Коко и Игорь

14

Лекарства, прописанные врачом, действительно успокаивают Екатерину. Но при этом вызывают ночные кошмары. Вот один из них.

Екатерине представляется квартира Коко на рю Камбон, где она однажды была. Во сне Коко сидит на столе, окруженная деньгами, полученными за день. Там полный мешок монет и большие пачки банкнот. На улице темно. В магазине тишина, и Коко — одна. Она начинает считать деньги, складывая столбиком монеты и прижимая стопки купюр.

По лестнице поднимается Игорь. Екатерина видит, это точно он. Коко перестает считать деньги. Они раздеваются. Потом Коко берет в руки деньги, и они, вдвоем с Игорем, ликуя, подбрасывают их в воздух и смотрят, как деньги падают, словно осенние листья. Вскоре деньги превращаются в ковер. Весь сон проходит беззвучно, но по движению губ Игоря и Коко видно, что они смеются.

После этого Екатерина видит, как они, обнаженные, занимаются любовью. Они катаются по банкнотам. Деньги прилипают к их вспотевшим телам, разлетаются, словно оборванная трава. Пара предается любви до тех пор, пока деньги не размазываются по их телам и пока эти тела не окрашиваются в цвет денег Коко.

Екатерина просыпается, и ей кажется, что она грязная. Она чувствует, что ей нужно немедленно отмыться от этого сна. Засучивает рукава, оттирает под водой пальцы. Вода, стекающая с рук, кажется ей непристойностью.

С момента приезда в Бель-Респиро они с Игорем только раз занимались любовью. И это было в первые две недели. Ей это не доставляло удовольствия. В сущности, он ее к этому принудил. А теперь она чувствует себя испачканной.

Екатерина не может понять, чем Коко заинтересовала Игоря. Да, она привлекательна. Но при этом груба, самоуверенна и низкого происхождения. Выскочка. Она ничего не понимает в его музыке, не понимает, что музыка значит в его жизни. Неужели он действительно ее полюбил? Или это просто похоть? Или его чувства переплелись с необходимостью иметь покровителя? Нет сомнения, решает Екатерина, что Коко рассматривает Игоря как некий трофей. Она коллекционер. Возможно, он просто ступенька к еще более значительным знакомствам. Он — предмет, то, чем она должна обладать. Скоро он ей наскучит. Он — модель на один сезон. Можно надеяться, что он тоже вскоре раскусит ее. Но если эти отношения глубже — что тогда делать Екатерине? А дети, что будет с ними? Вопросы искрами проскакивают у нее в сознании.

Ей безумно хочется вернуться в Россию, радоваться простому благородному званию его жены, жить в своем доме. И состояние здоровья ей кажется связанным с тем, что она вдалеке от родины. Жизнь, которую она ведет теперь, представляется ей абсолютно нереальной. Ведь существование здесь — не постоянно? Только вера поддерживает ее. Она молится. Все будет хорошо. Нормальная жизнь восстановится. Подобно разбитому стеклу, осколки которого таинственным образом восстанавливаются, ее мир снова станет целым. Все соединится. Они выздоровеют. Должны.

Врач встряхивает термометр и помещает его под углом в рот Екатерины. Недавно ее дыхание ухудшилось.

Екатерина жалуется, что от лекарств, которые он ей прописал, она чувствует слабость.

— Так и должно быть. Вам требуется больше отдыхать, — отвечает врач. Уголком губ он улыбается. Хотя улыбка и кажется ироничной, она требует ответной улыбки.

— Я такая вялая, — не сдается Екатерина, трогательно подчеркивая эти слова похлопыванием по одеялу.

— Но в вашем организме должны замедлиться все процессы, если вы хотите полностью выздороветь. Вы должны отдыхать. Это единственный путь. — Врач пишет новые рецепты и протягивает их Екатерине.

— Что это? — спрашивает она, стараясь разобрать написанное. Голос ее глуховат из-за термометра под языком.

— Это наладит ваше дыхание… — Он не уверен, стоит ли продолжать… — Хотя пилюли имеют седативный эффект.

— Вы хотите сказать, что я стану еще более сонной? — раздраженно переспрашивает Екатерина.

— Боюсь, что так.

Екатерина потрясена и молчит. Врач поглядывает на часы и вынимает термометр. Поднеся его к свету, он внимательно смотрит на него сквозь пенсне. Против света линзы кажутся непрозрачными.

Игорь спрашивает:

— Какая температура?

— Что тебе за дело? — с горечью в голосе огрызается Екатерина. В ее губах — ни кровинки.

Врач озабоченно глядит на одного, потом на другого. Снова смотрит на термометр. Он колеблется, не зная, с кем говорить, с Екатериной или с Игорем. В виде компромисса он отвечает в воздух между ними:

— Высокая, но не опасная. Я по-прежнему рекомендую постельный режим.

— Еще более постельный! — шипит Екатерина.

Врача раздражает собственная беспомощность.

— Это естественное лекарство и лучшее лечение. — Он разговаривает с ней, как с ребенком, а она опускает глаза и разглаживает морщинки на одеяле. — Разумеется, я мог бы прописать более современные лекарства. — И затем, странно подчеркнуто: — Дорогие лекарства. Но они не дадут лучшего результата, чем постельный режим. Не говоря уж о побочных эффектах…

— Дороговизна не смутит моего мужа. За счетами следит мадемуазель Шанель!

— Екатерина! — с упреком восклицает Игорь. Его руки вцепились в ручки кресла. Он краснеет от негодования.

— А что, разве не так? — Екатерину радует ощущение минутного превосходства. Нечасто ей удается видеть мужа таким сконфуженным. Она возбуждается от осознания того, что у нее еще есть сила, чтобы помучить его.

— Простите, — говорит Игорь врачу. Он злится на Екатерину и недоволен собой, своим волнением.

Врач и сам смущен разговором об оплате. Видя это, Екатерина чувствует, как ею овладевает безрассудство. Она уже не сдерживает злости.

— Она платит вам за то, чтобы утихомирить меня и чтобы я молчала? Именно это происходит?

— У тебя просто истерика! — говорит Игорь.

— Я все понимаю. Вы все заодно! — В ее сознании растет представление о заговоре в доме, в этом заговоре участвуют не только Коко и врач, но даже слуги. Даже стены этого безбожного дома!

— Доктор не должен выслушивать твои безумные обвинения…

— Нет смысла отпираться. Что-то происходит. Мне ничего не говорят, но я это чувствую. Знаешь ли, я не дура. Я, конечно, больна, но это не означает, что я не замечаю, что творится вокруг…

Игорь теряет дар речи. Он способен только воскликнуть:

— Екатерина!

— Не кричи на меня! — Они переходят на русский.

Врач пытается всех успокоить.

— Все в порядке. Все хорошо. — Он обеими руками берется за ручку своего чемоданчика. Затем, глядя прямо на Екатерину, говорит: — Вы больны туберкулезом, и я стараюсь дать вам добрый совет, которым, надеюсь, вы воспользуетесь. — Он чуть успокаивается. — Нет сомнений, что со временем вы поправитесь. Но это медленный процесс. Тут нельзя торопиться.

Екатерина чувствует, что у нее иссякли силы.

— Мне сейчас не хватает стимула к выздоровлению. — В ее голосе слышится затаенная просьба. Она кидает на мужа суровый взгляд.

— А теперь… — Врач останавливается. Лицо его смягчается. Он улыбается Екатерине, пытаясь убедить ее, что он на ее стороне.

Игорь провожает врача, пораженный его спокойствием и тактом. Игорь тихо извиняется и пытается поделиться с ним раздражением, вызванным поведением жены.

Врач непреклонен. Он останавливается на полпути и говорит официальным тоном:

— Психическое здоровье может являться решающим фактором в определении скорости выздоровления. — Он направляется к лестнице. — Важно, чтобы ей уделяли внимание, чтобы ее баловали, суетились вокруг нее. Вы понимаете?

Игорь равнодушно выслушивает слова врача. Что тот понимает? Что это за разговор? Может быть, слуги насплетничали? Теперь его очередь задуматься о заговоре. Как переулки расходятся от главной улицы города, так в его воображении раскидывается веер предположений.

— Она в очень плохом настрое, — говорит Игорь.

— Возможно. Но я думаю, что сейчас вы должны быть чрезвычайно терпеливы и великодушны. Покажите ей вашу заботу, и я уверен, ее состояние улучшится.

— Да. — Интонация так уклончива, будто из Игоря этот ответ выдавили, он даже сам это слышит и понимает, что нужно повторить: — Да. Да. Вы правы.

Жозеф, который, должно быть, все слышал, стоит внизу у лестницы. Он подает врачу шляпу и открывает дверь.

Игорь внутренне вздрагивает. Не хочет встречаться взглядом с Жозефом. Коко в саду, у нее в руке секатор. Она срезает две алые гвоздики.

— В такой прекрасный день у мужчины в петлице должен быть цветок, — говорит она.

В лице врача какая-то неуверенность. Коко снимает желтовато-коричневые перчатки и вдевает цветы в петлицы обоим мужчинам. Врач поправляет цветок.

— Мадемуазель, вы очень добры.

— Отчего и мужчинам сладко не пахнуть? — Коко поднимает лейку с длинным носиком.

Доктор расценивает это как возможность откланяться. Затем, притворившись, будто что-то вспомнил, он спрашивает:

— Может быть, вы предпочитаете все уладить теперь, мадемуазель?

Коко не собирается облегчать его положение. Она ведет себя покровительственно. После неловкого молчания она произносит с высокомерным участием:

— А, да! Конечно. И как себя чувствует бедняжка Екатерина?

В Игоре внезапно просыпается чувство преданности жене. Она не виновата в том, что больна. Она не всегда была такой, он хочет это объяснить. Игорь видит, что доктор вопросительно смотрит на Коко, пытаясь разобраться в сложных отношениях тех, кто живет в этом доме. Наблюдая, как взгляд его становится более жестким, как он все взвешивает, вычисляет и как приходит к какому-то заключению, Игорь ужасается тому, что круг людей, которые что-то знают и сплетничают, расширяется. Ситуацию необходимо исправлять.

Врач отвечает очень ровным голосом:

— Отдых позволит ей выздороветь.

Коко отвечает все таким же прохладным тоном:

— Хорошо, хорошо. Тогда давайте все уладим.

Уже на грани раздражения она ведет врача обратно в дом. Жозеф безучастно остается на месте. Глянув на него, Игорь без всякой цели тоже проскальзывает в дом. Он сдерживает инстинктивное желание все объяснить, что-то сказать. Но что? Он тут же понимает, насколько это глупо, и, пройдя по коридору, скрывается в студии.

В кухне громко бьют настенные часы. Мари моет посуду, Жозеф вытирает тарелки грубым белым полотенцем. Окна распахнуты, из студии Игоря доносятся звуки фортепиано. Из сада долетают голоса. На углу газона установлены новые качели. Дети подталкивают их, и качели равномерно раскачиваются.

— Не знаю, как быть со всем этим, — говорит Жозеф, размеренными движениями протирая тарелки.

— Не знаешь? — язвительно переспрашивает Мари.

Она погружает руки в мыльную воду и вынимает еще одну тарелку, с которой падают капли. За тарелкой следуют чашка и блюдце. Жозеф ставит их на стол.

— Она тебе что-нибудь говорила?

Мари хмурит брови.

— Конечно, нет!

— Я только спросил, — говорит Жозеф. Затем, меняя курс: — Я просто надеюсь, что ситуация не перехлестнет через край.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну как ты думаешь, мадам Стравинская знает?

— Да ну тебя! Она должна знать!

— Я в этом не так уж уверен. Считаю, что и мы не точно знаем.

— А ты чего хочешь — поймать их за этим? Это невозможно терпеть.

— Я не тороплюсь судить, вот и все.

— Ты и не торопишься.

— Не понимаю, как она могла узнать.

— У нее, как и у всех, есть глаза и уши. Если, разумеется, она себе не позволяет обманываться. — Мари смотрит на свои руки: кожа вся сморщилась от воды.

— Они очень таятся.

Мари качает головой, видя бестолковость мужа.

— Зайди среди дня к нему в студию! И ты называешь это «таятся»!

— Да, но…

— Ну что ж! Поскольку она не полная идиотка, то она знает. Поверь мне.

В саду мальчики возятся со шлангом и брызгают друг в друга водой. Сюзанн грубо толкает Милену на качели. Мари продолжает:

— Даже твоя собственная дочь уже вполне взрослая, чтобы понять, что происходит.

— Не смеши меня! Ей только четырнадцать лет.

— Она не так наивна, как ты думаешь, Жозеф.

Стакан, который Мари опустила в воду, булькает. На дне мойки скапливаются красные пятна.

— Ну ладно! Полагаю, что она догадывается. Но хуже будет, если произойдет взрыв. Мы должны приложить все усилия, чтобы было как можно меньше повреждений.

— Господи! Мужчины такие тупые! — решительно заявляет она. — Я должна быть сумасшедшей, чтобы рассказать ей об этом.

— Помни, дорогая, кому мы должны быть преданы.

— Я рассказала бы ей, не будь она такой высокомерной и угрюмой.

Вычистить все, поставить каждую сверкающую кастрюлю на соответствующее место — вот каким способом Жозеф справляется со смятением, нарушившим порядок в доме.

Он говорит:

— Одно бесспорно: если все вспыхнет, то и нас это коснется.

— А ты не хотел бы поглазеть на фейерверк?

Жозеф протирает след от пальца на бокале.

— Нет уж, спасибо.

Мари, видя, что мужу кажется, будто он на высоте, хочет слегка осадить его.

— Все что угодно, лишь бы спокойно жилось, да?

Но Жозеф чувствует, что играя в этот ритуал семейного подшучивания, в это «туда-сюда» болтовни двух супругов, Мари упускает из виду кое-что существенное. Ставя бокал на стол, он серьезно заявляет:

— Нравится тебе или нет, но мадемуазель Шанель наша хозяйка. И то, что важно для нее, важно и для нас.

Однако Мари не сдается:

— Я считаю, что она позорит себя.

— Не нам судить, Мари.

— Но кто-то должен!

Жозеф видит в окно, как Милена закручивает веревки качелей.

— Что ж, это не наш дом. Вспомни, что случилось с Миссией. Как только она заполучила своего любовника, нам пришлось уйти.

— Мне не нужно напоминать.

— Я тоже так думаю. Каждая смена любовника ведет к смене домашнего уклада. Это первое правило в обществе.

Когда Милена обнаруживает, что ее ноги оторвались от земли, веревки начинают раскручиваться, качели вертятся все сильнее и сильнее.

— Ну ладно, — смягчившись, соглашается Мари. — Я знаю.

— Мы не можем допустить, чтобы это повторилось.

Мари вытаскивает затычку из раковины. Завертывает цепочку вокруг крана. И ворчит:

— Все равно не понимаю, что она в нем нашла.

— М-м-м-м.

— Хорошо, что он в ней нашел, это понятно.

— Ох, прекрати!

— Надо сказать, все так удобно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ему достается секс, а она поднимается в общественном мнении.

— Для тебя все так просто, правда?

И тут в кухню торопливо входит кот Стравинского.

— Боюсь, Василий, ничего не осталось.

— Брысь, — говорит Мари не столь доброжелательно.

Вода с бульканьем убегает из раковины. Мари промывает дно мойки. Выбрасывает остатки пищи.

Екатерина, лежа в постели, день за днем терпеливо переносит однообразие своей жизни.

Каждое утро она просыпается с ощущением тяжести и скуки. Не рискуя спуститься вниз, где, как она чувствует, ее не очень-то и ждут, она еще больше боится того, что могла бы там увидеть. Она все сильнее ощущает себя арестованной. Одностворчатое окно спальни расположено слишком высоко, чтобы видеть что-нибудь, кроме птиц, которые монотонно выписывают круги. Ее горизонт сжат до этого узкого пространства. А в комнате так мало мебели, у нее такой строгий вид. Час за часом лежит Екатерина в кровати и следит за узорами, которые солнце создает на стенах.

Она много читает. Стихи Ахматовой, романы Достоевского, рассказы Чехова. Библию — особенно послания Апостола Павла и Деяния Апостолов. Но рассказы Колет, которые прислала Коко, она не читает. Когда глаза совсем устают, она дремлет, погружаясь в волны слабости, которые набегают на нее с какого-то дальнего берега.

И когда приходит Милена и бросается к ней на одеяло, оказывается, что это трудно вынести.

— Уйди! — кричит Екатерина, сталкивая девочку с кровати.

Милена продолжает бродить вокруг, думая, что это какая-то игра. И снова кидается на одеяло, царапает мамины руки. Она не понимает, что маме больно.

— Убирайся! Прочь! — Екатерина кричит так яростно, что ее младшая дочь застывает на месте, а потом начинает рыдать. Она не может понять, почему ее мама, раньше такая любящая, которая играла с ней в разные, игры, теперь стала совсем странной.

Разумеется, Екатерина тут же раскаивается. Но этот случай четко показывает ухудшение ее состояния. Она знает, что не права, но ничего не может поделать с собой. Она чувствует себя такой измученной, такой издерганной, ей отчаянно необходимы пространство и покой. При этом к физическим страданиям добавляются эмоциональные. Она много плачет в темноте. Глаза ее наполнены жидкостью более густой, чем слезы. Она отталкивает детей, чтобы те находились на некой дистанции от нее. И все это для того, чтобы выжить.

Нервы ее изодраны в клочья. Достаточно звука упавшего на подоконник лепестка, чтобы она вздрогнула. Ее ноздри улавливают стоящий в комнате запах разложения. Сначала она думает, что это запах цветов. Но нет, скорее это запах гниющей плоти. Затем до нее доходит, что запах этот исходит от нее. Это она, ее внутренности так пахнут. Она уже ощущает себя мертвецом. Полными пригоршнями она собирает выпадающие волосы, а теперь еще и начала гнить. Это вызывает в ней панику. Она должна бороться, чтобы остаться в живых.

Пока Игорь, возбужденный прелюбодеянием, не вернулся в спальню, Екатерина отмеривает лекарство. Красные шарики постукивают о металл, подрагивая, катаются по поверхности ложки. Медленно, дрожащей от усилия рукой Екатерина отправляет ложку в темную пещеру рта.