Закрыв лицо руками, я глупо пытаясь спрятаться от открывшейся мне картины. Хотя, если разобраться, ничего страшного я не увидела. Просто гостиная — просторная, старая, даже обветшавшая, освещенная желтым светом огней. Обычная, насколько может быть обычной богато обставленная комната с мебелью, хранящей следы былого великолепия, огромным широким камином и окнами, закрытыми тяжелыми портьерами.
Ничего необычного. Вот только вся эта гостиная была утыкана статуями из серого камня. Некоторые из них стояли, некоторые — сидели на диванах и креслах, обтянутых гладкой тканью, когда-то наверняка нарядно блестевшей.
Но дело было даже не в этом. Дело было в ужасе, которым веяло от всей комнаты, что-то животное, страшное, необъяснимое. Разве могли меня так сильно напугать статуи?
— Уннер. Уннер, дышите. Вы хотите отсюда уйти?
Дышать. Да, я должна дышать. Иначе магия опять вырвется на свободу, и я не рискнула бы предсказать, чем это обернется.
Раз, два, три, четыре… На тридцатом медленном вдохе я почувствовала, что колотящееся в груди сердце немного успокаивается. Или дело было в том, что моего локтя коснулась тяжелая теплая лапа?
— Уннер? Уйдем?
Вдох-выдох. Уйдем, да сейчас же! Я уже успела испугаться, смысл теперь уходить? Теперь я хочу понять, в чем тут дело.
Приоткрыв один глаз, я снова осмотрела статуи. Кажется, они немного изменили позы?
— Что это такое? — выдавила я. — Вы обращаете людей в камень? Как горгоны?
Ректор Стортон по-кошачьи фыркнул.
— Это моя семья, Уннер. И причина, по которой я хотел бы, чтобы вы держались от меня как можно дальше.
Что? Но это статуи!
— Вы же сказали, что вы сирота.
— Верно. Разве могу я считать иначе, если мои отец и мать обратились в камень?
— О. Но почему?
Ректор Стортон не ответил. Сделал несколько шагов вперед и остановился перед статуей женщины в старомодном очень пышном платье. Камень почти стер черты ее лица, но мне показалось, что она была очень… живой, быстрой, стремительной, как ручей. Может, потому что ее волосы были растрепаны, а я знала, что аристократкам этого никак нельзя допускать.
— Это моя мать, Баронесса Стортон. Ее звали Кларисса. Дрангур рассказывал, что она была очень красивой и часто нарушала правила — уж не знаю, что он имел в виду под этим.
Я всмотрелась в каменное лицо женщины, даже сейчас казавшееся беспокойным. Как будто вот-вот тонкий нос сморщится, веки опустятся, а удивительно крупная для женщины ладонь взметнется в стремительном жесте.
— А это мой отец. Про него Дрангур все время говорил: «Глаза бы отцовские тебя не видели!». Это когда я, например, в детстве вырастил цветок посреди гостиной, потому что мне показалось — там как-то пусто.
Я фыркнула. Забавно ректор Стортон обращался с магией в детстве. Я в основном играла с волнами и удивлялась, что они меня слушаются.
— Отца звали Якоб. Барон Якоб Стортон Третий.
Каменный мужчина, сидящий на диване с сигарой, выглядел представительно, но…. вряд ли я могла бы назвать его строгим.
Хотя откуда мне это знать? Просто разыгралось воображение.
— А это?..
Я обратила внимание на стоящую рядом с ним статую. Сердце защемило. Тонкая фигурка, неуловимо похожая на каменную Клариссу, мать ректора Стортона.
— Это моя сестра, Джорджи. Джорджиана. Дрангур сказал, ей было двенадцать, когда все произошло. Получается, она старшая, хотя сейчас все изменилось.
Совсем малышка.
Я осмотрела остальные статуи, их было больше десятка.
Весь род Стортонов? Вот где племянницы и племянники, сестры и братья, и, должно быть, где-то здесь любимец Дрангура — дядюшка Джастин.
— Но… что здесь произошло?
Ректор Стортон повернулся ко мне, в глазах его было непонятное выражение.
— Хотелось бы мне знать это, Танг.
— В каком смысле? Вы не знаете? Как такое может быть?
— Представьте себе. Вас это так удивляет?
Я разозлилась.
— Да! Если бы в один момент моя мачеха или ее муж, или мои названые братья и сестры обратились в камень, я бы это заметила!
— Даже если бы в этот момент вам было не больше года?
— Вы вообще можете говорить нормально? — не выдержала я. — Не я заставила вас привести меня сюда. Вы сами этого захотели.
— Да знаете что… — рыкнул ректор Стортон и замер. — Прошу прощения Уннер. Низвергнутые! Хотел бы я никогда не вести с вами этого разговора.
Он отвернулся и окинул взглядом комнату.
— Я начал изучать проклятья, потому что думал, что однажды смогу их расколдовать. Но иногда мне кажется, что невозможность спасти тех, кого я люблю, — это мое собственное проклятье. Намного более тягостное, чем уши и хвост, которые вашими стараниями отрастают у меня каждую ночь.
Я скрипнула зубами, разозлившись на себя, и на ректора Стортона. Почему я ничего не понимаю? Почему он не хочет нормально объяснить?
— Людей в камень обращает взгляд горгоны. Их целое море в лесах Мидленда. Возвращать их жертвам прежний вид умеют даже дети, нужно всего-то варенье из одуванчиков.
— Уннер, — рыкнул ректор Стортон. — Я был более высокого мнения о ваших умственных способностях.
— Если вы продолжите меня оскорблять, я уйду, — пригрозила я.
Нет уж, никуда я не уйду. Я еще не разобралась в том, что здесь произошло. Ну уж нет.
— Я вас не оскорбляю. Уннер, вы же сами сказали, что Стортон-холл и особенно западное крыло пахнет чем-то гнилым. Вы выучили все учебники по проклятьям, кажется, наизусть, хоть я и не могу предположить, зачем вам это понадобилось. То, что случилось с моими родными, — не связано с горгонами, иначе я давно уже решил бы проблему. Это родовое проклятье, наложенное так давно, что я не могу восстановить формулу. А потому не имею ни малейшего представления о том, как его снять.
Я не могла выговорить ни слова, и спустя минуту ректор Стортон продолжил:
— Поэтому я не могу жениться, Уннер, Ни на вас, ни на ком-то другом. Я просто не уверен, что родовое проклятье не затронет мою жену и… наших детей, если они когда-нибудь появятся.
— Но вы ведь… помолвлены с принцессой, — растерянно проговорила я и поймала себя на том, что говорю тихо, как будто не хочу потревожить спящих.
Глупость, ведь рядом каменные статуи.
Взгляд то и дело соскакивал на каменное лицо малышки Джорджианы, как будто она могла нас слышать. А вдруг и правда могла? Столько лет заточения в камень! Ужас. Я поежилась и посмотрела в лицо ректора Стортона.
Он был спокойным, но хвост метался вправо-влево, выдавая волнение.
— Я… не должен говорить об этом, Уннер. Это не моя тайна, а тайна его величества короля и ее высочества принцессы. — Он опустил взгляд вниз. — Я могу сказать…
— Принцесса была проклята? — перебила я.
— Что? — ошарашенно воскликнул ректор Стортон, и его уши прижались к голове, как у испуганного кота. — Как вы узнали? В смысле…
— Это же просто, — пожала плечами я. — Все знают, что вы оказали королевскому двору услугу настолько значимую, что получили титул герцога и должность ректора академии, когда… хм, когда место случайно освободилось. Вы специалист по проклятьям — вероятно, ваша услуга была связана именно с этим. А еще Лаура Уортон рассказала мне, что принцесса почти не показывается на людях, что явно не просто так. А сегодня вы испугались, когда профессор Хейдар сказала, что из-за ее высочества вас вызывают во дворец. Либо вы замышляете что-то против короля — но зачем это вам нужно, если он так много для вас сделал? — либо что-то случилось с принцессой. Вывод — проклятье вы смогли победить не до конца.
Я пожала плечами. Это ведь в самом деле легко. Ректор Стортон выглядел сбитым с толку, синие глаза округлились и стали похожи на два блюдца.
— Напомните мне, Танг, — наконец выговорил он и коротко облизнул нижнюю губу.
Интересно, а язык у него сейчас шершавый? Как у кошек?
Унни, распутница! О чем ты только думаешь!
— О чем напомнить?
— Не ходить от вас налево, потому что скрыть факт измены, думаю, все равно не выйдет.
Я покраснела от похвалы и тут же возмущенно вскинулась.
Он что, собирался ходить от меня налево⁈
И подождите-ка… Я еще ни на что не соглашалась!
— Так я угадала?
— Почти, — кивнул ректор Стортон. — Только проблема ее высочества была не в проклятье, а кое в чем другом. Потому… ее не представляется возможным окончательно решить, пока ей не исполнится семнадцать.
— Выглядит это как проблема выгодной партии, — заметила я.
— В какой-то степени, — хмыкнул ректор. — Что вы знаете о драконах, Уннер?
— О драконах? — Я почувствовала себя сбитой с толку. — Почти ничего.
— Думайте, Уннер, вы же умная.
— Я… а почему бы вам мне этого не рассказать? Раз уж начали? Я буду молчать!
— Нет уж, — хмыкнул ректор Стортон. — Иначе как я могу быть уверен, что по-прежнему вас интересую? Моя библиотека, которую вы любите, тайна принцессы, которую вам хочется узнать, Дрангур, с которым вы нашли общий язык, — я надеюсь, что даю все больше и больше поводов задержаться рядом, несмотря на мой ужасный характер и не самую привлекательную вашими трудами внешность.
Что он такое говорит? У меня голова шла кругом.
— Ректор Стортон…
— Послушайте, Уннер. — Он шагнул вперед и аккуратно взял мою руку. Огромные когтистые лапы, как всегда, действовали удивительно аккуратно, даже нежно. — Я… думал, что стоит держаться от вас подальше. Чтобы вы оставались в безопасности. Должно быть, только это решение спасало остатки моей репутации, потому что я не мог думать ни о чем другом с тех пор, как увидел вас на вступительном экзамене. Вы были прекрасны. Ничего не хотелось больше, чем сделать вас своей.
Что? Он шутит? Я вздрогнула, но не смогла произнести ни слова. Даже не смогла отнять у него свои руки.
— Из-за вашего проклятья я вынужден был… — Ректор Стортон запнулся и опустил глаза. — Постоянно находиться с вами рядом. Это было настоящей пыткой. Тем не менее, — он откашлялся. — Я бы хотел последовать совету моего друга Бена и поговорить с вами напрямую. Уннер, — он посмотрел мне в глаза и крепче сжал мою руку. — Вы согласны быть со мной? В присутствии всего моего рода я предлагаю вам всего себя, включая вспыльчивый характер и все то, чем я владею, в обмен на небольшой шанс, что мои чувства взаимны. Капли того, что вы ко мне испытываете, и моей библиотеки, к который вы питаете слабость, хватит для того, чтобы вы сказали да?
Синие глаза смотрели пристально, и я растерялась. Сердце колотилось, как сумасшедшее, так хотелось поверить, так хотелось, чтобы наши отношения вдруг стали красивой сказкой.
Но это невозможно. Потому что я — русалка. У нас не бывает счастливой любви. Наша любовь — оружие, которое губит мужчин.
— Вы предлагаете мне, — медленно спросила я. — Стать вашей… содержанкой?
Выражение лица ректора Стортона не изменилось.
— Я должен быть с вами откровенен, Уннер. Поскольку я не знаю ничего о природе проклятья, что лежит на моей семье, я не могу гарантировать, что даже в этом случае вы… останетесь в безопасности. Но я могу это предположить с большой долей вероятности, потому предлагаю именно это. Однако мало чего в этом мире я не желаю сильнее, чем помолвки с вами. В этом случае вы окажетесь в опасности почти гарантировано. Вы и наши… наши дети.
— Боюсь, я не понимаю.
Молчание, а затем чудовищная морда ректора Стортона искривилась.
— Уннер, я битый час распинаюсь о том, что хочу на вас жениться! Поимейте совесть, что здесь непонятного? Может, соизволите дать ответ?
Внезапно мне стало смешно.
— Томас Морвель заказал оркестр. Возможно, меня сбивает с толку то, что его сейчас нет.
Ректор Стортон фыркнул и дернул хвостом.
— Помнится, вы разнесли его в щепки, а то, что осталось, уничтожил я. Совсем не из преподавательских соображений, увы. Дрангур играет на губной гармошке, если для вас это важно. Играет, правда, отвратительно, зато с душой, вы оцените. Бен может спеть. Уннер. Если бы не лежащее на моем роду проклятье, я бы даже не подумал о том, чтобы спрашивать вашего мнения. Боюсь, я вел бы себя как влюбленный юнец, осждающий окна дамы сердца. И не успокоился бы, пока не добился бы взаимности. Но… Я даю выбор вам.
Сказав это, он опустился на одно колено. Учитывая его чудовищно огромный рост, наши лица оказались как раз на одном уровне.
— Вы хотите быть со мной?