Тяжело дыша, я прижималась к стене до тех пор, пока не поняла, что никто меня не преследует, — и после этого рискнула оглядеться. От коридора, из которого я сбежала, меня надежно отделял тяжелый край портьеры или, может, гобелена — я не разбиралась в таких вещах. Отсюда я не могла разглядеть, что изображено на внешней стороне, но не удивилась бы, если бы узнала, что еще одна плененная русалка.
Вверх вела лестница, поднявшись по ней вверх, я огляделась и ахнула. Впереди виднелся край каменного балкона, откуда открывался вид на просторный выполненный в голубых и зеленых тонах королевский зал, вернее, на ажурный украшенный цветными витражами потолок. Играла музыка, слышны были голоса. Я приблизилась к краю, оперлась ладонями о каменное ограждениеи восхищенно замерла.
Я оказалась на балконе, возвышающемсяфутов на пятьдесят над залом, где проходил весенний королевский бал. Толпа гостей напоминала стаю нарядных рыбок: красных, синих, желтых — самых разных. Из витражных окон на стенах и на потолке вниз падал разноцветный солнечный свет.
Прищурившись, я могла даже рассмотреть наряды гостей: вот девушка, которая явно изображает весенний ручей, у нее синее платье с длинным шлейфом, вот мужчина, наряженный в черно-желтое, как иволга.
Зачарованный оркестр, королевский трон у противоположной стены, искусные пейзажи, которыми расписаны стены — дворец завораживал, хоть сердце у меня до сих пор колотилось от страха.
Я попыталась найти взглядом Оливера, но потерпела неудачу — я не знала, какого цвета костюм искать, а мужчин внизу было слишком много. Должно быть, Лауре и Ирме бы здесь понравилось! Хотя Лаура, наверное, была в списке гостей. А моей дорогой Ирме не настолько повезло, слишком далек был ее отец, простой торговец, от высшего общества. Несмотря даже на купленный титул.
Насколько проще было бы, если бы Оливер появился на балу в образе чудовища! По крайней мере, он точно бы выделялся среди толпы. Но его план состоял в том, чтобы представить меня его величеству и скрыться до того, как сядет солнце. Рассказывать кому-либо о своем «пушистом секрете», как называл это Дрангур, Оливер не спешил.
Я с грустью подумала, что не смогла выполнить условие, которое он мне выдвинул: снять с него проклятье до того, как наступит королевский бал. А значит, он имел право меня исключить.
— Кем ты меня считаешь? — возмутился Оливер, когда я со страхом об этом спросила.
— Но ты же сам сказал…
— Я ПОШУТИЛ! ВО ИМЯ ВСЕХ НИЗВЕРГНУТЫХ, УННИ, ТЕБЕ ЗНАКОМО ПОНЯТИЕ ШУТКИ? Как я могу исключить адептку, которая наложила, возможно, самое оригинальное и действенное проклятье за всю историю академии?
Услышав в его голосе угрозу, я сжалась от страха, а потом смысл его слов дошел до меня, и от возмущения пропали все слова.
Он — пошутил⁈ Я боялась быть исключенной, а он — шутил? Да я ночей не спала! Представляла в самых страшных кошмарах, что мне придется прибиться к бродячему каравану фокусников, чтобы выжить и не возвращаться в деревню.
Ну знаешь!
Тем вечером, пока Оливер был занят в библиотеке, я много времени провела, разбрасывая, не без помощи Дрангура, по самым труднодоступным уголкам поместья пучки кошачьей мяты.
А потом наблюдала, как Оливер, над которым кошачьи инстинкты постепенно взяли верх, пытается запрыгнуть на люстру в одной из комнат, где я спрятала особенно вкусно пахнущую травку.
Его хвост метался из стороны в сторону, грива растрепалась, все поместье наполнял звук кошачьего урчания, синие глаза зачарованно и мечтательно смотрели вверх.
Увы, моя радость была недолгой: Оливер пришел в себя и решил, что от меня кошачьей мятой пахнет тоже очень приятно, в рукаве у меня обнаружился пышный пучок травки, которую явно подсунул коварный Дрангур.
Я покраснела от смущающих воспоминаний, к которым примешивалась грусть: для полного счастья мне не хватало только призрака Бена Тернера. Он не показывался с тех пор, как узнал обо мне правду. Просто не хотел иметь со мной дел, наверное. Может, боялся.
Я могла понять, это было ожидаемо.
Неожиданным было то, насколько хорошо мне было с Оливером. Хорошо и спокойно. Меня это пугало. Я — Унни Танг, отродье низвергнутых, самая бедная и самая презираемая адептка в академии. Я дочь русалки и рыбака. Я не могу в самом деле стать невестой герцога Оливера Стортона и не могу быть представленной королю.
Какую цену мне придется заплатить за это? Ничто в мире не дается просто так, это всем известно.
Я огляделась. Балкон, на котором я оказалась, был совсем небольшим и, наверное, из зала был совсем не заметен. Похоже, это какой-то тайный ход или место для секретного наблюдения за происходящим.
Может, если я пробуду на балконе достаточно долго, то план Оливера сорвется… Это было трусостью, но я так боялась короля и — Оливера. Того, что мы собирались сделать.
Нельзя было такого допустить, это безумие и мой долг из-за любви к Оливеру — остановить это. Пускай моей любви, похоже, недостаточно, чтобы снять проклятье, но ее может быть достаточно, чтобы уберечь его от ошибки.
Я никуда не пойду.
Приняв это решение, я облегченно выдохнула, и тут почувствовала, что мои плечи обвили твердые руки. В шею уткнулось что-то острое.
— Кто ты такая и что здесь делаешь? — угрожающе выдохнул голос прямо в ухо. — Отвечай!
Вот и все. Меня поймали, я так и думала. Не стоило приходить во дворец. Сейчас меня разоблачат и… прощай, Оливер. Мне нечем это доказать, но я тебя любила.
Первые несколько секунд от страха я почти не могла соображать, а потом замерла от удивления и опустила взгляд вниз, пытаясь рассмотреть нападавшего.
Что здесь происходит?
Вряд ли королевские стражники приставляли бы к моему горлу нож — это неэффективно в сравнении с самым простым огненным заклинанием, которое умеет сотворить любой адепт, отучившийся в академии хотя бы один семестр.
И… почему мне кажется, что напавший на меня человек намного более хрупкий, чем я, и уж точно ниже ростом?
— Ну! — злобно прикрикнул нападающий.
Голос был женский, такой, как будто его специально пытались сделать как можно более грубым.
— Я заблудилась, — тихо ответила я.
— Ты врешь! — безапелляционно заявил голос. — Тебя отец подослал? Как ты нашла это место? Почему ты молчишь?
Отец? О чем она говорит?
— Я заблудилась!
— Я прирежу тебя прямо сейчас! — пригрозила девушка, и я поняла, что ее руки трясутся.
Что ж, пожалуй, она в самом деле может меня прирезать — случайно, как минимум.
— Я пряталась, — призналась я.
Пауза.
— От кого?
— От моего жениха.
Слова вылетели раньше, чем я поняла, что говорю. Я что, в самом деле назвала Оливера моим женихом? Это было приятно и странно. Поглощенная удивлением, я не сразу заметила, как нож, упирающийся мне в шею, отодвинулся.
— Тебя тоже хотят выдать замуж без твоего согласия? — тихо спросил голос, и я обернулась.
Не знаю, кого я ожидала увидеть, но стоящей напротив меня девушке на вид было лет пятнадцать. Она была худой, угловатой, лицо ее покрывали веснушки, а кудрявые рыжие волосы окутывали фигуру, как ореол. Совсем не красивая, но вся какая-то острая, быстрая, живая и очень приятная.
Кожа девушки была бледной, как будто она редко видела солнечный свет. Одета девушка была… кажется, у аристократок это называется исподним. Несколько слоев одежды, чулки, юбки, но все это не считается одеждой, хотя тела под всеми этими слоями не разглядишь.
Корсета на девушке не было, зато на ее шее красовался… медальон, наверное, хотя язык не поворачивался назвать это украшением. Тяжелая цепь, а на ней — зеленый неограненный камень. Грубая и некрасивая подвеска, совсем не подходящая такой юной и хрупкой девочке.
Ее хотят выдать замуж? Во имя всех святых! По виду она должна играть в куклы!
— Выдать замуж без согласия? — переспросила я.
Ее зеленые глаза зажглись, как два болотных огня, и она подошла ко мне. Опустив глаза, я увидела, что она сжимает в руке столовый нож. Украла?
— Хочешь сбежать со мной?
— Сбежать?
— Да! Нужно только дождаться ночи, а там — я знаю, где брешь в дворцовой стене. Мы сможем проскользнуть мимо стражников, украдем одежду у горничных. Я знаю, где ее найти, но мне нужен сообщник! Ты готова?
Бледная кожа девушки раскраснелась, глаза горели.
— Подумай только, — заговорила она, видимо, приняв мою растерянность за сомнения. — Жить свободно. Никаких корсетов, никакого вынужденного замужества, никаких правил! Никто больше не будет тобой командовать! Только ветер в волосах, мы сможем жить так, как хотим! Разве не об этом ты мечтала? Мы прибьемся к бродячему каравану, будем выступать в цирке и объездим весь остров! Будем жить, как считаем нужным — как мужчины!
— Я…
Пожалуй, знала о жизни, которую описывает эта девушка, слишком много.
Я уже открыла рот, чтобы согласится со всем, что предложит мне эта странная незнакомка, когда на лестнице раздался топот.
— Ваше высочество, вот вы где! Мы вас обыскались!
Взгляд девушки заметался, а затем, оттолкнув меня, она бросилась к краю балкона.
— Стой, ты разобьешься!
Я схватила ее за руку и дернула на себя.
— Мне плевать, отпусти! Я не выйду замуж, ни за что! Лучше умереть!
Растерявшись, я разжала хватку, но от меня уже ничего не зависело — девушку поймали. Нас окружили стражники, какие-то охающие женщины, а следом я услышала знакомый голос:
— Унни! Что ты здесь делаешь?
Оливер пробрался ко мне сквозь всю эту пеструю толпу, краем глаза я успела увидеть его маскарадный костюм, переливающийся, как темно-зеленая чешуя рыб, которые приплывают к берегу весной.
— Оливер. Оливер, что здесь происходит? Эта девушка…
Я оглянулась, и успела увидеть, как рыжая девушка замерла.
— Олли! Ты должен мне помочь, они хотят выдать меня замуж! Олли! Ты обещал!
Лицо Оливера дрогнуло, он нахмурился, но не успел ничего ответить. Со стороны дверей раздался низкий мужской голос:
— Амелия! Как ты посмела снова сбежать! Ты ведь отлично знаешь, что тебе нельзя в одиночку покидать свои покои!
Даже если бы на голове у мужчины, который появился в дверях, не было короны, я бы без труда поняла, что передо мной — его высочество король Генри Девятый.
Он был высок, почти доставал макушкой до потолка, носил бороду, а глаза у него были такими же зелеными, как у рыжей девушки.
У ее высочества принцессы Амелии, той самой, которая, словам Лауры, ведет жизнь затворницы.
Увидев дверях отца, Амелия ненадолго замерла, а затем юрко, как крохотная рыбка, выкрутилась из рук стражников и бросилась к краю балкона.
Нет! Она разобьется!