Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой

Глава 5

Если бы я была не мной, а кем-то другим, например, Лаурой Уортон, то все бы отдала за то, чтобы в академии остаться. Понять все тайны магии, стать ученой. Но я была собой и жизни без детей в школе уже не представляла.

Холл академии был отдельным поводом для восхищения: просторный, с высокими стрельчатыми потолками, с безмолвными и прекрасными каменными статуями фей у стен. Считалось, что именно от фей люди научились колдовать, хотя ни одну фею никто не видел уже много столетий.

Проходя вместе с Ирмой мимо статуй, я привычно погладила кончик крыла одной из фей — на удачу. Мне показалось, в этот раз оно откликнулось на мое прикосновение теплом.

Но я тут же забыла об этом, потому что услышала за спиной:

— С дороги! В стороны, разойдитесь!

Я едва успела толкнуть Ирму назад, как мимо нас проплыл по воздуху огромный букет цветов в неподъемной каменной вазе. У дверей холла стояло еще несколько таких же угрожающих букетов.

Кто-то умер?

— А что случилось? — любопытно спросила Ирма у парня, который левитировал цветы. На лбу его выступил пот от напряжения.

— Томас Морвель.

Умер?

— Готовит сюрприз для возлюбленной, — напряженно ответил парень. Я разочарованно выдохнула и тут же отругала себя. — Там еще оркестр. Разойдитесь! — крикнул он стоящим впереди адептам. — Не видите что ли, сейчас уроню на ногу, мало не покажется!

Стойте. Для возлюбленной? Неужели? Неужели святые мне улыбнулись⁈

— Вот как, — произнесла я, и Ирма бросила на меня опасливый взгляд.

Возможно, она думала, что я расстроюсь, но мне как никогда сильно хотелось танцевать и радоваться.

Томас был старшим сыном лорда Морвеля — крови голубее во всем королевстве было не найти. Его отец заседал в Парламенте, потрет его предка красовался на облигациях одного из банков, а сам Томас был капризным и самолюбивым, как и все знакомые мне аристократы. Кроме Ирмы, разумеется.

Темноволосый и коренастый, Томас был выше меня на полголовы и, наверное, мог бы считаться симпатичным у аристократичных барышень. Я его на дух не переносила.

Воспоминания о нашей первой встрече до сих пор заставляли меня вздрагивать и морщиться. Это случилось почти полгода назад, перед первым занятием по пространственной магии.

— Какая кошечка в нашей академии, — протянул Томас, когда я вошла в аудиторию. — Теперь я понимаю, почему сюда стали принимать простолюдинок.

Друзья Томаса угодливо захохотали, а я расправила плечи. Главное — напоминать себе, что я нахожусь здесь по праву. Какое мне дело до Томаса Морвеля, если сам ректор сказал, что я могу здесь учиться?

— Кошечка, ты куда спешишь? — дернул меня за руку Томас. — Разве ты не услышала, что мы обращаемся к тебе?

Вспыхнув, я попыталась освободиться. Я старалась держаться спокойно, но щеки начал заливать румянец. Что он себе позволяет? Что подумают обо мне люди? Аудитория как назло была полной. Со всех сторон зазвучали смешки, и у меня на глазах выступили слезы.

Томас Морвель дернул меня на себя и заставил посмотреть в его лицо. Карие глаза смеялись, на губах играла улыбка — он развлекался! Уму непостижимо.

Удивительно, но злость помогла мне успокоиться.

— Я не знала, — медленно и громко произнесла я. — Что кроме меня в академии есть простолюдины.

— Что? — лицо Томаса вытянулось. — Ты… Я — Морвель!

Тогда эта фамилия мне ничего не сказала, но по тону я поняла, что этому напыщенному красивому индюку есть, чем гордиться.

— Тогда почему вы хватаете меня за руку, как матрос, мистер Морвель? — спросила я.

Со стороны друзей Морвеля раздался свист, кто-то засмеялся и произнес: «Во дает». Лицо Морвеля вытянулось.

— Будешь мне указывать, как себя вести?

— И в мыслях не было! — ужаснулась я. — Я всего лишь ожидала, что аристократы отличаются от моряков, которые годами не видят женщин. Похоже, я ошибалась.

В полной тишине я отняла свою руку у Томаса Морвеля и прошествовала к самому дальнему ряду. Щеки горели, но спину я старалась держать прямо.

От дальнейшего спора меня спас профессор Гордон, который появился в дверях аудитории и начал занятие.

Весь семестр Томас был моей головой болью. Он не давал мне прохода и вел себя совершенно возмутительно! Чего стоит хотя бы то, что он при всех предложил уединиться с ним в одном из столичных гостиниц. Обидно было до слез. Я за всю жизнь не делала ничего, что могло бы бросить тень на мою репутацию, но неприятные ситуации липли ко мне, как песок к мокрой коже.

— Ты ему просто нравишься! — с улыбкой говорила восторженная Ирма. — Но он не знает, как проявить свои чувства!

Ох, Ирма. Как можно быть такой наивной?

Сейчас, услышав о том, что Томас Морвель готовит сюрприз для дамы сердца, я разулыбалась и едва не затанцевала прямо посреди холла.

Ведь это значило, что за время каникул Томас переключился на кого-то другого, возможно, на аристократку, на которой собирается жениться и сейчас ухаживает за ней.

— Какое у нас там занятие сейчас? — радостно спросила я у Ирмы.

— Основы и правила метаморфоз, — нахмурилась она. — Ты уверена, что хочешь пойти?

Я поняла, что она имела в виду: цветы для Томаса Морвеля вносили как раз в класс, где будет занятие.

— Конечно! — радостно воскликнула я и потащила ее к дверям.

Зрелище того, как Томас будет дурить голову другой девушке, было даже лучше, чем яблочный пудинг!

Но, увы, в двери нам зайти не дали.

— Жди в коридоре, — перегородил дорогу один из дружков Морвеля.

Впрочем, не пустили в класс ни Ирму, ни даже Лауру Уортон — вообще никого из адептов.

— Томас такой выдумщик, — засмеялась Лаура, обмахиваясь непонятно откуда взявшимся веером. — Ну вечере у герцогини Файнс он наколдовывал потрясающие фейерверки!

— Вы знакомы с герцогиней Файнс? — спросил кто-то, и я закатила глаза.

— Разумеется! Мы с ней подруги.

Этот кто-то восхищенно вздохнул, а полезла в сумку за учебником: нужно использовать каждую минуту для того, чтобы подготовиться к основам проклятий!

Увы, я даже открыть книгу не успела. Дверь распахнулась, и мы наконец смогли войти в класс. Он был довольно просторным, с ровными рядами парт и занавешенными окнами. Вдоль стен стояли шкафы с препаратами: различными примерами метаморфоз, удачных и не очень. Например, здесь были остановленная заклинанием птица с крыльями бабочки, двухголовая кошка и даже шкаф, который наполовину превратили в стол.

Сейчас весь класс утопал в цветах, рядом с доской на месте учителя разместился настоящий оркестр. Зачарованные трубы и скрипки, контрабасы и барабаны висели прямо в воздухе и наигрывали что-то заунывное и крайне аристократичное.

— Томас такой романтик!

Сам виновник всего этого безобразия стоял посреди класса и, когда я вошла, вдруг воскликнул:

— Унни Танг!

Твою… да чтоб у тебя сети всю жизнь пустые были!

Втянув голову в плечи, я попыталась ретироваться, но Томас не дал мне такой возможности: он подошел ближе, взял меня за руку и проникновенно сказал:

— Это все для тебя! Ты рада?

Рада? У меня дар речи пропал от возмущения. Как я могу быть рада? Вокруг собрался весь курс, все на нас смотрят! А я выгляжу как… как женщина легкого поведения, раздающая авансы мужчине, который никогда на ней не женится. Даже хуже! Я выгляжу как простолюдинка, которая готова на все ради внимания богатого аристократа. Как цирковая обезьянка!

Повернув голову, я наткнулась на тяжелый взгляд Лауры Уортон. Если бы глазами можно было убить — я бы уже лишилась жизни.

— Это еще не все! — блеснул улыбкой Томас.

Видимо, он принял мое молчание за согласие. Повернувшись к одному из своих друзей, Томас забрал у него резную деревянную шкатулку и протянул мне.

— У меня для тебя подарок, Унни, — проникновенно сказал Томас.

Я стояла, опустив руки по швам, и Томасу пришлось взять мою ладонь и вложить в нее шкатулку. Продолговатая, теплая, напоминающая ящик с проклятиями. Такой, который нельзя открывать, иначе несчастья будут преследовать ближайшие сто лет.

— Он делает тебе предложение! — прошептала Ирма. — Как в романах!

Выглядело все действительно именно так, вынуждена была признать я. Но ведь это невозможно.

— Открывай, любимая, — проговорил Томас так громко и проникновенно, что мне захотелось спрятаться под парту.

Не буду.

Но любопытство, говорят, сгубило не одну мантикору, так что пальцы сами собой потянулись к краю крышки.