Кровавый квартал

ГРЕЙСОН

С воплем я завершил тяжелый подъем штанги и с глухим стуком опустил ее на резиновый коврик. Разминая плечи, поднял бутылку с водой и сделал глоток. Музыка гремела в наушниках, пот струился по спине и животу после изнурительной тренировки. Несколько девушек на эллипсах в конце зала наблюдали за мной через зеркало. Они пытались не палиться, но как только я смотрел в их сторону, их лица вспыхивали румянцем, и они улыбались. Я был чертовски возбужден, но не хотел, чтобы ко мне подходили. Обмотав полотенце вокруг шеи, направился в душевую.

Как бы ни старался, мне удалось поспать всего пару часов, и мое настроение колебалось между агрессией и гребаным безумством. Опасное сочетание. Включив душ и встав под горячие струи воды, я закрыл глаза, прижав лоб к прохладной плитке. Мягкий запах ириса и корицы заполнил мои мысли, и я почувствовал, как член затвердел. Что, черт возьми, такого в этом аромате?

Опустив руку вниз, я сжал рукой член и начал медленно дрочить. Я сдерживался, чтобы трахнуть подходящую добычу, но никто не вызывал у меня интереса настолько, чтобы приложить усилия. Никто, кроме той безликой женщины с кладбища. Ее голос был мягким, словно летний ветерок, но я уверен, что он зазвучит еще слаще, если она будет задыхаться, когда будет сосать мой член, а по ее щекам будут катиться слезы. Она бы царапала мои ноги, умоляя дать ей вдохнуть. Возможно, я бы позволил.

Протянув руку, я нажал на дозатор геля для душа, выдавил на ладонь внушительную порцию и размазал ее по члену. Поглаживая яйца, я снова крепко обхватил его рукой, ускорив движение, поддаваясь картинкам в моем воображении.

Положив ее лицом вниз на гроб, я бы привязал ее к нему. Я почти чувствовал, как ее киска принимает меня, пока я жестко ее трахаю. Взяв в руки нож, я мог бы вырезать узоры на ее спине и слизывать кровь с кожи, наслаждаясь металлическим привкусом. Поглощая то, что дарует ей жизнь, пока я кончаю в нее, забирая себе ее душу, прежде чем перерезать ей горло.

Я начал дрочить быстрее, вода и мыло издавали шлепающий звук, и если бы в раздевалке находился еще какой-нибудь парень, он бы точно понял, что я делаю. Но мне похуй. Я мог дрочить при ком угодно. Чем больше глаз, тем лучше. Мне по-прежнему нравилось прогуливаться по парку и дрочить у пруда. В свое время я нашел не одну ничего не подозревающую жертву, но теперь была лишь одна, таинственная, в капюшоне, которая занимала все мои мысли.

Мысли о том, как ее кровь стекает по гробу алыми струйками, заставили мое тело напрячься, в такт движению моей руки. Она бы кричала от наслаждения, полностью отдаваясь мне. Моя задница напряглась, и я вздрогнул, когда первая струя спермы брызнула из моего члена. Стиснув зубы, я дрочил еще быстрее, пока не выжал все до последней капли. Член все еще был полутвердым и тяжелым, но опасная грань, на которой я балансировал, ослабла.

Я сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь подавить оставшиеся желания, что терзали меня. Прежде чем я научился контролировать себя, я был неуравновешенным и убивал слишком много людей. Единственной причиной, по которой меня не поймали, была чертова удача. Те, кого я выбирал наугад, были легкой добычей и ничего не подозревали. Это были и парни, которые выводили меня из себя на занятиях, и члены футбольных команд соперников, слишком самоуверенные, и бывшие подружки, которые слишком близко подбирались к моим секретам, и учитель, отказавшийся менять мою оценку. Черт, я даже убил проститутку, которая решила, что будет забавно поиздеваться над семнадцатилетним подростком, а затем и ее сутенера Джона, когда он пришел за ней. Так много великолепной крови было пролито, но тогда я был беспечен и почти не контролировал себя.

Леннокс был единственным, кто знал, кем я являюсь на самом деле, и только он смог помочь мне избежать тюрьмы. Он помогал мне разбираться с последствиями, когда я терял контроль и оставлял слишком много беспорядка, чтобы справиться самому.

Но все изменилось, когда я увидел первую газетную статью о Хамелеоне. Вот у него был настоящий талант. От безупречных похищений до произведений искусства, которые он оставлял после себя — полное отсутствие доказательств было просто божественным. Но потом он поднял ставки и начал охотиться на более влиятельные цели. ФБР объявило, что они поймали его и он мертв, но я знал, что это не так. Тот, кого они называли Хамелеоном, был лишь жалким шарлатаном, подражавшим настоящему совершенству. Я не знал, почему он изменил тактику, но уверен, что он все еще где-то там, продолжает убивать. Меня беспокоило то, что он не проявлял активности уже более полугода. Но если бы я кому-то сказал, что меня волнует серийный убийца, с которым я никогда не встречался, меня бы отправили в психушку прямо сейчас. В его убийствах было что-то такое, что успокаивало меня и показывало, кем мне нужно стать, если я хочу жить и оставаться на свободе. С того момента я каждый день оттачивал свое мастерство и учился контролировать свои импульсы. Было нелегко. Во мне всегда было желание сорваться и убивать, как раньше.

Возможно, поэтому жетон и мольбы моей таинственной куколки в капюшоне привлекли меня. Она боролась с зависимостью, и я был не лучше. Но если ее тянуло к алкоголю, то меня — к чему-то куда более опасному.

Я закончил мыться и пытался сосредоточиться на чем-то другом, кроме этой загадочной женщины, которая завладела моими мыслями. Но как только мой разум на чем-то зацикливался, я становился одержим. Найти ее и убить — теперь это был единственный способ остановить себя.

К счастью, когда я вышел из раздевалки, девушек с эллипсов нигде не было видно. Закинув спортивную сумку на плечо, я решительно направился к выходу.

— Увидимся, — сказал новый парень на ресепшене, и я одарил его своей фальшивой улыбкой, надев солнцезащитные очки и плечом открыв дверь.

Выйдя на улицу, я сразу же врезался в кого-то. Она выругалась, и у меня по спине пробежал холодок.

— Смотри, куда идешь, — сказала она, и я уставился в темно-синие глаза, почти такого же оттенка, как ее волосы. Но этот голос…

— Извини, ты в порядке? — Я потянулся к ее руке, но она отступила, скрестив руки на груди. На ней был черный вязаный свитер, прикрывавший, похоже, униформу. Она смотрела на меня, как зверь, оценивающий опасность, прежде чем обойти.

— Да, все нормально. — я смотрел, как она уходит. Когда она ссутулилась и оглядывалась через плечо, образ девушки с жетоном снова всплыл у меня в голове. Не может быть. Эта сексуальная малышка — она?

Моя губа дрогнула в усмешке, и я побежал за ней.

— Эй! Извини, я не знаю твоего имени.

Она снова ускорила шаг, оборачиваясь, чтобы видеть меня. Умная и сексуальная.

— Потому что я не называла свое имя. Чего ты хочешь?

— Мне неловко за то, что врезался в тебя. Давай я угощу тебя кофе, чтобы загладить вину.

— Лучше просто оставь меня в покое.

Я бежал задом наперед, оказавшись перед ней, и подарил ей свою лучшую обворожительную улыбку, которая заставляла девушек снимать трусики. Но она лишь приподняла бровь и остановилась, сверля меня взглядом. Неожиданная реакция. Мне понравилось.

— Этот взгляд должен на меня сработать?

— Он срабатывает на всех, — ответил я, просто чтобы продолжить разговор и убедиться, что это она.

Я сделал шаг ближе, и она огляделась, словно оценивая пути к отступлению. Когда она не отступила, я сделал еще один шаг. Ее волосы взметнулись на ветру, и, черт возьми, вот он, тот самый аромат, который я почувствовал той ночью. Мои руки зачесались, хотелось схватить ее и утащить в переулок, пока в голове разгорался пожар фантазий.

— Ну, я не все, — сказала она и, как кошка, резким движением шагнула в сторону, нырнув в открытую дверь оживленной пекарни.

О, так легко она не уйдет. Я шагнул внутрь, но очередь тянулась через весь магазин и снова возвращалась к двери, половина людей была в черном. Я заметил ее необычные синие волосы, мелькнувшие в толпе, когда она протиснулась в зону «только для персонала». Петляя между этими раздражающими мешками плоти, я нашел брешь и, практически бегом, рванул за ней.

Мои инстинкты были в состоянии повышенной готовности. Я обычно не охотился днем, но не мог позволить ей снова уйти. В подсобке работало пять человек, и все они уставились на меня, когда я вошел.

— Извините, просто ищу свою девушку. У нее синие волосы и черный свитер, — сказал я.

— Она сказала, что у нее встреча с боссом по поводу работы. Офис вон там, в конце, — сказал парень, замешивавший тесто.

— Отлично, спасибо.

Следуя за ней, я прошел мимо офиса, уверен, что не найду ее там, и направился к черному ходу. Выскочив наружу, я огляделся по сторонам в переулке и выругался. Пусто, но она точно пошла сюда. Ее запах все еще витал в воздухе, сводя меня с ума. Я провел языком по нижней губе и почти почувствовал ее вкус. Уголок моего рта приподнялся в ухмылке.

Ладно, куколка, игра начинается. Готова или нет, я иду.

Алора

Я застыла на месте, задержав дыхание. Внешне не было причин избегать сексуального парня, который предложил мне выпить кофе, но что-то в нем, как и в Томасе, вызывало тревогу. Возбуждение он тоже вызывал, но одноразовый секс не входил в мои планы. Было бы приятно? Конечно. Как и выиграть миллион долларов, излечить рак и вернуть мою сестру к жизни, но ничего из этого не произойдет.

Проблема с такими горячими парнями, предлагающими кофе, в том, что они всегда хотят большего, чем просто кофе. Я слишком хорошо знала таких, как он. Черт, я даже встречалась с одним из них. Типичный американский спортсмен, скорее всего, футболист, был звездой школы и теперь, вероятно, искал способ снова почувствовать вкус былой славы. Он был из тех, кто получает все, что хочет и когда хочет. Это означало, что он не понимал, когда ему говорят «нет», а это уже смертельно опасно. Такие парни не умели принимать отказы. А еще хуже — они не умели брать на себя ответственность. Что бы случилось, если момент удовольствия обернулся бы «Черт, я беременна»? Я уже была бездомной, без будущего и с несколькими демонами, которые сковывали мои лодыжки, как кандалы. Последнее, что мне нужно, — принести в этот хаос невинного ребенка.

Но это не единственная причина, по которой я не хотела, чтобы он был рядом. Вокруг него витала какая-то неправильная энергия. Она прилипала к нему, как тьма — одновременно захватывающая и смертельно опасная. Мой желудок сжался, сердце застучало быстрее, как было всегда, когда я бралась за бутылку текилы. Этого было достаточно, чтобы понять: держись подальше. Очень, чертовски далеко.

Я услышала, как открылась задняя дверь пекарни, и мысленно пожелала стать невидимой. Он тихо выругался, и волосы на моей шее встали дыбом, но я не шелохнулась. Даже после того, как звук его шагов исчез в переулке, я продолжала сидеть в своем укрытии. Наступили сумерки, а затем и полная темнота. Только тогда я рискнула выйти из узкого пространства за мусорным баком. Руки и ноги тряслись от неудобного положения, а от свитера несло гарью. Замечательно.

Мало того, что я не нашла работу, так теперь у меня снова возникнут проблемы с ночлегом. Покачав головой, я побежала трусцой, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что за мной никто не следит. Все живут с такой паранойей? Это явно ненормально.

Я замерла, повернув за угол, осознав, где нахожусь. Настолько потерявшись в своих мыслях, мои ноги сами привели меня сюда. Я стояла перед своим старым домом. Внутри горел свет, а на подъездной дорожке стояла старая, раздолбанная машина — значит, моя мать была дома. Натянув свитер плотнее, я стояла, как будто прошло несколько дней, пока в голове мелькали воспоминания, словно старый фильм: как я брызгала на Эви из шланга, когда мы должны были мыть машину мамы, и как гуляли вокруг квартала ночью, пока мама работала допоздна. Единственное время, когда я могла позволить себе быть уязвимой.

Улыбка Эви озаряла любое помещение, куда бы она ни вошла. Она всегда была любимицей, и я никогда не злилась на нее за это. Но именно я разрушила ее жизнь. Я познакомила ее с вечеринками, выпивкой, научила, как незаметно выбираться из дома. Моя вина, что у Эви больше нет будущего.

Прошло три года с момента моего освобождения, но моя мать все еще не отвечала на мои звонки. Однако время пришло. Мне нужно посмотреть ей в глаза. Каждый шаг по дорожке к входной двери ощущался как еще один приговор. Я все еще слышала, как стучит молоток судьи, приговаривая меня к тюремному заключению. Моя мать сидела и смотрела, слезы текли по ее щекам, но не из-за меня. Они были о ребенке, которого она потеряла.

Я подняла руку и постучала. Сердце билось в груди, как барабан. В последний момент я испугалась и уже собиралась уйти, когда дверь вдруг открылась.

— Здравствуйте, чем могу помочь?

Сердце замерло, а потом снова забилось, живот скрутился в тугой узел. Медленно повернувшись, я увидела в ее глазах искру узнавания.

— Привет, мам, — прохрипела я.

— Алора?

Я плотнее прижала свитер, стараясь скрыть дрожь.

— Да, это я.

Мама вышла на крыльцо. В ее взгляде не было ни тепла, ни сострадания — только холодная ярость. Ее глаза гневно сузились, и прежде чем я успела что-либо понять, ее рука с силой ударила меня по щеке. От пощечины я покачнулась, на глаза навернулись слезы. Я схватилась за лицо, отступая в шоке.

— Как ты посмела прийти сюда? Как посмела переступить порог этого дома? Я говорила, что не хочу тебя больше видеть, ничего не изменилось. Когда умерла Эви, я потеряла не одну дочь. Я потеряла обеих.

— Знаю, что ничем не могу искупить то, что случилось, но… разве ты не хочешь узнать, как я? Хоть немного? Я все еще твоя дочь. Я все еще люблю тебя.

Она подняла палец и шагнула ко мне, и инстинктивно я отступила назад.

— Никаких «но». Нет, не хочу знать, потому что мне все равно. Я избавилась от всех твоих вещей в день вынесения приговора — отдала их или сожгла. Точно так же, как пыталась выжечь тебя из своей памяти. Ты больше не моя дочь. Ты ею не была уже восемь лет, и, если я больше никогда тебя не увижу, даже этого будет недостаточно. Иди к черту, Алора, и в этот раз останься там, — зарычала она, прежде чем зайти обратно в дом и с грохотом захлопнуть дверь перед моим лицом.

Не думала, что будет так больно. Я знала, что меня ждет, знала, что это произойдет, но не могла остановить слезы. Прикрыв рот рукой, я отвернулась и пошла прочь от дома, в котором провела большую часть своей жизни, в котором выросла, с которым у меня были связаны все хорошие и плохие воспоминания, и в который пыталась не приходить с момента освобождения. Я была мазохисткой — единственное объяснение тому, почему я все-таки пришла. Как дура, лелеяла надежду, что, может, со временем ее ненависть ослабла.

Я всегда чувствовала себя чужой, изгоем, но теперь поняла, что я не больше чем призрак своего прошлого, дрейфующий по жизни, в ожидании того дня, когда чувство вины и боль уйдут, и я смогу, наконец, присоединиться к своей сестре. Может, тогда я найду покой.

Черт, мне нужно выпить.