Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой

Глава 28

Я не устояла на ногах и больно ударилась спиной об пол. Короткая вспышка боли — и я упустила тот момент, когда Ходж навалился сверху и подмял меня под себя. Я выгнулась, пытаясь оглядеть кабинет и найти что-нибудь, что сошло бы для защиты. Вот бы схватить стул и огреть им Ходжа по голове! Но ни до одного из стульев я дотянуться не могла.

Да провались все к низвергнутым! Извернувшись, я укусила Ходжа за губу. Он вскрикнул, ругнулся, и тут я обратила внимание на то, чего не замечала раньше — на ледяной холод, который затянул весь кабинет.

— И что это вы здесь делаете, молодой человек?

Внезапно раздавшийся скрипучий голос заставил Ходжа замереть и сесть, сжимая мои бедра коленями, а запястья прижимая к полу.

Макушку кольнуло морозом, а перед глазами вдруг все поплыло, как будто мне на лицо накинули прозрачную белую ткань.

— Кто здесь?

— Какая разница? — угрожающе проскрипел призрак, продолжая висеть над моей головой. — Как вам не стыдно! Немедленно прекратите! Такой позор в стенах академии! Это ваш последний день здесь, помяните мое слово!

— Ты… призрак? — поморщился Ходж. — Бывает же. Уматывай отсюда!

Призрак затрясся от злости, поверхность его тела пошла рябью, как вода от брошенного в нее камня.

— Это уже ни в какие ворота не лезет, адепт! Немедленно вон отсюда! Вон!

Пока Ходж смотрел на призрака, я снова нащупала пальцами скользкую чернильницу и сжала ее изо всех сил.

В этот момент академию тряхнуло, как будто мы находились на корабле.

— Что еще за?..

Ходж заозирался, и я, улучив момент, ударила его чернильницей. На нас вылилась новая порция краски синей краски, Ходж схватился за глаз, и тут хлопнула дверь.

— Ходж! — раздался мужской голос, от которого снова все затряслось.

Ходжа отбросило от меня и впечатало в стену, как тряпичную куклу.

В дверях стоял ректор Стортон (его только еще здесь не хватало!), а за его спиной маячила бледная Лаура. Дверь снова хлопнула, и Лаура осталась в коридоре.

Ходж, рухнувший на пол, не шевелился. Я сжала в руке чернильницу, встала, вытерла рот от слюны Ходжа и горьких чернил и подошла к нему.

Присела на корточки и принялась шарить по карманам. Руки у меня тряслись, я не могла поверить в то, что только что произошло, и в то, что я в самом деле после этого добровольно прикасаюсь к Ходжу.

Монеты, платок, какой-то мусор… нашла! Я вытащила наружу увесистый кристалл и мстительно зашвырнула его в угол. Судя по размеру, радиус действия у него должен быть небольшой, так что…

Я соединила вместе ладони, и с радостью почувствовала между ними знакомое тепло, увидела светло-голубой свет. Почему-то он трясся, как желе. Это у меня руки так колотятся?

Неожиданно пошел дождь, вокруг загромыхало.

— Да проклятая жабья икра! Танг! Танг, вы мне всю академию разнесете! Танг! Придите в себя! Уннер! Унни, ну что ты?

Что-то лопнуло, прозвучал гром.

— Унни! Слушай мой голос. Проклятье. Да чтоб тут все провалилось. Унни! Все хорошо!

Унни? Неважно.

Я с трудом кивнула и сжала зубы. Нужно было взять себя в руки, успокоиться, но — вокруг все падало и взрывалось, откуда-то хлестала вода, как во время шторма. От этого становилось только страшнее, и шум вокруг усиливался.

— Оглуши ее, Олли! — проскрипел откуда-то издалека голос призрака.

Он все еще здесь?

Кажется, ректор Стортон ничего не услышал.

— Унни, я сейчас до тебя дотронусь, не пугайся. До руки, вот так. — Ладонь обхватили бережные пальцы, подняли и положили на что-то твердое.

Тук-тук-тук.

Это его сердце бьется?

Я вздрогнула.

— Тише, Унни, давай, дыши со мной. Считайте, как стучит сердце. Давайте вместе. Один, два, три…

Четыре, пять, шесть…

Тук, тук, тук.

Сначала удары сыпались один за другим, быстрые, почти бешеные, а потом начали успокаиваться, я и сама не заметила, как тоже начала дышать ровнее, а потом, кажется, шум вокруг утих, и вода перестала хлестать меня по лицу.

— Шестьдесят, шестьдесят один… Ну вот. — Ректор замолчал. — Унни, хорошая моя, ты в порядке? Открой глаза.

Я затрясла головой. Как он меня назвал? У меня что, видения?

А потом я все вспомнила и… кажется меня снова начало колотить. Я открыла глаза и уставилась за спину ректора Стортона, на Ходжа, который по-прежнему лежал у стены. Он был мокрым, как и все вокруг, его лицо и одежда были испачканы темно-синими чернильными пятнами, из брови сочилась темная кровь. Но он, кажется, дышал. Я его не убила.

— Танг! Танг, посмотри на меня!

Ректор Стортон взял мое лицо в руки и развернул к себе. Он тоже был мокрым, короткие волосы смешно липли к голове, синие глаза были огромными, как озера, губы — перекошенными.

— Танг! Успокойтесь. Завтра его уже здесь не будет! Он к вам даже не подойдет больше, я лично прослежу. Вы слышите меня?

Я покачала головой.

Ладони ректора Стортона соскользнули с моих щек, легли на шею, тяжелые, приятно успокаивающие. Я как будто снова оказалась в Стортон-холл, где не было ничего, кроме нас двоих, библиотеки, уютного треска огня в камине и Дрангура, который приносил чай и никак не соглашался сесть и поговорить.

— Ходж не… он не виноват. Это я… я виновата.

На лице ректора Стортона появилось удивление, затем он поморщился, обнимая меня еще крепче, а затем…

— Вы с обрыва рухнули, адептка Танг? — проскрипел хорошо знакомый мне призрачный голос. — Что значит, он не виноват? Да в мое время таким как он бы яйца отрезали!

Ректор Стортон замер. Медленно, как будто боясь пошевелиться, он посмотрел вправо.

— Что здесь…

— Это ты у меня спрашиваешь? Олли! Что за бардак ты тут развел?

С лица ректора Стортона сошли все краски.

— Бен? Это ты? Ты… призрак⁈

— А ты долдон!

Ректор Стортон обнял меня за талию и притянул к себе. Отстраненно я подумала: это нормально, что он меня обнимает? С одной стороны — нет, с другой — все происходящее вовсе не нормально, так что странно что либо анализировать. А в его руках было очень хорошо и спокойно.

— Бен? — голос ректора Стортона дрогнул и, подняв глаза, я замерла.

Выражение лица у него было… Я никогда такого не видела. Открытое, удивленное и донельзя беззащитное.

— Бен, ты…

— Я, я! — заскрипело привидение. Повернув голову, я увидела, что оно трясется и снова пытается скрестить на груди слишком короткие для этого руки. — Что ты заладил?

— Ты… почему ты… почему… Бен, ты…

— Умер, да! Олли, скажи это уже вслух!

После этого в кабинете воцарилась тишина.

Ректор Стортон моргнул и перевел взгляд на меня. Видок у меня, наверное, был тот еще. Вся мокрая, в чернилах, в пятнах крови Ходжа после того, как я разбила ему бровь.

— Потом поговорим об этом, милый друг. У меня к тебе много, очень много вопросов. Уннер, я провожу вас к медсестре. Завтра же Ходж будет исключен из академии, даю вам слово.

— Не нужно! Он не виноват! — выпалила я, отступая на шаг и выпутывась из хватки тяжелых рук.

— Что вы такое говорите?

— Олли, да она не в себе!

— Я в себе, ректор Тернер, — твердо сказала я, обернувшись. — И если я говорю, что Ходж не виноват — значит, так оно и есть. Прислушайтесь ко мне!

Голос звучал твердо, и мне самодовольно захотелось себе поаплодировать.

Я немногое знала о русалках. Попав в академию, я перечитала все книги о них, которые нашла, но не выудила оттуда никакой новой информации по сравнению с той, что и так знала от деревенских. Русалки — опасные твари, которых стоит опасаться. К тому же — плотоядные, не брезгующие человечиной в том числе. Одаренные магически, хищные, они ненавидели выходящих в море людей, относились к ним как к паразитам и незваным гостям, а потому — убивали при любой возможности.

Помогала им в этом любовная магия — темная, смертоносная. Русалки влюбляли в себя мужчин, от капитанов до матросов и рыбаков, и утаскивали их в море обещаниями нежных ласк.

Увы, эта информация никак не объясняла того, что одна единственная русалка однажды влюбилась в смертного — в моего отца. Как бы то ни было, ее любовь все равно стала для него смертельной, а я…

Я не была русалкой, но кое-что унаследовала от мамы, которую никогда не видела. Длинные светлые волосы, узкое лицо и тонкие запястья, как у русалок на гравюрах. Любовь к морю. Умение дышать под соленой морской водой. И то, что мужчины, которые оказывались достаточно близко ко мне, буквально сходили с ума. А еще — гребень, конечно, по крайней мере, если верить мачехе.

Поэтому Ходж был не виноват в том, что произошло. Поэтому Томас Морвель был хоть и глупым, но хорошим парнем.

Поэтому мне не стоило так радоваться заботливым прикосновениям ректора Стортона и его обеспокоенному взгляду.

Они не были собой, это не настоящие чувства, это просто моя магия. Русалочья привлекательность, от которой я предпочла бы избавиться, — и стать обычной девушкой.

— Уннер, — мягко начал ректор Стортон и потянулся ко мне. Коснулся кончиками пальцев ладони, и я не смогла отстраниться. — Если вы боитесь скандала, то…

— Вот именно! — ухватилась я за эту фразу, как за соломинку. — Я боюсь скандала. Что обо мне подумают после такого?

— Что о вас подумают? Танг, вы в своем уме? Это Ходжа должно волновать, что о нем подумают!

— Ректор Стортон, — я уперла руки в бока. — Когда это репутация аристократа страдала от того, что он приставал к простолюдинке?

— Вообще-то, она права, — скрипнуло привидение после долгой тишины.

Лицо ректора Стортона стало упрямым, он оглянулся на Ходжа.

— Я разберусь с этим. Уннер… — взгляд ректора Стортона стал тяжелым, жадным, под ним было неуютно и слишком горячо.

— Олли, хорошо бы тебе разобраться хоть с чем-нибудь уже, и побыстрее. Сюда сейчас вся академия сбежится, а сплетник Янг — первым.

— Это еще почему?

— Потому что ты, долдон, использовал магию подвалов, пока сюда бежал. Всю академию тряхнуло! Можно подумать — война! Ты соображаешь, какую силу вызвал? Хорошо еще, что все обошлось! Неужели тебя никто не учил, что нельзя так делать?

Кажется, скулы ректора Стортона покраснели, но он тут же взял себя в руки.

— Вот если бы ты показывался почаще, может, и объяснил бы.

— Он стеснялся, — вставила я.

— Кто?

— Ректор Тернер. Он весьма стеснительный. И, кстати, вы его убили, вряд ли после этого он захотел бы вам показаться.

— Что? Я? Бен? Ты… Я тебя оплакивал, бессовестный ты!.. Я надеялся, ты жив!

— Хватит! — отрезал призрак, подлетая вверх и становясь выше нас обоих. Тема разговора была ему явно неприятна. — Олли, если ты уже намиловался с Танг, то сдай ее с рук на руке той леди, что стоит в коридоре. А сам — разберись с тем, что заварил! У тебя времени до заката, соображаешь? Хочешь, чтобы вся академия тебя в облике кота увидела? И, кстати, этот… ошметок дерьма келпи приходит в себя. К сожалению, вы его не добили. Вот будь я ректором… — Призрак многозначительно замолчал.

— Ты… — начал ректор Стортон, а потом обернулся ко мне. Он все еще держал меня за руку и сейчас сжал ее крепче. — Уннер…

— Мне нужно идти, ректор Стортон.

— Послушайте…

— Олли, бога ради! Танг, может, у тебя еще остались мозги? Ты же вроде не хотела скандала? А чтобы тебя сейчас вся академия увидела — хотела бы? Тебя и этого Ходжа, который вон там лежит?

Не хотела. Но как объяснить этому вредному призраку, который враз растерял всю стеснительность, что мне страшно? Что только что чуть не произошло — ужасное, то, чего я боялась больше всего на свете? Что меня трясет и что больше всего на свете мне хочется, чтобы ректор Стортон меня обнял, хотелось почувствовать себя в безопасности в его руках? Просто… какое странное, ужасно неправильное желание. Мне нельзя этому потакать.

— Простите, я… мне нужно идти.

Я направилась к двери, но ректор Стортон меня опередил. Дернул на себя створку и столкнулся нос к носу с Лаурой, которая явно подслушивала.

— Отведите Танг в больничное крыло. Если хоть кто-то узнает о том, что здесь случилось — вылетите из академии, и мне плевать на титул вашего отца. Если с головы Танг хоть волос упадет — пеняйте на себя.

Глаза Лауры расширились, и она кивнула. Ректор Стортон захлопнул дверь, и мы остались один на один.