— Дрангур! — рявкнул ректор, и фамильяр наконец соизволил церемонно поклониться.
Что я знала о фамильярах? Выходило, что не так уж много, о них совсем чуть-чуть рассказывали на занятиях по существознанию. Фамильяры… по правде говоря, суть их была — паразитической. Они не могли жить самостоятельно, в отличие от келпи, например, или гримов. Фамильяры были существами совсем иного толка: они просто приживались в семьях достаточно сильных магически.
Разумеется, выгонять фамильяра никому и в голову не приходило: это же не полтергейст, от которого одни проблемы! Фамильяры защищали свои семьи и помогали им во всем, становились родными в прямом и переносном смысле.
Пока мы шли по коридору, пока поднимались по лестнице, я исподтишка пыталась оглядеться. Все вокруг было… странным. Я не смогла бы описать, почему именно мне так кажется. С одной стороны — обычный особняк (если, конечно, такой роскошный и богатый дом можно назвать обычным), с другой — что-то здесь было не так. Я не могла описать это другим словом, кроме как «ветхость». Что-то было не так, что-то было странным. Как будто передо мной был накрытый нарядной белой скатертью насквозь гнилой стол.
Что за глупости лезут в голову!
В ванной я налила воды из кувшина в таз, стоящий на резном столике, и с наслаждением умылась. Да, глупо, говорят, что вредно умываться чаще раза в день, от этого кожа стареет. По крайней мере, так считала Лаура Уортон, я подслушала краем уха ее разговор с подружкой. Но какое мне дело до молодости кожи?
Дрангур ждал меня у двери ванной.
— Вы ведь не совсем человек, Уннер? — будничным тоном спросил он, пока вел меня, по его словам, в столовую.
Я споткнулась. И упала бы, если бы аккуратные когтистые руки меня не подхватили.
— Это неправда!
— Правда, я фамильяр и чувствую такие вещи.
Во имя всех святых!
— Это… — Я замерла. — Я выросла в деревне, среди людей и…
— Почему вы так испугались? Нет ничего плохого в том, чтобы быть…
— Тише!
И так круглые совиные глаза стали еще больше и еще желтее.
— Не говорите этого ректору Стортону, прошу! Иначе… иначе…
Меня затрясло, когда я представила, что случится, если кто-то в столице или в академии узнает мой секрет.
«Отродье низвергнутых! Дурная кровь! Ей место не среди людей, а в…»
— Уннер! Вы почему так испугались? Ну вот, и я испугал невесту Олли! В первую же минуту. Уннер!
— Я не его невеста, — проговорила я. — Пожалуйста, не говорите ничего…
— Тогда он круглый дурак, — отрезал фамильяр. — С детства был… слишком вдумчивым.
— Слишком вдумчивым? — эта неожиданная характеристика удивила меня так сильно, что я даже перестала трястись от страха.
— Да, знаете ли, слишком много думал, прежде чем сделать. Помню, решил он как-то залезть на дерево и…
— О чем вы там шепчетесь? — прозвучал за моей спиной голос ректора Стортона.
Он уже успел надеть мантию и сейчас выглядел вполне прилично — для чудовища, ширина плеч которого почти не уступала ширине коридора.
Я скосила взгляд на Дрангура и была уже готова к тому, что он расскажет, все расскажет ректору Стортону, и тогда у меня не будет никакого будущего, не будет уже ничего, но…
— Я рассказывал Уннер о том, как ты однажды собрался залезть на дерево и…
— Вот уж хватит! — рыкнул ректор Стортон, подходя ближе. — Уннер, раз уж вы оказались в этом доме, вот несколько правил: не распространяйтесь о том, что вы здесь видели и слышали и ни при каких условиях не ходите в западное крыло.
— Нехорошо скрывать от своей невесты тайну своей…
— Дрангур! К тебе у меня всего одна просьба: держи. язык. за. зубами.
— Ну и пожалуйста, — насупился Дрангур, скрестив руки на груди. — Совсем одичал. Жениться тебе надо! Давно! Вот твой дедушка — умный был человек, женился в семнадцать. Столько лет душа в душу, приятно вспомнить. Пятеро детей! А ты что? Когда я уже твоих малышей понянчу? Я пятнадцать столетий живу в роду Стортонов, но такой позор вижу в первый раз.
Ректор Стортон закатил глаза, глухо рыкнул и посмотрел на меня.
— Уннер, вы, кажется, были голодны. Пойдемте в столовую.
Он неожиданно предложил мне локоть, как… как леди предлагают локоть на балу или на прогулке.
— А что находится в западном крыле? И почему мне нельзя туда ходить?
— А вы собирались?
— До того, как вы запретили — и мыслей таких не было, — честно ответила я.
Ректор засмеялся, громко, раскатисто.
— Адепты, — наконец сказал он. — Вы не меняетесь. Смею напомнить, что мой дом — не академия, где можно и даже нужно облазить каждый угол. Я прошу лишь уважения к своей жизни. Вы и так узнали сегодня… слишком много лишнего.
Уважения, как же. Вдруг он прячет в западном крыле доказательства того, что убил ректора Тернера? Кстати, давно его не видно и не слышно, моего призрачного навязчивого компаньона.
Мы вошли в небольшую столовую, заполненную теплым светом волшебных огней. Стол был накрыт белой скатертью и сервирован… на двоих.
— Дрангур, — обернулся ректор Стортон. — Ты не поужинаешь с нами?
— Как я могу мешать двум сердцам…
— Дрангур.
— У меня дела, — мгновенно посерьезнел он и с коротким поклоном… исчез.
— Фамильяры, — покачал головой ректор Стортон, отчего его внушительная грива взметнулась. — Присаживайтесь, Уннер.
Во имя всех святых и низвергнутых! К чему столько вилок рядом с моей тарелкой? Их… семь?
— Ректор Стортон, сэр. А где же… все остальные?
— Какие — все остальные? — спросил он, обойдя стол и становясь напротив меня. Рядом с его тарелкой вилок было столько же, но ректора Стортона это, кажется, ничуть не волновало.
— Вы… ваша семья.
Не может же он в самом деле жить один? Где его родители, сестры и братья, тетушки и племянницы, в конце концов?
Ректор оперся руками о стол и несколько секунд молчал.
— Я сирота, — наконец сказал он. — Если на этом ваши вопросы закончены — может, изволите приступить к еде?
Я открыла рот и тут же закрыла. Сирота? Но как такое возможно? В смысле… я отлично представляла, как такое может случиться с кем-то вроде меня. Но чтобы сиротой был аристократ…
Такое возможно?
Я села за стол, посмотрела сначала на аппетитный, невероятно пахнущий говяжий стейк, а затем — на длинный ряд ножей и вилок.
— Ешьте, как привыкли.
— Что?
— Хоть руками.
Я покраснела. В академии столы сервировали намного проще, хотя мне пришлось учиться есть ножом и вилкой, а не деревянной ложкой, как я привыкла в деревне. Спасибо Ирме, что показала, как делать это правильно! Самым большим открытием для меня было то, что нож нужно держать в правой руке, а вилку — в левой, ни в коем случае не наоброт. Во имя всех святых, в первые недели мне было бы намного проще просто левитировать еду в рот!
Ректор Стортон, который в своем огромном теле едва поместился на стул и возвышался над столом, как гора, тоже не очень-то ловко орудовал столовыми приборами, и это неожиданно придало мне уверенности.
Мясо было таким вкусным и сочным, что я зажмурилась от удовольствия.
— Как же вкусно!
В академии еда тоже была невероятно свежей и сытной, но это… это просто сказка!
— Дрангур любит готовить, но никогда в этом не признается, — проговорил ректор Стортон. В его голосе звучали урчащие нотки, как у кота, который дорвался до сливок.
— Это готовил ваш фамильяр? — не поверила я своим ушам. — Я думала — прислуга.
Нет, я, конечно, догадывалась, что фамильяры — больше, чем просто украшение, что они помощники, но чтобы фамильяр готовил еду… Нет, это не укладывалось в голове. Он же волшебное существо. Для них прислуживать людям — ужасное унижение.
У нас в деревне рассказывали легенду о том, что один портной однажды заставил фей на себя работать, а те, вырвавшись со временем на свободу, жестоко отомстили и ему, и его ни в чем не повинным детям, выпотрошили их, как зайцев, и повесили на столбах — в назидание остальным. Потом, поступив в академию, я узнала, что это была совсем не легенда, а самая настоящая правда.
Конечно, фамильяр — это не фея, но…
Взгляд ректора Стортона стал тяжелым.
— Дрангур не любит чужих в доме.
Я заморгала. Дрангур не любит в доме чужих? А ректор Стортон с ним соглашается?
Что же здесь творится? Куда подевались все родные ректора Стортона? Я решительно ничего не понимала, а по спине бегали мурашки.
— Поговорим о вас, Танг? Кто были ваши родители?
Я закусила губу. Что ж, справедливо. Неудобный вопрос в обмен на неудобный вопрос. Моя фамилия, Танг, означает на древнем языке «безымянная». Такую фамилию принято давать детям, о родителях которых никто ничего не знает. Потерянным, иначе говоря. Или просто брошенным.
— Мой отец был рыбаком, — осторожно ответила я. — Он умер, когда я была совсем маленькой. Я его не помню.
Ректор кивнул, поняв все без дополнительных пояснений. Дело в том, что мой отец не просто умер — он… решил умереть. Просто однажды, как мне рассказывала мачеха, подошел к морю и шел, шел все дальше и дальше, пока вода не сомкнулась над его головой. Никто не смог его остановить — не рискнули подойти, я думаю. Может, были рады, что он наконец решил сгинуть, я и в такое могла бы поверить.
В дом, где осталась я, деревенские тоже рискнули войти не сразу. Только когда я закричала, как самый настоящий человеческий младенец, кто-то набрался смелости, вошел в хижину и взял меня на руки. А потом меня приютил староста.
Но фамилию отца я носить не могла: это было плохой приметой, носить фамилию… самоубийцы. Потому я была — Танг.
Забавно. Выходит, мы с ректором оба — сироты. Не думала, что у нас есть хоть что-то общее.
— А ваша мать? — спросил тем временем ректор Стортон, пытаясь наколоть на вилку кусок мяса. Давалось ему это с трудом, учитывая, что вилка постоянно выскальзывала из огромных покрытых мехом пальцев, в которых, к тому же, было меньше суставов, чем в человеческих — из-а этого они были намного более неловкими.
— Ее я тоже не помню, — опустив глаза, ответила я и поспешила перевести тему, пока ректор не спросил, откуда взялось мое имя: — А вы помните своих родителей?
Он покачал головой.
Но… как такое возможно?
— Благодарю, Танг, — хмыкнул он, откладывая приборы.
От меня не укрылось то, что съел он едва ли половину. Рискну предположить, что дело в неприспособленности его лап к вилке и ножу.
Над столом повисла тишина, и я почувствовала неловкость, а затем удивилась. В смысле — тому, что неловко мне стало только сейчас. Подумать только, я один на один с ректором Стортоном, который, возможно, является убийцей, и мне… спокойно? Странное чувство, я уже и забыла, что это такое.
Так, Унни, глупая ты ракушка, надо взять себя в руки. Какая у тебя цель? Снять с ректора Стортона заклятье, а для этого — попасть в его библиотеку. А еще… держать ухо востро и помнить, что он, возможно, убийца.
Интересно, как можно вывести ректора Стортона на чистую воду? Вряд ли где-то в его доме я могу найти… что-то, что даст мне подсказку. Если так посмотреть — я ничего не знаю о том, как именно он убил ректора Тернера. Знаю только, что ректор Стортон к этому причастен, знаю абсолютно точно, потому что призрак, который мне об этом сказал, не умеет врать.
— Вам пора возвращаться в академию, Уннер.
— Что?
— Вы же не думали, что останетесь здесь на ночь?
По правде говоря, именно так я и думала. Это дало бы мне возможность тайком пробраться в библиотеку.
— А как же наше… общение?
Ректор Стортон вскинул брови, из которых росли длинные кошачьи усы, и откинулся на стул. Между нами повисла тишина, если бы где-то рядом было море — его плеск стал бы оглушительным.
— Что же вы не общаетесь, Уннер?
— Вообще-то это вы должны меня очаровывать, — огрызнулась я и прикусила язык.
Во имя всех святых, нельзя забывать, что я имею дело с ректором академии! Просто… сейчас он почти не язвил и в необычных декорациях, казался… просто человеком. Хотя и чудовищем. Ну что за дурь лезет в голову!
— Простите, сэр.
— Формально вы правы. Но, возможно, вы прямо сейчас попробуете отдать мне то, что считаете самым дорогим? Вдруг вы уже влюблены?
— Ни на унцию, — твердо ответила я.
Ректор Стортон сверлил меня взглядом.
— Верится с трудом.
Я открыла рот от возмущения. Да что он о себе возомнил! Впрочем… у его самоуверенности были основания.
Унни, глупая ракушка! Какие еще основания? Он самовлюбленный, пустой… злобный! Опасный.
— Что ж, попробуем немного… добавить вам мотивации. Скажем, если вы не снимете с меня проклятье в течение месяца, то… я позабочусь о том, чтобы из академии вы вылетели.
— Что? Но это нечестно!
— Почему же? Нападение на преподавателя академии является основанием для отчисления.
Я хватала ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Он ведь не всерьез?
— Мне нужно больше времени!
— Месяц, — отрезал ректор. — И ни днем больше.
— Но почему?
— Через месяц состоится бал весны в королевском дворце. Мне, знаете ли, хотелось бы на нем присутствовать.
Сжав зубы, я кивнула. От злости перед глазами все расплывалось. Как же мне теперь хотелось доказать, что ректор Стортон убийца, и упрятать его за решетку!
И куда, как назло, запропастился призрак⁈
— В таком случае, — отчеканила я, — я хотела бы иметь доступ в вашу библиотеку.
— Зачем?
— Затем, что это пока единственное, что кажется мне в вас привлекательным.