Кровавый квартал

АЛОРА

Последний раз, когда я была в полицейском участке, все закончилось тюрьмой, и сейчас ситуация выглядела не лучше. Меня привели в маленькую комнату для допросов. Я, что, в фильме? Не может, чтобы все происходило на самом деле.

Наручники сняли, и я потерла запястья, все еще ощущая холодный металл на коже. Офицер указал на стул, и, когда дверь закрылась, я медленно села, не сводя глаз с мигающей лампочки в углу.

— Меня в чем-то обвиняют? — Спросила я.

— Пока нет. Детектив скоро придет и поговорит с вами.

— Если меня не обвиняют, почему тогда надели наручники? Я вообще обязана тут оставаться или могу просто уйти?

Офицер, которого я теперь знала, как Стивена Рида, покачал головой.

— Вас сочли подозреваемой. Стандартная процедура. Что касается ухода, я бы не советовал. Мы просто получим ордер на ваш арест, и тогда разговор станет намного менее дружественным.

— А сейчас мы как друзья говорим? — Я скрестила руки на груди. — Я хочу адвоката.

— Мы можем вызвать государственного защитника, если хотите?

Дверь открылась, и вошел мужчина в костюме.

— В этом нет необходимости. Беседа носит неформальный характер. Если вам не понравится какой-то вопрос, вы можете уйти в любой момент, — сказал новоприбывший. Он протянул руку. — Меня зовут Доминик или детектив Уильямс, в зависимости от того, что вам больше нравится.

Я посмотрела на его руку, затем в его глаза. Он напомнил мне всех тех «хороших копов» из фильмов. Привлекательный мужчина, но в том отцовском смысле. Не то чтобы я много знала о том, что значит иметь отца — мой ушел, когда мне было девять, просто однажды вышел на работу и не вернулся. Я прикинула, что Доминику где-то за сорок, у него были черные волосы и костюм, подчеркивавший ореховый цвет глаз. Несмотря на всю его дружелюбность, я не собиралась пожимать ему руку. Он понял намек и сел.

— Вы можете сказать мне, зачем я здесь?

— Вы были у дома Джанетт Дюбуа в прошлый понедельник?

Я наклонила голову, глядя на него.

— Так вот в чем дело? Моя мать заставила вас арестовать меня за то, что я посмела постучать в ее дверь?

— Значит, вы не отрицаете, что были там?

— Нет, не отрицаю. Я не видела свою мать с тех пор, как села в тюрьму, и подумала, что, возможно, если она меня увидит, мы могли бы… я не знаю… она все-таки моя мать. Я думала, что мы сможем как-то восстановить отношения, поговорить… но она не захотела. Она ясно дала это понять.

Доминик быстро записывал мои слова.

— И что произошло?

Я пожала плечами.

— Примерно то, чего и следовало ожидать. Она накричала на меня, послала к черту и сказала, что не хочет меня видеть. Дала мне пощечину и захлопнула дверь перед моим лицом.

— Как вы себя после этого чувствовали?

Я фыркнула.

— А как вы думаете? Мне было больно и обидно. Я не пью чуть больше шести месяцев, и чуть не сорвалась. Думаю, можно сказать, что я была расстроена.

— Вы злились?

— Нет, мне хотелось плакать. Хотелось провалиться сквозь землю и никогда не вылезать обратно. Я пошла на позднюю встречу Анонимных Алкоголиков, а потом вернулась домой.

— А где вы живете? Я не смог найти адрес в базе, — сказал он.

— В приюте для бездомных в Северном квартале. — Его ручка остановилась. — Да, вы правильно услышали. Я неудачница. Но я не отвечу больше ни на один вопрос, пока мне не объяснят, почему я здесь и почему в рабочее время, которое теперь могу потерять благодаря вашим офицерам. Могу я официально заявить, что вы умеете добивать человека, когда он и так на дне? Может, вам стоит попробовать другой подход?

Я моргнула, сдерживая слезы, пока эмоции, которые пыталась подавить, не вырвались на поверхность. Как моя мать могла вызвать на меня полицию? Да, я облажалась, и мне придется жить с этим и с потерей сестры вечно, но я также отсидела свой срок и изо всех сил пыталась наладить свою жизнь.

— Всего один вопрос.

— Нет. Сначала ответьте на мой, или я позову адвоката. Мне все равно, кто это будет. Я не сделала ничего плохого, а этот отдел унизил меня и обращался со мной как с преступницей без всякой причины.

Доминик откинулся на спинку стула и постучал ручкой по столу.

— Ладно, хорошо, вы правы, вы были очень сговорчивы. Я расследую убийство Дэвида Фульгора.

Мое лицо исказилось от непонимания.

— Я не знаю его. Почему вы решили, что я каким-то образом связана с убийством человека, которого даже не знаю?

— Значит, имя тебе незнакомо? — Я покачала головой. — Он был… парнем вашей матери, но его жестоко убили в четверг ночью.

Я прижала руки к груди.

— И моя мать решила свалить убийство на меня? Вы сейчас издеваетесь? — Он ничего не ответил, выражение его лица не изменилось, но я уже знала, что права. — Просто невероятно. Я знала, что она меня ненавидит, но чтобы обвинить в убийстве? Вау. — Я покачала головой, чувствуя, как боль и неверие смешались во мне в опасный коктейль из отчаяния. — Безумие. Если уж на то пошло, вам следует разобраться с тем, что меня преследовали, а не с тем, что я убийца.

— Вас преследовали? Преследовали, но прекратили или все еще продолжают?

— Продолжают.

— Ладно, расскажите мне об этом.

Я облизала губы.

— Все началось в прошлый понедельник, когда я столкнулась с ним у спортзала. Я была не внутри, я стояла снаружи на тротуаре. Он вышел, и я буквально столкнулась с ним.

— Хорошо, и что произошло дальше?

— Я сказала ему быть внимательнее и пошла дальше, но он последовал за мной и предложил купить мне кофе, — Доминик перестал писать и посмотрел на меня. — Знаю, звучит нестрашно, но от него исходила опасная энергия. Я убежала в пекарню, вышла через задний выход и спряталась. Он последовал за мной в переулок.

— И когда вы увидели его в следующий раз?

— В баре. Я закончила работу и шла по улице, когда увидела его за стойкой через окно. — Доминик приподнял бровь, и я почувствовала, как мое лицо заливает жар. — Он посмотрел на меня, и наши взгляды встретились. Это… трудно описать, но я убежала.

— Он последовал за вами?

— Не видела, чтобы он пошел следом, но, если бы он не работал, думаю, он бы пошел. А недавно, на встрече анонимных алкоголиков, я клянусь, что кто-то смотрел на меня из коридора.

— Вы видели, кто это был?

— Нет, один из участников открыл дверь, и там никого не оказалось. — Я закусила губу. Это звучало настолько безумно, но как, черт возьми, объяснить чувство, предчувствие, инстинкт? — А потом, когда я закончила смену в «Молисано», он сидел на скамейке напротив дороги и ел бургер. Когда я пришла в закусочную Харпер на следующую смену, он уже был там и заказал картошку фри.

— Понятно. Он говорил что-нибудь о том почему вас преследует?

Я сглотнула.

— Мисс Харпер сказала, что он хочет купить ее закусочную. Я не знала, что она ее продает.

Доминик откинулся на спинку стула, перестав записывать.

— Итак, позвольте уточнить. Вы столкнулись с ним, а он попытался извиниться и предложил купить вам кофе. Потом вы увидели его на рабочем месте, глядя через окно, а потом заявили, что он был на встрече АА, хотя никто его там не видел. А сегодня он появился в закусочной, но у него была назначена встреча с вашим начальником. Все верно?

Я заерзала на стуле, оглядываясь, пытаясь найти способ объяснить это лучше.

— Да, думаю, так и есть. Но я говорю, от этого парня исходит сталкерский вайб.

— Сталкерский вайб?

— Да, он кажется опасным.

— Мисс Дюбуа, вы понимаете, что такое сталкинг?

— Я говорю вам, что меня преследуют, и это мистер Лоран! — Сказала я с раздражением. Никто не поверил мне восемь лет назад, и никто не поверит сейчас. Все всегда предпочитали худшее во мне, включая мою мать.

— Мистер Лоран, из «Бурбон Бойз»? — Я кивнула. — Грейсон Лоран владеет этим баром и является образцовым гражданином нашего города. — Отлично, детектив знал его и считал его отличным парнем. Хреново.

Я провела рукой по волосам.

— Верьте во что хотите, но с меня хватит. Я ухожу. Можете отвезти меня в приют? Он на другом конце города.

— Да, но последний вопрос. Вы брали что-нибудь из дома вашей матери? Возвращались потом за чем-нибудь?

Я покачала головой.

— Нет.

— Никаких старых памятных вещей?

— Мама сказала, что сожгла все мои вещи и хочет, чтобы я горела в аду, так что нет, не возвращалась и даже не знала, что у нее что-то осталось. Похоже, она лжет. Может, вы подозреваете не ту женщину. В конце концов, она спала с ним. Разве супруг не является главным подозреваемым? Или так не работает, если есть ребенок, который уже сидел в тюрьме?

— Уверяю вас, мы рассматриваем все версии в этом расследовании. Вы хотите сказать, что ваша мать способна на убийство?

Я улыбнулась, а затем рассмеялась.

— Кто ее знает? Когда-то я бы сказала, что нет. Но я не видела ее восемь лет, кроме той ночи. Люди меняются, так что, возможно. Но что я точно знаю, так это то, что я не знала ее нового парня и даже не знала, что он у нее был. Это была не я.

Я встала с кресла.

— О, могу я подать заявление о сексуальном насилии или хотя бы зафиксировать инцидент?

— Это как-то связано со сталкером? — Спросил он. И хотя он не улыбнулся, я почувствовала сарказм в его вопросе.

— Знаете что? Забудьте. Я просто хочу домой.

Доминик встал и подошел к двери. Открыв ее, он посмотрел на меня, когда я проходила мимо.

— Я провожу вас к выходу, и вы можете подождать там офицера, который отвезет вас домой. Но, мисс Дюбуа, я бы не советовал покидать штат, пока дело не закроется.

— Как будто у меня есть куда уехать.

Каждая клеточка моего тела хотела ворваться в дом матери и высказать ей все, что я думаю о ее материнских инстинктах. Обвинить меня в таком ужасном преступлении — это уже переходило все границы.

Этот день был из тех, когда лучше было бы просто перевернуться на другой бок и не вставать. Я посмотрела на свою дрожащую руку, когда мы вошли в зал ожидания в полицейском участке. Мне срочно нужна была встреча АА. Если Бог решил испытать меня, он делал это чертовски хорошо.