Коко и Игорь

25

Людмила без рубашки склонилась над раковиной, ей холодно, Коко моет ей волосы. Три четверти теплой и четверть холодной воды льются на голову девочки.

Потом, когда она выглядывает из-под полотенца, щеки у нее розовеют, а глазки блестят. Коко несколько раз массирует ей голову и лишь после этого закручивает волосы в полотенце.

— Вот, — говорит Коко, — и все. Она протягивает девочке плитку шоколада. — Только маме не рассказывай, что это я тебе дала.

— Почему? — спрашивает Людмила, снимая с шоколадки обертку.

— Может быть, она думает, что шоколад тебе вреден.

— А это правда?

— Только если ты его ешь слишком много.

— А это слишком много?

— Нет.

Людмила, успокоившись, отламывает следующую дольку. Она быстро и энергично жует шоколад, крошки налипают в углах губ.

— Осторожно, вытри потом лицо.

Прежде чем Коко успевает еще что-то добавить, Людмила спрашивает:

— Вам нравится мама?

— Конечно. Хотя я не так уж хорошо с ней знакома.

— Почему она всегда больна?

— Я не знаю.

Людмила размышляет над ответом, повисает молчание. Она откусывает еще шоколадку и спрашивает с набитым ртом:

— А папа вам нравится?

— Да.

— Вы маме предпочитаете папу?

Говоря на примитивном французском, Людмила кажется ребенком, но это не так. Коко усматривает под этой наивностью некий подтекст. Стараясь не быть слишком резкой, она отвечает:

— Мне нравятся они оба.

— Но вы больше времени проводите с папой…

— Это потому, что он поднимается тогда же, когда и я.

— Кого предпочитает папа — вас или маму?

— Он предпочитает твою маму, глупышка! — Это ужасно, думает Коко.

— А вы всем предпочитаете меня?

— Кажется, да. Но любимчики — это плохо. — Коко берет девочку за плечи. — Ты не должна об этом никому говорить. — Она переходит на шепот и в упор смотрит на Людмилу: — Пусть у нас будет тайна.

Людмила доедает последнюю дольку шоколадки и скручивает фольгу в шарик.

— Конец!

— Хорошо. А теперь пойди умойся.

Людмила выбегает из комнаты. Ее прямые влажные волосы облепляют тоненькую фигурку с узкими бедрами. Коко тянется к пачке сигарет, ее губы обхватывает сигарету кружочком, она закуривает. Напряжение, вызванное вопросами девочки, проходит. Еще глоток дыма… Глаза Коко тускнеют.

Заметив, что к платью прилипли прямые волосы Людмилы, Коко собирает их и выбрасывает в пепельницу. Тычет в них сигаретой. Смотрит, как волоски вспыхивают и, почернев, рассыпаются.

Неожиданно у нее возникает желание позвонить Адриенн. Она слышит деловой шум магазина. Понимает, что ей этого не хватает. Ей не нравится быть вдали от магазина. Внезапно она решает вернуться на рю Камбон, возвратиться к работе. Она не обладает дисциплинированностью Игоря. Он работает один и может регулировать свой рабочий день. Ей же нужны люди. Хотя она бывает в магазине три раза в неделю, ей понятно, что этого недостаточно. Она поедет туда, решает Коко. Завтра.

Глядя в зеркало над телефоном, Коко видит бледное пятнышко на щеке, беловатый овал, где кожа потеряла пигментацию. А ногти, замечает она, побурели от множества сигарет. Она здесь слишком много курит.

Это все беспокойство. А почему? Потому что есть время на беспокойство, есть время поразмышлять — что она делает, и куда она ходит, и с кем она хочет быть. Впервые за много недель она думает о Бое. Как она могла бы выйти замуж за кого-то другого? Бой любил ее. Но это не имело значения. Это было неправильно. Что за нелепый снобизм, из-за которого он не женился на ней! Только оттого, что у нее были другие мужчины и она незнатного происхождения? Коко охватывает злость, во рту неприятный привкус.

Она вспоминает боль тех дней, которые последовали за его смертью. Ей было позволено разобраться в его личных вещах, могла забрать то, что принадлежало ей, и она нашла некоторые письма. Просматривая письма, она с ужасом обнаружила совет одного их общего друга: «Ты не должен жениться на даме вроде Коко…»

Она не могла поверить, что кто-то мог такое написать. Тем более не могла поверить тому, что Бой отнесся к этому серьезно. Однако в глубине души, в самом потаенном уголке ее существа, Коко знала: именно так он и думал. Она так нуждалась в родословной! Люди достойного происхождения всегда считали, что жениться надо на ровне. «Ты не должен жениться на даме вроде Коко…» Эта фраза выжжена каленым железом в ее душе.

Коко услышала звуки фортепиано из студии Игоря. Это на нее подействовало. Кожа на руках натянулась. Она снова ощутила запах сожженных волос и затрясла головой.

Она понимает бесперспективность отношений с Игорем. Он приходит в бешенство от одной только мысли о том, что кто-нибудь услышит об их связи. Он втайне ее стыдится? Екатерина — Коко знает — относится к ней с презрительной сдержанностью: конечно, она ведь незаконнорожденная! Каждая фраза жены Игоря говорит о ее превосходстве. А то, как Екатерина беседует по-русски с Игорем, когда Коко рядом! Вероятно, именно поэтому Екатерина терпит унижение от их связи. Может быть, в конечном счете она понимает, что ее положение жены незыблемо. Ей бояться нечего.

В этих мыслях есть особая острота, возникшая от сильнейшего ощущения одиночества, оставленности. Ранняя смерть матери, отец, которого никогда не было дома, жизнь в приюте… Ей очень нужно, чтобы ее любили, и она откровенно нуждается в истинной физической страсти. Но при этом она так же страстно желает никогда не испытывать обиды и всегда быть полностью независимой. Если понадобится, она и сама со всем справится. Жизнь закалила Коко, она готова принять поражение. Она сильная, ей это известно. И талантливая, напоминает она себе. Даже несмотря на то что Игорь иногда ее принижает.

Коко понравилось, как горели волосы Людмилы. Она лениво поджигает кончик шерстяной нитки из клубка, но эта нить только плавится. Коко следит, как искра бежит по нити. Слишком быстро. Уничтожив около фута нити, огонек сдается. Внутри у Коко что-то сжимается. Будто бы это горят ее внутренности. Взяв ножницы, она отрезает сгоревший конец.

Коко каким-то странным писклявым голосом произносит, глядя на карточку с изящной надписью:

— Выходит, тебя пригласили, а меня — нет.

Между пальцами Игоря зажата сигарета. Ноги небрежно скрещены. Это о приеме, который намечается в Опере. Там будут все, кто принадлежит к миру искусства, включая Сати, Равеля, Пикассо и Кокто.

— Уверен, тебе бы там не понравилось, — говорит Игорь. — Там будет скучно. Просто болтовня знаменитостей мира искусства.

Голос Коко приобретает естественную глубину:

— Нет, это действительно не в моем стиле, правда ведь? Для меня чересчур интеллектуально. Чересчур изысканно. Мне не следует тебя компрометировать, ведь так?

— О чем ты?

— Они не приглашают торговцев. Я знаю. Ты не должен оказывать мне покровительства.

Игорь озадачен:

— Что ты говоришь?

— Я понимаю, когда меня ставят на место.

Ярость тона Коко провоцирует Игоря.

— Не говори глупости! Ты воображаешь, что тебя игнорируют, а это не так!

— Ты, конечно, не хочешь, чтобы я туда пошла.

— Неправда!

— Ты все еще не уверен, что хочешь, чтобы нас видели вместе, да?

Коко стоит у окна, ее кудри образуют ореол вокруг головы.

— Это абсурд! Я был бы рад, если бы ты пошла. Мне без тебя будет скучно.

— Тебе хорошо, когда ты втихую трахаешь меня, но вне дома ты должен находиться от меня не меньше чем в десяти ярдах.

Игорь в шоке от выражений Коко и смущен тем, как громко она говорит. Кажется, до нее не доходит, что в доме слуги, а наверху Екатерина. Ее лицо исказилось. Глаза и губы — словно прорези в плоской маске.

— Я повторяю, — подчеркнуто спокойно произносит Игорь, — думаю, что ты нашла бы все это нудным.

— Хорошо, — отвечает Коко. — Если все это будет таким нудным, полагаю, что и ты не захочешь поехать. — И, к удивлению Игоря, резко рвет приглашение.

— Что ты делаешь? — восклицает он.

Треск рвущейся бумаги. Губы Коко побелели от напряжения.

— Вот! Видел?

— Просто не могу поверить, что ты это сделала!

— Никому — ничего. — Голос Коко поднимается в высокомерной надменности.

— С моей стороны будет чрезвычайно невежливым не ответить на приглашение. — У него на скулах натянулась кожа.

Вежливо и сурово Коко говорит:

— Будет лучше, если ты позвонишь и все объяснишь. Скажи, что твоя жена больна и ты должен за ней ухаживать. Придется соврать.

В пальцах Коко какое-то покалывание. Опустив глаза, она с удивлением видит кровь вокруг ногтя. Порез от бумаги. На куске карточки — коричнево-красный мазок. Появление крови, похоже, еще сильнее раззадоривает ее.

— Очень мило приглашать меня на вечеринку как покровителя искусств в надежде на подаяние. Но когда ты общаешься с друзьями, мне нечего делать рядом с тобой. Ведь так же?

— Я не пытаюсь получить подаяние! — резко отвечает Игорь.

— Неужели?

— Нет. Хотя, конечно, довольно естественно, когда люди поддерживают художника, чтобы удовлетворить свои амбиции! — раздраженно заявляет Игорь.

— Ты — неблагодарный ублюдок!

Коко вспоминает о своем пожертвовании на возобновление «Весны». Да, она это сделала анонимно, но он мог бы и догадаться, что это она. Она уверена, что Дягилев рассказал ему, хотя он ей об этом не говорил.

Игорь распаляется еще пуще:

— В сущности, в наши дни, когда люди спонсируют Художников, они делают это неискренне.

И быстро получает ядовитый ответ:

— Ты никогда не сможешь забыть, что я женщина, ведь не сможешь? Женщина — умная, успешная и такой художник, которого ты никогда не поймешь!

— Художник? — скептически переспрашивает он.

— Да, художник, который так упорно работает, даже упорнее, чем ты!

— Если бы ты тратила больше времени на созидание, а меньше на торговлю, я бы с тобой согласился.

— Это называется реальностью, Игорь. А ты в своем маленьком мирке этого просто не понимаешь.

Игорь находит в себе новые силы.

— Ты не художник, Коко.

— Ах нет?

— Ты — лавочница, — презрительно бросает он.

— Я не должна была давать вам приют! — Коко движется к двери. — Вспомни, дорогой, где ты живешь! Наступит день, и ты это поймешь! — Энергично крутанувшись на каблуках, она выходит из комнаты.

Игорь слышит, как дрожит дверь, которую Коко захлопнула за собой. Он сидит все еще скрестив ноги, хотя теперь уже более напряженно, опустив голову, размышляя. Сердце несется галопом. Он ненавидит их ссоры. Но она не должна была рвать приглашение! Он наклоняется, чтобы поднять с пола клочки бумаги.

Коко чересчур уж легко обольщается всем поверхностным. Ее слишком привлекает всяческий глянец. Нельзя же так серьезно относиться к проектированию одежды! Конечно, ее туалетами все восхищаются, но это скорее относится к тщеславию, чем к искусству. Платья слишком осязаемы. Тут он никак не может пойти на уступки. Он допускает, что в духах есть тайна, нечто неуловимое, невидимое свойство, приносящее радость. Духи взывают к тем же чувствам, что и музыка, и он готов поверить, что для их создания необходим артистизм и даже гениальность. Беда в том, что Коко слишком поглощена деловой стороной, а ему это неинтересно. Она, похоже, ни о чем другом говорить не способна.

Глянув вниз, Игорь замечает на полу какую-то тень. В саду раздается шум. Он вскакивает и смотрит в окно. Василий сцепился с овчаркой. Драка сопровождается яростным рычанием и лаем.

Игорь мчится в сад и пытается разнять противников, пока они друг друга не покалечили. Хуже всего коту. У бедняги несколько глубоких царапин на мордочке. А на шее, там, где выдран клок волос, видна кровоточащая рана.

Игорь понимает, что рано или поздно это должно было случиться.

Кот трогательно касается лапкой своих ран. Игорь гладит его и обследует распухшие следы укусов. Когда Игорь поднимает кота, когти у того еще выпущены. Игорь, как ребенка, берет Василия на руки и несет в дом.