Лаура, кажется, не уловила, что я шучу. Она изящным жестом поправила прическу и вздохнула.
— Ее высочество почти не показывается на публике. Я видела ее всего пару раз и то мельком, хотя множество раз была на балах во дворце.
— Но почему?
— Говорят, — Лаура дернула плечиком, — что она тяжело болела в детстве, ни один врач не мог найти лекарство. А ректор Стортон достал какую-то микстуру. Они поженятся через пару лет, когда принцесса станет старше. Романтично, правда?
Микстуру, значит. Уж не была ли ее высочество проклята? Наверное, как раз эту деликатную проблему и смог решить ректор Стортон. За это, наверное, ему были пожалованы все королевские милости. Что ж, стоило бы догадаться.
— Король печется о безопасности принцессы сильнее, чем о неприкосновенности границ — так говорит мой отец.
— А твой отец… следит за ситуацией?
Я гордилась тем, как деликатно задала этот вопрос! У меня изо рта чуть не вырвалось: «А разве это его дело?»
— Конечно, — Лаура ничуть не смутилась. — У меня ведь и братья тоже есть, им нужно найти подходящих жен. А ты долго еще будешь встречаться с ректором Стортоном? Ты ведь из-за него отказала Томасу Морвелю и Ходжу? Ох, глупышка Унни! Ты всерьез думала, что он на тебе женится?
Нет, он мне прямо сказал, что не женится.
Хотела бы я никогда не попадать в ситуацию, когда нужно вести с ректором подобные разговоры.
Лаура так и не оставляла меня в покое все то время, что я находилась в купальнях. Увы, сидеть там вечно я не могла: пришлось выбираться из воды, надевать испачканное, но уже подсохшее платье. Во имя всех святых, как же я его очищу⁈
— Просто выброси, — сказала Лаура, угадав мои мысли.
Легко ей говорить!
Наверное, мне пришлось бы терпеть ее общество и дальше, но у выхода мы внезапно столкнулись с компаньонкой Лауры, испуганной и и бледной.
— Леди Уортон! — бросилась она к Лауре. — Я вас везде ищу! Уже ночное время, а вы… — Тут ее взгляд упал на меня, и лицо сменило за секунду с десяток выражений от презрения до брезгливости. — Ваш отец узнает об этом!
Она потащила Лауру подальше от меня, схватив за локоть.
— Подождите! — крикнула я вслед. — Но ведь я еще не рассказала Лауре все о том, что происходит между мужчиной и женщиной ночью!
Лаура обернулась и прыснула, а ее компаньонка, не сбавляя шаг, обозвала меня так, что покраснели бы даже рыбаки.
Я пожала плечами и усмехнулась, а потом посмотрела на лестницу, которая вела к девичьим будуарам. Спустя пару минут направилась я совсем в другую сторону.
Конечно, этого делать не стоило. Но я обещала каждый день после ужина приходить в кабинет ректора Стортона и… кажется, у меня был повод для того, чтобы с ним увидеться.
Подойдя к двери кабинета, я замерла, не решаясь постучать. Вдруг вспомнилось, как совсем недавно я радовалась тому, что не нравлюсь ректору Стортону. Думала, что, по крайней мере, с ним не будет таких проблем, как с Томасом Морвелем или с Ходжем. Кто бы мог подумать, что проблемы возникнут с моей стороны?
«Любовь — такая глупость», — сказал как-то ректор Стортон. Надеюсь, он был прав.
Что ж… я сочувствовала принцессе, которой предстоит стать его женой!
— Олли, что ты такое несешь! — раздался из-за двери скрипучий голос, и я вздрогнула.
Призрак Бена Тернера? Судя по всему, он находился прямо рядом с дверью, но — с другой стороны.
— Я не могу подвергать ее опасности. А просто так держать ее рядом… это бесчестно. Я не поставлю в такое положение ни себя, ни ее.
Услышав голос ректора Стортона, его чудовищной версии, я улыбнулась. Он звучал ниже, чем у ректора-человека, и мне почему-то стало до глупого тепло, когда я поняла, что могу распознать, обратился ректор Стортон или нет, по одному только тону его голоса.
Интересно, о ком они?
— А ее мнение ты спросил? — возмутилось привидение. — Некоторые факты ее биографии…
— Ну хватит. Тема закрыта, Бен. Я — ректор, а она — адептка. Одного этого тебе недостаточно?
Сердце заколотилось. Они говорят обо мне?
Пауза.
— Жизнь такая короткая, Олли, — неожиданно серьезно произнес призрак. — Такая короткая. Не трать ее на мусор.
Снова пауза и шорох, как будто… да, как будто ректор Стортон снова пытался почесать ухо, но у него не получалось.
— Жабья икра! Кстати об этом. Может, расскажешь, наконец, как так вышло, что ты — мертв?
— Олли…
— Я понимаю, вопрос больной…
— Олли, у тебя кто-то за дверью.
— Да келпи их пожри! Наверняка Янг.
Звук стремительных шагов. Я отшатнулась от дверной створки, а затем, споткнувшись, рванула прочь.
Добежав до своего будуара, я закрыла за собой дверь и сползла вниз по створке. Какое еще — в опасности? О чем они говорили?
Этой ночью мне долго не спалось, а утром Ирма еле смогла меня разбудить. Я надела второе из имеющихся у меня платьев и с грустью подумала, что замены ему не будет, если я не смогу отстирать чернила и кровь Ходжа: денег, чтобы купить новое, решительно не было.
За завтраком я в основном размышляла над тем, как мне быть, сонно ковыряла ложкой овсянку с кусочком масла, а потому не сразу заметила, как вокруг стало тихо.
— Это же ректор Стортон! — прошептала Ирма. — Что он здесь делает? Что с его волосами?
Оглянувшись, я вздрогнула. Ректор Стортон стоял у трибуны в конце зала, откуда обычно обращался к адептам. Я сидела достаточно далеко, так что не могла разглядеть выражения его лица, но отлично видела — волосы ректора Стортона. Длинные, рассыпавшиеся по плечам — такая прическа совершенно не вписывалась в аристократическую моду.
Он что, не укоротил их сегодня утром, как делал обычно после того, как форма монстра уступала человеческой? Но почему?
— Уважаемые адепты, — заговорил ректор Стортон. — Я хочу вас уведомить, что мистер Закари Ходж в академии больше не учится. С сегодняшнего дня он отчислен без права восстановления. Причины этого я изложу публично, потому что я бы хотел донести до всех: каждого, кто совершит подобный проступок, ждет отчисление. Каждого.
Он обвел тяжелым взглядом адептов, а я зажала ладонью рот. Нет! Он не может, он ведь не расскажет сейчас о том, что произошло?
Во имя всех святых! Это… это даже хуже, чем прилюдное предложение Томаса, даже хуже, чем сплетни!
Меня замутило.
— Что? — прошептала Ирма. — Как он мог исключить Ходжа? Его отец — герцог! Он родственник короля. Какое «исключить»? Это же скандал!
Судя по ропоту, который прошел по обеденному залу, все думали о том же, о чем и Ирма: произошедшее — невозможно.
Я с трудом оторвала взгляд от тарелки с овсянкой. Если меня сейчас стошнит — никому не станет лучше. Я гордо вздернула подбородок и встретилась взглядом с Лаурой. От удивления и шока, которые были написаны на ее лице, стало еще хуже.
Ректор Стортон подождал, пока адепты обменяются предположениями и заговорил:
— Мистер Закари Ходж совершил недопустимое: он использовал в академии поглотитель магической энергии. — С этими словами ректор поднял повыше сжатый в руке серый и неактивный сейчас кристалл. — Как вы знаете, это запрещено еще с тех времен, когда в академии проводились магические дуэли. Если кто-то, — он сделал паузу, — когда-нибудь пронесет в академию поглотитель и без моего разрешения попытается его использовать, — еще одна пауза, — или совершить то, что собирался совершить с его помощью Ходж, то он будет исключен немедленно. Можете продолжать трапезу.
Перебросив на спину прядь длинных светлых волос, ректор Стортон отошел от трибуны и двинулся между столами к центральному выходу из обеденного зала. Я наклонила голову пониже. Как же это… с одной стороны, ректор Стортон прямо не сказал о том, что попытался сделать Ходж. С другой… с другой, какую же огласку это получит! Сейчас каждому адепту интересно, что такого собирался сделать Ходж, потому что исключать сына герцога за использование поглотителя — глупость.
Я буквально спиной почувствовала, когда ректор Стортон поравнялся с нашим столом. Сидящая напротив Ирма замерла, не донеся ложку до рта.
— Танг, — проговорил ректор Стортон. — После завтрака зайдите ко мне.
Ирма уронила ложку на каменный пол, и громкий звон прозвучал в воцарившейся тишине, как выстрел. А ректор Стортон невозмутимо продолжил идти к выходу.
«Что?»
«Так это правда?»
«Что за дела у него с Танг?»
«Вот же потаскушка, на всех ее хватает!»
«А ты что, не знаешь?..»
Я встала и направилась к дверям, чтобы спрятаться от несущихся мне в спину шепотков и от острых взглядов.
— Унни! Унни, подожди! — воскликнула Ирма, поднимаясь следом и спотыкаясь о платье. — Да стой же!
— Питерс, куда ты? Твоей подружке сейчас не до тебя, — выкрикнул мужской голос, и кто-то засмеялся. — Ей больше нравятся те, у кого есть что-то между ног.
— А ну замолчи, ты!.. Хватит говорить такую… грязь!
Я, хоть и не оборачивалась, как наяву увидела удушливо покрасневшие щеки Ирмы и то, что ее мелко затрясло от злости и волнения. Из-за этого тканевые цветы на ее ободке для волос наверняка тоже начали мелко подрагивать.
Увы, ни я, ни Ирма, не могла ничего сделать против злословия.
Оставалось только идти вперед с поднятой головой, как будто нас это не касается.
— Ирма, понимаешь ли, — прозвучал холодный женский голос, — ему только говорить и остается.
Обернувшись, я впилась взглядом в спокойное и немного надменное лицо Лауры Уортон. Она говорила медленно, рассматривая свою ладонь, затянутую блестящей перчаткой, как будто все остальное ее не волновало. Выдержав паузу, Лаура продолжила:
— Все, что перепадает нашему Ирвину в любви и всех ее оттенках, — это наблюдение за утехами кошек в марте.
Я открыла рот от удивления, а потом фыркнула.
— Нет, Лаура, — внезапно откликнулся Томас Морвель из другого конца зала. Ох, низвергнутый его утащи! Сейчас ведь как скажет что-нибудь… Но Томас меня удивил. Он промокнул губы салфеткой и произнес: — Ты просто не в курсе, что Ирвин также очень дружен со своей правой рукой. А иногда и с левой, когда правая устает. Ирвин любит дружить.
Эту шутку даже я поняла не сразу, а остальные девушки и остались в недоумении, зато парни захохотали так громко, что я подпрыгнула от испуга.
Сидящий рядом с остроязыким Ирвином парень отвесил ему подзатыльник, кто-то засмеялся, а Лаура мне подмигнула и одними губами проговорила: «Иди!»
Ох, чувствую, если это дойдет до ушей ее компаньонки — Лауре не поздоровиться.
— Что на них нашло? — проговорила Ирма, когда мы вышли из зала.
Я пожала плечами.
— Облачко мое, ты же вернешься к первому занятию? У нас проклятья, помнишь?
Хотелось бы забыть.
Подойдя к кабинету ректора Стортона, я решительно постучала и открыла дверь. Мельком удивилась тому, что впервые вижу кабинет ректора при дневном свете. Какой моветон, если разобраться.
— Вы хотели меня видеть? — спросила я так спокойно, как только могла.
Сидящий за столом ректор Стортон кивнул, не отрывая взгляда от бумаг. Какой он красивый все-таки, досадливо подумала я. Светловолосый, светлокожий и синеглазый, хотя глаз сейчас не видно. Тонкий нос, острые скулы, тяжелый подбородок и высокий лоб — это лицо очень подходило ректору Стортону, упрямому, вспыльчивому и надменному. Хотя чудовищем он мне тоже нравился.
Особенно когда так глубоко погружался в чтение, что начинал мурлыкать.
Или разрешал почесать его ухо.
Из идеального образа аристократа выбивались только длинные волнистые волосы, которые ректор Стортон почему-то не укоротил, и я на целую секунду позволила себе подумать о том, что это — из-за меня. Я ведь когда-то сказала, что мне так нравится больше.
Во имя всех святых, о чем я думаю! Я же злилась, когда сюда шла!
— Садитесь, Унни, — ректор Стортон указал на стул напротив своего стола.
Унни? Значит, мне не показалось вчера?
И снова — о чем я думаю?
Я послушалась и сложила руки на коленях. Уставилась на ткань платья, грубую и украшенную затяжками в некоторых местах. Ничего, главное — все тело прикрывает и без дыр! Отличное платье. Я же не Лаура, чтобы носить шелка.
— Как вы себя чувствуете?
— Что?
Я всего ожидала, кроме этого вопроса.
— Как вы себя чувствуете? — повторил ректор Стортон и наконец на меня посмотрел. Глаза были синие-синие, как море. — После вчерашнего?
— Хорошо, — удивленно ответила я и тут же прикусила себе язык.
Ну какое «хорошо»? Разве порядочной леди позволительно чувствовать себя хорошо после того, как ее насильно попытался обесчестить недобросовестный джентльмен, а она разбила этому джентльмену лицо чернильницей?
Нет! Ей полагается сходить с ума от ужаса и плакать. Как Лаура вчера!
Я попыталась заплакать.
Не вышло.
Ректор Стортон внимательно смотрел на меня, как будто пытался понять по моему лицу, что я думаю. Иметь с ним дело в человеческой форме было непривычно. С чудовищем я уже научилась общаться, а ректор — пугал. В основном тем, что я терялась и не знала, куда деть глаза, до того он был красивый.
Нужно взять себя в руки! И думать… о родине думать, как Лаура учила.
— У меня кое-что есть для вас, Унни. — Ректор Стортон встал и подошел к шкафу. — Это подарок.