В последовавшие за этим дни фортепиано перестает звучать в одно и то же время середины дня.
В доме устанавливается напряженная тишина. Екатерина вдавливает голову в подушки, замерев, ожидает хоть какого-нибудь звука. Но звуков нет. Тишина, как кислота, проникает в ее тело и будто выжигает ей кишки.
Каждый день, когда фортепиано неожиданно замолкает, кот, вздыбив шерсть, выгибается дугой, птицы в клетках наклоняют головы, собаки тревожно поднимают уши. Дети на мгновение замирают и обмениваются недоумевающими взглядами, удивленные затянувшейся тишиной, которая царствует в доме в середине каждого дня.
Жозеф и Мари обмениваются понимающими взглядами. Оба возводят глаза к небесам.
Мари шепчет:
— Начинается!
— Только этого нам и не хватало, — говорит Жозеф.
— Будто бы у них и без того не было все плохо.
И несколько недель подряд повторяется одно и то же, в одно и то же время. Фортепиано смолкает посреди музыкальной фразы и через полчаса начинает звучать гораздо веселее. Тишина оставляет глубокий след в каждом, кто имеет к этому отношение.
Проходят дни, Екатерина все сильнее и сильнее ощущает нарастающую пустоту. Она и хочет понять, что означают эти странные паузы, и боится. Предпочитает игнорировать самые ужасные предположения. Она сейчас слишком слаба, чтобы что-то предпринимать. Тишина ширится в ней, как рана.
Тем временем Игорь живет будто заколдованный. Коко предлагает ему откровенную чувственную любовь, с Екатериной такого никогда не было. Это страсть, которую не сдерживают никакие буржуазные предрассудки, страсть, доходящая в своей грубости до вульгарности. Он поражен сексуальной осведомленностью Коко и ее стремлением к экспериментам. Ему интересно, не считает ли она его сексуально наивным.
Екатерина в любовных отношениях предпочитала пассивную роль. Даже в лучшие времена она не всегда отвечала на его желания, а теперь болезнь сделала эти отношения трудными и неуместными. Если ее тело и получает удовлетворение, то только лишь благодаря привычке. Правда состоит в том, что она не выносит его сексуальные домогательства.
Екатерина терпела близость только как исполнение обязанностей любящей жены, акт воспроизводства потомства, что очень быстро привело к рождению четырех детей. С Коко Игорь впервые в жизни испытывает взаимное ликование и радостное блаженство. Это похоже на внезапное открытие джаза. В этом есть что-то радостное, великолепное. Как если бы он, освободившись от застенчивости, почувствовал свободу импровизации. Здесь нет правил. Любой импульс вызывает поощрение, поэтому каждый раз все получается по-разному. В их любви царит ликующая непринужденность. В их отношениях нет ничего запретного. Птица вины улетела с его плеча. Он уже не может остановиться.
Эта связь представляет ему все в ином, ярком свете. Как будто ему дали новые очки, которые позволяют увидеть все цвета более сияющими, чем раньше, и, различая теперь весь спектр и контрасты, вибрацию жизни, окружающую его, он не желает от этого отказываться.
Игорь и Коко начинают обмениваться любовными посланиями. Игорь, сидя на стуле у фортепиано, пишет записку. Днем Коко забирает ее и оставляет свою, написанную таким знакомым, крупным, слегка детским почерком. Ее записки просты, экспансивны и полны нежности и тайны, что делает их еще более волнующими. Игорь обычно пишет больше, чем Коко. Но ее эмоциональность очень изящна и сверхъестественно красноречива, думает Игорь, так что несколько ее коротких предложений больше трогают, чем любая ловко построенная фраза, сочиненная им.
По утрам они оба работают. Затем, после полудня, предаются ласкам. В другое время, когда они встречаются, например, за обедом, они пытаются изобразить отчужденность. Будто живут в двух разных измерениях. Кажется, что они не совпадают друг с другом, по крайней мере в этот момент, так что им нет нужды подлаживаться. Они — как два кларнета, играющих одновременно в двух контрастных тональностях. Единственное, что приводит к согласию, это их готовность к подобной двойственности.
Они сосуществуют в своеобразной супертональности.
Желая избежать риска уединения в студии, Игорь и Коко уходят гулять в лес.
На дальней поляне они отбрасывают обычное притворство. Запретность отношений только добавляет жару. Вокруг роятся сочувствующие насекомые. Им нужно немедленно удовлетворить свои желания, они быстро раздеваются на клочке земли и страсть, больше ничем не сдерживаемая, обретает голос в виде яростного мычания. Кажется, что весь лес улавливает вибрацию их движений. С верхних веток деревьев отвечают птицы. Вдали начинают лаять собаки. Для них эти минуты оборачиваются нежданной и изумительной второй жизнью.
После, когда они одеваются, Коко говорит:
— Я думаю, они знают.
— Кто?
— Жозеф и Мари.
— Как?
— Они следят за домом. Они все понимают.
В Игоре пульсирует страх.
— Господи, что же нам делать? — Он запутался в брюках.
— Успокоиться. Они мне преданы. Не забывай, они у меня служат.
— Не думаешь ли ты, что Мари могла бы рассказать Екатерине, а?
— Разумеется, нет. — Коко застегивает последнюю пуговку на блузке.
Игорь останавливается:
— А что, если она рассказывает? Ведь это трудно доказать.
— Так что ты не беспокоишься?
Он смотрит на нее:
— Я живу в страхе, вдруг Екатерина все обнаружит.
— Хочешь со всем этим покончить?
— Не могу.
Он никогда не чувствовал себя таким оживленным. Это то же, что рождение первого ребенка. Ты так сильно любишь и думаешь, что невозможно еще раз так же полюбить. И потом рождается второй ребенок, и ты так же любишь, если не больше. То же самое Игорь чувствует и по поводу брака. Он никогда не думал, что полюбит кого-нибудь так же, как Екатерину. И вот теперь он с Коко, и весь его мир перевернулся вверх тормашками.
— Я не хочу подталкивать тебя к тому, чего ты не хочешь.
— Я знаю, что делаю. Просто не хочу причинять ей боль.
— Значит, ты считаешь, что делаешь что-то дурное?
— Вовсе нет! — Он сердцем чует, что отношения с Коко — это правильно. — Но от этого я не считаю себя менее виновным.
— Ты же знаешь, что мы можем это прекратить.
Игорь понимает, что Коко проверяет его.
— Я не хочу. Кроме того, мы уже ничего не в силах вернуть.
— Хорошо, — говорит Коко.
Она тоже обнаружила, что влюбилась. Это поразило ее, как нечто очень значительное, что-то столь же необходимое, как стены в доме, как жалюзи на окнах или надежная черепичная крыша над головой. В этом ощущении нет ничего показного, нет пустоты декоративности. Оно обладает чистыми линиями данности. И тут невозможно ошибиться. Как запах. Он просто есть.
Коко говорит:
— Я не буду на тебя давить. Обещаю.
— Может быть, мне хотелось бы, чтобы на меня давили. — Уже одетый, он снова обнимает ее.
— Позволь мне быть твоей любовницей.
— Мне это нравится.
— А ты будешь моим возлюбленным.
Они гладят друг друга по лбу, и он трясет головой, будто не веря.
— Это безумие, но впервые за многие годы я действительно счастлив. — Он так и думает, его переполняет ощущение благополучия.
— Я рада, — говорит Коко.
Она смотрит на него в солнечном свете и внезапно все вокруг нее исчезает.
Чрезвычайно чистоплотный Игорь всегда тщательно соскребает с себя запах Коко. Он так же внимательно следит за тем, чтобы днем дети были заняты уроками или играли на свежем воздухе. Чем более безрассудна эта связь сама по себе, тем тщательнее он пытается ее скрыть.
Однако шаловливость, присущая Коко, заставляет ее взбрыкнуть против рутины, что быстро сказывается на их свиданиях. И очень часто она намеренно не появляется вовремя. В таких случаях Игорь чувствует, как по его телу распространяется ледяная пустота. Будучи фанатично пунктуальным и с религиозным рвением соблюдая время назначенных свиданий, он начинает мерять шагами студию, даже если Коко опаздывает лишь на минуту. Он волнуется еще больше, если эта минута растягивается на пять или на десять. Она, естественно, появляется и исцеляет его тоску. Но его испуг доставляет ей тайное удовольствие.
Неизбежно, скоро Екатерина становится очень подозрительной. Она внимательно присматривается, критически изучает их поведение, предательские знаки, которые их выдают. Она помнит, что в прошлом Игоря интересовали привлекательные женщины, но в этот раз все по-другому. В их отношениях с Коко существует такое притяжение, которого не было в дружбе с теми женщинами. Теперь Екатерину печалит, что Игорь уже в возрасте, и это нельзя списать на ошибки молодости. Господи помилуй! Ему уже тридцать восемь лет. Солидный, взрослый мужчина. Это — серьезно.
Несмотря на то что Игорь и Коко чрезвычайно осмотрительны, Екатерина с ощущением полной беспомощности замечает, что нечто и в самом деле происходит, и это становится понятным во время еды. Екатерина видит, что, когда они разговаривают, между ними вспыхивает искра. Впервые их отношения — на виду. Игорь, похоже, даже не подозревает, что ведет себя с шокирующей откровенностью, когда они с Коко оказываются рядом.
Они невольно выдают себя. Их близость очевидна, несмотря на все их усилия. Их голоса, сливаясь в один, начинают звучать мягче. Между ними прокрадывается какая-то истома. Они мало едят. Она бросает на него влажные взгляды. Он в ответ не сводит с нее глаз. Ее колени касаются его коленей.
Екатерину охватывает слабость, она не в состоянии прикоснуться к еде. У нее нет близкого друга, с которым она могла бы посоветоваться или поделиться своими мыслями. Она одинока, у нее все кипит внутри. Рядом с ними она не может сказать ни слова — ее тело в состоянии шока просто цепенеет, остаются лишь жизненно важные функции. Этот кошмар проходит только по воскресеньям, когда она едет в церковь.
Почти лишенная независимости, она думает о финансовой поддержке, которую оказывает им Коко. Коко — с ее магазинами, с ее «роллс-ройсом», с ее виллой и с ее слугами. Екатерина чувствует себя в ловушке, в изоляции, оскверненной и преданной. Слуги прокрадываются мимо нее, как мимо невзорвавшейся бомбы. Дети инстинктивно чувствуют, что она расстроена, что происходит нечто неправильное, и тем не менее она нелепо делает вид, будто все прекрасно.
До Игоря медленно доходит, что дети чувствуют себя здесь неуверенно, он не замечает, каким хмурым стал Федор. И, как понимает Екатерина, Игорь так занят тем, чтобы никто ничего не узнал, что ему кажется, будто Екатерину ничто не тревожит. Ослепленный страстью, он действительно не осознает, что делает нечто дурное. И когда она высказывает ему свои сомнения, смеется над ее паранойей, говорит ей, что она глупа и требует, чтобы она не была такой собственницей. Разумеется, она хочет верить в его невиновность. И все-таки каждый раз, несмотря на лучшие намерения, сама понимает, что ее обманывают. И ей не удается прогнать свои страхи.
При дальнейших расспросах жены Игорь становится угрюмым и раздражительным. И Коко, хоть и ведет себя вежливо, все увеличивает дистанцию между собой и Екатериной.
Екатерина страдает. Как она может обвинять женщину, которая столь великодушно пригласила их жить бесплатно, в том, что та затеяла адюльтер с ее мужем? Что ей остается делать? А вдруг все это неправда? Что, если Игорь прав, и ей в ее лихорадочном состоянии кажется то, чего нет в действительности?
И все-таки некий яд подозрительности продолжает свой путь по ее кровеносным сосудам. Самая тяжелая пытка — наблюдать, как за обедом между Коко и Игорем разыгрывается тайная пантомима. Екатерина до боли щиплет себе руку. Боль отвлекает, мысли обращаются к картинам мученичества.
И несколько следующих дней, когда фортепиано замолкает и тишина окутывает дом, Жозеф продолжает работу, Мари наводит порядок, а дети заняты играми. Собаки, кот и птицы смолкают.
Для всех в доме такая тишина становится частью ткани дня. Но эта тишина жжет рассудок Екатерины, которая в одиночестве, закутавшись в простыню, сидит на кровати в своей комнате. Напряженно прислушиваясь ко всем звукам, она подтягивает колени к груди.