как подскочила Хризида, когда я вошла! Она стояла у небольшого стола, а на нем стоял горшок с медовым просом. «Это для меня?» — спросила я. Хризида ничего не ответила. Я подошла к горшку и увидела рядом с ним небольшую коробочку, а в ней мягкий желтый порошок. «Какая-то приправа?» — спросила я снова. Видишь, я даже ничего не подозревала.

— Мягкий желтый порошок?

— Ну да, непохожий ни на одну из известных мне приправ. Я намочила палец, приложила его к порошку и снова поднесла ко рту. Я сделала это не подумав. Порошок был вовсе не плох на вкус, только слегка отдавал землей. Затем я увидела выражение на лицо Хризиды. И тогда я все поняла.

Я услышал странные поскуливающие звуки сзади и повернул голову. Всхлипывания, казалось, шли откуда-то от самого пола в противоположном углу комнаты. Мне показалось, это была собака. Затем я уловил слабое движение немного повыше. Я вглядывался в темный мрак, сбитый с толку, и вдруг узнал очертания тела, подвешенного вверх ногами к потолку. Это была голая женщина, которая висела на веревке, обмотанной вокруг ее лодыжек, слегка покачиваясь. Она снова заскулила.

— Тихо! — крикнула Клодия. Она села, выпрямившись, но снова откинулась на подушки. Тригонион захлопотал вокруг нее, пока она не оттолкнула его угодливые руки. — Я сразу же послала за Тригонионом. Он прибежал из Дома галлов. Это он догадался послать за врачом Публия. Я все ждала и ждала, когда он придет; оказалось, врач отправился с утра на рынок за травами, и никто не знал, когда он вернется. Сначала я не особенно беспокоилась, так как чувствовала себя прекрасно. Затем к полудню началось недомогание, а врач все не приходил. Я легла в постель, а Тригонион возился около меня, пока я не послала его за тобой, Гордиан.

— Почему за мной?

— Ты должен больше других знать о ядах. Думаю, ты сможешь сказать что-нибудь об этом желтом порошке. Принеси его, Тригонион.

Он оторвался от ее ложа и подошел к небольшому столику, уставленному коробками и бутылками. Над столом на стене висело отполированное зеркало, отражавшее мягкий свет светильников и позволявшее мельком увидеть Хризиду, которая свисала с потолка в противоположном углу комнаты. Тригонион вернулся с небольшой шкатулкой. Я подошел к ближайшему светильнику и принялся изучать содержимое.

— Слишком темно? — спросила Клодия. — Я не выношу яркого света, у меня режет глаза.

— Я вижу достаточно хорошо. Могу ошибиться, но мне кажется, это вещество называется «волосы Горгоны». Его изготовляют из корней дикого растения, что растет на берегах Мавритании. Когда-то его нелегко было найти в Риме, но в наши дни он попадается все чаще и чаще. Это очень сильный яд, он действует достаточно быстро и практически не имеет вкуса, так что его можно смешивать с любой пищей.

Клодия закрыла глаза и кивнула.

— Видишь, Тригонион, я говорила тебе, что Гордиан знает. Врач сказал то же самое.

— Он объяснил, какие бывают симптомы?

— Зачем? Я и так их чувствую.

— Головокружение, тошнота, чувство холода, болезненная чувствительность к свету?

Она кивнула, не открывая глаз.

— Как много ты проглотила?

— Самую малость. Как только я увидела выражение на лице Хризиды, я поняла, в чем дело.

Я опять услышал поскуливание в углу комнаты.

— Тихо! — крикнула Клодия.

— Если ты проглотила не больше чем…

— То я выживу, так? То же сказал и врач.

Врач должен быть полным глупцом, чтобы сказать знатной, опасной женщине, что она умрет, если существует хоть малая надежда на то, что она может остаться живой. Знатные не любят, когда им сообщают плохие новости, особенно в том случае, если они вдруг оказываются ложными. Врачу лучше уверить сестру своего хозяина, что она выживет; в случае ошибки он ничего не потеряет. Но в данном случае врач, скорее всего, прав. Я кое-что знал о «волосах Горгоны» и их воздействии на организм, и непохоже, чтобы такая маленькая доза убила ее.

— Раз врач сказал, что тебе полегчает, то я уверен…

— У тебя нет своего мнения? — голос ее прозвучал резко. — Ты узнал яд. Ты должен знать его силу.

— Я знаю по виду много ядов, но мне никогда не приходилось ими пользоваться.

— Конечно же, ты не умрешь! — настойчиво воскликнул Тригонион. Клодия позволила ему укрыть себя одеялом и погладить по руке.

— Я думал, ты предотвратила план покушения, — сказал я.

— Я тоже так думала. Но тот фарс в Сенийских банях был, должно быть, отвлекающим маневром со стороны Целия, тогда как все это время его змея сидела возле самой моей груди! Подумать только, рабыня, которой я доверяла больше всех!

Хризида снова заскулила и закачалась в воздухе в своем углу. Мои глаза привыкли к темноте, и теперь я мог видеть ее более отчетливо. Гладкая обнаженная плоть была испещрена темными полосами.

— Маленькая шпионка скулит, потому что я выпорола ее, — сказала Клодия тихим голосом. — Ее наказание еще только начинается.

— Она призналась?

— Еще нет. Но у Целия должны были быть шпионы в моем доме, как я имею шпионов в его. Кто мог справиться с этой ролью лучше Хризиды? И я застала ее в тот момент, когда она пыталась отравить мою пищу! Если бы я по случайности не вошла сегодня утром на кухню…

— Почему ты думаешь, что этот яд попал сюда от Целия?

Клодия посмотрела на меня таким испепеляющим взглядом, что у меня перехватило дыхание. Был ли знаком Катуллу такой взгляд? Затем она пожала плечами, сморщилась и закрыла глаза.

— От кого еще? — требовательно спросила она слабым голосом. — Мы знаем, что у него уже был яд. Чего я не знала, так это кому из рабов поручено принести его в мой дом. Хризиде, а не Варнаве!

— Ты думаешь, это тот самый яд, который он испробовал на своем рабе?

— Конечно.

— Нет.

Она прикусила губу и пошевелилась под своим одеялом.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Яд, которым Целий убил своего раба, действовал очень быстро. Ты говорила мне об этом сама, и я полагаю, твои шпионы дали тебе на этот счет точные сведения. Раб умер в агонии, ты сказала, пока Целий наблюдал за ним. «Это заняло несколько минут», — так ведь. Это другой яд, Мавританцы говорят, что «волосы горгоны» подобны змее, свернувшейся кольцами в желудке. После того как эта отрава попадает внутрь, должно пройти время, чтобы она начала действовать.

Жертва какое-то время ничего не чувствует, затем симптомы наваливаются внезапно. Ты сказала, что приняла яд рано утром, а недомогание ощутила лишь к полудню. Это совсем не похоже на быстродействующий яд Целия.

— Ну и что? Он решил прибегнуть к другому яду.

— Возможно. Если позволишь, я заберу этот яд с собой. У меня дома есть немного «волос горгоны» в запертом ящике, где я держу подобные вещи, — несколько месяцев назад один человек, которого пыталась отравить собственная жена, дал их Экону. Экон вручил яд на хранение мне; он не решился держать его у себя из-за близнецов. Я бы хотел сравнить этот порошок с тем, что хранится у меня…

Клодия заколебалась.

— Только обязательно верни его, — прошептала она, закрывая глаза. — Это улика против Целия.

Наша беседа, видимо, подошла к концу. Клодия повернулась на своем ложе не в силах найти удобное положение. Хризида вертелась на веревке. Тогда Тригонион наклонился над ухом Клодии и произнес тихим голосом:

— Другая коробка.

Она нахмурилась.

— Госпожа, другая коробка, — сказал он снова.

Гримаса, появившаяся у нее на лице, происходила не от физического недомогания.

— Да, покажи ему. Пусть он сам посмотрит.

Тригонион забрал у меня яд. Он подошел к небольшому столику с косметикой и вернулся, держа на ладони другую шкатулку, наморщив нос и вытянув руку, словно стараясь держать ее как можно дальше от себя. Я сразу же узнал ее.

— Это та самая шкатулка, которую Лициний принес в Сенийские бани, — сказал я.

— Ты уверен? — прошептала Клодия.

— Бронзовая, с выпуклыми шишечками и накладками из слоновой кости. Это точно та самая.

— Злодей! Чудовище! — сказал Тригонион, протягивая шкатулку мне. — Вот, посмотри сам.

— Ее принесли сегодня утром, — сказала Клодия. — Посыльный оставил ее у дверей, на ступенях. Что он себе думает? Хочет помучить меня своей непристойной шуткой, пока я лежу здесь, умирая? — Она, вздрогнув, втянула ртом воздух и начала всхлипывать.

Я взял у Тригониона крохотную коробку и открыл ее. Внутри была жемчужного цвета жидкость с молочным отливом, похожая на лосьон или крем. Я тронул ее пальцем и так вздрогнул, что выронил коробку, выплеснув содержимое на пол. Тригонион, словно завороженный, смотрел на шаровидные капли свернувшегося семени с выражением отвращения на лице.

— Будь он проклят! — Клодия заметалась на ложе. Тригонион бросился к ней. Я отступил назад и натолкнулся на стол с косметикой. Повернувшись, я уставился непонимающим взглядом на притирания и приворотные зелья. Среди них я заметил крохотную глиняную фигурку Аттиса, супруга-евнуха Кибелы, точно такую же я видел в комнате у жены Луция Лукцея. В тусклом свете светильника блеснула его красная шапка и блаженно улыбающееся лицо.

Клодия продолжала стонать и произносить проклятия. Тригонион хлопотал около нее. Упавшая шкатулка лежала на полу, ее содержимое блестело.

Я снова отступил назад. Один из светильников начал гаснуть, и в комнате стало темнее. Я ударился обо что-то твердое, но отпрянувшее в сторону. Веревки заскрипели сзади над моей головой. Вздрогнув, я обернулся и понял, что столкнулся с подвешенным телом Хризиды. В дрожащем свете светильников ее перевернутые глаза и ноздри выглядели так гротескно, что лицо но было похоже на человеческое, а принадлежало, казалось, какому-то непонятному существу. Губы ее шевелились. Я наклонился, пытаясь расслышать, но шепот ее утонул в рыданиях Клодии позади меня:

— Наказать ее! Наказать ее снова!

За тяжелыми драпировками, закрывающими дверь, я услышал шепот и шевеление среди рабов, собравшихся в коридоре. Я смотрел на беззвучно шевелившиеся губы Хризиды, едва понимая, что находится передо мной, затем внезапно пришел в себя. Я шагнул к дверям и вышел за драпировки.

Рабы в коридоре бродили и собирались группами, словно курицы в курятнике. Когда я шел по коридору, навстречу мне попался человек, который большими торопливыми шагами направлялся в комнату Клодии. Это был раб Варнава, сжимавший в кулаке кожаную плетку. Он глядел прямо перед собой, зубы его были крепко стиснуты. На лице не было никаких эмоций, лишь в глазах я успел заметить смешанное выражение решимости и страха.

* * *

Вернувшись домой, я застал Вифанию за изучением своего гардероба в поисках подходящего платья для пира у Клодии.

— Как ты думаешь, зеленая стола или голубая? А ожерелье — сердоликовое или лазуритовое, что ты подарил мне в прошлом году?

— Боюсь, что в этом году пир все-таки не состоится.

— Почему?

— Клодия больна. — Объяснять, что произошло в доме у Клодии, было выше моих сил.

— Может быть, ей станет лучше к утру, — сказала Вифания, нахмурившись.

— Возможно. Посмотрим, явится ли она на суд завтра утром.

— Да, суд! Она же не может пропустить его. Ей придется выздороветь, и пир все-таки состоится. Она связывает с ним слишком много планов.

— С судом?

— С пиром, глупый.

Я кивнул.

— От Экона ничего?

— Ничего.

Внезапно я вспомнил, что забыл в доме у Клодии коробочку с «волосами горгоны», которую собирался взять с собой, чтобы сравнить с ядом, который хранился у меня. Возвращаться за ней я не собирался. Сейчас мне было не до нее.