Коко и Игорь

16

Проделав серию упражнений, Игорь вспрыгивает с пола. Его движения легки, он весь как на пружинках. И несмотря на то что его руки и ноги худы, мышцы очень хорошо оформлены. Вспотев от усилий, он стоит перед зеркалом спальни, крутит головой, затем наклоняет голову влево и вправо.

Екатерина смотрит на него с отвращением. В том, как он похваляется своим здоровьем и своей живостью, есть что-то пародийное.

— Коко возвращается сегодня?

— Нет, кажется, завтра.

— Я так подумала, потому что ты выглядишь очень счастливым.

— Я счастлив. Сегодня такой славный день, и я жив. Разве это плохо?

— Для тебя — неплохо.

— Ну почему ты такая кислая?

— Ну почему ты такой жестокий?

— Жестокий? За тобой хорошо ухаживают. Ты получаешь блестящую медицинскую помощь…

— Ха!

— …у детей собственный гувернер…

— И кого я должна за это благодарить? Маленькую мисс Нувориш?

— Мне просто кажется, что ты должна была бы быть чуть более благодарной, вот и все.

— Благодарной! Прекрасно.

Екатерина отворачивается от Игоря. Игорь собирается сказать что-то еще, но пожимает плечами и направляется в ванную. Он наливает в ванну горячую воду и что-то напевает с закрытым ртом, пока бреется. Он предпочитает не обращать на все это внимания, но у него не получается. Не хватает аргументов. Он терпеть не может чувствовать себя пристыженным. Теперь любая их беседа заканчивается колкостями. Он не может сказать ничего разумного.

— Я собираюсь пойти поработать.

— Иди! — Екатерина машет ему рукой. Она хочет, чтобы он исчез. Его присутствие — живой укор ей. Оставаясь в этой тесной комнате, она как никогда ощущает себя загнанной в ловушку.

Уходя из спальни, Игорь будто переходит из одной страны в другую, где и климат лучше, и другие условия существования. Словно перешагнув порог, он радуется новым конституционным правам — правам на свободу и счастье, даже на молчание, если он того пожелает.

Внизу он пьет кофе. Из сада доносятся крики играющих там детей. В сочетании с солнцем и вкусом кофе эти крики кажутся особенно приятными. Больше всего утром он любит кофе. Наслаждается резким ароматом, вяжущим вкусом. Попивая кофе, он просматривает газеты в поисках результатов Олимпийских игр. Хоть он и в изгнании, симпатии его все равно на стороне русских спортсменов. Он испытывает тайное удовлетворение, когда они выигрывают.

Игорь работает без передышки до самого ленча. Он тщательно просматривает партитуру, подняв очки на лоб, вооружившись лупой, как моноклем. Возникают новые темы, мотивы приобретают иное выражение. Он использует комбинации аккордов, сводит их воедино, варьирует интервалы между нотами. Проигрывая на фортепиано множество музыкальных фраз, создает на клавиатуре случайные столкновения. Он экспериментирует с минорными и мажорными аккордами и, соединяя эти аккорды, получает удовольствие от сложности их отношений. Он старается идти вслед за музыкой, позволяя ей вести себя в области, прежде сокрытые, в дотоле неизвестные ему территории. В композиции появляются новая гибкость и новая свобода, появляется желание все открыть, даже если это случайная находка. Может быть, и лучше, думает он, иногда перестать себя контролировать.

Работа движется споро. Как всегда, утром работать лучше всего, а днем после напряженной работы можно отдохнуть.

В дом доставлены новые книги: работы Софокла плюс новые русско-французский и русско-английский словари. Разрезая листы Софокла, Игорь наслаждается звуком, с которым рвется бумага, запахом кожи переплета.

Он ищет в словаре значение слова «коко». Обнаруживает, что на арго это означает «снежок», кокаин и кокосовое молоко, а у детишек — определение, приближающееся по смыслу к значению «белый». Так же оно означает «лакричный порошок» — черный. Игорю нравится простота этого слова. Белый — круг, вмещающий в себя все цвета, и черный — не имеющий цвета. А между ними — все многообразие цветов.

К концу дня в дверь студии стучится Сулима. Мальчик знает, что, если дверь закрыта, входить нельзя. Этот запрет установлен давным-давно. Но мама больна и лежит в кровати, Коко — в Грассе, слуги заняты приготовлением обеда, а брат и сестры из-за жары не хотят играть. Поэтому его просто тянет к запретной двери. В ответ на его стук раздается невнятное мычание. Мальчик боязливо входит в комнату.

— Сулима! Что случилось? — При взгляде в голубые глаза мальчика в Игоре поднимается волна нежности.

— Мне скучно.

— Почему это?

— Мне скучно одному.

Игорь смеется. Что на это можно ответить?

— Так чем ты хочешь заняться?

Видя, что отец в хорошем настроении, мальчик улыбается:

— Можно сегодня вечером снова устроить танцы? Пожалуйста, папа.

— Иди ко мне, — говорит Игорь, отодвигая книги. Он подзывает сына и предлагает десятилетнему мальчику сесть к нему на колени. — Но ты ведь знаешь, что маме танцы не нравятся…

— Почему не нравятся? — спрашивает Сулима.

— Потому что у нее начинает кружиться голова.

— Но она же не должна танцевать.

Игорь понимает: дети смутно представляют себе, что за болезнь у Екатерины.

— Да. Но голова у нее начинает кружиться, когда она просто смотрит на танцы.

— Значит, она не должна смотреть!

— Боюсь, что она уже все решила. Больше никаких танцев.

— Но почему?

— К тому же теперь слишком жарко.

— Нет, вечером не жарко.

— Что ж, ей все равно это неприятно.

— Это нечестно!

— Ну, ладно, ладно. Ты знаешь, мама больна, и мы должны с этим считаться.

Сын отвечает, надувшись:

— Наверное.

— Вот хороший мальчик. Мы любим маму, ведь так?

Сулима задумчиво произносит:

— Я люблю.

— А что значит твое «наверное»? — внезапно вздрагивает Игорь.

— Ничего.

Сулима хмурится. Игорь изучает лицо сына. А вдруг он что-то подозревает? С ним кто-нибудь разговаривал? Но мальчик выглядит настолько милым, невинным и робким. Просто у него такое настроение, решает Игорь. И ничего больше. Однако это напоминание о том, что нужно быть особенно внимательным перед детьми. И тут же Игорь осознает: он вовсе не желает, чтобы дети что-то узнали о его отношениях с Коко. Он будет в отчаянии, если они об этом догадаются.

Не желая заниматься утешениями, Игорь предлагает показать сыну какие-нибудь фокусы на фортепиано.

— Нет! — упрямо отвечает мальчик.

Наступает пауза. Игорь перебирает волосы сына. Сулиме приятно. Голова его склоняется на грудь к отцу. Игорь внимательно рассматривает его. Те же насупленные брови. Будто смотришь на свое изображение в лице маленького мальчика.

— Тогда как насчет шахмат?

Сулима глядит на отца без всякого энтузиазма. Вяло улыбается, потом лицо его просветляется. Не важно, чем заниматься, если он может подольше побыть с папой.

— Хорошо.

Игорь достает шахматную доску с высокой полки. Вокруг ее клеток бежит занятный узор из мраморной мозаики. Игорь протягивает доску Сулиме, тот открывает крышку, вынимает фигуры. Мальчик готовится к сражению. Одной черной пешки не хватает. Ее нигде не могут найти и заменяют маленькой коричневой пуговицей.

Взяв одну белую и одну черную фигуры, Игорь прячет их в кулаках за спиной. Затем вытягивает оба кулака перед сыном. Сулима шлепает по левому кулаку.

— Белые!

Мальчик склоняется близко к доске, почти касаясь щекой фигур. Игорь сидит в кресле, закуривает.

Не найдя Сулимы нигде в доме, брат и сестры обнаруживают его в студии отца. Мгновенно они собираются у шахматной доски.

— Можно мне поиграть?

— Можно мне?

Игорь выдыхает облачко дыма и рычит:

— Хорошо, хорошо! Но не в студии. Вы знаете, что вам нельзя быть здесь. Тут слишком мало места.

Он не желает допускать их вторжения в комнату, где работает. Более того, он боится, что они могут ворваться сюда, когда он с Коко. От этой картины он чуть не краснеет и резко вздрагивает, а потом издает звук, похожий на стон. Дети оглядываются на него. Он притворяется, что прокашливается, и заставляет их выйти из студии. Все перемещаются в гостиную.

— А после того как вы поиграете со мной, — поучает Игорь, — вы должны так же поиграть друг с другом.

Дети соглашаются.

Игорь выигрывает у Сулимы. Пуговичка мешает мальчику играть, она скатывается к борту доски. Потом Игорь с легкостью выигрывает у всех. Соревнование между детьми затягивается до вечера.

Екатерина спускается, чтобы присоединиться к семье. Все так же в халате, все такая же утомленная, она тем не менее радуется, видя довольных детей. В то же время ей обидно, что Игорь с такой легкостью этого достиг. Все потому, что ему так удобнее. Вот, сидит в своем кресле, как божество.

Дети отправляются спать около девяти часов, продолжая обсуждать победы и поражения. Игорь и Екатерина остаются сидеть в наступившей тишине.

— Как ты себя чувствуешь?

— Будто гнию заживо.

Это обычный ее ответ, и Игорь не придает ему значения.

— Дети хорошо провели вечер.

— Да ну?

— А ты так не думаешь?

— Я теперь уж и не знаю, что мне думать. Я чувствую, что совсем не знаю тебя.

— Ты опять в дурном настроении. — Он тянется за куском сыра, и пальцы его начинают играть с этим куском.

— У меня нет для этого причин?

— Не мне об этом судить.

Екатерина молча укутывает ноги халатом. Игорь замечает, какой тоненькой стала его жена. Она очень похудела, обручальное кольцо постоянно соскакивает у нее с пальца, надо его уменьшить.

Екатерина говорит прямо:

— Игорь, давай уедем отсюда.

— Что?

— Давай куда-нибудь уедем и начнем все сызнова.

— Куда?

— Не знаю. Может быть, на побережье.

— Я не могу. — Он продолжает играть с сыром.

— Почему не можешь?

— Мне здесь хорошо работается.

— Ты уверен? Уже несколько недель ты мне ничего не показывал.

— Я еще не закончил. Но идеи являются, как никогда прежде.

— Это не просто слова?

— Нет!

— Ты, похоже, нервничаешь.

— Это ты нервничаешь.

— Допускаю. Это потому, что я здесь несчастна.

— Что ж, а я — счастлив.

— Это эгоизм.

— Я предпочитаю называть это одержимостью творчеством.

— А я называю это эгоизмом.

— Сожалею.

— В самом деле?

— Я же сказал. — Но в его взгляде нет раскаяния. Они уже и раньше спорили об этом.

— Твой талант не извиняет твоего неприличного поведения.

— Если бы не мой талант, мы до сих пор торчали бы в России.

— И это было бы так плохо?

— Если тебе важна только благопристойность, то да, было бы. Очень плохо.

Пола халата сползает, обнажив колено Екатерины. Перехватив взгляд Игоря, Екатерина быстро запахивает халат.

— По крайней мере мы были бы среди друзей.

— Без копейки денег.

— Мы и теперь без копейки денег.

— Неправда. Я зарабатываю деньги, делая переложения для пианолы. Это неплохая возможность выжить.

— Мне хочется быть счастливой.

— Ты и будешь счастливой, — говорит он без особой уверенности.

— Ты не можешь сказать, что я тебя не поддерживала.

— Я никогда этого не говорил.

— Так почему же ты не способен в виде исключения поддержать меня?

— Я помогал тебе многие годы. С тех пор как ты стала болеть. Я полагаю, что и это ты называешь эгоизмом!

— Мне здесь плохо, я хочу уехать. — Сила ее мольбы такова, что она даже подается вперед. — Пожалуйста!

— Слушай, — вздыхает он. — Имеет смысл остаться здесь хотя бы до Нового года.

— Имеет смысл — для тебя.

— Мы здесь на каникулах.

— Нет, на самом деле мы не на каникулах, — поправляет Екатерина. — Мы в ссылке.

— Екатерина, если ты собираешься огрызаться на любое мое замечание, почему бы тебе не отправиться наверх, в кровать?

Устремив на него обвиняющий взор, она спрашивает:

— Ты бы это предпочел, да?

Игорь долго молчит. Наконец он отвечает:

— Да.

Екатерина прикусывает губу, скривив рот. Даже унижаясь, она не может ничего добиться. Внезапно Екатерина ясно понимает, что ее жизнь в этом доме — сплошное притворство.

— Игорь, ты изменился. Ты это понимаешь? — Губы Екатерины сжимаются в безмолвной ярости. Ее глаза будто прожигают дыру в его лбу.

Он говорит:

— И проблема в том, что ты не изменилась?

Ей больно, она уходит из комнаты. Уходя, закрывает за собой дверь на удивление тихо. Такой спокойный уход заставляет Игоря вздрогнуть. Звук закрываемой двери будто врывается к нему в сознание.

Игорь горько качает головой. Вечер был таким хорошим. Дети веселились. Сначала даже Екатерина радовалась. Однако каждый раз, как они оказываются наедине, какая-то невидимая сила растаскивает их в разные стороны. Ему грустно от того, что он ее ранит. Это получается против его желания. Куда ни повернись, повсюду из засады нападает чувство вины. Но что он может поделать? Факты таковы, что он влюблен в другую, и только на эту другую и хватает его любви.

Игорь смотрит на повторяющийся узор на шахматной доске, на кусок сыра, который все еще держит в руке, и от офицера на доске его взгляд передвигается к окну.

За окном он видит плывущую луну, которая то показывается, то скрывается за деревьями.