Глава 12: Bitter.


Синдзи обнаружил себя посреди торговой площади среди длинного ряда павильонов и лотков с разложенными на прилавках разноцветными горками фруктов и овощей, орехов, круп, ягод и цветов, выпечки и еще множества другого товара, красующегося за окнами витрин. Чуть поодаль виднелось здание бакалеи, магазинчика «все для питомцев», возвышающийся оранжевый блок-коробка супермаркета, а напротив — огромный комплекс рыбопродуктов, совмещенный со складами и пристанью у озера.

«Как я сюда попал?»

Мысль эхом пронеслась в голове, раздавшись крайне неприятным скрежещущим гулом, от которого и так нечеткое зрение потемнело вновь и померкло под мутной пеленой. Синдзи потер виски пальцами и скривился, как от зубной боли, хотя шум в голове не столько резал по мозгу, сколько мешал думать и раздражал своей назойливостью. А вот тьма в глазах, от которой небо над головой казалось черной смолистой массой, волновала уже куда серьезнее — точнее даже не сама она, а тот осадок, что камнем навалился на сердце, та невыносимо тяжелая пустота внутри, та сокрытая и мучительно тянущаяся тонкой линией сквозь душу боль. Но больше всего давила угнетающая скверна в груди, это грызущее и заставляющее задыхаться от изводящего волнения чувство, словно невообразимая тоска и обжигающая грусть от потери чего-то близкого, сокровенного. Несмотря на то, что Синдзи уже было знакомо это ощущение, и в чем-то даже являлось ожидаемым — оно всегда возникало после сильного волнения или пережитой бури ярких и не всегда приятных чувств, будто являясь их осадком, следствием «остывания», однако сейчас его тревожило что-то еще. Незнакомый, но уже приевшийся шум в голове, к которому еще добавилась раздражающая резь на прослезившихся глазах, казалось, нашептывал ему чарующие слова, неразличимые, но притом вполне понятные, заставляющие забыть привычную тревогу и окунающие в мягкий, греющий до жара под кожей трепет возбуждения. Смутная тревога и недоумение мгновенно улетучились, стоило лишь Синдзи неожиданно резко прояснившимся взглядом осмотреть галдящую площадь и толпу народа вокруг: озабоченные своими делами обыватели, продавцы за прилавками, разносчики, уборщики, школьники, семейные парочки — все они являлись доказательством жизни, ее неспешного течения, рекурсии, конечности бытия.

«Что… это сейчас было?»

Синдзи недоуменно осмотрелся по сторонам.

«Ничего особенного. Все в порядке».

Чувствуя, как вдруг закружилась голова, он протер глаза пальцами и крепко зажмурился, борясь с подступившей тошнотой и странным бурлением в области живота, хоть и, очевидно, являющимся плодом его воображения, но накатывающим тревожной и усиливающейся волной страха.

«У меня что-то… в голове…»

И тут неожиданно перед закрытыми глазами сверкнула вспышка, мигом избавив от навязчивого гула и клубка сумбурных чувств на душе, и все вдруг исчезло, резко прояснилось. Синдзи в ту же секунду распрямился, очистившимся и даже сделавшимся четче взором взглянув на толпу людей вокруг, легко вздохнул, ощутив специфический букет ароматов с рынка и складов, и во внезапном озарении поднял брови.

«Ах да. Я же хотел купить рыбу».

Как ни странно, больше смутное чувство беспокойства его не посещало. Под языком сладко таяла пилюля, легкие дышали все глубже и размереннее, голова постепенно выветривалась от ненужных мыслей, оставляя лишь кристально чистую ясность и решительную целеустремленность. Ступая твердым шагом по шумной улочке, Синдзи завернул к портовым павильонам и зашел на территорию торгового комплекса. Среди длинного ряда низких аквариумов, в которых бултыхалась живая рыба, стеллажей со всеми видами рачков, крабов, кальмаров и прочей подводной живностью Синдзи смог отыскать большой чан с особой рыбой, предназначенной на вывоз для супермаркетов и ресторанов. Рядом топтался щуплый продавец и что-то оживленно обсуждал с двумя мужчинами в пропитанных чем-то мутным рыбацких комбинезонах.

— Столько рыбы из-за этих тварей потерял! — донесся до Синдзи озлобленный ропот моряка. — Падлы попали в трюм и, пока мы шли обратно, загубили пятую часть улова! Клянусь, не меньше!

Продавец картинно схватился за голову и заохал.

— Да-да, я тебе говорю, это просто проклятие какое-то! Нельзя ловить рыбу над затопленными городами, помяните мое слово, мы тревожим души покойных. Эти твари питаются падалью, в том числе и человеческой, они демоны, точно говорю! Не было их до той катастрофы два года назад, а тут еще полезли эти монстры, я говорю, все это связано. Наказание это нам за то, покойников тревожим. Не может тварь морская такое сделать.

Он продемонстрировал товарищам разбухший палец, на котором четко отсутствовал ноготь. Продавец заохал еще сильнее, а второй рыбак присвистнул.

— Это они тебя так?

— Ага, черт бы их побрал. Не тяпнул, я их просто в руках подержал, мерзость. Кожа провисла, мясо размякло, даже кость размягчилась.

Синдзи заинтересованно подступил поближе и еще немного послушал разговор мужчин, попутно выстраивая в голове новый план. Хоть он и не думал, что это ему может пригодиться, но от соблазна попробовать удержаться не мог.

— Извините… — прервал он их разговор спустя некоторое время.

Троица мгновенно затихла, уставившись на Синдзи.

— Я бы хотел купить рыбу… — робко произнес он.

— Рыбу? — задумчиво почесал затылок продавец и кивнул на чан. — Эту что ли?

— Угу…

— Она для готовки, ты знаешь?

— Да.

— И мы ее на вырост продаем в рестораны.

— Я понимаю, просто нам дали задание в школе — вырастить рыбу.

— Ну… — продавец снова почесал голову жирной рукой. — Раз в школе задание дали… Ты хоть знаешь, как о них заботиться? Пресная вода, рацион из рачков, молоди, лягушек, если нет — кормить комбикормом.

— Спасибо, я разберусь, — кивнул Синдзи. — Это и есть суть исследования.

— Вот как? — продавец уже в который раз поскреб затылок. — Ну, как знаешь, так уж и быть, продам парочку.

— Только это… — Синдзи с неловкостью взглянул на него. — Вы еще говорили о тех существах из моря. Можно мне на них посмотреть?

Троица удивленно переглянулась.

— Ты уверен, парень? Зрелище не для слабых желудком, проблюешься — сам будешь убирать.

— Уверен на все сто. — Синдзи улыбнулся. — Думаю, это будет жемчужиной моего исследования.


Домой он возвращался в приподнятом настроении и с двумя контейнерами в руках. Пластиковые емкости для переноски рыбы отличались лишь цветом: синий, подергивающийся от трепещущейся в ней рыбы, и красный, тихо покоящийся на ручке и тем самым внушающий лишь еще большую опаску своим содержимым. Синдзи внимательно выслушал указания рыбаков о том, как нужно заботиться о представителях морских глубин, а главное — меры предосторожности. Попутно ему нарассказывали всяких страшилок, связанных с этими отвратительными тварями, видимо, пытаясь напугать, а может быть, и впрямь искренне веря в их реальность. Однако даже того, что ему удалось увидеть, хватило, чтобы поежиться в омерзении и напрочь лишиться всякого желания прикасаться к тем существам, заодно убив весь аппетит. Синдзи даже сам не представлял, как их можно использовать, но упустить такую возможность просто не мог.

Только уже на подходе к дому его воодушевление слегка поколебалось от назойливо тревожащей мысли — а не вздумала ли его питомица вновь совершить какую-то глупость и, например, сбежать из дома. Он отсутствовал не столь долго, чтобы рыжеволоска начала изводить себя от беспокойства, но все же опаздывал ощутимо, да и в ее состоянии ожидать можно было все что угодно. Так что, поднявшись к квартире, Синдзи с некоторым волнением стал открывать дверь, прислушиваясь к тяжелой тишине за порогом да нервозному стуку собственного сердца.

Однако все его опасения рассеялись, когда из гостиной раздался быстрый топот босых ног, и в коридор влетела взъерошенная рыжеволосая девушка в трусиках и короткой обтягивающей маечке, на холмиках грудей которой различались торчащие ягодки сосочков.

«Вот ведь глупо», — мысленно пожурил он сам себя, облегченно выдохнув и взглянув на Аску с трепетным чувством, будто не видел ее уже сотню лет.

— С-Синдзи... — тоненьким голоском протянула она, волнительно и с выражением легкой обиды на лице и тенью еще не рассеявшегося переживания на сердце. — Ты опоздал...

— Глупенькая, — улыбнулся он, поставив контейнеры на пол.

— Я н-не глупая!.. — вдруг слегка повысила она голос, сама от неожиданности притихнув на последнем слове и испуганно заметав глазами. — То есть... не делай так больше...

— Не делать так больше что? — он подступил к ней.

— Н-Не делай так, п-пожалуйста... — уже совершенно неразборчиво пробубнила Аска и замялась на месте, отведя взгляд. — Мне одиноко…

Синдзи вопросительно поднял брови.

— То есть?

Аска совсем опустила голову, начав краснеть, и с натугой, заикаясь, стала выдавливать из себя тихие слова.

— То есть… ну… т-ты вечно куда-то про… пропадаешь… А я не знаю, что мне делать в одиночестве. П-Потому что ты обещал всегда быть рядом, н-но тебя нет, и мне плохо из… из-за этого… Это… это такое мучительное ощущение, потому что ты во всем виноват… то есть из-за тебя, из-за твоего отсутствия я страдаю, ведь я так давно не ощущала твоей близости, твоей ласки, твоего тепла... Т-Ты... ты даже не целуешь меня, н-не гладишь, не т-терзаешь с-своими п-прикосновениями, — она затряслась в нервозной волне дрожи. — Ты ненавидишь меня?

— Это не так, — посерьезнев, ответил Синдзи.

— Тогда почему... почему т-ты не можешь быть нежным со мной? Почему ты не п-проникаешь в мое тело, почему не наслаждаешься мною, не пожираешь меня, не наполняешь своим семенем? Я так этого хочу, С-Синдзи, я так тебя желаю, всего тебя, твоих ласк, что растворяют меня в наслаждении, твоей чудовищной, грубой, силы, которая разрывает меня в экстазе… это унижение — быть подчиненной тобой, этот восторг и трепет — быть частью тебя, единым целым с тобой, твоими чувствами и мыслями… Посмотри, что ты наделал… — говоря эти слова тоненьким дрожащим голоском, рыжеволоска всхлипнула, дернув плечами, затерла бедрами и робко опустила ладонь к трусикам, на которых Синдзи только сейчас разглядел влажное пятно. — Посмотри… я делала это весь день… я мечтала о тебе, лаская свое тело, я представляла, как твой такой ужасный и такой манящий член входит в меня, и я натирала свои губки, теребя чувствительные лепестки и не в силах остановиться ни на секунду, думая о тебе, я кончала раз за разом, я кричала, вся мокрая и грязная, я задыхалась и шептала твое имя, а пальцы не могли остановиться, выйти из разгоряченной плоти, наоборот, они проникали лишь глубже и глубже, раздвигали промокшие губки, терли налившуюся плоть и нежили то место, в которое ты тогда проник и которое доставило мне столько боли и наслаждения...

И тут он обхватил ее руками, притянул к себе и крепко прижал к груди, сбросив с дрожащей и елозящей бедрами рыжеволоски затмившее ей разум наваждение. Та резко дернулась, будто очнувшись, и подняла на Синдзи лазурные слезящиеся глаза.

— Си…

— Тссс, — он запустил ей в волосы ладонь и провел по голове от темечка до шеи, отчего девушка постепенно ослабила напряжение и даже слегка обмякла в его хватке. — Ну что ты, в самом деле?..

— Я…

— Не переживай, солнышко, скоро ты получишь желаемое.

— Честно? — с бьющей через край надеждой спросила она.

— Разве я когда-нибудь тебя обманывал?

— Я не… я не… — Аска прильнула плотнее, начав неловко тереться корпусом о тело Синдзи.

«Ох, черт. Это… невероятно… соблазнительно».

Он чувствовал сквозь ткань рубашки и майки ее наливные грудки, смявшиеся о его торс, и твердость двух упругих горошин-сосков на них, а ниже к его бедру прильнул небольшой разбухший бугорок, проступающий в своей эластичной мягкости между дрожащими ножками девушки. Аска, закрыв глаза, с потяжелевшим дыханием судорожно заелозила всем телом и стала плотно тереться о Синдзи, обвив его за спиной руками и уткнувшись личиком в грудь. Даже сквозь брюки он ощущал обильную влагу на своем бедре от сминающегося холмика под трусиками, он чувствовал жар ее вспотевшей кожи, будто ту лихорадило, и в нос ударил сводящий с ума аромат волос Аски. А та начала слегка пригибаться, скользя грудками, животиком, бедрами и киской по всему телу Синдзи, и изо рта ее стал доноситься слабый, прерывистый стон, похожи более на тихий писк, и вот уже одна ее рука сама запустилась в собственные трусики, откуда донесся сочный хлюп, а вторая легла на вздыбившийся пах Синдзи.

«Нет… Еще рано, еще слишком рано…»

— Стоп!

Синдзи сделал шаг назад и буквально отодрал от себя изнемогающую и истекающую в возбуждении девушку. Та, не ожидая подобной реакции, пошатнулась и рухнула на колени, устремив на Синдзи растерянный и моментально наполнившийся отчаянием взгляд.

— Почему… Син… дзи?.. — беззвучно прошептала она, утопив голос в навернувшихся слезах.

— Эй, не плачь. — Он улыбнулся, склонился перед Аской и, преодолевая невероятный соблазн, со всей возможной нежностью провел ладонью по влажной от пробежавшей слезинки и пылающей жаром возбуждения щеке. — Не мучай себя, ты моя девочка. Все будет хорошо, я обещаю. Только сейчас мне нужной уйти.

— Нет… — страдальчески протянула она. — Нет, нет, нет… Почему ты опять бросаешь меня?..

— Аска, — твердым, но спокойным голосом произнес Синдзи и улыбнулся. — Аска, моя несносная Аска.

Погладил по щекам, стряхнув с них слезы.

— Ты моя, и будешь моей до конца.

И прильнул к ее разгоряченным дрожащим губкам, тут же ощутив ее выскользнувший затрепетавший язычок, в своей мягкой гибкости и подрагиваниях будто пытавшийся вкусить как можно больше сладостных ощущений во рту Синдзи. Тому пришлось приложить немало усилий воли, чтобы заставить себя разорвать поцелуй и сохранить заботливую, легкую улыбку на лице.

— Я скоро вернусь, дорогая. А пока у меня для тебя есть поручение.

— Поручение?.. — растерянно переспросила та с повисшими на ресницах слезами.

— Я принес два контейнера, — Синдзи указал взглядом на два пластиковых ящика у входа. — Отнеси их в ванную, набери таз воды и выпусти в него рыбу из синего. Но запомни — ни в коем случае не открывай красный. Просто поверь на слово.

— А… — Аска озадаченно приоткрыла ротик. — Рыбу?..

— Долго объяснять, сама поймешь, как увидишь. — Он развернулся, открыл дверь и, услышав за спиной тихий скулящий стон, произнес: — Не переживай, это не для тебя.

— Я… я не из-за этого переживаю. П-Пусть для меня, лишь бы ты не уходил…

Синдзи вздохнул.

— Не забывай, девочка моя, я все еще под медицинским присмотром. — Он лукаво подмигнул. — Впрочем, я для тебя тоже что-нибудь придумаю. Сегодня мы займемся твоей терапией, а завтра все вместе пойдем в школу.

И, весело улыбаясь от проскочившей во взгляде рыжеволоски искорки счастья и надежды, Синдзи выскочил на улицу. В голове он уже выстроил маршрут движения и план действия на день, ведь дел накопилось достаточно. Прежде всего, он действительно собирался заехать в центр НЕРВ, потому что ему было назначено обследование у золотокудрой докторши, а заодно прояснить, как идут дела у юной гостьи. И хотя Синдзи слабо представлял, что он может там увидеть, запасенный гостинец в его портфеле как-то внушал уверенность и даже легкий азарт, попутно позволяя как всегда беззаботно плыть по течению.

Через сорок минут он уже был в Геофронте, в подземном комплексе исследовательского центра, где находился кабинет доктора Акаги. Синдзи пришел еще слишком рано, но к счастью женщина была на месте, так что он осторожно постучал и после отклика вошел в комнату. Рицко как обычно сидела на своем месте, зарывшись в кипы папок, и не сразу обернулась, однако, когда увидела вошедшего Синдзи, замерла на пару секунд и обвела его ставшим неожиданно проникновенным, нерешительным, дрогнувшим во внезапной вспышке едва заметных чувств взглядом. Сложно было поверить, но, кажется, невозмутимая и хладнокровная докторша испытала приступ застенчивого смущения.

— Скучали? — не сдержав улыбки, спросил Синдзи.

— Эм… — она отвела глаза в сторону. — Тебе тоже доброго дня. Пришел на обследование?

— Честно говоря, Акаги-сан, я пришел конкретно к вам. А уж будет это обследование, или еще что, не так уж важно.

Женщина нервно дернула плечами и, кажется, слегка покраснела.

— Послушай, Синдзи… — тихо и неуверенно произнесла она. — Я понимаю твои… как бы… побуждения, понимаю причину их — возраст, гормоны, обстоятельства… но просто… Мне кажется, это неправильно.

Синдзи начал медленно подходить к ней.

— Мы и так уже слишком далеко зашли… — продолжила женщина, с волнением глядя на приближающегося к ней парня. — Это может иметь неблагоприятные последствия, наши… отношения, если их так можно назвать, тупиковы и только вредят. На нас возложена огромная ответственность, и личные связи…

Синдзи уже оказался вплотную к женщине и без разговоров схватил ее за бедра, развернув к себе.

— Вы долго выдумывали эту отговорку, Акаги-сан?

Рицко зарделась.

— Я не…

— Или вы всерьез полагаете, что молодой парень, накаченный гормонами, возымеет голосу разума и упустит возможность уединиться с умопомрачительной и столь эффектной особой?

Та вздрогнула, теперь уже чувственно, трепетно, и черты лица ее сделались мягче, будто маска невосприимчивости растаяла под столь желанными для ее уха словами, а сердце начало млеть.

— Зачем тебе я? — она снова отвела взгляд в сторону, не способная сдержать пунцовую краску на щеках. — Будто я не знаю обо всех твоих подружках, которые к тому же вдвое моложе меня…

— И тем не менее, я прихожу к вам, Акаги-сан. Потому что сам того желаю. Вы привлекаете меня, и я хочу вас, хочу обладать вами и наслаждаться вашим зрелым, сексуальным телом.

— П-Прекрати это, подлец!.. — возмущенно выпалила женщина, все сильнее краснея и заикаясь от неловкости. — Ты просто используешь меня, как и твой отец...

— Разве я от вас что-то требую?

— Перевод сестры твоего друга в медкорпус…

— И вы перевели?

— Да.

— Раз вы это сделали, зачем тогда мне стоило приходить сегодня к вам и добиваться вашей благосклонности?

— Я… не знаю…

Синдзи начал гладить бедра девушки через колготки, постепенно задирая ее юбку.

— Наверное, потому что я хочу этого. Я хочу вас, Акаги-сан, хочу ощутить ваш вкус, вкус вашего тела, услышать ваши стоны, увидеть женщину, даже девочку, которой вы были когда-то, и хочу увидеть вашу беззащитность, стыдливость, безропотность.

Он налег на женщину, разведя ее ноги своими коленами и опершись корпусом на вздымающуюся под курточкой грудь, запустил руки за ее спину, притянув к себе, и прильнул губами к пылающей жаром щеке, заводив языком от основания подбородка до уха.

— Ответь мне, почему?.. — не выдержала страстного выдоха Рицко. — Отчего я не могу сопротивляться? Почему я так хочу этого, что меня в тебе так притягивает? Почему?..

«Потому что таковым было мое желание».

Не говоря больше ни слова, Синдзи стал водить языком по лицу женщины, нервно подрагивающему во вспышках чувственного возбуждения, по ее губам, щекам и шее, ощущая нежную бархатистость горячей кожи и оставляя на ней влажный след от слюны. Сладкий привкус помады смешался с будоражащим ароматом ее тела, подогреваемым цитрусовыми духами и запахом табака, который уже вовсе не казался противным, так что Синдзи спустя несколько минут под страстным и глубоким дыханием женщины очень скоро сам стал заводиться, постепенно погружаясь в пьянящую эйфорию. Его руки медленно потянулись вниз, опустившись на приподнятую колышущуюся грудь, и смяли упругие покачивающиеся холмики сквозь ткань куртки.

— Ты… ты… — не контролируя больше свое дыхание, прошептала Рицко. — Ты доставляешь мне столько удовольствия… Моя голова в тумане, я не могу тебе сопротивляться… Синдзи, еще, ласкай меня сильнее, не сдерживай себя, не стесняйся быть грубым… Как же хорошо…

Женщина сама обхватила его руками, притянув к себе, и Синдзи начал расстегивать куртку женщины, запустив под нее ладони и погрузив их в мягкую плоть поднявшихся грудок под чашечками легкого кружевного бюстгальтера. Изо рта Рицко донесся едва слышный стон, и тогда Синдзи одной рукой расстегнул куртку окончательно, распахнув ее и обнажив манящие наливные груди, вывалившиеся из скомкавшихся и съехавших вниз чашечек лифчика, подтянутые и выпятившиеся еще больше от задравшегося белья. Крупные твердые соски уже налились алой краской, и начавший заплывать взгляд женщины со смущением опустился к собственному бюсту, будто стыдясь его выпирающих округлостей. А Синдзи уже расстегнул молнию на юбке, оторвавшись от Рицко, быстрым движением спустил ее с бедер и отбросил в сторону. Сквозь тонкую прозрачную ткань колготок шоколадного оттенка проступали мягкие кружевные трусики, почти прозрачные в восхитительном узорчатом переплетении нитей.

— Ты так смотришь… — стонущим голосом выдохнула Рицко, — что мне становится не по себе… от желания быть трахнутой тобой… Ну же, Синдзи, вставь мне наконец, я хочу ощутить тебя внутри…

Отчего-то вид лона, спрятанного за красивым и плотно обтягивающим холмик бельем под эластичными полупрозрачными колготками, привел Синдзи в состояние бурного трепета, и в животе у него защекотало от дурманящего аромата источаемого киской сока. Дрожащей от возбуждения рукой он плавно прикоснулся к волнительно мягкой плоти, заворожено глядя, как вмялась ткань колготок в бугорок, словно в губку, как пальцы ощутили жар и засочившуюся сквозь ткань влагу, ощутил проступивший сквозь тонкие трусики рельеф плотных разбухших губок и углубление между ними с податливой кожицей, нежной, как крылья бабочки.

— А-а-ах... — с наслаждением тихо простонала женщина. — Да, вот так... не останавливайся... Как же я обожаю, когда ты касаешься меня там... Ах...

Синдзи заворожено следил за тем, как его пальцы утопали в насквозь промокшей ткани колготок, которые облепили уже четко проступающие налившиеся лепестки и плотную горошину клитора сверху. И вот, не удержавшись от искушения, он опустился на колени, опустил лицо между бедер женщины и глубоким движением провел языком по ее киске, прямо сквозь белье. В голову тут же словно ударил настоящий фейерверк ароматов, помутнивший сознание и закруживший в феерии экстаза, а во рту ощутился яркий привкус деликатного сладко-кислого сока.

— Х-ах! Ах-а!.. Боже, Синдзи, как приятно… Да-а!..

Синдзи еще сильнее надавил языком, вобрав ткань колготок и трусиков в легко раскрывшуюся щель между плотными губками, и затеребил им внутри, поддевая тугую уздечку клитора с напрягшейся там ягодкой. Заструившийся сок моментально потек по лицу, насыщенными каплями заливаясь в рот, и язык нагрелся от трения о шершавую поверхность колготок, но чувство мягкости плоти, ее пьянящая податливая мякоть и контрастирующая с ней твердость материи белья не давали ему остановиться. Синдзи, будто находясь в неистовстве, лизал женскую киску, которая уже изрядно разбухла и необычайно плотно выпирала из-под натянутой ткани.

— Мгах! Ха-ах!!! А-ах, как это восхитительно! Моя голова сейчас взорвется… Гхах!!!

Неожиданно Синдзи впился губами в разувшуюся плоть, ртом полностью накрыв налившийся от возбуждения и промокший насквозь бугорок, сквозь колготки с чавканьем всосав впитавшуюся влагу и одновременно запустив язык сквозь тугие складки такни в мягкую трепещущую щелочку. Бедра Рицко стали учащенно подрагивать, а ее голос сделался прерывистым, сорвавшись в стон удовольствия. Синдзи втянул в рот полоску ткани вместе с затвердевшей в возбуждении горошиной клитора и слегка придавил его зубами, заставив налиться еще сильнее.

— Кха-х!.. Си-Синдзи… как сильно… Ах!

Двигая губам по киске под колготками и вбирая столь обильно выделяющуюся влагу, что ее можно было вкушать глотками, Синдзи начал медленно сдавливать челюсть, смыкая между зубами дрожащий от напряжения клитор.

— Гха-а!!! Синдзи, подожди!.. Это больно! Очень!!! ХА-А-А!!!

Женщина согнулась, попытавшись оттолкнуть его от себя, но ее положение не позволяло ей до него дотянуться, так что она лишь беспомощно уперлась в его голову руками, стиснула челюсть и заскулила от боли. А Синдзи, ощутив как горошинка клитора под трусиками налилась до состояния твердой ягоды, по жесткости напоминающей смородину, сдавил ее зубами и потянул голову назад. Плотная складка кожи вокруг торчащего клитора начала оттягиваться вместе с колготками, словно мягкая прорезиненная ткань, и Рицко издала протяжный болезненный стон, дернувшись и потянувшись тазом вслед за движением его головы. Тот, ощутив, как медленно проскользнула между зубами горящая от давления ягодка, вернувшись на место, вцепился в трусики и колготки стиснутой челюстью и сильным резким рывком с треском разорвал ткань. Колготки моментально разошлись огромной дырой, открыв всю внутреннюю поверхность бедер вместе с киской и нижним бельем, а вот трусики, будто нехотя, оттянулись, впившись в ягодицы с обратной стороны, и медленно затрещали по швам, постепенно раскрывая сочащуюся раскрасневшуюся плоть киски.

— П-Постой… — в тяжелом дыхании выдавила женщина. — Ты что делаешь?.. У меня же нет запасного комплекта белья…

— Тогда ходите без него, — сквозь сжатые зубы произнес Синдзи и в новом рывке наконец-то сорвал трусики с бедер.

Лопнувшая резинка больно хлестнула по лицу, но он даже не заметил этого, уставив взгляд на пухлые, выдавшиеся далеко наружу губки женщины — две массивные морщинистые складки кожи, похожие на размякшую курагу, выпирали так далеко, что под собственной тяжестью даже провисли на промежности, натянув тонкую кожицу за клитором. Тот от возбуждения тоже выступал горящим красным бугорком, по форме напоминающим фасоль, а взмокшая щель преддверия влагалища, свободно раскрывшись, обнажала подрагивающую розовую плоть дырочки лона.

— Синдзи… не смотри туда так… Это немного… смущает.

Скользнув по лицу Рицко взглядом и впрямь заметив на нем блестящие от пота покрасневшие щечки, он лишь хмыкнул и без раздумий прильнул к ее трепещущей киске, накрыв всю ее ртом.

— Ах! Как… как приятно, Синдзи… Ты сводишь меня с ума…

Ощущая горячий, кружащий голову вкус выделяемого сока, тот упоенно с хлюпаньем всосал медовую жидкость, очистив от нее затекшее до предела пространство между двумя плотными лепестками губ, и с удовольствием проглотил терпкую и до забвения лакомую массу. Однако сок стал выделяться с новой силой, ручьями стекая по его подбородку, и тогда Синдзи вытянул язык далеко вперед, скользнув между раскрывшимися складками кожи и проникнув сквозь влажную завесу прямо в обжигающе горячее гладкое влагалище.

— Хах! Ты… ты внутри меня!.. Это невероятно… Мха-ах!

Складчатые стенки туннеля мгновенно заключили язык в свои объятия, плотно облепив плавными переливающимися бугорками, и от сокращения мышц влага засочилась с новой силой, смазывая кожицу и заливаясь в рот. Синдзи высунул язык до предела и проник еще глубже, чувствуя, как тесно сомкнулись вокруг него стенки влагалища, однако, не выпихивая язык наружу, а наоборот, будто всасывая его и проталкивая дальше вглубь. Синдзи это невероятное ощущение напомнило глубокий втягивающий поцелуй, только гораздо плотнее, сочнее и приятнее. Поддавшись этому чувству, он уткнулся носом в ложбинку и зашевелил языком внутри, надавливая и лаская нежную сокращающуюся плоть, попутно всасывая безостановочно выделяющуюся влагу и с чавканьем мня все сильнее набухающие половые губы.

— Да, Синдзи, да-а!.. Я еще никогда такого не чувствовала! Мха-а!.. Я… я уже на пределе!..

Теребя языком внутри, Синдзи нащупал кончиком бугристую поверхность на потолке туннеля, похожую на ряд мурашек. С усилием надавив на нее, он ощутил, как участок кожицы в том месте напрягся и съежился, сделавшись жестче, и Рицко вдруг выгнулась, громко застонав.

— Ха-а-ах!!! Синдзи, там… там слишком чувствительное место… Мха-а-ах!!! Хах!.. А-а-а… ах!.. Моя киска… А-а-ах!.. Ее сейчас разорвет!..

Сок заструился с такой силой, что начал заливать рот и нос, и Синдзи, чтобы не захлебнуться, пришлось оторваться от мягкой набухшей плоти и всосать новую порцию влаги, жадно вбирая языком и глотая ее. Под ягодицами Рицко уже образовалась значительная лужица, постепенно впитывающаяся в сиденье стула, бедра ее заблестели, а волосики на лобке слиплись и промокли буквально насквозь. Но Синдзи все еще не мог утолить свою жажду, так что он вновь обхватил ртом пухлые дольки половых губ, с силой втянул сморщенные складки лепестков до такой степени, что они разгладились и легли далеко на язык, и даже капюшон клитора слегка вытянулся, высвободив из-под себя напряженную ягодку.

— У-а-ах!!! Боже!.. Синдзи, что ты… там делаешь?.. А-а-ах… это неописуемо…

Чувствуя, как затрепетала пылающая жаром плоть и как задергались бедра женщины в мелкой дрожи, Синдзи придавил складки лепестков губами и слегка оттянул их, разминая языком во рту. Плотная кожа разгладилась, как тесто, и из щелки тонким ручьем заструился сок, но Синдзи еще больше захватил киску, вобрав в себя даже ее плотные внешние губки, ставшие упругими, как нежные свежевыпеченные булочки, и начал перекатывать чувствительную плоть по рту. Рицко задрожала еще сильнее, сменив слова на нечленораздельные стоны, однако Синдзи не давал ей передышки, внутри играясь языком с ее вывалившимися и растянутыми лепестками и проникая между ними к гладкой поверхности влагалища, на которой в череде поглаживаний ощущалась крошечная дырочка уретры и широко раскрывшееся, пульсирующее отверстие нутра. Почувствовав под губой бугорок клитора, Синдзи стал играться с ним, надавливая и оттягивая ягодку, и попутно начал слегка прижимать размятые лепестки половых губ зубами.

— О-ох… Это ощущение… Ах!.. Оно… Кха-а-а!.. Слишком… сильное!

Растирая мягкие складки зубами, Синдзи все сильнее защемлял ее челюстью, пока эластичная кожица не растянулась и не напряглась под зубами до предела — дальше ей сдавливаться было некуда. Однако Синдзи это не остановило, и он стиснул челюсть еще сильнее.

— Йя-а-а!!! — резко взвыла и изогнулась на кресле Рицко. — Синдзи, мне больно! Прошу, не делай так больше… Это место очень…

Он вновь резко сомкнул челюсть, чувствуя, как заскрипела смазанная соком и слюной нежная и чувствительная кожица, плотно стиснутая зубами.

— ГХ-А-А-АХ!!! КХА-А-А-А!!! Синдзи!.. Что ты… Ха-х… Ты сдавил слишком сильно, Синдзи! Это уже чересчур, я не вынесу… А-А-А-АЙ!!!

Не обращая внимания на сбивчивое трепыхание женщины и ее слабые попытки оттолкнуть его от себя, Синдзи начал самым настоящим образом жевать мягкую податливую плоть, впуская в нее зубы до той критической границы, когда кожица напрягалась, грозя треснуть, а резцы едва ли не прошивали ее насквозь, оставляя лишь тоненькую измятую прослойку. Рицко вскрикнула еще громче и попыталась отдернуть от него бедра, но это привело лишь к тому, что измученная плоть киски, зажатая в его челюсти, лишь оттянулась дальше, напрягшись так сильно, будто была готова вот-вот разорваться. Неистово забившейся от боли женщине ничего не оставалось, кроме как сползти обратно, но благодаря этому Синдзи смог вобрать в рот еще больше растянувшейся измятой плоти, расположив обе складки лепестков по обе стороны щеки и зажевав их с новой силой.

— КХА-А-А-АХ!!! Как же больно, Синдзи!!! Остановись, прошу тебя! Мга-а-акх!!!

Оказавшаяся в ловушке Рицко ничего не могла поделать с терзающей ее киску болью, и все, что ей оставалось, — это лишь беспомощно биться на кресле, извиваясь от мучительных ощущений, да рефлекторно дергать бедрами с впившимися в них побелевшими пальцами. А Синдзи уже сам не мог остановиться, сколь восхитительно было ощущение податливой плоти во рту, ее упругости и мягкости под зубами, ощущениями напоминающей мякоть плода, но не растекающегося, а держащегося под тонким слоем эластичной кожицы. Однако даже сквозь дурманящий вкус источаемого киской сока он не поддавался соблазну прокусить ее насквозь, просто наслаждаясь ощущением разжеванной плоти, ее вкусом и наливной напряженностью, что разглаживала складки при каждом сдавливании челюсти и буквально выдавливала вздутые и горящие алой краской лепестки губ. Языком Синдзи уже мог ощущать следы от собственных зубов на их размятой и истерзанной кожице, но кусать и стискивать не переставал, даже когда женщина взвыла мучительным стоном и бесконтрольно забилась на кресле. Оттягивая складки киски до предела, Синдзи начал вбирать их глубоко в рот и всасывать, словно разжеванный ирис, попутно лаская нежную поверхность преддверия влагалища и запуская в дырочку язык. Судорожная дрожь Рицко постоянно сменялась чередой мелких подергиваний от боли и наслаждения, что слились в теле и штормом затмили разум, и когда ее страдальческий крик смешался с протяжным стоном наслаждения, а новая порция сока известила о приближающемся оргазме, Синдзи обхватил ртом всю ее киску и приготовился, следя, как сокращаются мышцы во влагалище, и не переставая кусать и мять лепестки. И вот когда ее дрожь отдалась сильной вибрацией внутри лона, а сама Рицко вздыбилась, выгнув спину, Синдзи резко, со всей силы сдавил коренными зубами сплющившуюся плоть, а резцы вонзил в приподнявшийся клитор, резко прикусив его в основании и едва ли не пронзив кожицу до крови.

— ГХА-А-А-А-А-А-А-А!!! — раздался оглушительный, безумный крик женщины на весь кабинет.

Ощущая наливную гладкость выпятившегося от давления кончика клитора, его напряженную дрожь, будто ягодка была готова лопнуть в любой момент, Синдзи продолжал оттягивать комочек чувствительной вздувшейся кожи вместе с плотью половых губ, краем глаза следя за бьющейся в агонии, широко распахнувшей глаза и скривившейся от взрыва острых чувств Рицко, ощущая, как ее оргазм, который уже перешел за крайнюю черту и не мог остановиться, смешался с адской, истерзывающей болью и нахлынул лавиной смешанных, разрывающих киску болью и наслаждением бурных ощущений. Одновременно из лона выплеснулась обильная порция влаги, и плоть на пару секунд будто вся сжалась, завибрировав, а потом вдруг резко обмякла и расплылась во рту. Клитор тоже расслабился и оттого сильно вытянулся из-под уздечки, однако, стиснутый зубами, он так и не уменьшился — кровь не могла отлиться обратно. Синдзи еще некоторое время потеребил его язычком, пока женщину еще пронзали послеоргазменные конвульсии, а потом высосал остатки сока из киски и, когда Рицко изнеможденно распласталась на кресле, все еще дергаясь от острых уколов боли и экстаза, наконец-то ее отпустил.

И тогда изжеванный, сморщенный и растянутый пласт кожи, бывший некогда чувствительными внутренними половыми губками, плюхнулся на промокшую киску и повис, напоминая больше жилистый кусок переливающейся от влаги плоти, нежели нежные складки лепестков. Две смятые дольки темно-розового, а местами почти фиолетового цвета, все еще храня следы зубов на себе, безжизненно болтались вокруг влагалища, медленно собираясь в два плотных морщинистых клубка. Воспаленный и красный, как переспелая ягода вишни, клитор тоже вернулся на свое место, разделенный глубокой бороздкой от укуса на две части, хотя постепенно и восстанавливая свою округлую форму, но оставляя яркий багровый кровоподтек под тонкой кожицей.

От резкого прекращения боли Рицко обессилела до такой степени, что в прострации медленно сползла с влажного стула на пол, уставив мутный, ничего не видящий взгляд в пустоту и лишь только глубоко дыша. Синдзи, чья эрекция уже заставила возбужденный член упереться в ширинку брюк, с трудом поборол соблазн накинуться на беспомощную женщину и вместо этого, вытерев рукой ее сок со своего лица, приподнял и усадил на койку рядом.

— Кажется, Акаги-сан, сегодняшнее обследование отменяется. Приятно видеть, что женщина удовлетворена, — он хмыкнул и халатом вытер ее взмокшее тело, пока сознание медленно возвращалось к Рицко, после чего накрыл ее одеялом. — А сейчас вынужден вас оставить. Да, кстати, Акаги-сан, в какой кабинет, вы говорите, перевели сестру Судзухары?


Спустя пять минут Синдзи бодро шагал по коридорам медкорпуска к палате №062-B. Рицко потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя и осознать заданный вопрос, а еще набраться сил для ответа, но зато в таком состоянии она совершенно не могла сформировать ни одного подозрения о цели его визита к Юки. По крайней мере, так это выглядело со стороны. И именно по этой причине Синдзи не стал набрасываться на распаленную Рицко, оставив силы для визита к девочке.

Без труда найдя нужную дверь, он сразу вошел внутрь, очутившись в по-домашнему обставленном помещении с обычной мебелью, цветами в горшках, телевизором и целым шкафом с игрушками — от совсем уж детских паровозиков до сложных моделей самолетов, причем рядом совсем не наблюдалось ни одного медицинского прибора, кроме разве что медицинского ящика у койки. Сама Юки, одетая в детскую пижаму, сидела на кровати, завернувшись в одеяло и прижимая к себе большого плюшевого бегемота, и взгляд ее, тусклый и безвольный, оставался устремленным куда-то в пустоту.

— Юки, добрый день, — мягко улыбнулся Синдзи. — Я вернулся.

Девочка наконец вздрогнула, будто ее ударила искорка тока, подняла брови и медленно перевела на Синдзи сломленный, будто прошедший сквозь ночной кошмар и с трудом вернувшийся к жизни взгляд. Глаза, остановившись на нем, задрожали, блеснули в смутно навеянном воспоминании, и по щекам ее тут же прокатились две мгновенно навернувшиеся слезинки. Ротик Юки раскрылся, издав беззвучный возглас, а на лице мелькнула тень горькой, страшной боли, и в заблестевших глазах проявился след разломленного сознания и разрывающей душу, нечеловеческой одержимости, затихшей, но так и не исчезнувшей.

— Я гляжу, ты в порядке, — заботливо продолжил Синдзи. — Помнишь меня?

Девочка после долгой паузы медленно кивнула.

— Очень хорошо, Юки. Я пришел к тебе с новостями о твоем братике.

И тут вдруг, спустя парсу секунд, в ее глазах мелькнула искорка человечности, возникшая как будто память о прошлой жизни, мимолетное чувство из самого сердца, искалеченное и забитое в самые темные глубины души.

— Братик?.. — прошептала она.

— Да, твой братик. Он уже в пути и очень скоро будет рядом с тобой.

— Братик… — еще раз повторила девочка и неожиданно вытянула уголки губ в отрешенной улыбке. — Братик едет…

— Именно, Юки. Он едет к тебе. Ты хочешь его достойно встретить?

Девочка перевела туманный взгляд на Синдзи, и в нем заблестело жуткое, исковерканное муками счастье.

— Хочу… Встретить братика… Очень…

Синдзи подошел к ее кровати, поставил на тумбу портфель и вытащил из него пенал.

— Тогда мы должны подготовиться. Тебе нужно приложить много усилий, чтобы осчастливить своего братика.

Он вытащил шприц и поднес его к девочке.

— Лекарство… — протянула она. — Больно и щекотно…

— Хорошо, что ты это понимаешь. — Синдзи наклонился и взял девочку за руку. — Ты готова? Если откажешься, я уйду.

— Я готова… — не слишком решительно, скорее даже смутно произнесла она. — Для братика… я сделаю это для него… Все что угодно…

— Какая умничка.

Синдзи задрал рукав ее пижамы, высвободив тонкую худую ручку, нежно поцеловал в плечо и, поднеся шприц, аккуратно вонзил иглу в место поцелуя.

— Ай!.. Ай-яй! Юки больно!

— Потерпи еще пару секунд.

Он ввел стимулятор, вытащил иглу и протер лежащим на тумбе ватным тампоном приподнявшийся под кожей бугорок, размешав его состав с кровью. Когда жидкость расплылась внутри, девочка вдруг задрожала, будто ее охватил озноб, и обхватила себя руками.

— Мой… мой животик… опять начал гореть… Юки страшно…

Синдзи поднялся, отошел от кровати и окинул взглядом содрогающуюся девочку с заблестевшими темно-янтарными глазами. Ее лицо начало медленно краснеть, заливаясь пунцом на щечках, дыхание потяжелело, и тело ее зашаталось.

«Всего половина дозы, что я ей вколол ранее. Может, ее еще с прошлого раза не отпустило?»

Однако через минуту приступ у Юки пошел на спад, дрожь унялась, а с ее лица исчезла болезненная тень, сменившись горячей истомой, и в глазах засиял уже знакомый огонь неясного желания, жажды, заставляющей трепетать тело и щекочущий кожу изнутри. Девочка затерла руками о тело и заелозила бедрами, и дыхание ее с тяжелого сменилось частыми короткими выдохами, заставившими ритмично вздыматься плечи и плоскую неразличимую грудь. Чтобы справиться с недостатком воздуха, ей даже пришлось приоткрыть рот, где за тоненькими губками показался кончик маленького розового язычка. Девочка подняла влажные глаза, начав тереться обхваченными себя руками о собственное тело, и с жаром в голосе зашептала:

— Опять... у Юки все защекотало внутри... Снова это чувство... приятное... Тот вкус... Юки его хочет… белый йогурт...

Синдзи улыбнулся еще шире.

— Юки, ты ведь знаешь, что нужно делать дальше?

Девочка судорожно кивнула, стянув с себя одеяло, развернулась к нему, приподняла край ночнушки, под которой, как оказалось, не было никакого белья, и раздвинула свои согнутые в коленях ножки в стороны, обнажив крошечный холмик киски с тоненькой вертикальной щелочкой. Ярко-розовые половые губки слегка разошлись в стороны и раскрыли небольшой пятачок алой кожи с маленькой дырочкой влагалища, так и не закрывшейся окончательно и оттого проявившей множество фиолетовых гематом и темно-красных кровоподтеков внутри, только-только начавших заживать.

— Ты же хотела попробовать йогурт на вкус, — покачал головой Синдзи. — Делай это ротиком.

— Я поняла… — кивнула та, будто утопая в тумане. — Юки снова хочет эту штучку… взять ее ротиком…

Она подползла к Синдзи, присела на колени и начала судорожно расстегивать пряжку его ремня путающимися пальчиками. Ее размытый взгляд остановился на выпирающем бугорке члена, который так и не расслабился после посещения Рицко, и в глазах девочки мелькнула вожделенная искра порочной жажды, желания, что пропитало своим ядом ее сознание. Глядя, как с каждой секундой Юки проваливалась в бездну пожирающего ее сладострастия, как мысли девочки поглощало неподконтрольное, затмевающее разум влечение, Синдзи поежился от холода в груди, что кольнул его под слоем медового предвкушения, но, тем не менее, сам забрался к ней на койку, привстал на колени и стянул брюки. Из-под штанов показался уже изрядно налившийся в возбуждении член, и Юки с неестественной радостью на лице блаженно улыбнулась и тут же, закрыв слезящиеся глаза, впилась в него ртом. Синдзи даже не успел опомниться, как девочка стала быстро водить головой вдоль ствола пениса, плотно обхватив его губами и затеребив язычком по головке. Член моментально напрягся и затвердел, отчего больше не мог помещаться во рту девочки, и та с чавкающим стоном стала лизать головку, будто леденец. Мягкие касания ее язычка отдавались в теле искрами наслаждения, и в животе приятно защекотало, когда Юки, самозабвенно закрыв глаза, заглотила головку целиком и стала ее с усилием всасывать, одновременно лаская быстро шевелящимся внутри языком. Синдзи, не выдержав от нахлынувшего экстаза, вцепился руками в ее голову и начал двигать ею в ритм, управляя фелляциями. Девочка совершенно не сопротивлялась, наоборот, даже стала поддаваться толчкам рук, более того, положила свою плюшевую игрушку между ног и стала двигать бедрами вдоль нее, прижимая к кровати одной рукой, а вторую запустив под ночнушку и пальчиками начав тереть сплющившийся гладкий холмик над киской.

Когда приятные ощущения разожглись до сбивающего дыхание удовольствия, а тело стало подрагивать от сладких вспышек наслаждения между ног, Синдзи слегка согнулся, выдохнул и, ухватив голову девочки еще крепче, задвигал ею с удвоенной скоростью. Та даже не думала сопротивляться, упоенно постанывая и не переставая усиленно всасывать головку и тереться языком о ствол пениса. Ребристая поверхность неба в сочетании с мягкими движениями шевелящегося язычка, а также давление от всасывания, заставившее вытянувшуюся голоску плотно прильнуть к стенкам ротовой полости, всего за несколько минут распалили возбуждение до первых заигравших внизу живота искорок оргазма, однако Синдзи и не думал останавливаться. Его руки двигались будто сами по себе, заставляя голову девочки скакать вперед и назад вдоль члена, отчего ее волосы растрепались и опутали лицо, а через нос вместо стона начало доноситься хлюпающее прерывистое мычание. Но Синдзи лишь сильнее продолжил вбивать ее голову на свой член, тычась им в дальнюю стенку горла и сминая отросток язычка, отчего гортань зажималась и в рвотном рефлексе сдавливала дыхание девочки. Та почти уже выла через нос, разбрызгивая слюни и слезы, хотя черты лица ее уже нельзя было различить на бешено двигающейся вперед и назад голове, но даже тогда Юки не переставала теребить свой бугорок, тереться киской об игрушку и глубоко всасывать член, делая это уже не языком, а всей грудью. Синдзи проник еще дальше в ее горло, преодолев преграду в виде поднявшейся глотки, и просунул напряженный член далеко внутрь, прямо в пищепровод, раздвинув им сомкнутые мышцы гортани. Юки в тот же миг разразилась крупной дрожью, широко распахнула глаза и сдавленно захрипела, вытянув вперед губы, и Синдзи с шумом выдохнул, сколь будоражаще выглядела девочка. Член с трудом проникал в ее маленькое узкое горло, впрочем, легко скользя по смазанному слюной языку и стенкам гортани, и из носа доносился мучительный хриплый стон, ее истекающие слезами в ужасе раскрывшиеся глаза задрожали, а пальцы невольно сами погрузились в раскрывшуюся истерзанную киску, придавив крошечный клитор. Но Синдзи двигал ее головой все сильнее, буквально нанизывая на член и дрожа от ощущения мягкости во рту, трения о ее зубки, обволакивающего ствол пениса язычка, глубоких всасываний, а Юки в его руках уже почти обмякла, быстро теряя силы от недостатка кислорода и закатывая мутнеющий взгляд.

— Мхм-мг-мгм… — непрестанно доносилось из ее носа, — мгх-мгкх-ммг…

И тогда, пока девочка все еще держалась на краю сознания, Синдзи остановился и отпустил ее голову, отчего та рефлекторно отпрянула и начала хватать ртом воздух, попутно кашляя и все еще тяжело постанывая от дрожащих в собственной киске пальцев, а он внезапно схватил ее за бока, резко приподнял и одним мощным сильным движением перевернул кверху ногами. Юки от неожиданности всхлипнула, так как крик заглох во все еще сдавленном горле, и повела головой в мигом померкшем сознании от резкого притока крови, и вот через секунду она уже оказалась в перевернутом состоянии, устремив лицо прямо на вздымающейся под ней влажный член, а киска ее оказалась перед лицом Синдзи прямо между безвольно растопырившимися в стороны бедрами. Держать девочку в таком положении было нелегко, но он вряд ли замечал, сколь много сил прикладывал и как напряглись мышцы на его руках — все, что сейчас занимало его голову, это сладкое, жгущее изнутри вожделение. Подождав, пока все еще не пришедшая в себя и слабо понимающая, что сейчас будет, Юки обхватит своими слабыми ручками его бедра, Синдзи чуть приспустил ее тело вниз, нацелив головку члена прямо в ее шевелящиеся, подрагивающие и обмазанные слюной губы, а потом резко отпустил на расстояние, достаточное, чтобы пенис проник в ее рот, проскользнул мимо языка и углубился в выпрямившееся горло, где ему ничто не мешало проскочить за глотку прямо в пищевод. Тонкие узкие стенки горла даже не успели обхватить член, лишь с легким хрустом хрящей раздавшись вширь, и снаружи на шее вздулась широкая борозда от подбородка до ее основания, а голосовые связки, на долю секунды пикнув отчаянным криком боли, сомкнулись на твердой поверхности головки и, будто в страстном поцелуе, облепили ее изнутри. В то же время Юки, резко забившись от рвотного спазма и мучительного сдавливания в горле, вцепилась своими тонкими слабыми пальчиками в бедра Синдзи, беспомощно попытавшись отстраниться, разразилась крупной дрожью и задергала ногами, однако тот лишь на несколько сантиметров поднял девочку над собой, оторвав ее вытянутое личико с выкатившимися слезящимися глазами от своего паха, и резко отпустил обратно, вновь насадив ее ротик на свой член.

— Г-кх… мг-кх… гхм… мгх…

Юки начала давиться, отчаянно хватая воздух в те моменты, когда член выходил из ее горла и захлебываясь собственной слюной, однако постоянно сокращающиеся мышцы горла и двигающийся хрящ глотки, невольно стимулирующий входящий в самую глубь член, только добавляли дополнительных ощущений и так уже дрожащему от экстаза Синдзи. В порыве возбуждения его темные глаза остановились над вздымающейся перед его лицом влажной киской девочки, которая уже успела приоткрыться от ее ласк до этого и сейчас манила своими тоненькими, чуть налившимися бледно-алыми губками и пульсирующей гладкой кожицей нежно-розового цвета внутри. Насаживая девочку резкими скачущими движениями на свой член, вонзая его в ее узкое и разрываемое от непрестанного расширения горло, Синдзи опустил свое лицо к ее лону и впился ртом в воздушную, чрезвычайно мягкую плоть на бугорке, ощутив волнующую гладкость ее кожицы и податливую гибкость еще совсем маленьких, несформировавшихся складок половых губ. Двигая языком за лепестками по гладкой скользкой плоти, он начал посасывать покрасневшие дольки ее киски, слыша, как издаваемый полустон-полукашель девочки стал глубже и протяжнее, а давление в горле постепенно сходило на нет, позволяя насаживать ее на член все быстрее, будто пользуясь неживой секс-куклой. Влагалище Юки через пару минут затрепетало и начало ритмично сокращаться, и Синдзи ощутил во рту вожделенный вкус девичьего сока, еще совсем приторного и водянистого, как молочко кокоса, и притом отдававшего металлическим привкусом крови от незаживших ран, но совсем скоро смазка уже окончательно сгладила рубцы на стенках влагалища, и язык с легкостью проникал в узкую бугристую дырочку, лаская чуть затвердевшие и наполнившиеся возбуждением половые губки. Сама девочка, кажется, уже перестала неистово дергаться, лишь слабо трясясь в пик движения члена, когда тот углублялся основание горла и расширял похрустывающую глотку. Из ее носа потекли струйки залившейся слюны вперемешку с соплями, глаза окончательно заплыли от слез, но губы, что поразительно, больше не облепляли ствол пениса, а робко, вымученно улыбались. На лице девочки возникло безумное, исступленное выражение счастья, наслаждения, что окончательно разорвало все разумное в ее сознании и раздробило разум на осколки отчаянной самозабвенной эйфории — это была последняя и окончательная попытка ее мозга отстраниться от обрушившейся на нее лавины невыносимой боли, агонии и муки. Юки, с хрипом и бульканьем всасывающая горлом член, втягивающая глоткой внутрь себя его головку, радостно вскликивающая тоненьких хриплым голоском в промежутках между проникновениями в нее пениса и счастливо постанывающая от ласк своей киски, сломилась окончательно.

И вот когда очередное сокращение гортани обхватило его член, не прекращающий лизать киску девочки Синдзи больше не смог удерживать накатывающие волны удовольствия, и взорвавшийся ярким разноцветным фейерверком оргазм выплеснул из напряженного члена фонтан горячей спермы прямо в ее горло. Юки разразилась протяжным стонущим воплем, но тут под силой тяжести поток густой массы устремился обратно, забившись в носоглотку и вырвавшись из ее носа плотным потоком, отчего истошный крик потонул в бурлящей струящейся жидкости. Изо рта также выплеснулся клубок молочной жижи, и белесые ручьи устремились по ее раскрасневшемуся личику, заливаясь по щекам обратно в нос и затекая в наполненные слезами глаза. Синдзи опустил слабо подрагивающую девочку лишь в тот момент, когда обволокшие его язык стенки влагалища расслабились, и тело ее обмякло окончательно, сменив жесткое напряжение чередой мелких стихающих конвульсий. И только тогда, уложив Юки на мокрую простыню, он смог разглядеть ее обезумившее, вытянувшееся в восторге, будто опьяневшее, и облитое спермой лицо с повисшим на щеке вывалившимся язычком, целиком покрытым густым слоем семени, ее безжизненные широко раскрытые глаза с пустыми зрачками, ее ненормальную улыбку с подрагивающими кончиками губ и забитой пеной ртом, ее залепленные белой массой ноздри, из которых выдувались пузыри спермы. Безостановочно трясясь, Юки учащенно и глубоко вдыхала воздух во всю грудь, не обращая внимания на проскальзывающее в легкие клубки семени, тут же сдавленно вырывала воздух обратно, разбрызгивая сперму изо рта по лицу, а глаза ее так и продолжали бессмысленно смотреть в потолок, и только руки, сами сложившись на киске, быстро и судорожно продолжали ласкать покрасневшие дольки губ, прерывисто теребя клитор и утопая в мягкой мокрой плоти влагалища.

Синдзи смотрел на нее молча, смотрел непроницаемо-черными глазами и не шевельнулся даже тогда, когда Юки, прочистив трахею приступами резкого короткого кашля, в некоторой степени вернулась в сознание и, подняв одну руку со слоем сока из лона, стала собирать сперму с лица, будто играясь оттягивать ее тягучие вязкие нити вверх и сладко слизывать их далеко вытянувшимся язычком, тихо и хрипло вереща:

— Йогуртик… ах… вкусненький йогуртик… Юки обожает его… А-ах… Юки будет его кушать, всегда… й-а-ах… сколько влезет… всю свою жизниь… й-а-ах!

Не переставая сбирать с лица разводы спермы прямо в рот, другой рукой девочка все сильнее теребила свою киску, пока вдруг Синдзи не осознал, что она уже достигла оргазма, что прямо сейчас она кончает без остановки целой серией коротких вспышек экстаза, заставляющих ее трястись в мелких конвульсиях и все сильнее ласкать нутро, все также вожделенно вкушая с себя семя и закатывая глаза от безумного упоения. И только лишь через несколько минут, когда череда припадков наслаждения иссякла, а сперма на лице расплылась, Юки перекатилась на бок, вытянула обессилившие конечности вперед и, тихо что-то зашептав, стала слизывать с кровати капли спермы, двигая лишь одной головой.

— Братик… — донесся ее слабый голос. — Вкусно… мой братик… Юки скушает братика… каждую его капельку…

Синдзи, вдруг ощутивший, будто проваливается в опустошающую бездну, в этот момент уже вряд ли мог слышать бессвязную речь девочки. Поднявшись на ватных ногах и чувствуя целый покров игл вокруг своего обледеневшего сердца, он медленно попятился назад, к выходу из палаты, не сводя режущих глаз с растянувшейся на кровати, покачивающейся от работающей головы девочки. Слыша раздирающий душу крик в своей голове, Синдзи в ту же секунду выскочил из комнаты и понесся по коридору, с каждым движением ощущая, как его опутывает знакомая ненавистная, но приятная успокаивающая пелена, черная как смоль, но уже такая привычная и родная, что, казалось, она стала единственным спутником в его забвении и защитником от всех проблем. Там, за спиной, остался еще один кровавый шрам на сердце, но Синдзи, приблизившись к выходу из базы, уже почти забыл, что заставило его бежать сломя голову и отчего его объял такой дикий страх, а средь темного тумана в своей душе он различал только нежные и заботливые руки, обнявшие его грудь, и тут вдруг все волнение исчезло, заставив замереть в недоумении. Стряхнув чужие слезы со щек, Синдзи неловко развернулся, заглянув в темноту коридора за собой, запихнул в недра памяти очередной горький комок из сердца и, закусив его пилюлей, вышел на поверхность.

Под приближающимся к горизонту, но все еще пригревающим солнцем, будто играющим в прятки между столпами вздымающихся высокотехнологичных небоскребов, он ощутил необычайно умиротворенное спокойствие, а свежая бодрящая прохлада снаружи выветрила остатки тревоги и того неуютного волнения, что грызло его душу минутой ранее. Сейчас Синдзи ощущал лишь обыкновенное трепетное предвкушение чего-то приятного, желанного, что теплым и ласковым касанием обнимало его сердце.

«Все идет своим чередом. Как же это радует».

Вдыхая полной грудью чистый, не испорченный продуктами промышленных выхлопов воздух, Синдзи отправился к своей следующей цели — школе. Занятия там уже должны были закончиться, но на замок ее еще не закрывали, так что оставалась возможность пробраться внутрь и порыскать в школьном инвентаре, что Синдзи и собирался сделать.

Добрался он туда без приключений. Сейчас в школе оставались разве что засидевшиеся члены кружков да зубрилы, извечные обитатели библиотек. Хотя, судя по выключенному свету в ученическом крыле, отсутствовали даже и они. Синдзи хмыкнул — дело упрощалось в разы, так что он, даже не таясь, спокойно прошел через ворота, обошел здание с торца и направился к внутреннему входу, который всегда был открыт для нерадивых учеников, задержанных после занятий.

Проходя мимо пустых коридоров, где эхом отдающиеся шаги рушили таинственную, почти осязаемую тишину, Синдзи с внезапным чувством ностальгии заглядывал в мимо протягивающиеся безлюдные классы. Забавно было вспоминать, как он, тогда еще совсем закомплексованный, неопытный и пожираемый сомнениями, пытался устроиться в совершенно новой для него среде, ужиться с новыми и такими пугающими людьми, что было пытке подобно. Сравнивая с собой теперешним, Синдзи с ухмылкой отметил, что в целом ничего так и не изменилось, просто внутренний ограничитель, эти пропитанные ядом самоунижения шипастые оковы сцепили его с такой силой, что сами себя вывернули наизнанку и направились иглами наружу, последовательно сокрушая внутренние барьеры один за другим.

«Придет же в голову. Чушь все это, ни черта я не изменился. Просто наконец-то решил делать то, о чем все это время мечтал. Вопрос времени, всего-то».

В конце коридора Синдзи очутился рядом с кабинетом физики, в который проникнуть оказалась совершенно не затруднительно, стоило лишь выбить ногой дверь — хлипкий замок свободно выскочил из паза, даже не погнув язычок. Покопавшись в шкафу с инвентарем, Синдзи с удовлетворением достал разыскиваемый объект, не без труда запихал его в свой портфель и отправился обратно к выходу.

Однако, вновь пересекая пустынный коридор, до слуха Синдзи вдруг донеслась далекая речь где-то этажом ниже, судя по голосу, женская. Он остановился и прислушался. Кажется, разговаривали две или три девушки, довольно громко и весело, но, отчего-то ему показалось, крайне резко, будто с желчью передразнивая друг друга или насмехаясь. Голоса звучали довольно далеко, и Синдзи легко мог бы покинуть школу незамеченным, тем более, он не сомневался, голоса не имели к нему никакого отношения, но, тем не менее, он не спешил. Страх или опаска даже не успели возникнуть, как его обуяло легкое, почти веселящее любопытство — в конце концов, это же девушки.

Старательно не издавая лишних звуков, он осторожно спустился по лестнице и прильнул спиной к стене. Голоса стали звучать отчетливее:

— Довыделывалась, да? — спросил ядовито язвительный девичий голос.

— Как же ты нас бесишь, — второй девичий голос, звучавший чуть выше тоном, кажется, не спорил с первым, а поддакивал ему.

— Дрянь тупая, — согласился третий пискляво-тонкий голосок.

— Мы тебя предупреждали, пизда ты ебнутая, — снова заехидничал первый голос, — не показывайся нам больше на глаза. Предупреждали, а, сучка?!

— П-Простите…

Четвертый голос, также девичий, разительно отличался своей робкой тихостью, неуверенностью, даже забитостью, дрожа от страха и переполняющих его слез, и словно моля о пощаде.

— Ты еще извиняться будешь, потаскуха?!

Раздался глухой удар, тихий голосок охнул и еле слышно запищал в тонком высоком плаче.

— Простите… простите… простите…

— Заткнись, дрянь!

— Мы предупреждали тебя, но ты все равно приперлась на физру! Трясла своими сиськами перед нами, виляла своим жирным задом! Тебе мало было в прошлый раз?

— Видимо, набор мелков в жопу ей показалось недостаточным. Ну, посмотрим, как ты теперь заверещишь, когда мы отрежем тебе волосы. Держите ее!

Тихая девочка вскрикнула, рыдая, и судя по суете, завязалась слабая борьба, очевидно, закончившаяся в пользу первых трех.

— Попалась, сучка, — звякнули ножницы. — Режьте ей волосы, чтобы налысо было.

— Не-ет!.. Умоляю…

И тут Синдзи, больше не стремясь скрываться, спрыгнул с последних ступенек на пол прямо на середину коридора. Перед его глазами возникла странная, но до боли обыкновенная картина: три на вид приятных, даже симпатичных девушки держали за руки четвертую, свалившуюся на колени и утопающую в слезах, поднеся к ее голове ножницы и уже оттянув ее длинные черные локоны. Самая главная из троицы, которая и держала инструмент, выглядела впечатляюще — высокорослая, стройная, с небольшой грудью и точеным притягательным лицом, чья и так природная красота была подчеркнута совсем взрослой косметикой: губы блестели алой краской, тени на веках подчеркивали выразительные, хищнические ярко-серые глаза, под длинными ресницами казавшиеся серебристыми, пудра с румянами сглаживали и так превосходную кожу до состояния идеального бархата, а переливающиеся черные волосы с вкраплениями серебристых локонов блестели, будто отполированный оникс. Ее восхитительную красоту сейчас омрачал разве что угрожающий агрессивный вид с наполненным презрительной яростью лицом, что так и застыло, замерев на Синдзи. Вторая девушка, самая высокая, отличалась мощным, но стройным телосложением и крайне короткой стрижкой, что выдавало в ней спортсменку, скорее всего, пловчиху. Впрочем, атлетичный вид совсем не портил приятную и даже волнующую внешность, а короткая прическа платинного оттенка наоборот подчеркивала манящее своей внутренней силой и суровостью личико. Третья казалась самой миниатюрной и слабой, но притом она отличалась безупречным стилем буквально во всем — очки в дорогой оправе с инкрустациями в виде крошечных лепестков, заколки в волосах с переливающимися стразами, сложная прическа, складывающая ее лоснящиеся пшеничные волосы в настоящее произведение искусства, дорогие браслеты-четки, модный мобильник-раскладушка с ярко-розовой вязью и переплетением узоров и камней, не говоря уже о дизайнерской одежде знаменитых брендов, что вразрез шло с правилами ношения школьной формы. Все трое, очевидно, являлись старшеклассницами и были на год старше Синдзи, соответственно, учась в третьем классе. А вот их жертва — тихая робкая девушка, содрогающаяся от горького плача на коленях и беспомощно пытающаяся вырваться из цепких лап грозного вида девушек — не представляла собой ничего примечательного. Типичная серая мышка, забитая и закомплексованная, нелюдимая, скорее всего, проводящая с книгам в библиотеке больше времени, чем с живыми людьми, и не способная на публике выдавить из себя фразы длиннее двух слов без запинки и тремора в руках. Впрочем, глядя на ее овальное объятое ужасом личико, обрамленное большими круглыми очками, на ее обыкновенные черные волосы длиной до спины и челкой, едва достающей до перепуганных залитыми слезами карих глаз, приметив черную точечку родинки под левым краешком губ, Синдзи вдруг вспомнил, где видел эту девушку.

«Черт. Это же моя одноклассница! Забыл, как ее... Ма... Маэ... Маю... Маюми! Точно ведь! Настолько незаметная, что о ее существовании я узнал лишь через месяц после перевода. Ну дела».

А приметил он ее лишь однажды, когда та, выйдя к доске по указанию учителя литературы, ужасно запинаясь выдавила из себя выученное стихотворение о любви — домашнее задание. Было так забавно наблюдать, как ее большие круглые глаза под линзами очков блестели в изничтожающем смущении, как сияли румяном ее щечки, как колыхалась в дрожащем дыхании ее большая, широкая, заметно выделяющаяся под жилеткой грудь — Синдзи отметил про себя, что, несмотря на ее незаметность, девушка отличалась своим особым обаянием.

Но вот сейчас эта самая тихоня распласталась на полу, слабым боязливым голосом сквозь плач моля о прощении, а три старшеклассницы, так и не отпустив девушку, замерли на своих местах и змеиным, источающим яд и гнев взглядом уставились на Синдзи.

— Йо, — махнул он им рукой.

— Дерьмо, — прошипела главная. — Уходим.

И троица, отбросив от себя дрожащую девушку, быстро развернулась и бегом помчалась в противоположенную сторону к выходу. Лишь та старшая, обернувшись, сверкнула яростным взглядом на Синдзи, и елейным голосом произнесла:

— Сукин ты сын. Еще получишь у меня, — после чего скрылась вслед за своими подружками.

Синдзи на прощание с улыбкой помахал им ладошкой, задумавшись на секунду — а стоит ли их догонять, но решил все же проверить, как там его одноклассница. Однако, к его глубочайшему изумлению, та уже успела подняться на ноги и с неожиданной прытью метнулась мимо него к лестнице, закрыв лицо ладонями и жалобливо вереща:

— Простите меня... простите...

Тот даже не успел опомниться, как она скрылась за лестничным пролетом.

— Эй! Ма… Май… как тебя там… Маюми! Подожди!

Он помчался вслед за ней, ориентируясь по удаляющемуся топоту ног, однако в один момент шум неожиданно исчез, и Синдзи очутился в непроницаемой тишине пустующей школы.

«Затаилась, что ли? Не может же она бегать быстрее меня».

И тут дальнем конце коридора проскочила чья-то тень, отчего Синдзи сорвался в бег и за несколько секунд нагнал мелькнувшего там человека. Однако к своему изумлению — уже в который раз — обнаружил там не робкую одноклассницу, а знакомую фигуру парня в рубашке на выпуск и в очках.

— Кенске! — выпалил Синдзи. — Ты чего тут делаешь?

— А... я... э-э... — тот сам потерял дар речи с перепугу и едва мог связать пару слов. — Я... тут... просто камеру свою забыл.

В подтверждение он помахал свой камерой.

— А, кстати, ты сам как здесь очутился?

Такой очевидный и в целом ожидаемый вопрос поставил Синдзи в тупик.

«Вот черт. Я же совершил проникновение со взломом. Не то чтобы это могло повлечь серьезные проблемы, но затруднения — да».

— Я тетрадь забыл. Кгхм.

И не дожидаясь ответа одноклассника, он направился к выходу из школы.

— Синдзи, — вдруг окликнул его Кенске.

— Что? — тот остановился и раздраженно обернулся.

— Ты... тут... — парень понурил голову, сверкнув линзами очков. — Нет, ничего. До завтра.

Синдзи, нахмурившись, кивнул и поспешил покинуть территорию школы. В то время, когда занятия давно закончились и здание должно было пустовать, здесь творилось черте что, однако у Синдзи уже больше не возникало никакого желания разбираться в этом бардаке. Позже, может быть, и стоило подумать над событиями, свидетелем которых он стал, а пока Синдзи предпочел выкинуть из головы лишние мысли и сосредоточится на текущих делах. Тем более что сейчас он задумал совершить первый серьезный судьбоносный шаг для своих питомцев, грозящий перевернуть их уже ставший привычным уклад с вожделенными ласками и слезами и способный либо успокоить их шаткое душевное равновесие, либо окончательно свести с ума. Пришла пора играть по-крупному.

Через пятнадцать минут Синдзи уже был в мрачном и навевающем уныние районе блоковых многоэтажек, сотрясаемых казалось уже вообще никогда не прекращающимися ударами копера. Быстро поднявшись по лестнице, он без промедления открыл как всегда незапертую дверь темной квартиры, мигом взглянул влево, убедившись, что его никто не поджидает с занесенным над головой тяжелым предметом, бодро вошел внутрь, тут же обнаружил на кровати мирно дремлющую голубовласку и без церемоний присел рядом, полюбовавшись зрелищем пару минут, а потом нежно проведя ладонью по ее теплой щечке.

— Рей, собирай вещи, — ласково улыбнулся он. — Ты переезжаешь ко мне.

Девушка медленно разлепила сонные глаза и несколько секунд осматривала Синдзи смутным взглядом, а потом вдруг положила ладонь на его руку и слабо, чувственно улыбнулась.

— Поднимайся, Рей, — прошептал он. — Я ведь обещал тебе наказание. Пора.

Сонная голубовласка двигалась еще медленнее, чем бодрствующая. Протирая заспанные глаза кулачками, она неспешно поднялась, оделась и, подгоняемая Синдзи, собрала в большую сумку все свои вещи — несколько комплектов школьной формы, нижнее белье, гигиенические принадлежности и еще какие-то предметы, которые она аккуратно переложила из шкафчика в сумку. Кажется, это были лекарства.

Не без труда подняв поклажу, Рей последовала вслед за Синдзи, и хоть спросонья она слабо понимала, что происходит, но во взгляде ее заискрился живой воодушевленный огонек, а слегка вытянутые в краях сжатые губки говорили о радости на ее сердце. Зайдя по пути в примеченный ранее магазин, Синдзи раскошелился еще на два предмета одежды, решив сделать подарок девушкам, а также купил в магазине для домашних животных приспособление для экзекуции голубовласки.

Входя в квартиру, Синдзи уже с порога предвкушал тот кошмар, что сейчас изольется из некогда строптивой, а ныне покорной до раболепия, но все еще шероховатой и нескладной немки. Слыша ее приближающиеся шаги, он запечатлел в памяти каждую секунду: сначала ее радостный приветственный вид, потом ступор, изумление, шок, ужас, отчаяние, боль. По мере того, как Рей появлялась из-за его спины, глаза Аски расширялись все сильнее, ее милое личико вытягивалось, искажаясь всей гаммой чудовищных по своей остроте чувств, из отворившегося ротика донесся жалобный писк, а глаза потонули в мигом нахлынувших слезах.

— Она… — донесся нечленораздельный мучительный стон. — Только не она…

— Аска, где же твои манеры, — покачал пальцем Синдзи. — Тебя нужно воспитывать.

— Нет… — на выдохе произносила пораженная рыжеволоска. — Только не это… Почему она?..

Спиной он также ощутил натянутое напряжение Рей, которая слегка изменилась в лице, сделавшись жестче. Казалось, что между ними даже воздух загустел.

— Все с вами понятно.

Легкомысленная улыбка слетела с лица Синдзи и в его голосе вдруг зазвучала сталь, отчего обе девушки даже опешили.

— Я от этого уже порядком устал. Знаете, как говорят: если болит зуб — его либо медленно лечат, либо вырывают. Так вот, сейчас мы будем рвать. Ты, — он повернулся к Рей. — Поставь сумку. За мной.

Он жестко схватил ее за руку и, проведя мимо трясущейся, сжавшейся в ужасе Аски, впихнул в комнату Мисато, затем вернулся к рыжеволоске.

— Ты, тоже за мной.

Та лишь слабо пикнула и со спутанным сопротивлением заверещала, когда Синдзи потащил ее в ту же дверь.

— Не надо, умоляю, нет… Синдзи… стой, прошу, Синдзи… Синдзи-и-и…

— Вперед! — он втолкнул ее в комнату, вытащил из портфеля купленную одежду и кинул вслед. — Одевайтесь, обе, живо! Хвост вставляется в попу, сами придумайте как. Даю семь минут.

Игнорируя горькие рыдания Аски и ледяной, сияющий колючим алым огнем взгляд Рей, Синдзи захлопнул дверь, подпер ее с обратной стороны стулом и вдруг замер, как вкопанный. Пока он возился с девушками, от его внимания ушел звук открываемой двери, несколько тихих шажков с мягкой поступью сапожек и беззвучный вдох ужаса.

Держась за грудь, будто в болезненном уколе сердца, на него жестким, резким, испепеляющим взглядом взирала Мисато Кацураги.

— О, Мисато-сан, — Синдзи приподнял бровь. — Как неожиданно.

— Ты... — ее голос, сухой, как шелест мертвых листьев, произносил слова, будто пронзая иглами. — Ублюдок...

Синдзи нахмурился, смерив женщину черными волчьими глазами.

— Поняли, наконец.

— Я все узнала. Что ты сделал с Аской, с Рей, с Хикари. Все. Я даже узнала о… — наконец-то ее голос дрогнул, а на глазах проступили слезы, — о… Юки… Как ты насиловал бедную девочку… я узнала обо всем! Служба Безопасности отслеживает каждый твой шаг, они наблюдают за тобой с утра до ночи, неотрывно. Я видела их отчет. В кого ты превратился?.. Ты... ты чудовище.

Ее рука, замершая у сердца, вдруг вскинулась вперед, и на Синдзи уставилось непроницаемо-черное дуло ее табельного пистолета.

— Но я остановлю тебя… Я положу этому конец, Синдзи, даже если мне придется тебя убить!

Загрузка...