Коко и Игорь

12

Безжизненная середина дня. Дома в округе стараются уберечься от жары.

Ставни студии Игоря полуприкрыты. Свет, пробивающийся через них, создает на стенах странные тени. Игорь играет что-то из Перголези. Он не видит и не слышит, как в комнату входит Коко.

Возбужденная смутными звуками фортепиано, она как сомнамбула движется к источнику этих звуков. Она останавливается в углу комнаты и наблюдает за Игорем. Белый полотняный костюм оттеняет ее бронзовый загар. Талия перехвачена темным поясом. Полоски света, проникающего сквозь ставни, падают на одну сторону ее лица. Босые ноги Коко ощущают прохладу пола.

Видя, как руки Игоря пробегают по клавиатуре, Коко ощущает, что в ней разгораются чувства. Она молча высвобождается из юбки, которая кучей складок падает у ног.

Игорь внезапно, звериным чутьем догадывается о ее присутствии. Он перестает играть, но не оборачивается, руки его, застыв на середине жеста, напряженно опущены на клавиатуру. Коко, как жара, надвигается на него. Ловкие руки закрывают ему глаза.

Волнующим голосом она что-то шепчет ему на ухо.

Он не отвечает, но с необыкновенным самообладанием опускает крышку фортепиано. Медленно оборачивается — она чуть отодвигается. У него на лбу выступает полоска пота. В горле першит, язык костенеет. В мозгу скрежетом отдается щебет птиц в саду. Игорь, сложив руки на коленях, в изумлении смотрит на Коко. Несколько минут они доверчиво глядят друг на друга. Затем она, ликуя, снимает блузку. Блузка запутывается у нее в волосах. От статического электричества вздыбливается несколько прядей, они встают вертикально, будто взлохмаченные волосы ведьмы. Коко с потрясающей небрежностью бросает блузку на пол. Затем, будто бы не спеша, снимает с себя белье. Вид ее наготы оглушает его.

Пригладив волосы, Коко поворачивается. Она понимает, что рискует, но именно этого ей и хочется. Она думала об этом и решила, что единственный путь к успеху — предельная откровенность и честность. Несмотря на эту искренность, она чувствует свою уязвимость и борется с естественной застенчивостью.

Она ложится на живот поперек шезлонга, ноги согнуты. Лучи света, пробивающиеся сквозь ставни, создают импровизированную клавиатуру на ее спине. Она опирается щеками на чашечки рук. Поднимает к нему лицо.

— Ну? — говорит она.

Что-то неопределенное звенит в воздухе, будто привидение отзвучавших звуков фортепиано. Игорь колеблется. Он и озадачен, и напуган.

— Вы меня не хотите? — В голосе ее слышится сомнение, она почти сердита.

Ему кажется, будто он погружается в море и движется к ней, разгребая воду. Его тень на мгновение загораживает полосы света на ее спине. Очки с трудом удерживаются на носу. Муха жужжит и ударяется о стену в углу комнаты.

Покалывание в пальцах возвращает их из оцепенения к жизни. Его не держат ноги. Что-то сдавливает горло. Это безумие, думает он. Затем, подобно резинке, которая растягивается, растягивается, а потом щелкает обратно, он в бешеном темпе раздевается и яростно отбрасывает одежду. Она наблюдает, как он борется с застежкой брюк, улыбается, видя, как он отшвыривает ботинки. В его глазах — грубое желание, отчаянная похоть.

Его охватывает вожделение. Он, будто изголодавшись, целует Коко. Кожа ее источает восхитительную соленость. Он впитывает запах ее волос и вдыхает аромат ее грудей, пахнущих влажными розами, чувствуя, как они прижимаются к его груди. Ощущает трепетание ее языка у себя во рту. Быстрый поцелуй устрицы.

— Эй, не торопись! — говорит она, чувствуя его нетерпение.

Он поднимает глаза, оглушенный звучанием ее голоса. Все, что происходит, кажется нереальным. Он не ощущает веса своего тела. В ужасе от себя самого, однако нисколько не раскаиваясь, он ошеломлен очевидной чувственностью акта.

Коко улыбается ему.

— Медленнее, — требует она.

Он, обезоруженный, улыбается в ответ.

Кажется, что вся его жизнь была фальшивкой. В нем распахнулась какая-то дверца. Он чувствует нечто чудовищное в своих действиях, будто вырвалось на волю что-то крайне безрассудное. В этот момент музыка отодвинулась в зыбкую даль, стала бледным отражением, смутным, отдаленным отголоском страсти, которую он испытывает. Сочинение музыки, которому он себя посвятил, кажется столь же холодной абстракцией, как математические доказательства. Физическая близость с Коко — вот, что сейчас необходимо в жизни.

Он движется дальше, ведомый запахом ее плоти. Его губы прилипают к ее коже и отрываются только для того, чтобы найти новое, неизведанное место ее тела. Его пальцы проносятся по ее позвоночнику. Он ощупью проникает в теплоту меж ее смуглых бедер, и от холода его рук она вздрагивает.

Несколько минут назад казалось абсолютно недопустимой возможность спать с ней. А теперь это кажется самым естественным занятием в мире. Он вспоминает первую близость с Екатериной — как неумело лишил он ее невинности. Ничего похожего на то, что происходит с Коко. Именно этого он тайно ожидал всю жизнь. Он чувствует, как сплелись их ноги и руки.

Постепенно Коко начинает ощущать себя центром множества концентрических кругов, вокруг которых все пульсирует и расплывается. По ее груди распространяется сильный жар. Пламя со щек разливается и поглощается всем ее телом. Негромко постанывая, она чувствует в себе некий источник, который оживает, принимает головокружительный ритм и взрывается. Внутри нее все куда-то падает. Мгновение она смотрит вокруг бессмысленным взглядом — и роняет голову.

Ее сотрясает долгая дрожь. Конечности коченеют. Там, где ее пальцы сжимали руку Игоря, появляются розовые пятна.

Лежа на полу, они приходят в себя. Коко ласково пробегает пальцами по волосам Игоря, по скулам, по губам. Она поглаживает мышцы его живота, его руки. Он кажется совершенно неподвижным. Но она хочет снять с него напряжение, целует его голову, веки, шею, грудь, прежде чем ей удается уговорить его войти в нее, и все это с таким пылом, который он находит почти неприличным.

Поразительно, насколько она тоненькая, думает он. Голодный вид ее молодых бедер манит его внутрь. Он погружается все глубже, пока она своим жаром не заглатывает его в горячую скользкую мягкость. С трепетной деликатностью ее руки путешествуют по его телу, радуясь изумительным находкам. Не открывая глаз, она сосет его пальцы. Дугой выгибает спину. Он, слегка благоговея, осознает, что его учат. Медленно начинает понимать, какие происходят перемены. Как меняется вся его жизнь, и его внутренний мир принимает совсем другие очертания.

Внутри нее он, опьянев, совсем теряет себя. Она легко и прерывисто дышит у его груди. Когда его движения ускоряются, становятся все более настойчивыми, их тела двигаются синхронно, как две мелодические линии. Лицо его сияет, губы растягиваются от желания. Потом он дрожит от яростного удовольствия. Горячий разряд пронзает его плоть. Исступление долго, болезненно изливается из его тела.

Словно растворившись друг в друге, некоторое время они лежат совершенно неподвижно. Она покоится на его теле. Он кладет расслабленную руку ей на живот. Кончики ее пальцев поглаживают его волосы на затылке. Естественно, они все-таки поднимаются с пола. Отойдя от Игоря, Коко внезапно опускает руки жестом скромницы.

— Прости меня, — шепчет Игорь.

— За что?

— Я не смог сдержаться.

— Вспомни, это я тебя соблазняла.

— Я знаю. Но я оказался слаб.

— Так что же? Ты сожалеешь?

— Вовсе нет. Просто я странно себя чувствую.

Она спрашивает:

— Я тебя шокировала?

— Немного.

— Ну и как же ты себя чувствуешь?

— Изнуренным.

— И все?

Когда она поворачивается, чтобы надеть блузку, он видит, что ее лопатки изогнуты симметрично, будто сложенные крылья.

— Блаженно. А ты?

— Я испытываю облегчение.

— Только облегчение? — нежно спрашивает он.

— Это было непереносимо.

Странно, он обнаруживает, что думает о финале струнного квартета Бетховена. Композитор просит скрипача играть в этой части две ноты слитно, не разделяя их — только вторая нота должна играться «без эмоций», с еле слышным рыданием. Всю свою жизнь Игорь пытался понять, что это значит. Теперь — и это изумительно — он понимает. Он чувствовал это рыдание внутри себя при тех движениях, которые они совершали, любя друг друга.

— Ты красивая, — говорит он, поглаживая ее веко большим пальцем.

— Нет.

— Очень красивая.

— Стоп!

— Я так думаю.

Помолчав, она спрашивает:

— Ты спал с кем-нибудь, кроме Екатерины? — Она замечает его улыбку. — Не считая меня.

— Никогда.

— Почему?

— Меня это не занимало, пока я не встретил тебя.

Это не совсем так. В последнее время как раз это очень его занимало. Но он всегда боялся карающей десницы Господней. И до сих пор боится.

Она переспрашивает недоверчиво:

— Пока ты не встретил меня?

Он кивает:

— И сразу же захотел, чтобы это произошло.

— Я тоже.

И это неправда. Только неделю или две назад ее восхищение им переросло в могучее сексуальное желание. И то, что удивило ее неделю назад, теперь представляется неизбежным и необходимым.

— Ты уверен, что я для тебя достаточно богата?

Его ответ звучит загадочно:

— Я привык хорошо проводить время.

Она видит, что он собирается сказать что-то еще, и прижимает палец к его губам, чтобы он промолчал. Из коридора доносятся голоса детей. У них закончился урок.

— Я должна идти, — шепчет она и быстро одевается. Останавливается, чтобы послать ему воздушный поцелуй, и тихо проскальзывает в дверь.

Игорь стирает легкий налет пыли с крышки фортепиано. Поднимает ее, как лошадь подняла бы верхнюю губу, чтобы показать набор здоровых зубов. Склонившись к клавиатуре, он нажимает на клавиши нижнего регистра.

Весь день из студии доносится музыка.

Утомленный Игорь, растянувшись, лежит в темноте рядом со спящей женой.

Обычно он спит на животе, но сегодня лежит на спине. Он боится задохнуться на подушке. Комнату освещает полная луна. Игорь уставился в потолок. Пальцы ног подняты вверх. Руки, чуть согнутые, лежат по бокам. Убийственно жарко. Духота. В окна вливается жара, и от жары становится больно глазам. Все внутри сжимается от переживания случившегося.

Ему очень плохо. При том суровом воспитании, которое ему дали родители, одним из главных правил была необходимость соблюдать верность. Преданность всегда была для него тем, что невозможно нарушить. Женившись, он принес священный обет. И, нарушив его, чувствует себя настолько виноватым, что ему кажется, будто кровь стынет в жилах. Однако когда он спрашивает себя, хочется ли ему провести остаток жизни с Екатериной, то страдает от осознания того, что ответом будет «нет». Неужели он не заслуживает счастья?

Его охватывает дикая надежда. Да, наверное, Екатерине лучше ничего не знать. Потихоньку, постепенно она это примет. Но Коко может с этим не согласиться. И тогда он задумывается — а чего же именно она хочет? Флирта? Продолжительных отношений? Брака? Если простого флирта, то ему это ненавистно. Он слишком увлечен, чтобы довольствоваться флиртом. Брак изменит всю его жизнь. Перед ним, как развилка ветвей на дереве, возникают все эти возможности, и ему кажется, что он уже не в состоянии представить себе своего будущего.

Рядом с ним, прикрывшись простыней, спит жена. У нее неровное дыхание, волосы тенью падают на подушку. Он протягивает руку, щупает ее лоб. Лоб горячий. На щеках лихорадочный румянец. От ее тела исходит больше жара, чем от него самого. Ее всегда радовало, что она теплее него. Он закрывает глаза. Коко — вот все, что ему видится. Коко — вот все, о чем он думает. О ней первой он вспоминает, просыпаясь утром, и последняя мысль перед сном — о ней. Она заменила ему весь мир. Будто бы прежде ничего и не было. И ничего другого не существует. Он хочет, чтобы его жизнь началась снова. И он решает — здесь и теперь, с ней.

Думая об этом, Игорь смутно ощущает, что вокруг сгущается тень. В темноте над кроватью распростерлось что-то тупое и мстительное. Тяжесть наваливается на грудь. Голове холодно. В ужасе он натягивает одеяло под подбородок. Пытается заснуть — и не может. И это после водки, которой он пытался заглушить все чувства.

Время идет, он лежит на боку — это неправильно. Его заживо едят москиты, которым понравился вкус его крови. Всю ночь они кружат над ним, словно стража. А еще хуже то, что под окном вопят коты, будто плачут маленькие дети. Этот звук — резкие вопли, от которых шерсть котов встает дыбом — впивается когтями в его сознание.

Внезапно Игорь просыпается. Изнутри поднимается боль. Диспепсия. Желудочный сок обжигает кислотой внутренности.

Очень раннее утро. У него кружится голова и от чувства вины, и от усталости. Он садится на кровати. Кажется, будто углы комнаты покосились. Все вокруг лишилось силы притяжения. Поверхности предметов не выдерживают невидимого нажима. Игорь поднимается, и ему страшно, что пол может уйти у него из-под ног и провалиться в бездну. Он осторожно ставит на пол ноги. Только загадочные силы, устроившие заговор, позволяют ему выпрямиться.

По правде говоря, он поглощен происходящим. Блаженно, безнадежно поглощен, подчинился необузданному импульсу. И теперь ничего не может с собой поделать. Он всюду ощущает Коко. В ноздрях ее запах, образ ее — в каждом зеркале. Сила притяжения ее теплого тела влечет его. Он пребывает в мучениях. Этот жар приводит его в отчаяние.

И он боится расплаты. Что, если Екатерина обо всем догадывается? Это — гибель для нее. Она и так очень слаба. Это доведет ее до крайности.

Игорь смотрит на Екатерину. Такое впечатление, что он совсем ее не знает. Они отдалились друг от друга. Игорь пытается вспомнить то время, когда они были счастливы. В сознании всплывают разные моменты, но это все застывшие картинки, далекие, почти нереальные. Раковина на ее прикроватном столике сливочно светится внутренним светом.

Игорь подходит к окну, выглядывает за занавеску. Еще даже не рассвело. Видны россыпи звезд. Странно, но мир не изменился.

Он думает о невидимых связях, невидимых паутинках случайностей, которые привели его сюда, на виллу Коко, именно в тот момент времени, которого нельзя было избежать. Понять бы, великодушная или злобная сила судьбы так притянула его к ней.

Он всегда был не из тех, кто легко сдается. Ему нравится искать решение задачи до тех пор, пока оно не будет найдено. Но куда делось его чувство ответственности, его стойкость, способность постигать суть вещей? Что означает все происходящее? Совершенно нереальный проблеск свободы? Привкус разрушительной страсти?

Лицо его вспотело. Пижама прилипла к спине. Его лихорадит. Он сопротивляется желанию опуститься на колени и истово молиться, как он делал это прежде. Что он мог бы сказать? Он хотел, чтобы случилось то, что случилось. Он желал этого и поддался своему желанию с бесстыдной стремительностью.

Игорь идет в ванную и смотрит на свое отражение в зеркале. На него глядит серое строгое лицо. Он видит свои редеющие волосы, гнилые зубы. Линии на ладони, кажется, стали еще глубже. Еще два года, и ему будет сорок. И что же он делает в этом возрасте? Влюбляется? Абсурд. Чувство абсолютного блаженства соперничает с ощущением ужаса от возможности это потерять. Он хочет ее больше и больше, она ему еще сильнее необходима. Ничто в его жизни не готовило его ни к чему подобному.

Он снимает очки, поворачивает кран и, набрав в ладони холодной воды, ополаскивает лицо. От холода вздрагивает. Затем с видом человека, который понял наконец, что он хочет, наполняет ванну и кувшин за кувшином поливает себя. Вода каскадом льется с головы на торс, прижимая к коже темные волоски на груди и спине. Он подрагивает от возбуждения.

Одевшись, Игорь спускается вниз. Входит в студию и берется за работу. Для завтрака еще слишком рано, как рано и для игры на фортепиано. Так или иначе, но не должно быть никаких звуков. До сих пор очень влажно. Но по крайней мере стало прохладнее. Свет за окнами не дает теней. Листья яблонь покрыты глазурью росы.

Игорь вглядывается в семейную фотографию, что стоит на его столе. Сейчас они представляются незнакомцами, будто прошедшая ночь изменила что-то в их очертаниях. Он чувствует, что вина его, словно птичка, стучит клювом по плечу и пробивает кожу насквозь.

Понимая, что сейчас нельзя играть, Игорь берет чистый лист бумаги, заточенный карандаш и поднимает очки на лоб. Затем очень тщательно, не сдвигаясь ни вверх, ни вниз хотя бы на миллиметр, начинает разлиновывать бумагу.