Кровавый квартал

АЛОРА

Тьма. Только тьма. Возможно, она всегда была со мной. А может, моя жизнь — лишь параллельная вселенная света и тьмы, существующих на одном уровне, но никогда не признающих друг друга. Может быть, вера в Бога и рай всегда была не более чем дымом и зеркалами, и каждый момент нашей жизни — наш собственный рай или ад.

Моя сокамерница говорила, что просыпаться каждый день и вспоминать, почему она в тюрьме, — и есть ад. Я никогда не слышала более верных слов. Не проходило ни дня, ни ночи, чтобы я не думала об Эви и Тэмми, и о том, что я сделала, чтобы стать причиной их смерти. Могла ли я поступить по-другому? Почему жива осталась именно я? Возможно, это и было моим наказанием? Жить, зная, что я причина смерти Эви, а моя душа погибла вместе с ней?

Возможно. Но я выдержала все, что смогла. Я думала, что смерть должна принести покой. Место, где твоя душа наконец-то отдыхает, а боль от прожитой жизни утихает. Но если я умерла, то в рай не попала. Все мучительные воспоминания остались, а боль от ее потери все так же давила на грудь.

Я моргнула, пытаясь вспомнить, что произошло. Я хотела умереть. Плакала, говорила с Эви, пила. А потом встала, решив наконец присоединиться к сестре. Но…

— Начинаешь приходить в себя? Наконец-то.

Серьезно?

Меня бросило в дрожь от звука голоса Грейсона. Я бы узнала его где угодно, и казалось вполне логичным, что, прыгнув навстречу смерти, его голос стал первым, что я услышала. Может, он всегда был дьяволом. Следовал за мной из тени, прятался, выжидал момент, чтобы ударить, забрать меня и утащить туда, где мне самое место.

Страх холодной волной пробежал по телу, когда я услышала, что он приближается. Я повернула голову, увидела его тень, но не могла разглядеть лицо. Сглотнув, я зашипела от ощущения чего-то в носу и в горле. Что он со мной сделал? Дернув рукой, чтобы попытаться вытащить что-то похожее на трубку, я обнаружила, что не могу двигаться, и страх, вместе с тошнотой, начал подниматься внутри. Выровняв дыхание, я с трудом сглотнула, чтобы не выдать себя.

Не паникуй, не паникуй, не паникуй.

— Что ты со мной сделал? Почему я не могу двигаться?

— Спас тебе жизнь. Ты не можешь двигаться, потому что я привязал тебя для твоей же безопасности. То, что ты чувствуешь, — трубка, идущая по пищеводу в желудок. Я выкачал большую часть алкоголя через зонд, но решил, что ты не захочешь просыпаться с трубкой в горле, так что теперь она проходит через нос.

— Как заботливо, — пробормотала я. — Я не люблю, когда меня связывают, — сказала я и тут же мысленно пнула себя.

— Переживешь. — Не знаю, пытался ли он меня утешить, но это совершенно не помогло. — Я закончу промывать тебе желудок солевым раствором. — Он подошел ближе, в том же капюшоне, что и в приюте, скрывая лицо. — Если тебе интересно, почему физраствором, то чтобы предотвратить электролитный дисбаланс.

Он оперся на стол.

— Весьма впечатляет — выпить две бутылки и при этом еще бежать. Ты, должно быть, настоящая звезда легкой атлетики.

Я отвернулась от него, вспоминая каждый жизненный выбор, который привел меня к этому моменту.

— Тебе следовало просто дать мне умереть.

Он схватил меня за подбородок, заставив посмотреть на него. В его облике было что-то по-настоящему пугающее. Капюшон делал его похожим на самого Жнеца. Казалось, что я умоляю саму смерть завершить начатое.

— Ты еще не понимаешь, но мы созданы друг для друга, как звезды и темное небо. Не волнуйся, смерть всегда преследует нас. От нее не убежать. Твое желание исполнится, но не сейчас, куколка. У меня есть планы для нас, планы по твоему восстановлению.

Фырканье вырвалось из меня, прежде чем я успела остановиться. Алкоголь, все еще текущий по моим венам, придал храбрости не задумываться о таких мелочах, как то, где я и что со мной будет. Но я боялась того момента, когда действие спиртного окончательно пройдет.

— Меня нельзя восстановить или исправить. Моя мать пыталась, врачи пытались, черт возьми, даже тюрьма пыталась, но я всегда буду сломана. — Я всматривалась в тьму капюшона, пытаясь найти его глаза. — Отведи меня обратно на мост и сбрось, или застрели. Делай что хочешь. Смерть — единственное, чего я жду.

Он скинул капюшон, и я не была уверена, что хуже: пустота, скрытая тенью, или пронзающие голубые глаза, от одного взгляда на которые мое сердце забилось сильнее. Он улыбнулся, и это ощущалось, как прикосновение чего-то ледяного.

— И где же тут веселье? Нет, куколка. Сломать тебя и собрать заново… намного интереснее.

Прекрасно. Меня похитил настоящий психопат. Я не могла привлечь какого-нибудь обычного насильника или убийцу. Конечно, нет. Мне обязательно нужно было притянуть самого сумасшедшего из всех, как чертов мотылек на пламя.

Он провел костяшкой пальца по моей щеке, и я поняла, что плачу, когда он поднял палец и показал мне, прежде чем медленно втянуть его в рот.

— Ты на вкус, как отчаяние. Интересно, будет ли твоя киска такой же сладкой.

Мое дыхание остановилось, а сердце застыло в груди, когда я увидела, как он снова облизал палец и тихо застонал. Ничего из того, что он делал, не должно было вызывать возбуждения, и тем не менее внутри меня проснулось что-то большее, чем страх и грусть. И это пугало сильнее всего. Моя неспособность себя контролировать всегда была моим злейшим врагом, и я уже знала, что он будет хуже любой бутылки водки.

Господи, знаю, что не заслуживаю помощи, но прошу, помоги мне.

Грейсон

Сняв кожаный плащ, я повесил его и начал медленно обходить Алору, размышляя, с чего начать. Она думала, что слаба, но ее ум был куда более выносливым и решительным. В ее глазах горел вызов, даже сквозь дымку алкоголя.

Ее глаза следили за мной по всему помещению, даже когда я был в тени.

— Не хочешь спросить, где ты?

— Тебе станет легче, если я спрошу? — Ответила она с сарказмом в голосе, еще раз демонстрируя силу, которой не обладали многие.

Усмехнувшись, я облокотился на стол и посмотрел на нее сверху вниз.

— Ты в доме моей семьи. Точнее, раньше у нас была здесь дача, но мои родители здесь больше не живут, теперь здесь живу только я. Сейчас ты привязана к моему обеденному столу, и должен сказать, выглядишь, как вкусное блюдо, которое чертовски хочется съесть.

Щеки Алоры покраснели, глаза расширились, и она прикусила губу. На ее лице написана целая гамма эмоций — смущение, страх, желание. Я мог читать ее, словно открытую книгу.

— Мне нужно в туалет, — сказала она, и я усмехнулся.

— Тогда иди.

— Что?

— Прислушайся к своему телу, Алора. Скажи мне, что ты чувствуешь.

Она моргнула, подняла голову и посмотрела вниз, ее лицо стало белым, как мел.

— Я… я голая, и… о боже, ты что, вставил мне катетер?

— Именно так. Как только я закончу промывать твой желудок, начну вводить тебе питательные вещества. Ты в ужасной форме, у тебя дефицит всех необходимых элементов.

— О, боже… Неужели ты решил лишить меня всякого достоинства? — Спросила она, снова опустив голову. — Ты реально псих.

— Скорее, социопат, — ответил я. — И нет, я просто тщательно подхожу к делу. Я выполняю твою работу — забочусь о твоем теле.

— Спасибо, мам, — фыркнула она, и я резко подошел к ней, схватив ее за лицо.

— Твоя мать — дрянь, которой плевать на тебя, а вот мне нет. Больше не называй меня так, иначе накажу.

Она сглотнула, звук был громким в тихом доме. Черт, как же мне нравились ее голубые глаза. Они были как два айсберга, и все же, как ни странно, согревали меня. Алора кивнула, и вспышка гнева во мне утихла.

— Это был ты, не так ли? — Спросила она, когда я отпустил ее лицо.

— Если ты спрашиваешь, убил ли я того мужика, который трахал твою мать, то да. Я убил Дэйва.

Она закрыла глаза, покачав головой из стороны в сторону.

— Почему?

— Он обернулся. Ему не следовало оборачиваться, — сказал я, включая старый музыкальный центр. Проигрыватель загудел, и я взял диск, который нашел в коробке Алоры с надписью «Любимые A&E».

— Не понимаю, что это значит.

Я пожал плечами, вставив диск в проигрыватель и захлопнув крышку.

— Значит, что он оказался не в том месте и не в то время. И ему нужно было умереть.

— Думаю, ты рассказываешь это мне, потому что не собираешься отпускать?

Я взял пульт и нажал на случайное воспроизведение. Первая песня начала играть, и я подошел к Алоре. Мне нравилось, как дико смотрятся ее синие волосы, разметавшись вокруг головы, контрастируя с деревом глубокого медового цвета.

— Верно. Но, если честно, я никого не отпускаю, если однажды забрал. Не волнуйся. Когда я закончу, ты либо будешь умолять остаться, либо умрешь. В любом случае, победа, разве нет? — Я поднял коробку от диска, показывая ее Алоре, и в ее глазах заблестели слезы. — Вот почему Дэйв умер. Я искал зацепки, кто ты такая, Алора. Что нравится моей куколке? Что ею движет? Какой она была до той аварии, в которой погибла ее сестра?

Она отвернулась от меня, слезы катились по ее щекам.

— Пожалуйста, отпусти меня. Если тебе нужно, чтобы я умоляла, я буду умолять. Пожалуйста, позволь мне уйти, — ее голос дрожал от страха. Но я не был уверен, чего она боялась больше — меня или собственных чувств.

— Куда бы ты пошла, куколка? У тебя нет дома, семьи, друзей, ни одной причины продолжать жить. Я — все, что у тебя осталось. Так скажи мне, куда бы ты пошла?

Она не ответила. Ее нижняя губа задрожала, когда я провел рукой по ее руке и почувствовал, как она вздрогнула, а соски затвердели.

— Нет, ты не хочешь уходить. Ты была готова покончить с собой, а я предлагаю тебе шанс начать новую жизнь и найти новую причину жить.

— Я просто хочу умереть. Пожалуйста… пожалуйста, убей меня.

Я вздохнул и склонился над ней, слизывая соленые капли с щек.

— Я уже сказал «нет». Перестань просить. Первое, что ты узнаешь обо мне — я не люблю повторяться. Так что не проси больше. Пустая трата времени и сил, — поглаживая ее лицо, я провел большим пальцем по нежной коже. — Ты чертовски прекрасна. Как яркая звезда, сорванная с небес и брошенная на землю ради меня. Неудивительно, что ты не вписываешься. Этот мир никогда не сможет понять тебя.

— А ты понимаешь? — Спросила она тихим, дрожащим голосом.

— Да, понимаю. А теперь отдыхай. Тебе станет лучше, когда поешь, и я выведу остатки яда из твоего желудка.

— Яд в моем желудке — не проблема. Проблема — то, что течет по моим венам, — сказала она.

— Посмотрим.

Взяв одеяло, я накрыл ее тело, чтобы она не замерзла. Она посмотрела на пульт в моих руках, а затем на лицо. Я демонстративно положил пульт в недоступное для нее место.

— Давай начнем с того, что посмотрим в лицо твоему прошлому. — Я надел ей на глаза маску для сна.

— Нет, пожалуйста, выключи ее.

Я увеличил громкость и вышел из комнаты.

— Пожалуйста! Пожалуйста!

Блять, как же мне нравилось это слово на ее губах. Осталось только дождаться, когда она скажет «пожалуйста, трахни меня». Это случится, со временем, но она сдастся или я перережу ей горло.

Подняв сэндвич с ветчиной и сыром, который я приготовил, пока Алора была без сознания, я сел и откусил кусок, слушая, как она кричала из другой комнаты, умоляя меня выключить музыку. Вот это жизнь.