Кровавый квартал

ГРЕЙСОН

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не оторвать Томасу голову. Я видел, как он посмотрел на мою куколку, как только она вошла в закусочную. Черт, мне понравилось, что она сразу меня заметила. Ее глаза расширились, и она застыла, как олень в свете фар. Я видел, как она мысленно рассчитывала расстояние и задавалась вопросом, как мне удалось прийти раньше. Она была не в восторге от того, что я так близко, ой как не в восторге.

Следующее, что я заметил, как Томас следил за каждым ее движением. То, как он пялился на ее задницу и сиськи. А когда Алора подошла обслужить меня, а не его, он чуть ли не позеленел от зависти. Томас хотел ее, и за это он умрет. За то, что тронул мое, он умрет мучительно, а за угрозы ей… ну, за это он будет умолять о смерти.

Я смотрел, как она уезжает на заднем сиденье полицейской машины, с тошнотворным чувством в животе. Надеюсь, ее скоро освободят. Могу ли я добиться ее освобождения? Вероятно. Но для этого мне нужно объяснить, откуда я знаю, что она никого не убивала. Посмотрим, как развернутся события, прежде чем становиться рыцарем на белом коне. В любом случае вся эта штука с блестящими доспехами меня не очень устраивала, не мой стиль.

Теперь это… это был я. Я посмотрел на Томаса, который начал приходить в себя. Я не пользовался этим местом уже несколько лет. Безопаснее всего было держаться подальше от мест, которые соблазняли меня сорваться, но Томас это заслужил, поэтому я оказался в в старом сарае для лодок моей семьи. Родители не использовали его с тех пор, как тут нашли тело моей первой жертвы. Я был слишком молод, чтобы кто-то мог подумать на меня. Они хотели продать это место, но я настоял, чтобы купить его. В итоге они подарили его мне на двадцать пятый день рождения.

Томас уже был закован в цепи, но я ждал, пока он окончательно придет в себя. Прислонившись к деревянной стене сарая, я точил лезвие своего ножа. Удовлетворившись, положил его на верстак и взял кость, которую вырезал. Фигурка напоминала Алору. Ну, наполовину. Вторая половина — череп, в декоративном стиле. Наверное, мое лучшее произведение на данный момент.

— Что происходит, — невнятно пробормотал Томас. — Почему… почему, черт возьми, я голый?

Я не отвечаю на глупые вопросы. Подойдя так, чтобы он мог видеть меня в мерцающем свете, я сел и прислонился к деревянным доскам. От них тянуло сыростью и холодом, но скоро здесь станет жарко. Нож царапал кость, убирая крошечные кусочки и медленно создавая произведение искусства.

— Ты…. — Томас огляделся вокруг, моргая. Я знал, что после наркотического коктейля, который я ему дал, у него все как в тумане. — Почему я здесь? Что ты со мной сделал?

— Лучше спроси себя: что ты сделал? Чем навлек на себя мой гнев? — Спросил я, дуя на фигурку, отчего мелкие опилки попадали на пол.

Он облизнул губы. Поскольку я собирался держать Томаса подвешенным за запястья, наручники и цепи находились перед ним, давая ему достаточно свободы, чтобы подняться и принять сидячее положение. Томаса шатало, как огонь свечи на ветру, но я сомневался, что именно об этом думал Элтон Джон, когда писал песню¹¹.

— Не понимаю, — пробормотал он, дрожа от вечернего ветра, что просачивался в сарай.

— Все очень просто, Томас. Что ты сделал, чтобы меня разозлить?

— Откуда мне, черт возьми, знать? Я видел тебя только в закусочной.

Я медленно покачал головой, заканчивая вырезать верхнюю губу Алоры. У нее были красивые губы, и мне не терпелось попробовать их на вкус.

— Ну, тогда тебе не составит труда догадаться, — ответил я, не удосужившись даже взглянуть на него, пока он пытался встать.

— Отпусти меня, псих.

Я сделал паузу, а затем постучал рукоятью ножа по подбородку.

— Почти слово в слово то, что сказала тебе Алора. Хотя слово «псих» она опустила, но уверяю, она точно так думала.

— Так вот в чем дело? Эй, чувак, с этой девушкой всегда были проблемы. Сколько в эту закусочную хожу — у нее вечно то одно, то другое. Она же пьяница, работу свою еле выполняет, и мозги мне пудрила месяцами. Да она — просто членодразнилка, — Томас скривился.

Я медленно, глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки. Отложил фигурку в сторону, чтобы не испортить.

— Вот тут ты ошибаешься. Возможно, тебе удастся навешать лапшу своим друзьям. Может, даже копы поверят в эту чушь, если красиво наврешь, но со мной не прокатит. Подойдя к моторному блоку, который управлял подъемником лодки, я включил его. Цепь загрохотала и начала тянуть Томаса за руки.

— Эй, остановись. Не делай этого, блять. Эй! — Я проигнорировал его крики, пока он боролся с механизмом. — Ох, черт, — прорычал он, когда его голые ноги заскользили по грубым доскам. Он уже висел почти на цыпочках. — Отпусти меня. Люди будут меня искать. Я тебе не какой-то бомж. У меня компания, клиенты, семья, друзья!

— Поправочка: у тебя разваливающийся бизнес и один клиент, который, кстати, твой двоюродный брат. Отец твой давно умер, а мать — в доме престарелых. Твои приятели, с которыми ты выпиваешь, не ждут тебя до следующих выходных. К тому времени ты уже будешь мертв.

— Да чтоб тебя… ты что, следил за мной? — Томас вытаращил на меня глаза?

Я фыркнул от смеха и затормозил мотор, чтобы цепь не сорвалась.

— Нет, но я хорошо читаю текстовые сообщения. Чем еще заниматься целый час, пока ты в отключке, если не покопаться в твоей жизни?

— Ублюдок. Не могу поверить, что ты делаешь это из-за этой никчемной девки. Я имею в виду, она чертовски горячая, и еще горячее между ног, но это все, что у нее есть.

Томас застонал, когда мой кулак коснулся его ребер. Схватив его лицо, я сжимал до тех пор, пока он не начал кричать и съеживаться от боли.

— Ты ее трахал? — он захныкал громче, но не ответил на мой вопрос. — Ты ее трахал? — Мой голос эхом разнесся по пустому сараю.

— Нет, — сумел произнести он сквозь сжатые губы.

— Ты, черт возьми, врешь мне? — я отпустил его лицо, но тут же обрушил на него удары — в живот, челюсть, ребра. Ярость, возникшая при мысли о том, что этот кусок дерьма касается ее, сорвала последние оковы с моего самоконтроля.

Тяжело дыша, я сделал шаг назад, прежде чем убить его слишком быстро. Его голова покачивалась, он плакал жалкими слезами, кровь капала из его носа и рта. Ублюдок… Я чертовски ненавидел таких как он.

— Ответь на чертов вопрос, — тихо прорычал я, и тон сам по себе был угрожающим.

— Нет-нет, я ее не трахал.

Закрыв глаза, я попытался отогнать зверя, жившего внутри меня, но сегодня вечером заковать его в цепь было невозможно. Меня поглотила кровь, боль, и крики Томаса. Я жаждал их. Они наполняли меня такой жгучей удовлетворенностью, какой не давало ничто другое.

— Почему не трахнул? — спросил я, и он посмотрел на меня так, будто я сошел с ума. — Не заставляй меня спрашивать дважды.

— Я уже сказал, что она — членодразнилка. Скромница, ханжа, чопорная, что ты хочешь, чтобы я сказал? Она бы меня не трахнула.

— Но ты спросил?

— Не совсем, — сказал он, а затем сплюнул кровь на землю. Я уставился на него и вздрогнул, когда мой член затвердел.

— Значит, намекнул, а она не проявила интереса. Приятно знать. Теперь скажи мне одну вещь, Томас, и не вздумай врать… — Я подошел ближе, чувствуя, как от него веет страхом. — Ты бы ее заставил, если бы представился шанс?

Я смотрел ему в глаза, и его нижняя губа затряслась. Правда была в его глазах, когда зрачки расширились всего на мгновение, когда он представил, как трахает Алору и заставляет ее принять его член.

— Чувак… пожалуйста… я… я не знаю. Мне нравится эта идея, но я никогда не делал ничего подобного, — сказал он, и это был самый честный ответ, который я когда-либо получал от кого-либо. Ради этого я воздержался от того, чтобы ударить его снова.

— Тогда скажи, почему ты вел себя с ней как ебаный придурок? — Зачем мне нужны эти ответы, я не мог сказать, но они имели значение.

— Меня взбесило, как она на тебя посмотрела, когда вошла в закусочную. Меня это чертовски разозлило.

Я улыбнулся.

— Тут мы похожи. Потому что меня взбесило, как ты на нее смотрел.

— Я не знаю, кто ты ей, но больше не буду… не подойду к ней, клянусь. Даже в закусочную не вернусь.

— Ты пытаешься умолять сохранить тебе жизнь? — Я подошел к стене и взял цепь, которую специально изготовил для подобных случаев. Его глаза округлились, когда конец цепи развернулся и с грохотом упал на пол, демонстрируя девять коротких звеньев с острыми шипами на концах. Обмотав конец цепи вокруг руки, я подошел ближе, волоча ее за собой. Шипы скребли по дереву, оставляя за собой рваные борозды.

— Другое ощущение, когда ты в ловушке, не так ли? Чувствуешь? — прошептал я, и по его коже побежали мурашки. — Беспомощность, страх, что разъедает изнутри, как яд. Чувствуешь, как все тело подсказывает тебе, что ты больше не на вершине пищевой цепочки?

Томас захныкал.

— Клянусь, я ничего не скажу. Я уеду из города. Нет, из штата. Просто пожалуйста, чувак… Я не хочу умирать. Умоляю тебя, ты же этого хотел, да? Я, черт возьми, отсосу тебе, если хочешь, только не убивая.

— Ну, это определенно неожиданный поворот, Томас. Но ты не так меня понял. Я никогда не говорил, что ты будешь умолять жить. Я сказал, что ты будешь молить о смерти.

Я дернул запястьем, и цепь свернулась у моих ног, как змея, готовая нанести удар. Очень немногие мужчины не боятся ни смерти, ни боли. Таких я встречал редко, но Томас явно не из них. Он из тех, кто всю свою жизнь помыкал людьми и которому это сходило с рук, потому что он был самым большим засранцем.

— Пожалуйста, Господи, пожалуйста…

Я погладил цепь, как домашнее животное.

— У тебя татуировка в виде огромного креста. Зачем? Почему, если ты все равно собираешься меня убить?

Я посмотрел на крест, который начинался у основания моей шеи и останавливался прямо возле резинки штанов.

— Томас, ты слепой? Он перевернут.

— Почему?

Мой рот изогнулся в злой ухмылке.

— По двум причинам. Во-первых, если ты видишь, что я иду за тобой, знай — сам дьявол дышит тебе в спину. — я резко дернул цепь, и она прошлась по его телу, оставляя тонкие царапины. Томас заорал, и звук его крика разнесся над водой. На его груди проступили тонкие струйки крови, и я шумно втянул воздух, почувствовав ее запах.

— Пожалуйста… пожалуйста, не надо.

— Вторая причина проста, — продолжил я. — Обычно я подвешиваю свою жертву вверх ногами, поэтому, когда перерезаю ей горло, последнее, что они видят, — это символ Бога, которому они могут молиться. Последний шанс попасть на небеса или, по крайней мере, надеяться, что они там окажутся. — Я снова дернул цепь, и Томас обмочился, желтая струя стекала по его ноге. — Но тебе не повезло, Томас. Сегодня ты увидишь дьявола.

— Я сделаю все… пожалуйста, — всхлипнул Томас, но я его уже не слушал. Надоело. Отойдя ближе к стене, я посмотрел ему в глаза, чтобы он понял, с кем имеет дело на самом деле.

— Ну что, дорогая, пора показать Томасу, как весело можно провести время?

Махнув рукой, я бросил цепь вперед. Острые шипы впились в его плоть, разрывая кожу, когда я резко дернул ее обратно. Леденящий кровь крик, наполнивший лодочный сарай, возбуждал меня. При каждом ударе во все стороны летел алый дождь. Я взревел, как зверь, и погрузился в транс, наслаждение разлилось по моим венам, а горячая кровь еще сильнее забрызгала мое лицо и грудь. С моей руки капала кровь, а по спине стекал пот.

Крики Томаса стали стихать, голова поникла — он потерял сознание. Я остановился, не желая убить его слишком быстро. Потерять сознание было слишком просто. Я хотел, чтобы он почувствовал каждый удар. Раны были мучительными, но ни одна из них не представляла угрозы для жизни, по крайней мере, пока. Даже порезы на боках, которые обнажали кости его грудной клетки, блестевшие ярко-белым в темноте.

Пришлось несколько раз приводить его в чувство нашатырем, чтобы Томас очнулся.

— Добро пожаловать. Не хотел, чтобы ты пропустил ни мгновения. — Мне почти стало плохо, когда он начал реветь, как ребенок. Это так жалко. Схватив его за подбородок, я поднял голову Томаса, так что ему пришлось посмотреть на меня. — Хочу, чтобы ты знал: я буду дрочить под твои крики. Под звуки твоего ужаса и боли, с которыми будет уходить твоя жизнь. Каждый твой вздох я проглочу, наслаждаясь ими, как последним ужином. Спасибо тебе. Это будет великолепно.

— Ты сумасшедший, — крикнул Томас.

— Нет, это бы значило, что я не осознаю, что делаю. Но я осознаю. И, черт возьми, как же прекрасно — быть мной, я схватил его за раненый бок, мои пальцы заскользили по ранам, цепляясь за ребра. Томас снова завопил, изо всех сил дергая цепи. — Щекотно?

Я усмехнулся.

— Пошел ты!

Мой таймер сработал, и я застонал, подойдя к телефону. Черт, уже половина второго. Если бы не Алора, я бы остался здесь до завтрашнего вечера и мучил своего маленького червячка. Но мне нужно узнать, вернулась ли она в приют для бездомных или все еще находилась в участке. Открыв контейнер с дезинфицирующим раствором, я опустил в него свою любимую игрушку и вздохнул — не скоро мне удастся снова поиграть с цепью.

— К сожалению, Томас, мне нужно идти, так что придётся ускориться, — произнес я.

Томас засмеялся, и я приподнял бровь.

— Ты не заставил меня молить о смерти. — усмехнулся он.

Я улыбнулся в ответ.

— Знаешь, иногда лучше держать рот на замке. Это как раз такой случай, сказал я, вытирая руки и закрывая контейнер. — Я мог бы перерезать тебе горло и подарить быструю смерть, но ты доказал, что ничего не понял, — солгал я.

Его ухмылка исчезла.

Размяв шею, я подошел к Томасу.

— Пошел ты! Давай! Сделай это! Ударь меня! — он пытался выглядеть смелым, но я лишь покачал головой, доставая из кармана толстые стяжки.

— Что ты делаешь? Отойди от меня. — Томас попытался сопротивляться, но он был слишком слаб. Я легко связал его ноги. — Что ты делаешь? Скажи мне!

Насвистывая, я подошел к рычагу подъемника и поднял Томаса так, чтобы его колени оказались на уровне моих глаз, прежде чем разблокировать тормоз. Схватив лезвие, я зажал его зубами и толкнул Томаса по всей длине пути, пока он не оказался над ярко-желтым промышленным измельчителем древесины, стоявшим в конце причала лодочного сарая.

— Что это за хрень? — завопил Томас.

Покрутив в руке нож, я похлопал по машине, которая обошлась мне в целое состояние.

— Здесь, Томас, ты найдешь свое последнее пристанище, но сначала… — Крепко ухватив его за ноги, я поднял нож. — Ты знаешь детскую считалочку «Этот маленький поросенок»¹²?

— Что? Что, черт возьми, с тобой не так?

— О, это долгий разговор, а времени у меня маловато. — легким движением я отрезал его мизинец на ноге. Томас даже не сразу понял, что произошло — боль затмила все, но когда я положил его палец на измельчитель, он завопил. — Я помогу тебе вспомнить. Этот маленький поросенок отправился на рынок. — я отрезал следующий палец и положил его рядом с первым. — Этот маленький поросенок остался дома.

— Хватит, умоляю, остановись! Просто убей меня!

— Слишком поздно, Томас. Этот маленький поросенок ел ростбиф. — третий палец лег к остальным. — Этот поросёнок ничего не ел.

Томас завыл и начал дергаться, как будто это могло ему помочь вырваться. Я усмехнулся и, убедившись, что он смотрит на меня, отрезал его большой палец.

— А этот поросёнок… визжал «ви-ви-ви» по пути домой! — Когда его последний пальц лежал на измельчителе, казалось, что его ступня была повернута к нему. — Если думаешь, что это больно, то готовься к настоящему аду, Томас. Сделай мне одолжение — закричи как можно громче. Я кончу быстрее.

Схватив его за ноги, я начал заталкивать их в пасть машины. Томас извивался, пытался отбиваться, но сил у него не хватало, чтобы поднять ноги к изуродованному прессу.

— Как думаешь, по дюйму в минуту? — спросил я, но не ждал ответа.

Испуганные крики Томаса начались, как только машина заработала. Он знал, что это неизбежно. Впереди были вращающиеся лезвия, которые скоро перемелют его тело в крошки. Большинство людей не выдержали бы даже мысли об этом, но мне нравилось каждое мгновение. Лебедка настроена на медленный спуск. Опустив Томаса на дюйм, я наблюдал, как он брыкался, колотя по машине, его пальцы отлетели в сторону. Я небрежно столкнул их с причала в воду.

— Знаешь, Томас, в конце своей бесполезной жизни ты всё-таки принес пользу. Голодные аллигаторы скажут тебе спасибо, — засмеялся я, наблюдая, как первые куски мяса и крови разлетаются в воду, привлекая хищников.

Закрыв глаза, я вслушивался в его крики и скрежет лезвий, которые рвали плоть, ощущая, как наслаждение растекается по моим венам. Я расстегнул джинсы, достал член и начал медленно дрочить. Томас не разочаровал — его вопли становились все громче. Я содрогнулся от удовольствия, ускоряя ритм, прижимаясь к стене, чувствуя, как тело дрожит от напряжения. Мои фантазии, в которых Алора кричала мне в ухо, плясали перед глазами.

— Черт возьми, да, — закричал я, когда крики Томаса достигли кульминации. Он скоро умрет. Я дернулся сильнее, мои яйца и пресс напряглись, когда я ускорился, будто наказывал свой член. — Ебать! — Струя спермы вырвалась и соединилась с кровью и бьющимися хвостами аллигаторов, сражающихся за куски Томаса в воде. С каждым движением моего члена все больше и больше спермы вытекало из него, пока я представлял, как покрываю красивое личико Алоры. Мне хотелось, чтобы она стекала с ее подбородка, в то время как она облизывала свои губы.

Прислонившись к стене, удовлетворение наполнило меня, а под кожей разлилась эйфория. Засунув член обратно, я посмотрел на Томаса. Он замолк, его глаза, широко раскрытые, смотрели в небо. Успел ли он увидеть рай? Или его душа уже вырывалась из тела, отправляясь в ад?

Отцепив его руки от подъемника, я включил измельчитель, чтобы закончить начатое. Мне нужно все привести в порядок и отправиться в приют. Встреча с Алорой после этого определённо поднимет мне настроение.

— Не волнуйся, крошка, и ты для меня закричишь, — прошептал я, усмехаясь.