Kurohibi. Черные дни

Глава 24: Dead End.

— О черт…

Повисшая в воздухе сплюснутая пуля мелко вибрировала в центре мерцающих шестиугольников, удерживаемая развернувшимся прозрачным сверхтонким полем в полуметре от лица напряженно замершего на месте Синдзи. Сквозь облачко дыма от пистолетного выстрела проявилось изумленно вытянувшееся лицо Рене, в чьих округлившихся глазах вспыхнула пропасть ошеломления, граничащего с помешательством, а онемевшая рука едва не выронила пистолет. В ангаре воцарилась мертвецки глухая тишина, словно воздух загустел и остановил своим давлением течение времени, каменными изваяниями запечатлев изумленные фигуры невольных свидетелей произошедшего по обе стороны помоста.

А затем вдруг все сорвалось с места. Пуля в неразличимый для глаза миг закрутилась на месте до состояния визжащей искрящейся точки, стена непробиваемого барьера, казавшаяся идеально ровной и несокрушимой, неожиданно выгнулась в небольшую воронку и закрутилась в спираль, словно оттянутое невидимой рукой эластичное полотно, и вобрала в себя жужжащий снаряд. И когда в глазах капитана мелькнула ужасающая своей простотой догадка о том, что получившаяся воронка вогнутого поля служила огромным тяговым жгутом, нацелившим разогнанную до свечения раскаленного металла пулю прямо в него, раздался хлопок. Кусочек вибрирующего металла под ударом резко выпрямившегося поля выстрелил прямо в корпус Холифилда, оставив след в виде длинной ярко-желтой искры. Пуля, случайно или специально, словно молния угодила в так и не опустившийся пистолет, вмиг разорвав его ствол и разметав раскаленные осколки вокруг. Рука мужчины треснула одновременно с оружием — ладонь лопнула фонтаном из окровавленных ошметков плоти и оторванных пальцев, лучевая и локтевая кости предплечья расщепились на две части до самого сустава и отлетели в сторону вместе с кусками сорванных мышц, а предплечье раскололось на множество длинных лучинок, сместившись вместе с выбитой лопаткой. Тело капитана крутнулось вдоль своей оси, сместилось из-за потери равновесия и рухнуло на пол, где ошалевший от шока Холифилд горящими диким ужасом глазами взглянул на огрызок своей руки, выдержал паузу, набирая воздуха в грудь, и только потом взвыл от боли, согнувшись, закорчившись на месте и начав орошать кровью помост.

— Еще добровольцы? — громко обратился к окружающим Синдзи, отвернувшись от истошно орущего на полу капитана.

Добровольцев больше не нашлось — ближайшая к нему группа санитаров, испуганно попятившись, бросила каталки и поспешно ретировалась за входные ворота. Их же примеру последовали и прочие сотрудники базы, кто был ближе всех. Остальные, хоть и не бросились врассыпную с криком паники, все же предпочли удалиться без лишнего шума, не привлекая к себе внимания. А те, кому решимости не хватило сдвинуться с места или, наоборот, кому отказал инстинкт самосохранения, были выпровожены тяжелым настойчивым взглядом Синдзи — от его пристального внимания ни у кого же уже не оставалось желания находиться в ангаре.

И когда последний техник скрылся за проемом ангарных дверей, он, наконец, решил покинуть столь непривычно пустое и оттого зловещее помещение, чью тишину нарушал лишь слабеющий вопль капитана. Перешагнув через его извивающееся, заливающееся кровью тело, Синдзи проводил взглядом беззвучно покоящуюся махину Евы-01, чей безжизненный, устремленный в стену взгляд, казалось, сохранил в себе продемонстрированную чуть ранее мощь и потаенную угрозу, сожравшую его отца, а затем отправился к лифту на мостик. В зале и, похоже, по всей базе заверещала тревога эвакуации — кому-то хватило сообразительности понять всю серьезность ситуации и предупредить персонал о надвигающейся угрозе. И, видимо, поэтому в коридоре Синдзи не встретил ни одного человека, лишь приметив вдалеке суетящихся инженеров, поспешно покидающих свои рабочие места и забивающихся в лифт. Однако ничего не понимающие люди, перепуганные и суетливо стремящиеся покинуть всего минуту ранее казавшуюся всесильной организацию, теперь благополучно идущую на дно, мало его волновали. Синдзи как никогда понимал, что с настоящими проблемами ему только предстоит столкнуться и сейчас, когда карты вскрылись и конец света начал свой обратный отсчет, у него нет шанса на ошибку и лишней минуты в запасе. Теперь игры кончились, и оставался лишь последний шаг — самый трудный.

Двигаясь по пустому коридору и затем в лифте, Синдзи не ощущал никаких перемен в себе, если не считать вполне обыденного волнения и нервозности, как бывало у него в видеоиграх, когда доходишь до последнего уровня, не имея ни единой жизни в запасе. Он понятия не имел, каким образом возникло поле, спасшее его от пули. Он даже не был уверен, что этот фокус повторится в аналогичной ситуации, возникни она, не говоря о том, что развернувшегося АТ-поля не было в его планах.

«А ты надеялся на божественное спасение? Сейчас даже я не смогу предсказать исхода тобою навороченных дел, и уж тем более не собираюсь вмешиваться. Мы в любом случае встретимся, а уж как ты придешь ко мне — решать тебе. Меня лишь забавит, как ты отчаянно барахтаешься и делаешь все, чтобы избежать своего предназначения. Пробудись, пробудись, пробудись…»

Назойливость, с которой его собственные мысли раскалывали сознание, начала уже перетекать из раздражения в крайнюю степень помутнения рассудка, грозя вот-вот выйти из-под контроля. Закусив губу и приложив руку к стене, чтобы не потерять ориентацию в пространстве, Синдзи заставил себя перенести внимание с внутреннего хаоса в голове на окружающую действительность, пока шум и темнота не сменились привычным давлением в висках. С трудом поднявшись на мостик и затолкнув себя в лифт, ведущий в кабинет отца, он прильнул к углу и со всей навалившейся тяжестью сильными ударами кулака в грудь начал восстанавливать сердечный ритм, пока занывшее израненное тело не смирилось со своей участью и не прекратило мимолетный бунт.

До вершины пирамиды Синдзи добирался несколько мучительно долгих минут, находясь в полной тишине замкнутого пространства. Обливаясь потом, он уже начал нервно дрожать, подозревая развившуюся клаустрофобию и чувствуя легкое удушение, когда дверцы, наконец, распахнулись.

Кабинет Командующего выглядел, мягко говоря, аскетично, если не сказать жутко — огромное помещение с низким потолком и широкими смотровыми окнами с панорамой на весь Геофронт, мистические символы на полу, да один сиротливо выделяющийся стол у глухой дальней стены. Общую скудость и безжизненность комнаты нарушал лишь пожилой мужчина в униформе офицера штаба — заместитель Главнокомандующего Икари, Фуюцки Козо. Внимательно что-то изучая в компьютере на столе, он, казалось, совершенно не удивился прибытию Синдзи и не выявил ни одного намека на беспокойство.

— Замкомандующего?.. — немного растерянно произнес тот, выйдя из лифта. — Вы не боитесь тут оставаться?

— Я соврал бы, сказав «нет», — мужчина выпрямился, взглянув на Синдзи своими прищуренными от тяжести прожитых лет глазами. — Но если уж кого и бояться, то не тебя, юный Икари.

— Вот как? — тот не смог скрыть искреннего удивления. — Вы вообще в курсе, что происходит?

— Более чем. Это я дал команду на эвакуацию. И как последнее руководящее звено, я должен оставаться здесь и активировать систему самоуничтожения в момент, когда надежды для человечества не останется. Проблема в том, что наивысшую угрозу сейчас представляют вовсе не Ангелы.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Синдзи.

— Страны, находящиеся под управлением Комитета, готовят полномасштабное вторжение в Японию. В любой момент будут запущены серийные Евангелионы. Они готовы пойти на все, чтобы не дать полиморфу найти последнего Ангела и семя плода вечной жизни.

— Я… тут не очень в курсе всех тонкостей… но человечество уже проиграло. Все кончено, Фуюцки-сан. Вы видели, что случилось в ангаре.

— Разумеется, — на лице мужчины вдруг возникла скромная улыбка. — Это было удивительное зрелище. Но ты ведь сам не понимаешь, что произошло, так?

— Ну… — Синдзи отвел взгляд.

— Подойди, я покажу тебе.

Тон его голоса оказался настолько спокойным и доверительным, что Синдзи даже сам не понял, почему он послушался старика и почему не испытал при этом ни капли опасений. Наоборот, его даже объяло сильное любопытство, особенно когда Козо начал копаться в компьютере и открывать видеозаписи с камер.

— Смотри, Икари. Это запись из ангара четвертью часа ранее, здесь ты можешь видеть себя и капитана за пару секунд до выстрела. А здесь… — он включил вторую запись параллельно с первой, — изображена камера изолятора.

Синдзи во тьме крошечного помещения смог разглядеть фигуру Каору, прикованного к стулу в центре комнаты.

— Я включаю воспроизведение.

Изображение в обоих окнах задвигалось, судя по таймеру, отмеряя одинаковый момент времени, и тут изумленный Синдзи вдруг увидел, как за мгновение до выстрела Рене мгла в камере Каору сделалась непроницаемо черной, в ангаре в этот момент развернулось АТ-поле, спасшее его от пули, а помещение изолятора, когда темнота рассеялась, оказалось пустым.

— МАГИ подтвердили, что источником АТ-поля служил последний Ангел, известный нам под именем Каору Нагиса. Его текущее местонахождение неизвестно. Об этом знаю только я и несколько операторов с мостика, и именно поэтому я дал приказ на эвакуацию. В свете исчезновения Командующего и последующей неразберихи, думаю, никто не заметит потери нескольких мегабайт данных, запечатлевших истинное положение дел с Нагиса. Именно такую инструкцию дал мне Гендо перед уходом.

Чувствующий себя странно опустошенным, будто обманутым, Синдзи неожиданно вздрогнул и перевел на мужчину задрожавший взгляд.

— Отец?..

— Он предвидел такой исход событий, еще давно. Именно поэтому он всячески старался убирать препятствия с твоего пути, вмешиваясь в дела полиции и внутреннего расследования Службы безопасности. И именно это стало последней каплей в чащу недоверия со стороны его покровителей, а также причиной форсирования сценария. Думаю, Гендо догадался о твоих намерениях, какими бы они не являлись, и решил всеми силами помочь их осуществлению вместо того, чтобы продолжать оставаться марионеткой. По крайней мере, мне хочется в это верить. Еще он сказал, чтобы я помог тебе после его ухода.

В памяти Синдзи промелькнули последние мгновения жизни отца — его безропотный взгляд, будто просящий прощения, его тянущаяся рука, его крик. Сердце внезапно сжалось и обожгло грудь невыносимой горечью.

— Все равно… — тихо произнес Синдзи. — Это ничего не меняет. Человечество обречено и будь то я или другая сила, оно погибнет через несколько дней. Я лишь несу их волю.

— Мне остается лишь подчиниться, — спокойно кивнул Фуюцки. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Что ж, благодарю. Вы позволите?

Синдзи, подвинув кресло, занял место за столом отца, испытав необычное чувство трепета и тяжести навалившей ответственности, а затем устремил взгляд на компьютер.

— Здесь есть доступ к терминалу МАГИ?

— Да, но нужен его пароль.

— Ничего, у меня есть ключик.

Активировав собственную учетную запись, что ему предоставила Рицко, Синдзи вошел в систему. Взгляду открылось множество панелей и меню, о большинстве из которых он не имел ни малейшего понятия, но, к счастью, полученных знаний от доктора оказалось достаточно. Под вопросительное и слегка удивленное хмыканье Козо, что следил за ним из-за плеча, Синдзи сначала вошел в панель задач и приготовил заранее написанный скрипт — эвристический нативный вирус, использующий интеллектуальный алгоритм обработки данных МАГИ, то есть, по сути, программирующий сам себя. Затем, немного подумав, он проверил камеры базы, убедившись, что персонал уже практически целиком эвакуировался, превратив комплекс в безлюдную и оттого жутковатую сеть коридоров и помещений, словно по ней прошел мор, оставив только критически важные узлы жизнеобеспечения. Лишь в глубине, в месте, называемом Центральная Догма, Синдзи обнаружил человека, стоящего среди небольшого озера красно-желтой жидкости в центре черной комнаты. Это была Мая, что с окровавленным скальпелем в руке, тяжело дыша, потерянно возвышалась над горой искромсанных тел, а затем, спустя несколько секунд заметив что-то среди ошметков плоти, наклонилась вниз.

Синдзи пришлось подавить в себе желание расплыться в ликующей ухмылке, потому что все прошло даже лучше, чем он думал. Вместо этого он стал переключать камеры дальше, пока не наткнулся на больничный корпус — эвакуация его не затронула. Проверив палаты, он остановил свое внимание на отделении интенсивной терапии. К его немалому удивлению в палате, заставленной сложным оборудованием, обнаружилась Аска, обмотанная ворохом трубок и проводов, но, кажется, живая, только находящаяся в глубоком шоке. Ее широко раскрытые глаза с пустотой на лазурной глади взирали в потолок, прямо в объектив камеры, словно заглядывая в Синдзи по ту сторону монитора.

— Когда ее нашли? — спросил он Фуюцки, не сводя глаз с изображения.

— Ровно в тот момент, когда тебя доставили в ангар. Оба пилота были найдены живыми в сильно поврежденных капсулах, хотя даже при беглом осмотре извлекающая команда подтвердила их тяжелое состояние. Как на отдел, занимающийся жизнеобеспечением комплекса, эвакуация на врачей не распространяется.

Потерянно кивнув, Синдзи нашел кнопку включения звука и прислушался к голосам врачей, пробивающимся за писк аппаратуры.

— Критических повреждений внутренних органов нет, однако кишечный тракт испытал на себе крайне тяжелую физическую нагрузку. Микротрещины стенок, многочисленные разрывы мезентерий, инвагинация толстой кишки, мезадентит. В желудке и пищеводе остались омертвевшие клетки Ангела, угроза интоксикации или заражения не подтверждена, но будем сохранять осторожность. Проведем очистку тканей и химиотерапию, лигируем сосуды, затем попробуем закрепить антибиотиками. Пациент находится в состоянии психологического шока, на раздражители не откликается, но для страховки проведена паранефральная блокада в количестве 10 мг омнопона.

— Похоже, открылись старые раны на влагалище. Плод поврежден?

— Нет. Пока сосредоточимся на стабилизации состояния пациента, процедуру проведения аборта обсудим позже…

Задержав взгляд на девушке, что безжизненно взирала в пустоту перед ней, будто наблюдая за умершей надеждой, Синдзи с тяжестью на окаменевшем сердце переключил камеру и невольно вздрогнул. В другой палате — операционной — он обнаружил Мари, но та, в отличие от тихой опустошенной Аски, не лежала недвижимо на койке, а ворочалась на металлическом столе, била по нему руками и затылком, крутилась, удерживаемая врачами, и безостановочно кричала. Нижняя часть тела ее со вскрытым брюхом, замотанным бинтами, представляла собой бесформенный кусок плоти и двумя болтающимися скрученными конечностями, некогда бывшими ее стройными прекрасными ногами. За комком болтающихся кишок виднелась жуткая черная дыра, в которую превратились ее вывернутые гениталии. Обступившие тело врачи, судя по форме — из разных медицинских отделов, суетливо пытались удержать ее на столе, наперебой споря друг с другом в попытке перекричать вопли девушки:

— Она же все время была под вашим наблюдением, почему у нее болевой шок?! Это последствия контакта с Ангелом?

— Мы не можем установить это наверняка. Вы сами видите, во что превратилось ее тело. Химическое заражение тканей, поражение нервно-мышечных синапсов, обширная интоксикация метаболитами — с таким списком повреждений мы даже не можем провести химиотерапию, имея риск аномальной аллергии на энтеросорбенты.

— Сейчас важнее узнать, почему у нее возникла гиперальгезия и какой тип анестетиков мы можем ввести. Она находится в терминальном состоянии и умрет, если мы не восстановим функции организма.

— Внутренние органы сильно деформированы, матка, мочевой пузырь и почки потеряны, нарушено кровообращение в ногах, яичники, скорее всего, также не подлежат восстановлению. Угроза фибрилляции сердца. Если не спасем кишечник и позвоночник — ей конец.

— Органы можно заменить.

— Но не позвоночный нерв и не яичники. Будет чудо, если она сможет двигаться.

— Да прекратите вы уже! Подумайте прежде всего, как облегчить ее агонию и сохранить ей жизнь!

— Мы можем убить мозг, если реакция на наркоз будет отрицательной. На анализы уйдет час, у нас нет столько времени.

— К черту наркоз. Оперируем так.

— Но… в таком состоянии… У нее же судороги!

— Принесите скобы и дрель. Прибьем ее кости к столу и начнем гемосорбцию. Готовьте АИК и выясните уже, наконец, какой анестетик ей можно применить.

Дальнейшее Синдзи предпочел не смотреть, тем более что за визгом инструмента и нечеловеческим криком девушки голоса врачей расслышать не представлялось возможным, да и вид потрошеного тела, пусть и с хирургической аккуратностью, вызывал лишь спазм желудка и мрачную тяжесть в душе. Так что, закончив обзор камер, он вернулся к информационной панели и с интересом взглянул на длинный список сообщений, среди которых значились экстренные вызовы.

— Что это?

— Запросы на имя Командующего со стороны ведомств и военных подразделений, требующие разъяснения ситуации, — учтиво пояснил Фуюцки. — Обычно отсылаются типовые рапорты, но в связи с сегодняшней экстренной ситуации, должностные лица хотят лично выйти на связь. Я смотрю, среди них есть даже министры иностранных государств.

— Отлично. Вы можете сделать так, чтобы я обратился к ним напрямую?

— Ну… — даже видавший виды мужчина не смог скрыть удивления. — В общем, это возможно. Но ты ведь не хочешь…

— Именно так. Пора нам сделать официальное заявление. И еще — вот тут находится скрипт, написанный доктором Акаги, вы можете активировать его вместе с подключением?

— Да. Что это, если не секрет?

— Почтальон. Мое послание будет мгновенно донесено в каждую точку земли, в каждый город и каждый дом, где есть любое средство приема информации. На языке адресата.

— Ох… — Фуюцки вздохнул и склонился над клавиатурой. — Я смотрю, ты не довольствуешься малым.

— Разумеется, — Синдзи хохотнул.

— Камера тут, — он указал на панель в стене. — Включу по твоему сигналу, проведем запись, потом отправим.

— Вперед.

На огромной стене позади стола, где за выдвижной панелью показался объектив камеры, зажглась красная лампочка эфира. Фуюцки, пощелкав клавишами, молча кивнул, и Синдзи, чувствуя нервную дрожь, начал говорить.

— Я обращаюсь ко всем людям, кто меня слышит, внимательно выслушайте мое сообщение. Меня зовут Икари Синдзи. Сегодня я разрушил последний бастион, стоящий на защите рода человеческого от следующего поколения жизни — Ангелов. Этот день я провозглашаю последним днем существования человечества как вида и объявляю вам смертный приговор. Вы все будете ликвидированы в ближайшие дни. Ваше место займут существа, более достойные жизни и собственного будущего, нежели вы, глупые, алчные, эгоистичные твари. Я обращаюсь к вам от имени Ангелов и несу их волю: все защитники человечества, способные нас остановить, пали в битве. Я — последний Ангел, и я приведу Легион, но когда мы придем, вас уже не будет. Вы падете от вашего же оружия. В ближайшее время будут запущены все имеющиеся стратегические запасы баллистических ракет, несущих в себе огромные дозы нейропаралитического вещества и катализатора, провоцирующего его бесконтрольный рост. Ракеты будут подорваны в нижних слоях атмосферы в ключевых точках планеты возле крупных водоемов, отравив воду и воздух на века. В доказательство серьезности своих слов после распространения сообщения я уничтожу всю орбитальную группировку всех спутников, от коммуникационных до военных. Смиритесь со своей судьбой и умрите в радости.

Он замолчал. Оторопело замерший Фуюцки очнулся и поспешно отключил камеру, остановив запись.

— Да уж… Я много удивительный вещей видел в жизни, но такое… Признаться, даже не знаю, смеяться мне или плакать.

— Ну, можете сделать и то, и то, — улыбнулся Синдзи, поднявшись с кресла и выдохнув от скопившегося напряжения. — Все записалось?

— Да. Как я понимаю, отправка будет произведена по всему миру, используя все возможные каналы распространения. А что насчет спутников и ракет?

— Все как сказал. Как только мы запустим скрипт, МАГИ начнет массированную атаку всех центров управления полетами, запустив вирус для коррекции их полета куда-нибудь в атмосферу. Насчет токсина — у меня есть несколько мыслей, но одним МАГИ мне уже не обойтись. Поживем — увидим. Отправляете?

— Секунду… Все, готово. Сообщение запущено в глобальную сеть.

На мониторе тут же вспыхнуло техническое изображение трех терминалов МАГИ, начавших рассылку посылок и одновременную атаку на серверы космических центров.

— Эх, Рицко, вы можете гордиться своей работой… — тихо произнес Синдзи, улыбнувшись от мысли, что сейчас начнется во всем мире. — Ну, вроде как все. Мне теперь тоже пора уходить.

Мужчина перевел на него вопросительный взгляд.

— Уходить?

— Да. Я сделал все, чего желал. Остался лишь один маленький финальный аккорд. Хочу сказать вам, Фуюцки-сан, спасибо и прощайте. Может быть, мы еще когда-нибудь увидимся, но, не поймите меня неправильно, я очень этого не желаю. Позаботьтесь тут обо всем и не теряйте надежды.

— А…

Синдзи спокойно развернулся и неторопливо побрел к выходу. Растерянно поднявший брови пожилой мужчина лишь вздохнул и неслышно обратился вслед:

— Удачи, молодой Икари. Надеюсь, твои желания исполнятся.

Синдзи шел по пустому корпусу, словно по обители призраков из фантастических фильмов ужасов. Без единого человека, брошенная и замершая в тишине база создавала непривычное ощущение одиночества и потерянности, словно лабиринт, из которого нет выхода. В кабинетах среди разбросанных листков бумаги гудела аппаратура, пищали телефоны, исправно работали эскалаторы, но ни один человек не нарушал жуткой атмосферы испарившейся жизни. Впрочем, на Синдзи это почему-то не оказывало никакого впечатления. Наоборот, он шел по пустым коридорам с чувством невероятной легкости в душе, почти триумфа, чуть ли не напевая себе под нос от объявшего его воодушевления. Хотя в какой-то момент он и впрямь начал мурлыкать старый въевшийся в голову мотив, бодро чеканя свой шах разносящимся эхом.

Остались позади в безмолвной тишине пустые кабинеты, подъемники, монорельс, доставивший его наверх, приемный зал центрально входа, пропускной пункт и массивные ворота, когда Синдзи очутился на поверхности. Солнце и настоящий свежий ветерок, так контрастирующий с сухим потоком воздуха из кондиционеров, на мгновение заполнили его чувства приятным и освежающим, чарующе теплым маревом, словно по волшебству развеяв сковывающее его напряжение, а затем нехотя отступили, явив перед ним не самую одухотворяющую картину. Всю площадку перед центральными воротами занимал целый батальон вставших на изготовку солдат сил самообороны, экипированных, будто на войну, и взявших на мушку одиноко замершего у выхода Синдзи. За пехотинцами виднелись нацеленные в его сторону орудийные башни бронетранспортеров, на крышах ближайших зданий мелькнули фигуры снайперов и гранатометчиков, с улиц чуть далее раздалось синхронное рычание танков, а в воздухе над городом повисли несколько черных вертолетов, тоже не мирного назначения. Где-то за развернувшейся полукругом блокадой солдаты расфасовывали по автобусам вывалившихся на поверхность мирных сотрудников НЕРВ. Ни один из солдат не проронил ни слова, сквозь мушки прицелов напряженно всматриваясь в фигуру Синдзи и готовясь открыть огонь в случае малейшей угрозы. И, невзирая на небольшую армию, что держала его под прицелами сотен орудий, он с благоговением поднял голову вверх — высоко в небе зажглись крошечные огоньки с протяжным белым хвостом за собой, словно инверсионные следы у самолетов, заскользив по темно-синему своду и рассыпаясь на мелкие искорки. Сразу дюжина огоньков украсила небосвод настоящим звездопадом, плавным и необычайно красивым, заставив Синдзи невесело усмехнуться.

«Красиво. То что надо для проводов на тот свет. А ребята, кажется, совсем разозлились. Нет бы насладиться моментом и чудным зрелищем в небе. Не понимают они шуток. Остается только прорываться, значит? Ну, с боем так с боем».

— Начнем, пожалуй… — неловко улыбнувшись, опустил он взгляд прямо на замерший кордон, а затем приветственно вскинул руки, будто пытаясь их обнять, и громко выкрикнул: — АТ-поле, на максимум!!!

И в эту секунду с двух сторон улиц раздались два громких хлопка. А затем что-то на чудовищной скорости ударило Синдзи снизу, и еще до того, как нечеловеческая боль пронзила его тело и то начало падать на землю, он обнаружил, что его ноги ниже колен перестали существовать. Пара кровавых культей с огрызками костей на секунду повисли в воздухе, а затем рухнули вниз вместе с ним, и Синдзи захлебнулся в застрявшем в груди крике, не в силах произнести и звука от жуткого приступа боли. Схваченное им тело и померкший алой пеленой взгляд не позволил разглядеть, как он непроизвольно заворочался по земле, хватая ртом воздух и соскребая ногти о бетон, как снаряд из пневматической пушки накрыл его сеткой и как очутившиеся рядом люди в глухих противогазах и костюмах химзащиты стали вбивать в его тело металлические стержни необычной сверлообразной формы. К шторму боли от потери ног добавилась жуткая резь по всему телу, и надломившийся разум Синдзи начал меркнуть, постепенно отключаясь и срывая панически замельтешившие мысли в безумный вихрь. Где-то в глубине его души еще оставалась капля осмысленности, понимающая, что это был конец, что никакой волшебной силы у него нет и никто не придет на помощь, что смерть — единственно возможный выход из этой проклятой петли. И именно поэтому — в самой глубине души — Синдзи был рад, что, наконец, он достиг желаемого. Он сделал все, что мог, и теперь его ждала встреча с той внутренней сущностью, что все это время толкала его к мертвому концу, очередному тупику, дабы уже там заботливо взять за руку и отвести к выходу из лабиринта. Или его очередному входу.

Через невыносимо бесконечный промежуток времени боль начала проходить, и загоревшееся агонией сознание смогло выхватить, что его погрузили в крайне тесный саркофаг, светящийся изнутри приглушенным красным светом. Первая мысль о гробе была развеяна россыпью внутренних датчиков и инструментов, тут же вонзившихся в недвижимое от введенного препарата онемевшее тело. По венам заструилась противная леденящая жидкость, наполнив голову свинцовой тяжестью и непроницаемой глухотой, как при заложенных ушах. К открывшимся глазам подтянулись два механических зонда, из которых выползли две тонкие иглы, проникнув через зрачок внутрь глазного яблока и остановившись в миллиметре от сетчатки. Через секунду их замершие наконечники стали бить искрами по всей поверхности глаза изнутри, окончательно ослепив Синдзи и создав в его взгляде странную картину сломанного калейдоскопа, с каждым противным ударом раскалывающегося на россыпь разноцветных точек. А еще через минуту само тело, мелко затрясшееся от серии электрических разрядов, будто отделилось от сознания и превратилось в стрекочущий мешок с костями. Отключились глаза и остальные органы восприятия, и саркофаг погрузился в гробовую тьму.

Синдзи, уже не чувствующий ни боли, ни прочих ощущений, перестал бояться. Он давно готовил себя к подобному исходу, он страстно желал завершить все дела на этом свете, он ужасно жалел, что так и не успел закончить свой маленький прощальный подарок, и он был готов приступить к последней части своего предназначения — пост мортему.

«Жаль, что везение не может быть бесконечным. Я ведь был так близко… Я сделал все, о чем мечтал, и оставалось закончить лишь одну маленькую деталь… Этот мир, я так не хочу с ним прощаться».

«Но ты еще жив».

Синдзи распахнул глаза. Первым же делом он непроизвольно метнул взгляд вниз, к ногам, щурясь от слишком яркого искусственного света. К его немалому удивлению, ноги оказались на месте. Более того, на всем теле не обнаружилось ни одного видимого повреждения, и даже старые шрамы и следы побоев чудесным образом исчезли. Открытие оказалось столь поразительным и внезапным, что Синдзи даже не сразу заметил, как тяжело отозвался разум на его собственные команды, будто мысли текли со скоростью вяло тянущегося сгущенного молока — и это притом, что им ничего не мешало, а в голове образовалась неестественно легкая пустота, словно в нее закачали гелий.

Моргнув несколько раз, Синдзи попытался сориентироваться, внутренне прыснув нервным смешком оттого, насколько непросто это оказалось сделать — даже простая мысленная команда телу давалась так же неудобно, как попытка ухватить скользкое мыло ступнями ног в ванной, залитой растительным маслом. Это было просто смешно, сколь абсурдно могли выглядеть потуги управлять собственным разумом.

«Словно тебе вырезали половину мозга».

Догадка вдруг показалась шокирующее правдоподобной, когда Синдзи, сосредоточившись на одном только зрительном восприятии, смог разглядеть обстановку вокруг — небольшое пустое помещение, стены которого были обложены белой плиткой, и белый потолок с огромной операционной лампой и странным механизмом за ней, напоминающим сложенный подъемник. Сам он был прикован к металлическому столу, тоже явно хирургического назначения, — крепкие стальные скобы обвивали его руки, ноги и торс, не позволяя даже шевельнуться. Однако что насторожило Синдзи — это ощущения собственного тела. Оно не было парализовано, не болело и не чувствовалось ватным, как после наркоза, однако металл под ним воспринимался до дрожи неестественно — вместо холода и гладкости ровной столешницы под ним чувствовалась странная смесь дерева и перины, словно от чрезмерно плотно надутого воздушного матраца. Впрочем, поразмышлять над этой загадкой ему помешал пронзительный дребезжащий звук, ужасающе похожий на визг бормашины в стоматологическом кабинете. Только этот был еще сопряжен с сочным чавканьем разрезаемой плоти и распиливаемой кости. С трудом, чувствуя, как разум противится делать это, развернув голову в сторону, Синдзи кисло скривился — его опасения подтвердились на все сто.

В другой части комнатки стоял такой же стол. На нем также лежал человек — обнаженная молодая девушка с удивительными длинными серебристыми волосами и золотистыми глазами, которую Синдзи никак не мог припомнить. Однако одна деталь заставила того оторопеть — у нее отсутствовали руки и ноги. Короткие культи на плечах и бедрах, обмотанные бинтами, были прикованы скобами к столу. Девушку окружали три фигуры: немолодые женщины в голубых хирургических фартуках поверх белой униформы и медицинских масках, скрывающих большую часть лица, на вид обыкновенные хирурги. Но что поражало — они выглядели идентично, три совершенно одинаковых близнеца, отличающиеся лишь взглядом: одна смотрела сухо и даже жестко, вторая с любопытством и азартом, последняя чуть виновато и стесненно. Впрочем, все трое выполняли одну и ту же работу — с помощью разложенного механизма с потолка, состоящего из восьми жутковатых манипуляторов и напоминающего лапы гигантского свисающего сверху паука-сенокосца, они увлеченно сверлили бурами внутренности девушки. Синдзи объяла дрожь, когда он разглядел, что вся поверхность ее тела была вскрыта, от гениталий до основания шеи. Кожный покров был аккуратно развернут и закреплен зажимами, и яркий свет лампы освещал не очертания тела девушки, а ее внутренности: красная гладь мышечной ткани на животе, желтоватая гроздь молочных желез вместо грудей и пучок сосудов на сосках, с которых тоже была снята кожа, проступающая сквозь разрезы кость грудной клетки и фрагменты выдавшегося кишечника. Она походила на объект исследования патологоанатома, над которым проводилось вскрытие, только по некоторому недоразумению живой и находящийся в сознании. Только вот внешне девушка никак не реагировала на копание в своих внутренностях. Она продолжала безмятежно лежать на столе, спокойно дышать и взирать в потолок, даже когда близнецы-хирурги с чавканьем плоти и визгом бормашин вырезали часть тазовой кости и вскрыли матку, — на лице ее не возникло ни тени страха, боли или хотя бы волнения.

Синдзи сделалось не по себе. Даже под местной анестезией, он знал это по собственному опыту, нормальный человек не смог бы сохранять такое самообладание и отрешенное безразличие. А девушка смотрела вверх устало, далеко уйдя за грань измученности и истощенности, смирившись, сдавшись и потеряв всякое стремление жить. Даже тихая флегматичная Рей, когда еще она ни к чему не выказывала интереса, выглядела жизнерадостной девочкой по сравнению с этим…

— Живым трупом… — вдруг вслух произнес Синдзи, сам не поняв, как мысли словами вырвались наружу.

И тут вдруг девушка слегка дернула головой, очнувшись от собственных тяжелых размышлений, и медленно перевела ее в сторону — прямо на него. Золотистые глаза двумя яркими солнечными точками будто разрезали душу своей неимоверной внутренней болью и обреченностью, вспыхнув, однако, неожиданной искоркой изумления и проблеском невероятного открытия. Дыхание Синдзи перехватило, потому что по одному ее взгляду он понял — девушка все это время чувствовала боль, настолько долго и мучительно, что уже свыклась и отстранилась от всего куда-то внутрь себя. А сейчас, заметив его, пораженно выкарабкивалась обратно, восстанавливая по крупицам свой перемолотый в порошок разум.

Но разглядеть пробившиеся во взгляде проникновенные чувства Синдзи помешала внезапно возникшая в помещении тишина. Он обомлел, обнаружив, что трое женщин прекратили свою жуткую работу, выпрямились и теперь внимательно взирали на него с одинаковым интересом, будто обнаружив нечто увлекательное и новое. Девушка попыталась что-то произнести, но только непроизвольно сморщилась и скривилась от пронзившей ее боли, а доктора, не произнеся ни слова, отложили в стороны манипуляторы и завороженно, будто даже не люди, а животные или машины, обступили его с трех сторон и, буравя своими жуткими темными глазами, даже не сводя глаз и не моргая, начали раскладывать манипуляторы над лампой.

По коже пробежала холодная волна мурашек. Он был прикован к столу, совершенно беспомощный, окруженный какими-то ненормальными врачами-тройняшками с садистскими наклонностями и жутким выражением куниц, смотрящих на свежепойманную еду. Синдзи не боялся смерти, выходя под расстрел перед батальоном тренированных бойцов, он не боялся за свою жизнь, напав на гопников, он был готов к боли, когда его пытали. Однако сейчас разъедающее чувство неподконтрольного страха начало жечь в груди, пробуждая какой-то утробный ужас. Не в силах сделать хоть что-то, открытый самой страшной боли, он и представить себе не мог, что окажется не готов к своему наказанию. Странное ощущение тела, тягучие мысли, сюрреализм происходящего — он уже не сомневался, что все это было его персональным адом, карой за совершенные грехи.

— Нет… — выдохнул Синдзи, задергав конечностями под скобами. — Все должно было пойти не так!.. Неправда!.. Это ложь, я должен был встретиться с ней! Спаси меня! Сделай что-нибудь, умоляю!

Но голос внутри его головы молчал. Доктора, не обратив внимания на его отчаянные выкрики, к этому моменту разложили манипуляторы, взяли инструменты на рукавах машины и с пронзительным свистом разгоняемых буров и сверл продули насадки. Синдзи нервно забился на столе, стиснув зубы от противного звука над ухом, и паника от вспыхнувшего страха начала пожирать его душу, как вдруг за жужжанием машины послышался слабый голос девушки:

— Все это иллюзия… ощущения настоящие, а все прочее — обман… Тебя поймали внутрь…

Бур прикоснулся к коже на груди чуть выше солнечного сплетения, мгновенно прорезав ее и впившись в хрящевую кость ребер, отчего тело Синдзи пронзила острая оглушающая боль, и он невольно взвыл. Чувствуя, как крутящееся на огромной скорости сверло резало его грудную клетку, он едва мог совладать с опутавшим его сжигающим ощущением, сделавшимся невыносимо мучительным и оттого сцепившим разум стальной хваткой.

— Нет!!! Хватит!!! — прошипел он, затрясшись и замотав головой.

Ужасная боль, резь и хруст распиливаемой кости не позволили ему расслышать все более громкий выкрик девушки, что-то отчаянно пытающейся до него донести:

— Их не существует!.. Это твой разум… ты внутри машины… МАГИ… Они проникают в твой мозг…

Синдзи был слишком поглощен раздирающими разум ощущениями, чтобы расслышать ее речь полностью, но обрывки слов, уцепившиеся в его голове, начали вспыхивать призывающими к чему-то огоньками, словно пытающимися собраться из кусочков головоломки в одну простую картину.

Бур уже прошел через всю грудную клетку, и теперь две другие женщины начали плавно снимать кожу с торса при помощи виброскальпелей. Тело вспыхнуло в ужасающем пламени рези, и тут разум, повисший над пропастью, в отчаянной попытке спастись сам выкрикнул собравшиеся воедино слова — еще до того, как мысли смогли их осознать.

— Логин: Икари Синдзи! Пароль: жаворонок! Всем системам — стоп!

Бур вошел сквозь ребра и впился в сердце вместе с двумя другими сверлами, что рассекли брюхо по обе стороны пупка, и вдруг комната утонула в глухом красном свете вместе с раздавшимся протяжным писком, а Синдзи, едва не сошедший с ума от чудовищной боли, внезапно ощутил, как агония испарилась. Спустя одно незаметное мгновение сделалось необычайно легко и спокойно, будто тело отключили от разума, оставив лишь необходимый минимум восприятия. Синдзи, еще несколько секунд кричащий на автомате, ошарашено замолк и с воспаленным от сенсорной перегрузки мозгом попытался осмотреться по сторонам.

Три женщины, не шевелясь, со спутанным взглядом замерли возле стола. Механизм, судя по свисту ротора, еще работал, но приглушенно, будто ожидая команды. Темно-красный свет, словно желе, залил все помещение и опутал комнату липкой атмосферой вынужденного оцепенения. Переставший от удивления дышать Синдзи, наконец, впустил воздух в легкие, так и не ощутив на вдруг ставшем каким-то искусственном теле ни капли боли, а затем озадаченно перевел взгляд на девушку — та также не двигалась, вроде бы дыша и находясь в сознании, но будто была не в силах шевельнуться.

И тогда, чтобы проверить невероятную догадку, Синдзи мысленно сконцентрировался и громко и отчетливо дал команду:

— Снять кандалы. Бормашинам — атаковать докторов.

Ничего не произошло. Досадливо выдохнув, он вдруг замер и с надеждой встрепенулся — в памяти всплыл принцип построения команд в программировании, которым пользовалась Рицко. Нужна была завершающая директива.

— Выполнить, — произнес первую пришедшую в голову мысль Синдзи.

И тут же комната отозвалась кошмарной картиной. Красный свет пропал вместе с общим оцепенением, однако рукава машины, завизжав сверлами с разрывающей слух мощью, задвигались сами по себе и, как атакующие мошек пауки, кинулись к докторам. Синдзи даже не успел ничего осознать, когда прямо перед его глазами три женских тела оказались проткнутыми рванувшими на немыслимой скоростью манипуляторами, за которыми последовали очередные стерильно белые лапы, спустившиеся с потолка, — еще и еще. Всего через каких-то жалких пару секунд доктора стали похожи на ощетинившихся копьями причудливых тотемов, поднятых ими же над полом. Только колья эти, в отличие от боевых пик, постоянно изгибались в местах сочленения, противно жужжали сверлами и резали тела задергавшихся в воздухе женщин. На их хирургических фартуках и униформе не показалось ни капли крови, даже в местах разрыва плоти с открывшейся черной пустотой вместо внутренностей, однако именно поэтому вид растерзанных близнецов производил столь жуткое впечатление — несмотря на всю их искусственность, лица женщин изобразили самую настоящую гримасу боли и человеческого ужаса. А затем новая порция манипуляторов всадила сверла прямо под их юбки, куда-то между ног, пробурила плоть от промежности до горла и вырвалась из развороченных в клочья ртов жужжащими наконечниками.

Подавив приступ тошноты и позабыв о собственной ране на груди, Синдзи, как только щелкнули удерживающие его скобы, соскочил со стола и рухнул на пол — манипуляторы в этот момент начали с шипением сервоприводов складываться обратно под потолок, а тела трех женщин, похоже, умерших окончательно за те несколько страшных секунд, с треском разрываемой в животе плоти и ткани начали падать вниз. И после в комнате возникла тяжелая тишина.

— Так ты… Икари Синдзи?.. — вдруг донесся голос девушки.

Ошарашенный видом трех трупов на столешнице, чьи рваные раны на телах выявили абсолютную пустоту внутри — без крови и внутренних органов, Синдзи нервно вскочил на ноги, ощупал разрез на груди, который совершенно не болел, и только потом повернулся к девушке.

— Что… это сейчас было?

— Анализаторы МАГИ. Образы, формируемые через подсознание в процессе исследования мозга. Хоть они ненастоящие, оказываемое ими воздействие ощущается вполне натурально. Но как ты смог подчинить систему?

— А… похоже, мой доступ сработал.

— Обратный сигнал, да? — девушка вдруг усмехнулась. — Ну и дерьмовый же ты пароль придумал. Уровень безопасности никакой.

— Чтобы не забыть…

Уже пришедший в себя Синдзи смог совладать с телом, научившись управлять чуть заторможенными ватными конечностями, и подошел к столу с выпотрошенным обрубком серебряноволосой девушки. Обмотанные бинтами и прикованные к столешнице культи, снятая с торса кожа, разрез на брюхе и раскрытые ребра — все это заставило его нервно поежиться.

— Если бы я не видел подобного ранее, меня бы вырвало.

— Вряд ли, — устало усмехнулась она. — Твой желудок где-то далеко в реальном мире.

— Слушай… А кто ты?

— Я? Я… простая ошибка. Вряд ли ты можешь меня помнить.

— Ты… вообще человек?

Девушка вновь расхохоталась, отчего ее внутренние органы затряслись, словно пудинг.

— Разумеется, иначе меня бы не кромсали вот уже долбанных 7 лет.

— Ого…

— Солидарна с тобой. Ого, блин. За прошедшие годы у меня было много времени, чтобы обдумать все что только можно, успеть возненавидеть жизнь, весь мир, всех людей, включая себя, а потом отчаяться, смириться и потерять все чувства. Раны, которые ты видишь, отражение моего реального состояния. Руки и ноги мне не восстановить, да и тело, скорее всего, уже мертво. Функционирует один мозг, поддерживаемый системой и, вот же какая ирония, прощупываемый ею до последнего нейрона. Теперь я всего лишь лишний и бесполезный комок серого вещества внутри трех бесстрастных блоков искусственного интеллекта.

Взгляд девушки, сломленный и обреченный, похожий на скомканную и обгоревшую золотистую фольгу, остановился на лице Синдзи. За ироничной маской усталой безразличности он разглядел огромную пустоту в ее душе, вымученную, буквально выгрызенную в многолетней борьбе с болью, одиночеством и тоской. Несмотря на кажущуюся внутреннюю силу, где-то глубоко внутри девушка едва держалась, колышась, словно тростинка под ураганным ветром. И еще в ее глазах замерла продавленная в сердце тяжестью минувшего времени мольба.

— Даже не знаю, что сказать... — растерялся Синдзи. — Я могу тебе как-то помочь?

— Ты? — улыба развеялась с ее губ, и на сделавшемся серьезным лице возникла неуверенность, будто впервые к ней обратились не как к вещи. — Нет, наверное… Уже поздно. Но ты можешь все остановить.

Глаза девушки вспыхнули огоньком внутренней воли.

— Пожалуйста, убей меня. Разрушь терминалы МАГИ.

— Я?.. — комок невыносимого волнения заворочался в душе Синдзи, но вдруг замер в накатившей ледяной волне осознания. — Хорошо… Я могу сделать это.

— Правда?.. — впервые золотистые глаза девушки тронула чувственная толика. — Я так давно мечтала, чтобы все это закончилась. Стань моим спасителем, молю тебя, избавь от этой вечной муки. Я больше не могу жить…

— Я разрушу тут все, — Синдзи пытался говорить спокойно, но болезненное чувство тоски буквально жгло его сердце — уже в который раз, но теперь почему-то с тысячекратной силой. Ему было просто невыносимо смотреть на мертвое тело перенесшей столько страданий девушки, его силы почти достигли лимита. — Я сделаю, как ты скажешь.

Она слабо вздохнула и вдруг всхлипнула с пропившейся светлой улыбкой — сухо и, как ему показалось, счастливо, впервые за множество лет.

— Не знаю, почему я смеюсь… Не верится просто… Потому что боюсь… Прости. Я должна сказать спасибо.

— Что мне нужно сделать?

Она перевела на него светлый, страдальчески сжавшийся, испуганный и притом одухотворенный взгляд.

— Для начала… Для начала выйти, иначе ты последуешь вслед за мной. Просто дай команду на выход, и откроется дверь. Снаружи ты сможешь обрушить систему, но будь готов ко всему — учитывая, что тебя начали резать, в реальности, скорее всего, ты тоже под скальпелем. Не могу ничего посоветовать, что делать снаружи, ты уж прости…

— Это не проблема.

— Что ж… тогда это все. Я надеюсь на тебя.

Синдзи замер, задумавшись, протянул руку к девушке и бережно погладил ее по обрубку руки вдоль плеча.

— Я могу тебя попросить об ответной услуге? — тихо произнес он.

— Какой?..

— Ты, вроде, разбираешься в этом месте лучше меня. Не могла бы ты, прежде чем я здесь все уничтожу, помочь мне в одном деле. Это связанно с МАГИ и их мощностями, если есть возможность использовать их на полную с моим уровнем допуска.

Девушка усмехнулась.

— Да, я так и думала, что даром ничего не дается. Говори уж.

Синдзи выдержал паузу, обдумывая новый план, а затем прошептал ей на ухо.

— Ты знаешь что-нибудь о ракетах?

Сознание возвращалось мучительно медленно, словно пробивалось сквозь мутную завесу водорослей с самого дна болота. Крупица за крупицей, оно собирало воедино открывшуюся панораму из очертаний окружающей Синдзи обстановки, пока не вырисовалось в сильно искаженную картину медицинской лаборатории. Большего рассмотреть ему не удавалось из-за постоянно сбивающегося фокуса глаз и каши, в которую перемешались его мысли. Точнее, ему показалось, что их заспиртовали в банке с формалином — думать было ничуть не легче, если не сказать сложнее, чем в воображаемом мире. Впрочем, после серии не самых простых попыток совладать с окончательно расшатавшимся разумом, Синдзи таки удалось собрать россыпь образов и осмотреться по сторонам.

Он все так же лежал в медицинской камере на том же столе. Только теперь это была самая настоящая лаборатория с сильным уклоном в операционный театр, окруженная рядом уже начавших радостно узнаваться медицинских аппаратов, и — что уже устало пугать — все более устрашающими установками, похожими сразу на машину МРТ, рентгеноскоп и устройство для утилизации мусора разом. На столешнице рядом различался ворох инструментов и ватных тампонов, по большей части бывших в употреблении и испачканных кровью, а также целая консоль с тонкими проводками, тянущимися к его голове.

Людей вокруг не наблюдалось. Где-то за дверью чуть левее серой стены, в которую был уставлен взгляд Синдзи, в смотровом окошке виднелось оранжевое мерцание, вспыхивающее с периодичностью в секунду. Разум без труда опознал это удивительное явление, но почему-то никак не хотел сформировывать в отчетливый образ, выставляя вместо него асфальтоукладчик. Синдзи показалось это забавным и слегка раздражающим. Слух, все это время различающий странное завывание, наконец, смог справиться с непосильной задачей и определить, что источником звука являлась сирена. Тут же, наконец, сложилась и общая картина — пиликал некий тревожный сигнал за дверью, для надежности освещая коридор не менее тревожным желтым маячком. Видимо, что-то случилось.

Синдзи довольно улыбнулся — он чувствовал себя студентом, победившим в общенациональной олимпиаде по высшей математике. По крайней мере, сил для мыслительной операции ему пришлось затратить не меньше. Впрочем, радость длилась не долго, затухая по мере того, как сознание все крепче схватывало реальность. Он лежал на операционном столе. Его ничто не связывало, но тело не ощущалось. К голове тянулись провода. Звучала сирена.

Но к счастью, работали глаза и немного шея. Напрягшись, Синдзи чуть приподнял голову и осмотрел собственное тело. Как ему и представлялось, на груди был совершен продольный разрез, хотя на вид не глубокий. Случайно скользнув взглядом за стол, он обнаружил полупрозрачные лужицы на полу и ворох неизвестно откуда взявшейся одежды.

— Так и есть… — промямлил он, попытавшись совладать с мыслями. — Рано еще прощаться.

Он задвигал пальцами, разминая мышцы. Сначала медленно — восстанавливая кровоток, затем все быстрее, пока те не начали свободно шевелиться. Несмотря на немного отошедшее онемение, двигать руками он не собирался. Достаточно было лишь разогреть тело, чтобы оно подчинилось мысленным командам, да и легкая заторможенность вкупе с ветром в голове зародили у Синдзи серьезное подозрение, что его черепная коробка в данный момент была вскрыта, а с мозгом проделана некая операция медицинского характера. Ему было достаточно оставшегося рассудка и накопленного запаса внутренней воли, чтобы громко, насколько позволяло одеревеневшее горло, выкрикнуть:

— Каору Нагиса! Я зову тебя! Я готов пойти за тобой!

И, словно ожидая этого момента, из тени выплыла фигура юноши с пепельного цвета волосами в обычной школьной форме, бледного и оттого кажущегося сияющим призрачным свечением.

— Привет, Синдзи-кун, — по обыкновению спокойно и с легкой дружелюбной улыбкой произнес он. — Я рад, что ты вспомнил обо мне.

— Значит, ты был последним Ангелом? — попытавшись радушно кивнуть, поприветствовал его Синдзи. — И ты меня спас тогда?

— Как видишь, Синдзи-кун. Я могу помочь тебе, только если ты сам этого пожелаешь.

Качнув головой, тот приметил, что Каору парил в воздухе в паре сантиметров над полом.

— Твоя работа? — Синдзи бросил взгляд на дверь.

— Отчасти. Лилит ищет меня, чтобы устранить последнее препятствие и собрать людские души в свое лоно.

— Лилит? То есть Рей?

— Время на исходе, Синдзи-кун. Ты должен принять решение — чего ты желаешь на самом деле.

— Я… Скажи, кто я на самом деле?

Взгляд Каору на секунду сделался мягче, тронув нежным благоговением.

— Адам, наш родитель. Ты его душа. Мы все тянулись к тебе неосознанно, чувствуя, что в тебе заключен дух того, кто у людей зовется матерью. Ты должен был открыть душу самому себе, чтобы понять свою сущность и принять нас.

Его слова, должные стать откровением для Синдзи, к немалому удивлению последнего отозвались в сознании лишь легким путаным смешком, слегка растерянным, но искренне радостным и счастливым, словно все встало на свои места.

— Да… Теперь я понял. Ты использовал Мари, уговорив ее устроить игру со мной, чтобы достучаться до моего сердца и пробиться сквозь барьер человеческой сущности.

— Я лишь дал ей то, чего она желала. Ты сам уже чувствовал, что тебя что-то толкает к разрушению собственной жизни. Нечто, что пробивало твою границу абсолютного страха. Это ты и есть, Синдзи-кун, твоя душа, скованная человеческой жизнью.

В голове не слышалось ничего, кроме глубокой пустоты и эха собственных мыслей. Голос, являющийся отражением его запертого сердца и выдуманной личности, исчез. Синдзи вновь усмехнулся.

— А стоило-то всего лишь пожелать. Мне, наверное, нужно бы возненавидеть тебя или сорваться в омут отчаяния, но сейчас я чувствую лишь благодарность. Ты действительно был моим соратником все это время. Я не хочу тебя терять.

— Мне приятно слышать это, Синдзи-кун. Ты тоже многое для меня значишь, даже без твоей сущности. Но сейчас я обязан спросить, какова твоя цель.

Синдзи поднял голову, прищурив прояснившиеся глаза.

— Я хочу стать Ангелом.

Каору виновато улыбнулся.

— Прости, Синдзи-кун, это невозможно. Ты рожден человеком.

— Тогда я хочу отказаться от своей жизни и примкнуть к вам. Туда, где сейчас находится Лилли. Она ведь жива?

— Эта наивная девочка? — голова Каору слегка склонилась в сторону. — Как и все во вселенной, она не может умереть. Ее сущность вернулась к первозданной чистоте и сейчас ожидает свое очередное рождение, слившись с такими же никогда не одинокими ангельскими душами. Ты можешь присоединиться к ним, потеряв свою индивидуальность, но твоя жизнь будет принадлежать всем, как и все они тебе.

— Я понимаю. И поэтому хочу осуществить вашу цель. Помоги мне, и я уничтожу Лилит, людей и освобожу планету для вас. Для нас. Я сольюсь с вами, и мы вместе создадим новую жизнь, вечную и счастливую, без стен непонимания, без гнева и обид. Мы будем разными, но все бы будем частью одного целого и жить друг ради друга, а не одного себя.

Синдзи замолчал, устремив взгляд прямо в алые глаза Каору, дрогнувшие проникновенным, чувственным пламенем.

— Ты, наверное, никогда не перестанешь меня удивлять… — произнес тот, неловко отведя взгляд. — Словам, сказанным нашей матерью, я не могу перечить. Но ты должен понимать, что это будет конец. Назад ты не сможешь вернуться.

— Я знаю, — сразу же решительно выпалил Синдзи. — Я уже прошел слишком большой путь, чтобы оглядываться назад.

— И тебе придется столкнуться с Лилит, защищающей своих детей.

— Неважно. Меня ничто больше не держит в этом мире. Я иду вместе с вами.

— Что ж, Синдзи-кун… — закрывший глаза и задумавшийся о чем-то Каору, вдруг объял его алым пламенем во взгляде, невесомой пушинкой поднялся в воздух и опустился на четвереньки прямо над его телом на столе. — Признаться, я очень рад. Уже много времени я слежу за тобой, но впервые ты сделал нечто, что заставило меня ощутить столь сильный трепет и восхищение. Я исполню твое желание и подарю тебе плод вечной жизни. Прими его, Икари Синдзи, и стань со мной одним целым.

Руки юноши, мягкие и легкие, словно перья, опустились на его грудь, а голова склонилась прямо к лицу.

— Еще не поздно отказаться… — прошептал Каору заботливым голосом. — Ты можешь вернуться к Рей, и она выведет тебя из лабиринта души к самому началу.

— Нет, — твердо без колебания ответил задрожавший Синдзи. — Назад пути нет. Я открою душу для тебя, прими ее и дай мне свою силу.

— Твое желание…

Руки Каору, вдруг сделавшись ватными и воздушными, как облака, прошли сквозь кожу Синдзи и замерли в самом центре его груди. Тот не ощутил ни одного намека на боль или какой-то дискомфорт, кроме вполне ожидаемого волнения и предчувствие настоящего чуда, что заставляло биться сердце в бешеном ритме и кружить голову вихрем чувств.

Невесомые пальцы обхватили трепещущее сердце, и лицо Каору вплотную приблизилось к нему. Синдзи зажмурился, потому что волнение сделалось нестерпимым, а тело стало пронзать удивительная электризованная волна, наполняя его неестественной легкостью. Словно свет заструился по венам, растворяя внутренности мягким чарующим огнем, Каору почти целиком погрузил руки в грудь Синдзи и начал буквально утопать в его плоти, медленно растворяясь в нутре. Лик юноши влился прямо в лицо Синдзи, колыхнув по нему круги, как будто это была гладь озера, и тела их, как две оплавленные свечи, начали смешиваться воедино, образовывая жидкие и словно магнитом притягивающиеся капли.

Синдзи чувствовал, как его настоящее тело умирало, исчезало бесповоротно, растворяя каждый орган, каждую клеточку вместе с травмами и побоями. Испарилась россыпь синяков и царапин, смешивались ссадины и швы, оплавлялась сломанная кость в пальце, заполняя пустоту вместо себя настоящим живым светом. И хоть вместе с телом исчезала и боль, и тяжесть усталости, и те грузом висящие потребности в пище, воздухе, восстановлении, что изнашивали и старили плоть, Синдзи ощутил бесконечную тоску, потому что терял нечто дорогое и являющееся частью его — свою оболочку. И пусть новое тело, подаренное им Каору, — лучащееся светом, невесомое, неуязвимое — было во всем лучше его прежнего, Синдзи все равно не смог сдержать горьких слез утраты от защемившего чувства в груди. Новые ощущения легкости и плавности, словно он являлся солнечным лучом в оболочке из неба, лишь подтвердили тяжелое осознание собственной смерти, пусть всего лишь физической.

— Не бойся, Синдзи-кун, — вдруг раздался отчетливый голос Каору прямо в центре его головы. — Теперь ты в безопасности.

Однако в душе того вдруг стремительно разгорелся приступ паники от ощущения чужой жизни в себе, будто его самого вытолкнули к дальней стенке черепной коробки, а освободившееся место заняла чужая личность, взглянув на его обнаженное и беззащитное сердце.

— Успокойся, Синдзи-кун, успокойся. Это просто с непривычки.

— Я… — он учащенно задышал, — я не могу управлять своим телом… Голова… я не помещаюсь в ней… меня выталкивает…

— Потерпи еще мгновение. Ты почти перестроился.

На столе звякнули выпавшие из вскрытого черепа иглы и зажурчала полившаяся на пол жидкость — остатки его сгнившего тела. Сияющее нутро Синдзи начала покрывать тонкая вуаль, создавшая некое подобие кожи и одновременно ограничившая его бьющую в беспорядке и вытекающую жизненную энергию. Когда оболочка сформировалась, и впрямь сделалось немного легче, а Каору в его голове заботливо произнес:

— Вот и все. Теперь ты выглядишь так же, как и раньше, но не падешь под собственной силой.

— Не могу пошевелиться…

— Сейчас…

И вдруг давление чужого сознания в голове Синдзи исчезло, и осталась лишь легкая тень, словно кто-то просто смотрел ему в спину, никак не касаясь напрямую. Контроль над телом вернулся мгновенно, оставив эту чудесную легкость и невесомость, но притом сохранив ощущение пространства. Синдзи попытался подняться и чуть не рухнул со стола — двигаться было настолько легко и приятно, словно его подхватывал податливый ветер или теплое течение в озере, не затормаживая, а наоборот, предугадывая каждый его шаг и подталкивая вперед.

— Ох… Как непривычно.

«Будь осторожнее. Теперь твой барьер абсолютного страха будет служить тебе щитом, оружием и самым верным помощником. Просто пробуди в душе ощущение безопасности и уюта, если хочешь защитить себя, и страх и гнев, если захочешь атаковать. С помощью чувства воодушевления ты сможешь парить — это словно как петь понравившуюся тебе мелодию».

Голос Каору в голове звучал, как собственные мысли, только обретшие волю, и оттого Синдзи нервно поежился.

— Значит, теперь ты в моей голове?

«Тебя это раздражает?»

— Ничуть. Наоборот, это гораздо лучше своего расколотого сознания. С тобой я чувствую себя увереннее и спокойнее.

«Это очень приятно. Теперь я заключен в твоем теле, и мы больше не сможем расстаться, пока ты не вольешься в Белую Луну. Хотя и там мы будем частью единого».

— Звучит обнадеживающе.

Приноровившись к ощущениям, Синдзи с все возрастающим восторгом сделал несколько шагов — двигаться было настолько удобно и легко, что он всерьез задумался, как же мучаются люди в своих обременяющих оболочках из кожи и плоти. Он был готов даже просто пойти, куда глаза глядят, и идти целую вечность, настолько чарующе и приятно он себя чувствовал. Но тут его взгляд скользнул по зеркалу на стене и невольно замер. Синдзи определенно видел себя, свою обнаженную фигуру, каким он был до перевоплощения. Однако его кожа теперь сияла снежной белизной, сделавшись почти прозрачной и нежной, как у Рей. Пропали синяки, ссадины, врожденные дефекты и родинки, тело светилось чистотой, словно не принадлежало миру сему. И самое главное — цвет глаз и волос Синдзи изменился. Теперь в отражении на него смотрели два темно-алых, цвета густого красного вина, зрачка, столь контрастирующие с белесым покровом, а локоны высветились и приобрели жемчужно-платиновый оттенок. Будто Каору или Рей, теперь он сам стал походить на бледного призрака-альбиноса с красным взглядом и светлыми волосами, что заставило его звучно расхохотаться.

«Что-то не так?»

— Нет-нет, прости. Просто я теперь и впрямь… один из вас. Кто бы мог подумать. Но меня это искренне восхищает, я… мог только мечтать о таком. Никогда я еще не чувствовал себя столь хорошо, и я готов горы свернуть, учитывая, что это уже не форма речи. Скажи, что мне теперь требуется.

«Нам необходимо семя Адама — его плоть и плод первичной жизни, называемый людьми ядром. Оно хранится в недрах базы НЕРВ, куда мы стремились все это время. Тебе удалось в одиночку оставить обитель без защиты, но перед нами может возникнуть куда большая проблема».

— Рей.

«Верно. И дело даже не в ее истинной сущности Лилит, а Ангеле, что был поглощен ее сознанием. Теперь даже я не могу предсказать ее поведение».

— С каждой минутой все веселее и веселее. Тогда предлагаю воспользоваться моим методом — решать проблемы по мере их поступления. Нам нужно в НЕРВ. Туда мы и отправимся.

«Я очарован твоей непосредственностью». — Даже внутри головы можно было ощутить мягкую широкую улыбку Каору. — «Веди, Синдзи-кун, я с тобой».

— Отлично.

Синдзи хлопнул в ладоши, ощутив звон в теле, как от трели колокольчиков, и замер у двери.

— А, кстати, где мы?

«Исследовательский центр Иида. С момента твоей поимки прошло трое суток. Сюда были перемещены терминалы МАГИ и Селены для твоего исследования».

— Селены?

«Оглянись».

Подчинившись, Синдзи взглянул на столешницу и аппарат у изголовья — тот самый саркофаг, в который его поместили ранее, теперь подключенный к жутковатой установке с сетью проводов, приборов и датчиков. Скромная табличка на крышке запечатлела надпись «SEELEna-2-17».

— Обалдеть. Ладно, машинка мне еще нужна — я дал обещание. А сейчас пора домой.

Синдзи решительно распахнул дверь операционной и сразу же наткнулся на пронзительный вой сирены, звучащей в коридоре гораздо громче и раздражительнее.

— Бесит.

Остановив взгляд на маячке, он, как и сказал Каору, собрал свою неприязнь в одну мысленную точку и выплеснул ее воображаемой волной в сторону оранжевой лампочки. И тут же оглушительный взрыв обрушился на коридор, разворотив бетонную стену и завалив все вокруг непроницаемой завесой пыли и заскакавшей со всех сторон каменной крошки.

— Ох, черт!.. — Синдзи машинально пригнулся, но тут же определил, что ему никакого вреда взрыв не принес, и даже пыль не помешала дыханию по причине ненадобности оного.

«Пожалуйста, будь осторожнее».

— Понял. Нужно контролировать эмоции. Это непросто.

Начав движение шагом — больше по привычке, чем необходимости — Синдзи выплыл из серой завесы пыли, оглянулся, неловко пожавшись от вида пробитой насквозь дыры и потолка, обнаживших фрагменты верхних этажей и развороченный пустующий офис, а затем направился прямо по коридору к большой красной двери. В отличие от стерильных помещений НЕРВ здешний комплекс походил больше на обыкновенный госпиталь с окнами между помещений, где различались интерьеры палат, койки, лаборатории, разве что заставленные высоченными шкафами со странной аппаратурой, больше походящей на стойки серверов. Только вот ни одного человека не попалось Синдзи на пути, и долгое скитание по пустому этажу под сопровождение так и не замолчавшей сирены уже начало его изрядно утомлять.

— Чего я мелочусь? Я же ходячая стенобитная машина.

Впрочем, поддаться соблазну сделать несколько сквозных незапланированных коридоров ему помешал донесшийся писк прибывшего лифта где-то за углом. Быстро метнувшись в его сторону, он внезапно нос к носу столкнулся с отрядом вооруженных солдат в противогазах, опешивших от вида из ниоткуда возникшего обнаженного парня с серебряным ореолом вокруг. Синдзи озадаченно поднял брови, разглядев дуло перед своим лицом.

— Цель перед нами, центральный сектор, подвал B-2, — пробубнил сквозь маску один из солдат, и тут же вся группа открыла огонь, с оглушительным стрекотом автоматов выпустив весь комплект пуль в развернувшуюся полупрозрачную стену АТ-поля между ними.

— Подвал, значит, — кивнул им Синдзи. — Благодарю.

На землю посыпалась россыпь металлических пуль. Солдаты, испуганно матюгнувшись, бросились прочь, на ходу начав перезаряжать оружие и рапортовать по рации:

— Мать вашу!!! Что это за хрень?! Я не могу поразить цель!

Нервно вскинув оружие, кучка солдат поспешно ретировалась спиной вперед под пристальным взглядом Синдзи, пока не юркнула за угол коридора. Высунувшийся ствол, словно в отместку, выпустил еще серию пуль вслепую, однако он уже зашел в лифт и нажал на самую верхнюю кнопку. Дверцы медленно закрылись, оборвав сбивчивую речь пехотинцев под грохот автоматных очередей, и кабина поползла вверх.

— Один вопрос. Что случится с людьми после смерти?

«Их находит Лилит и забирает к себе».

— А после? Когда и ее не станет.

«Они уходят за пределы бытия. Куда — даже я не могу знать, но здесь их больше ничего не будет держать».

— Значит, избавиться нужно только от Лилит, на людей можно не обращать внимания. Упрощу себе работу.

Каору ничего не ответил, с интересом устремив свое внимание на мысли Синдзи, однако тот лишь возбужденно встрепенулся, когда лифт остановился и отворил двери, явив на просторной площадке целый заградительный пункт из нескольких дюжин солдат, укрывшихся за пуленепробиваемыми щитками и ощетинившихся оружиями самых разных калибров.

— Привет, — махнул рукой им Синдзи.

И тут же сразу с нескольких углов с шипением ракет выстрелили гранатометы, окатив камеру лифта стеной огня. Сорвавшийся с тросов подъемник со скрежетом развороченных стенок помчался вниз, однако невидимая тень вырвалась из облака черного дыма и оранжевых всполохов огня и материализовалась сияющей фигурой посреди просторного паркинга.

— Какие настойчивые. — Синдзи стряхнул с себя осевший на плечи пепел. — Дали бы деру, пока не поздно.

За толпой хладнокровно замерших солдат возникла суетливая возня, и из-за щитков показались дула крупнокалиберных пулеметов вместе с жерлами огнеметов.

— Остановить его любой ценой! Не дайте ему уйти! — прокричал командир, и тут же Синдзи окатил сокрушительный шквал огня под мощный грохот орудий и рев жидкого пламени. Оказавшись в центре раскаленного вихря, тот вдруг ощутил жуткий жар и невольно отступил под толчками настойчиво бьющих его снарядов.

«Будь осторожен, Синдзи-кун. Даже Евангелион не бессмертен, а ты пока слабее его».

— Хорошо было бы, если бы ты сказал мне это чуточку раньше… — прокричал он, пытаясь заглушить рокот огня.

«Не нужно бояться. Барьер не пробить, но так они смогут затормозить тебя».

— Ладно. Будем импровизировать.

Сосредоточившись на назойливом чувстве раздражения, Синдзи мысленно выплеснул накопившуюся злость и резко распрямился. И тут же окутавшее его пламя волной разошлось во все стороны, сметя с места позиции солдат и ухнув об опорные колонны гаража.

Рокот удара стих вслед за возникшей темнотой и шевелением начавших приходить в себя солдат, однако сияющей фигуры на месте уже не было. Синдзи стремительным броском выскочил наружу, прямо навстречу яркому полуденному солнцу, и оказался на широкой лужайке перед высоким белоснежным зданием рядом с небольшим чистым озером с одной стороны и мелколесьем с другой. Идиллию нарушала лишь колонна танков, подтягивающаяся со стороны шоссе.

— А вот это уже совсем не хорошо.

За секунду до громоподобного выстрела башенного орудия Синдзи успел прыгнуть прямо на озеро и с умопомрачительной скоростью помчаться по воде, ощущая одновременное упоение собственной силой и нервозность от раздавшегося грохота за спиной. Танки, теперь уже одновременным залпом, вновь ухнули в его сторону и подняли взрывные фонтаны воды по всей поверхности озера, окатив несущегося Синдзи стеной брызг. С противоположной стороны донеслось рычание нескольких БТР, перекрывших путь с озера.

— Да отцепитесь вы!

Резко изменив траекторию, Синдзи перепрыгнул через ухоженную тропинку на кромке озера и влетел в жиденькую рощу, начав маневрировать среди стволов голых деревьев. След в след за ним начали разрываться снаряды, снося с корнем яблони и каштаны и окатывая ударной волной вместе с комьями земли. Впрочем, Синдзи двигался гораздо быстрее техники, и уже на вершине холма он смог оторваться достаточно далеко, чтобы та прекратила бесполезный огонь. Только вот открывшийся вид резко убавил его радость, явив целую мотострелковую дивизию, вставшую наизготовку вдоль всего простирающегося от горизонта до горизонта поля вплоть до окружающей их горной гряды. Огромное кольцо бронированных машин окружало небольшое всхолмье, за которым стоял окруженный рощей скромный корпус научно-исследовательского центра, и сотни орудий, башен и пусковых установок начали медленно разворачиваться в его сторону, готовясь выпустить огненный ураган невиданной мощи.

«Разверни поле страха. Используй его для защиты и парения».

— Что использовать?..

И в эту секунду ухнули первые выстрелы артиллерийских установок. Пущенные на огромной скорости снаряды за пару секунд преодолели горное плато, равнину, по широкой баллистической траектории снизились к Синдзи и вдруг рванули в воздухе, наткнувшись на огромный купол вокруг него. Тот восторженно выдохнул и опустил руку, расплывшись в радостной улыбке.

— Я вспомнил! Точно так же, как учила меня Мисато-сан! Я могу управлять этой штукой!

Рокотом пронеслась канонада залпов со всех сторон, но Синдзи вдруг взмыл в воздух и, отталкиваясь от всплывающих под ногами невидимых площадок, как это делала Мари в битве с Ангелом, устремился вверх, прямо над вспыхнувшим под ним огненным смерчем.

— Это невероятно! Просто чудесно! Я чувствую все вокруг, я управляю самим пространством! Меня не остановить!

Скрывшаяся за взрывами вершина холма исторгла столб черного дыма, и в воздухе уже замелькали первые снаряды зенитных установок, однако Синдзи был далеко впереди. Словно сбросив удерживающие его оковы, он с неимоверной скоростью летел по воздуху, отскакивая от невидимых площадок, как пантера от веток деревьев, легко, играючи обходя взмывшие за ним трассирующие дорожки зенитных орудий и жалкие выстрелы пулеметных башен бронемашин. Чувствуя небывалое воодушевление, восторг, настоящее торжество от осознания собственной свободы, Синдзи без труда перемахнул через кольцо техники и, словно в танце, резким выпадом развернувшегося барьера сшиб неотрывно следующую за ним вереницу зенитных ракет. Сквозь расцветшую в воздухе череду огненных роз мелькнули снаряды ракетно-залпового огня, и из-за закрутившейся спиралью дымки показались поднявшиеся в воздух вертолеты.

— Вы там, что ли, все самоубийцы?

Новая стена АТ-поля защитила его от роя визжащих ракет, однако вторая волна совсем с другой стороны объяла Синдзи огненной вспышкой вместе с грохотом разорвавшихся снарядов. Воздух вместо приятного горного ветерка заполнил смрад гари и копоти, и за черным маревом тот не смог вовремя различить со свистом нагнавший его авиационный снаряд, разорвавшийся красивым зонтиком из серого облака капель. А затем небо вдруг вспыхнуло чудовищным по своей мощи оранжевым шаром, сорвавшим Синдзи с места, закрутившим в бешеном вихре, а затем всосавшим внутрь черно-красного смерча. Пламенный шар превратил воздух в одну гремящую воронку с крошечным солнцем в его центре, и воздух над равниной затрясся от рокота пожирающего все вокруг себя огня, медленно оседающего к земле.

Но тут шар задрожал, затрещал, словно попавшая в кипящее масло вода, и лопнул под развернувшейся волной прозрачного гигантского купола из серии наложенных друг на друга шестиугольников. В центре его Синдзи, тяжело дышащий и шатающийся от невыносимого гула в голове и застывшей вспышки перед глазами, вскинул руки в стороны и закричал, что было мочи. И пленка опутавшего его барьера буквально выстрелила во все стороны, мгновенно развеяв пламя вокруг вместе с черной дымкой и достигнув зависших на значительном расстоянии вертолетов. Машины, ощутимо качнувшись и едва не завалившись на бок, каким-то чудом выпрямились и поспешили отлететь подальше, на прощание огрызнувшись залпом ракет, что ухнули о вторую волну барьера.

— Вот черти-то. Сами жить не хотят и другим не дают, — прошипел Синдзи, чувствуя, как его тело восстанавливается после купания в облаке тысячеградусной плазмы, что оказалось не самым приятным ощущением в его жизни даже под защитой непробиваемого барьера.

Источник удара обнаружился благодаря шуму авиационных двигателей — истребители, сделав виток, заходили на второй круг. Поддержку им оказали проснувшиеся зенитные комплексы с земли, выпустив в воздух рой самонаводящихся ракет.

— О да, эти малые покоя не дадут. Жаль прерывать вашу увлекательную гулянку, но у меня еще полно дел.

И, метнувшись на огромной скорости в сторону, Синдзи рывком взмыл вверх, оттолкнувшись от земли АТ-полем, словно крыльями, и помчался на восток, к горам. Попавшиеся ему по ходу движения зенитные установки опрокинулись в стороны, даже не успев сделать ни одного выстрела, а поспешившие вслед истребители дружно впали в штопор, наткнувшись на резко затормозившего и стрельнувшего скрученной воронкой волной АТ-поля. Теперь двигаясь чуть ли не с околозвуковой скоростью, Синдзи летел по воздуху, подталкивая себя оплетшим его барьером, словно рыба речном течении воды.

Канонада выстрелов затихла далеко за спиной, и в ушах остался лишь свист проносящегося ветра, когда где-то на горизонте, за отрогами горной гряды мелькнула стая черных точек. Огромные самолеты в форме летающего крыла на секунду выплыли из-за высоких облаков и тут же скрылись за белой дымкой. Неприятное предчувствие возникло на душе у Синдзи, когда он перелетел через хребет и завис над огромной долиной с протекающей в ее ложе рекой Сагами. На противоположной стороне виднелся новый хребет, за которым, сливаясь с небом, белел едва различимый купол горы Фудзи. Несмотря на разделяющую их сотню километров, Токио-3 отсюда представлялся Синдзи совсем близким и достижимым, ведь с его скоростью движения он сможет добраться до злосчастного города всего за четверть часа. Сагами, Фудзиномия, Фудзияма, Готемба и Хаконе — ему казалось, что он мог преодолеть оставшееся расстояние в четыре прыжка.

Разумеется, представляя, что это была лишь иллюзия, он продолжил свой стремительный полет, как вдруг скорее одной спиной ощутил приближение объекта на огромной скорости. Успев лишь оглянуться и приметить настигший его цилиндрический объект, Синдзи в последний момент закрылся АТ-полем, как вершину горной гряды озарила невероятная по своей яркости вспышка, и последовавший за ней чудовищный удар разнес в пыль сразу несколько каменных пик, образовав глубокую трещину в породе. Пламя только вспыхнуло в расщелине, как за первым ударом последовал второй, образовав обвал с огненной лавиной. От гремящего потока Синдзи успел спастись, лишь машинально оттолкнувшись ударом АТ-поля в землю и взлетев вверх, ничего не видя из-за столба дыма и пламени. А когда он, наконец, покинул вершину горы, превращенную в разорванное плато с торчащими обгоревшими краями расколотых камней, его глаза, наконец, рассмотрели очередной нагоняющий его объект — красную крылатую ракету длиной в несколько метров, с ревом реактивного двигателя оставляющую за собой легкий дымный след.

Вскинув руку, Синдзи без труда барьером сшиб снаряд, что взорвался жалким черным выхлопом, а за ним и следующий, чуть не получив удар в спину и опознав его лишь по дрогнувшей завесе дыма. Обстрел прекратился, но он не спешил расслабляться, а наоборот, ощутил тяжелое давления ожидания. Вновь высоко в небе он рассмотрел черные точки бомбардировщиков — слишком далеко, чтобы воздействовать на них АТ-полем. Со стороны моря также показались инверсионные следы самолетов, скрывшихся за облаками. Не оставалось никаких сомнений, его окружили со всех сторон, причем по воздуху, плавно сжимая в кольцо, но не торопясь вступать в прямой контакт.

Понимая, что далее оставаться на месте было бы неразумно, Синдзи метнулся по склону к низовью долины, как вдруг ощутил нервную дрожь.

«Что-то приближается. Будь готов».

У Синдзи засосало под ложечкой, когда он вспомнил, что делали военные, столкнувшись с крайней угрозой. Они обрушивали на нее всю свою мощь, пока не доходили до самого разрушительного оружия.

— N2 бомба… — выдохнул он. — Насколько я их знаю, ударят с минуты на минуту. Мы выдержим?

«Да. Но потребуется некоторое время на восстановление, нас могут запереть либо продолжить атаку, пока защита не рухнет. Со всей мощью человеческого оружия это возможно».

— Блеск. Будь бы у меня скорость побольше, да крылья подлиннее…

Сделав короткий рывок и оказавшись у подножья гор, Синдзи замер, с кислой миной ощутив ноющее чувство внутри. Не понимая, откуда это ему известно, он поднял взгляд на небо и даже не увидел — ощутил полдюжины приближающихся снарядов, похожих на толстые сигары с хвостовым оперением, несущие на себе чудовищный неядерный заряд.

«Они сотрут долину с лица земли. Приготовься».

— Ох, хоть под землю зарывайся, — нервно хохотнул Синдзи, ощущая дрожь и тревожное чувство приближения чего-то всесильного, грандиозного.

Будто земля затряслась под ногами, и воздух завибрировал, как Каору вдруг воскликнул:

«Подожди! Это…»

И тут воздух вокруг исчез во всепроникающем сиянии осязаемо плотного белого света. Чудовищная мощь, осмыслить которую было просто невозможно, расколола пространство в долине на один ревущий, словно эпицентр звезды, купол белого огня, испепеляющего своим убийственным сиянием. Будто растворив и заполнив собой все вокруг, оно разверзлось гигантским рокочущим шаром плазмы и раскаленного воздуха, ударившего во все стороны немыслимой волной энергии. И Синдзи, рухнув на колени, закрыл голову руками, понимая, что, даже закрывшись АТ-полем, ему не спастись от окружившего жара и удара, в котором даже свет жег землю. Окутанный сплошной белизной — искусственной и до ужаса противной — он лишь ощущал, как гремела земля и как пожирала воздух сфера пламени. Но свечение слабело, рокот расползался в стороны, оставляя черную тень в центре, а Синдзи не ощущал давления ударной волны и удушающего пекла вокруг себя. Приоткрыв глаза и вглядевшись в завесу света, он вдруг обомлел. Над ним словно низким сводом зависла простирающаяся на всю долину завеса АТ-поля, заградившего от чудовищного взрыва бомб. Удар лишь подкорректировал ландшафт хребтов по обе стороны, но сохранил землю под ним вместе с рекой и брошенной деревушкой вдали. Однако не это заставило Синдзи оцепенеть в страхе.

Чуть далее, прямо в центре раскрывшегося защитного купола, висела гигантская белая Рей ростом с Евангелион. Тело, будто вылепленное из зефира, украшали два зловещих плоских крыла, напоминающих узор инея на стекле, а устрашающе алые глаза неподвижно глядели в его сторону, уже ничуть не походя на осмысленный человеческий взгляд. Сквозь развеявшееся сияние взрыва и образовавшееся облако сажи, на мгновение накрывшее долину мраком, начал пробиваться солнечный свет, и АТ-поле свернулось обратно к крыльям Рей — именно они образовали полупрозрачный купол, похожий на паутину и укрывший их от ужасного удара бомб.

«Лилит. Она поглотит нас и начнет перерождение жизни».

— Рей… — прошептал Синдзи, тут же подавившись от противного ощущения перегретого воздуха вокруг. — Рей, это я! Ты помнишь меня?

«Боюсь, это бесполезно. Ее уже нельзя назвать ни человеком, ни Ангелом».

Синдзи со сжавшимся сердцем смотрел в эти ничего не выражающие кроваво-красные глаза, пытаясь обнаружить в них хотя бы зацепку на тот чувственный и живой взгляд голубовласки, которым она одаривала его в последние мгновения жизни. Он мысленно звал ее, повторял имя раз за разом, пытался пробиться сквозь завесу невосприимчивости, но с каждым разом лишь глубже вязнул в ужасающе холодном взгляде гиганта.

— Черт… этого не должно было быть. Проклятье!

«Синдзи-кун, надо бежать. Мы в большой опасности».

Чувствуя невыносимую тяжесть в груди и сожаление от собственной беспомощности, которую не смогла преодолеть даже его новая сила, он заставил себя оставить мысли о Рей и сосредоточиться на побеге.

— Да… наверное… Пока еще не время.

И, собравшись уже со всей скоростью, на которую он был способен, сорваться с места в сторону восточного хребта, как вдруг воздух с треском разряженного воздуха рассекла белая фигура, и прямо на его пути будто из ниоткуда возникла Лилит. Красные глаза ее вонзились прямо в Синдзи, а на лице расплылась жуткая нечеловеческая улыбка буквально во все лицо.

— Мать вашу… — ошарашенно выдохнул Синдзи. Гигант двигался слишком быстро, чтобы пытаться от него убежать, он теперь в этом не сомневался. Противостоять существу, отклонившему удар, по силе равный ядерному, — тоже было пустым делом.

— И все же она развернула АТ-поле… Когда я был на краю…

Высоко в небе послышался шум самолетных двигателей. Крошечные парящие точки, что ранее маячили на горизонте, теперь двигались черной стаей одинаковых бомбардировщиков. Однако под ними мелькнули несколько неясных силуэтов, слабо различимых на фоне неба. Лилит заинтересованно подняла голову вверх.

«В сторону! Прыгай, скорее!»

Даже не успев осознать команду Каору, Синдзи машинальной рванул от белой фигуры, ударив собственным АТ-полем воздух перед собой и с хлопком отлетев далеко назад, и тут вдруг с неба парящими коршунами спикировали семь громадин, похожих на Евангелионы махин — с человекоподобным корпусом, руками и ногами — только белых, если не считать вкрапления черных полос между пластинами брони, и снабженных огромными птичьими крыльями, с помощью которых они парили по воздуху. Но главным их отличием являлись живые морды, состоящие из одних губастых пастей с рядом белоснежных зубов, отчего те создавали жуткое и отвратительное впечатление извращенных чьим-то больным сознанием монстров.

Несущийся в сторону Синдзи смог их разглядеть лишь краем глаза до того момента, как твари в полете сложили крылья, занесли удерживаемое в руках оружие в форме копий, а затем обрушились на Лилит всей группой, моментально пригвоздив ее тушу к земле и голодными хищниками накинувшись со всех сторон.

«Бежим! Быстрее, бежим как можно дальше!»

Повторять дважды Синдзи было не нужно. Обогнув прибитую к земле фигуру Рей, взвывшую странным протяжным голосом, похожим на крик кита, он переметнулся через реку и помчался к срезанной взрывом горной гряде. Позади него раздался утробный рев и сочный треск разрываемой плоти, и краем глаза оглянувшемуся Синдзи открылась страшная картина: монстры буквально потрошили тело Лилит, раздирая его лапищами и зубами, словно обезумившие животные, а та лишь жалобно тянула к небу растрепанные руки со свисающими с них кусками содранной белоснежной кожи и ярко-красной, необычайно чистой плоти. Сквозь мельтешащие тела тварей показалось ее лицо — пробитое копьем в глазницу и почти превращенное в кашу, оно единственным глазом с тоской смотрела вслед удаляющемуся Синдзи, что-то пытаясь вымолвить своими изувеченными губами.

— Господи, что это было? — произнес он, когда они уже перемахнули через склон и оказались на подходе к очередной долине у подножия Фудзи.

«Ваша замена — серийные Евангелионы от плоти Адама, несущие на себе плод вечной жизни. К счастью, они используют мой слепок сознания, так что нам вреда не причинили бы. Также они смогли бы стать семенем для твоего истинного тела, но рисковать и вступать в битву с Лилит мы не можем».

— Они… убьют ее?

«Нет, против мощи первоангела у них нет ни единого шанса. Они лишь задержат Лилит на короткое время, и это единственная возможность для нас опередить ее и слиться с телом Адама. Тогда мы станем наравне».

— Ясно… Значит, с ней ничего не случится.

«Мне кажется, или ты сказал это с некоторым облегчением?»

— Похоже на то. Я предпочел бы заняться ею сам.

Каору заинтересованно хмыкнул, а Синдзи молча продолжил свой путь по склону хребта и далее, мимо череды расположенных в низине городов. Сердце сдавливала гнетущая тяжесть от волнения и пережитого страха, с коим, как он ошибочно думал, удалось совладать. Это было не опасение за свою судьбу или ужас невиданного и непонятного, а тревога за собственные силы — теперь, когда он был так близок к долгожданной цели, каждый шаг делался с неимоверным трудом, угрожая досадным крахом от одной крошечной ошибки.

Склон горы Фудзи он минул без затруднений — войска, похоже, не рисковали бомбардировать заселенный город Фудзиномию, либо просто не поспевали за его скоростью. Летя над поросшими густыми лесами равнинами и пологим горным скатом, Синдзи научился парить птицей по ветру, используя АТ-поле уже не для толчков, а легкого скольжения по воздуху. Благодаря этому его скорость не уступала максимальной скорости истребителя, и пара преследующих его перехватчиков сдалась где-то на подлете к Готембе, даже не успев выпустить ракеты. Заградительная полоса наземных войск сделала отчаянную попытку остановить его стеной огня практически вслепую, но все их попытки оказались легко пресечены встречной волной АТ-поля, сбившей технику с места сотрясшим землю ударом. Где-то далеко позади небо озарила новая сверхяркая вспышка света с поднявшимся гигантским куполом плазмы, оттенившим пространство вокруг.

«Лилит восстала. Время на исходе».

— Помню.

За последней чередой холмов и горной грядой уже показалась поблескивающая гладь озера Асино, заливные поля в предгорной долине, пика потухшего вулкана и белые островки кварталов Токио-3. Не останавливаясь, Синдзи с вершины горы метнулся прямо к нему, приметив среди быстро приближающихся строений и строгой сетки дорог свой дом на отшибе пригорода, школу, башни защитных сооружений и небоскребы с солнечными батареями на крышах, светоприемники и запертые шахты подъемников для Евангелионов. Ощутив легкий укол ностальгии и грусть от невозможности насладиться столь восхитительным открывшимся сверху видом, он нацелился к створкам гигантского лифта, занимающим целый перекресток на пересечении кварталов, и сконцентрированным чувством целеустремленности и решительности направил волну АТ-поля прямо в его центр.

И тут же земля вздыбилась, разворотив асфальт, и будто невидимый таран пробил в бронированной глади огромную рваную дыру, обнажив жерло глубокой шахты и выбив заодно стекла из соседних небоскребов. В ту же секунду на весь город тревожно взвыла сирена. Синдзи кинулся прямо в черноту колодца, не обнаружив по пути ни единого человека или хотя бы намеков на прежнюю активную жизнь в столице — кроме редких броневиков улицы словно вымерли, машины стояли по обочинам, в окнах не горел свет, и лишь на улицах безразлично сменяли свои огни светофоры, регулирующие несуществующее движение и оттого кажущиеся брошенными на произвол судьбы. Город, опережая события, будто приготовился к смерти.

Впрочем, Синдзи успел разглядеть все это лишь в стремительном броске с подножья гор в недра Геофронта, поэтому понимал, что возникшее впечатление тоскливого одиночества могло оказаться ошибочным. Однако и на выходе из шахты его встретила пустота гигантской пещеры, освещаемой лишь пробивающимися через светоприемники лучами солнца. Решив больше не терзать себя грустью от атмосферы покинутой всеми пустоты, Синдзи замедлился и плавно спустился к основанию черной пирамиды, где размещался бывший штаб НЕРВ.

— Ну, вот я и дома…

Вдохнув прохладного воздуха, он осмотрел искусственный лес, небольшое озеро, своды пещеры и будто в последний раз пропустил через себя их умиротворяющую безмятежность.

«Ты в порядке?»

— Да. Как нам добраться до Адама?

«Проломить путь сквозь броню нам не удастся. Пройдем через Догму, я смогу открыть замки».

Следуя инструкции Каору, Синдзи подлетел к центральным вратам и уже по знакомому маршруту стал двигаться по лабиринту коридоров подземной базы, повторяя свой путь до одного из распределительных пунктов Центральной Догмы. Персонала НЕРВ внутри не наблюдалось, и, несмотря на отсутствие карты-пропуска, все двери ворот на их пути открывались беспрекословно, стоило лишь направить на них слабую волну АТ-поля. На перекрестке с командным центром он повернул по тому маршруту, по которому следовал с Рицко, однако на очередной развилке Синдзи по указанию Каору открыл дверцы шахты лифта и спустился к огромному черному помещению, сплошь усеянному костями гигантских существ.

«Кладбище Евангелионов. Нам еще ниже».

Они начали спуск через огромный туннель вниз, перегороженный серией массивных врат. Словно по мановению волшебной палочки они отворялись при их приближении, но даже так скорость продвижения была недостаточно быстрой, и тут спустя десяток минут где-то далеко сверху послышался глухой удар.

— Кажется, опаздываем.

«Еще пару шагов. Не будем любезничать — разбивай ворота, пока я отворяю замки».

Дважды повторять не пришлось. При подходе к очередным массивным створам, Синдзи лишь только дождался писка запирающего механизма и тут же ударом АТ-поля смял чуть разошедшиеся дверцы, а затем помчался вперед. Еще одни врата и еще — все они сокрушались под его стремительным напором, и вот коридор уже превратился в сплошной черный туннель, чей свод нельзя было различить во мгле, а перед ними открылся последний рубеж — гигантские двери с надписью «Врата Рая».

Вновь над ними что-то прогрохотало, теперь гораздо ближе, с нарастающим гулом стремительно приближающегося рокота.

«Готово!»

Сразу несколько отпирающих механизмов на дверях после звонкого щелчка замка стали невыносимо медленно отворять створки, и Синдзи сразу же метнулся в открывшийся просвет, когда рев сверху стал почти оглушительным. Перед его глазами предстала невиданная, поражающая своей грандиозностью картина: посреди гигантского оранжевого озера в черном гроте вздымался огромный крест, к которому была копьем прибита исполинская белая фигура с загадочной маской в форме птичьего черепа на лице. Он даже замер от охватившего его смятения и трепета, как вдруг Каору в его голове воскликнул:

«Здесь… только половина Копья!»

— Что? — громко переспросил Синдзи, машинально пытаясь перекричать грохот сверху.

«Послушай меня, Синдзи-кун. Здесь только Лилит — ее истинное тело. И оно удерживается лишь половиной Копья. Я не знаю, где вторая половина».

— Какое еще Копье?! Где Адам?

Его взгляд заметался из стороны в сторону: по покрывшейся рябью плотной воде, по исполинской туше, по огромному, торчащему из ее груди копью, напоминающему скрученную сверлом иглу, и он растерянно отступил назад.

«Его переместили. Я не могу сказать, где он».

И в этот момент пещера заходила ходуном, потолок сверху оглушительно затрещал и вдруг обвалился каменным ливнем, обнажив огромный колодец, выдолбленный сквозь базу и породу до самой поверхности Геофронта. Из него медленно выплыла гигантская фигура Рей, невредимая, сияющая и улыбающаяся во все свое устрашающее лицо.

«Слишком поздно…»

Лилит, развернувшись, замерла у своего безжизненного тела, с вздохом радости выдернула из него копье и прильнула к груди, начав медленно погружаться в белую массу. Пещеру заполнила торжественная трель, словно само время и пространство вытянулось в тонкую звенящую струну в преддверии собственного конца, и пещера начала медленно обваливаться.

Не медля ни секунды, Синдзи сорвался с места и кинулся назад, к вратам. В его душе все перевернулось, его переполнял гремящий страх и неописуемое возбуждение, скатывающиеся в тревогу и восторг, мысли запрыгали в голове вихрем хаоса, а сердце будто бы готово было выпрыгнуть из груди. В полете обернувшись, он с придыханием обнаружил, что слившаяся с белой фигурой Рей сползла с креста и начала медленно увеличиваться, заполняя собой пещеру и чудесным образом проходя через ее свод, словно призрак.

«Лилит разворачивает крылья. Еще пару минут, и она начнет сбор душ».

— Я… вспомнил… — вдруг произнес Синдзи.

Сознание в его голове, не взирая на страх и трепет, вдруг выловило среди вихря мельтешащих образов лицо своего отца, тот миг в капсуле за несколько секунд до его смерти.

— Взгляд, что-то говорящий… его последние слова… его рука, тянущаяся ко мне… правая рука без перчатки… с эмбрионом в ладони! Точно!

«Ты видел?»

— Без сомнений!

И Синдзи отпрыгнул от почти нахлынувшей на него массы белой субстанции, похоже, не имеющей никакой плотности и свободно проходящей сквозь материю, а затем помчался от нее обратно по туннелю, пролетая мимо сломанных им же ворот и стараясь избегать контакта с все увеличивающимся телом Лилит. Белая громадина уже не могла помещаться в недрах базы НЕРВ и медленно распрямлялась в куполе Геофронта, все вырастая и вырастая, и воздухе вокруг задрожал, будто его заполнило чарующее пение, и свет — мягкий и приятный — начал заполнять пространство вплоть до самого темного и дальнего угла подземного лабиринта.

Синдзи, хоть и не видя ее за толщей земли, чувствовал всю мощь первоангела над собой, его великолепие и красоту, что чарующей мелодией нежно взывала к смети — столь же завораживающей и возвышенной. Мир, вдруг сделавшийся таким жалким и ничтожным, падал к ее ногам, моля принять к себе, и Синдзи был лишь презренной соринкой, крошечным муравьем на фоне трепетно замерших людей по всей земле. И единственное его отличие заключалось в том, что он не взирал на Ангела в немом восторге и ужасе, а спешил сквозь лабиринт туннелей и коридоров к своей незначимой цели.

— Что это… за чувство?..

«Плоть и душа Лилит стали едины. Это сила ее материнского единения с людьми, самое преданное и нежное чувство — антиАТ-поле. Только с Ангелом внутри себя она начнет открывать души людей не лаской, а силой. Скоро ее крылья оплетут весь мир, и человечество канет в небытие, но прежде всего она своей песней стремиться растворить нас».

— Да, я понял… понял… Осталось чуть-чуть…

Трель колокольчиков в голове уже сделалась нестерпимой, а желание бросить все и забыться во всеобщем чувстве радости едва не кинуло Синдзи на колени, прервав его полет и выбросив из шахты закрутившимся клубком. Он уже оказался на верхних этажах, почти у самой поверхности базы НЕРВ в двух пролетах от ангара Ев, однако дальнейший его полет не смог продолжиться из-за сильного сбоя АТ-поля — тонкая пластина барьера вибрировала и, казалось, грозила лопнуть вместе с пространством, оставив Синдзи без последнего рубежа защиты перед торжественным величием возносящегося к небу Ангела. Он уже мог видеть людей — военных, инженеров и ученых в костюмах химзащиты, выползших из своих укрытий и рухнувших на колени в благодатной молитве, он чувствовал всепроникающий свет, заполнивший собой даже бетон и камни, он задыхался от переполняющего его чувства восторга.

«Не поддавайся, Синдзи-кун, иначе ты будешь растворен. Закрой свое сердце».

И ориентируясь лишь по чувству страха от возможности все потерять, он под ударами поля прыжками двигался вперед по коридору, к погрузочному пандусу, выломав дверь, по шахте лифта наверх, к ангарам. Замершие люди с блаженными лицами даже не обратили внимания на сияющего юношу, проплывшего мимо них, трепетно взирая лишь на исполинскую фигуру Рей, чья белизна просвечивалась даже сквозь толщу земли, а рост почти достиг облаков. По всему миру, в самом дальнем уголке его и на самой высокой вершине, раздалось неразличимое, но чарующе великолепное ангельское пение.

Синдзи ввалился в ангар к Евангелиону-01, когда его тело уже начало оплавляться под растворяющимся барьером АТ-поля. Капли белой массы усеяли тропу по мостику к человекоподобной махине, лишенной брони и вскрытой, словно лягушка на уроке естествознания. Серая туша с разведенным в стороны гигантскими штифтами корпусом обнажала созвездие ядер — одну крупную сферу в центре и несколько меньших вокруг, извлеченные внутренние органы покоились на дне опустошенного бассейна, аккуратно разложенные по колбам и обвитые сетью проводов. Лицо вместе с мышцами на голове были сняты и заменены механической маской, похожей на морду робота, только обращенной внутрь себя. Паутина трубок и шлангов, заменивших сосуды, тянулась к потолку и создавала впечатление нитей марионетки, в которую превратилась не подающая признаков жизни махина.

— Мама… — прошептал Синдзи, держась за гремящую голову одной рукой, чтобы не потерять равновесие. — Отец…

Его лицо вместе с кожей, словно оплавленная карамель, поплыло вниз.

«Слейся с Евой».

— Я иду к вам…

И, заставив остатки стремительно тающего барьера абсолютного страха толкнуть себя в спину, отчего тело буквально развалилось в воздухе на вязкие белые ошметки, Синдзи бросился прямо во вспоротое нутро Евы-01 — в место, где он всегда чувствовал утешающее его спокойствие, мягкую теплоту и безопасность. Граница оболочки Рая, чрево своей матери.

А затем все потухло. Чарующий свет сменился черной непроницаемой тьмой, сожравшей его сознание, и все лавиной гремящие чувства канули в омут густой холодной смолы. Только где-то далеко остался лишь тихий стон благоговения, переросший в утробный, полный ярости рев.

И тут стенки вскрытой грудной клетки Евангелиона-01 захлопнулись, погребя внутри себя растворившуюся плоть Синдзи. Махина вздрогнула, стряхнув слабо закрепленные элементы штифтов, качнулась вперед и вдруг яростно зарычала, отчего вереница шлангов и трубок над ней лопнула, разметав по бассейну забившую фонтаном оранжевую жидкость. Тело Евы засочилось кровью, а вместо нее за отошедшей кожей показалась сияющая чистая белизна. Механическая маска слетела, обнажив голый череп на лице, и черные пустые глазницы вспыхнули пурпурным светом. Синдзи открыл глаза.

«Плоть Лилит и Адама смешались, явив семя новой жизни и впустив в него душу. С возвращением».

Новыми глазами он смотрел на вновь открывшийся ему мир — все такой же тоскливый и одинокий, однако теперь кажущийся прозрачным и легким, словно пушинка. Синдзи видел целый свет, словно он лежал на его ладони. Он видел сотни, тысячи, миллионы огоньков, явивших собой благоговейно замершие жизни, он видел небо сквозь оболочку Черной Луны, видел Лилит, поднявшуюся на небеса и раскинувшую крылья по всему свету, видел чувства людей, их надежды, чаянья и мечты, из слезы, боль и страх, слышал их шепчущие в мыслях голоса, он ощущал ткань пространства и мерно тянущегося времени, он видел истину и искренность этого мира. И Синдзи чувствовал настоящий восход солнца в своей душе, поднявшийся горизонт бесконечного восторга, восхищения, ликования, экстаза, ключ чистой благотворной границы абсолютной радости — АД-поля, треск рухнувших оков, распавшейся клетки, стон страхов и тревог, в один миг умерших под сиянием его освободившейся души. А еще он все вспомнил, каждое мгновение своей жизни — с момента появления из чрева матери до собственной смерти, каждую пережитую секунду и каждую толику испытанного чувства. И Синдзи заплакал, не удержав наплыва светлой грусти, тоски и печали, а вместе с ними и счастья.

«Теперь все в твоей власти».

— Да… — он тут же вдруг рассмеялся, чувствуя, как плоть бывшей Евы-01 сползала на пол, обнажая его новое тело — такое же огромное и сияющее белизной, как у Рей. — Никогда не думал, что радость может быть… такой чистой и искренней.

Синдзи сошел с креплений и с наслаждением впитал новые ощущения своего тела, которое, впрочем, таковым больше не являлось. Теперь это было облако мыслей и чувств, концентрированная субстанция эмоций, души и света. Его прежнее состояние от слияния с Каору не шло ни в какое сравнение с новой формой.

— Черт, какая сила и легкость… Я теперь могу сделать все, что захочу.

«Чего ты хочешь, Синдзи-кун?».

— Сейчас… давай устроим самые грандиозные проводы этого мира. Покажем людям грандиозное шоу.

Каору усмехнулся.

«Ты волен решать сам. Но не забывай о Лилит».

— Ни в коем случае не забуду, именно ей мы сейчас и займемся. Ох, как это все здорово!

Шагнув в центр ангара, он лишь представил, как его тело начало увеличиваться, и поток огромной мощи из самых недр земли подхватил его в невидимой волне энергии и, словно насос, начал накачивать силой. Уткнувшись в потолок, Синдзи неловко охнул, но тут же воспользовался открывшимися знаниями о ткани этого мира и вдруг проскользнул наверх, прямо сквозь слой бетона и камня. Возвышаясь и воспаряя над законами физики, он с все возрастающим восторгом следил за проносящимися мимо этажами, комнатками, коридорами, делающимися все мельче и становящимися похожими на игрушечный городок, где он ощущал себя полным веселья ребенком — всевластным и одновременно наивным. База НЕРВ уже осталась под его коленями, и Синдзи вознесся к куполу Геофронта, обнаружив чуть южнее выдвижных городских блоков огромную дыру, из которого струился настоящий водопад, показавшийся простым ручейком из лесного рудника, — озеро Асино через пробитое отверстие почти целиком вытекло в подземную пещеру и залило ее ровной гладью воды, поверхность которой пробивали вершины деревьев и купол пирамиды. Усмехнувшись открывшемуся виду, Синдзи вознесся еще выше и, пройдя сквозь толщу земли, предстал перед Токио-3.

Словно кукольный город разверзся под его ногами — совсем крошечный и хрупкий, наполненный сонмом сияющих огоньков жизней. Вместо озера зияла огромная дыра, в которую и вытекла вся вода, а чуть выше огромной человекоподобной фигурой из чистого света, словно подпирая небосвод, спиной к нему вздымалась гигантская Рей. Ее немыслимых размеров прозрачные радужные крылья, похожие на паутину, накрывали всю землю веером тонких нитей, связав все души мелодичным призывом в преддверии их сбора.

Однако Синдзи не испытал уже привычного страха или волнения при виде истинной формы Лилит. Наоборот, глядя на ее хрупкие плечи, изящную спину, тонкую талию, великолепные бедра и округлые выпуклости ягодиц, он лишь сильнее погрузился в бьющий внутри него источник радости и восторга, ощутив невероятное по своей силе воодушевление.

И тут мириады огоньков по всему миру, которые он мог видеть даже сквозь толщу земли на другой ее стороне, затрепетали и вдруг взвыли в ужасе, словно только сейчас увидев исполинскую фигуру над землей и сорвавшись в пучину ужаса и безумия.

«Она начала. Ангел внутри нее знает лишь один путь к разрушению барьеров душ — страх и отчаяние. И люди лишатся своих оболочек, впав в агонию от развернувшегося в их душах кошмара».

Однако Синдзи вдруг звонко рассмеялся, и, вобрав всю кипящую под его пятами мощь, впустил ее в свое тело и взмыл ввысь, начав расти над уменьшающимся под ногами миром. И то упоение, что струилось из каждой клеточки его тела, заиграло радужными красками в воздухе и наполнило пространство вокруг чудесной песней, которую он напевал ранее.

Люди на земле воскликнули в синхронном крике, приготовившись лишиться душ.

Но Рей вдруг вздрогнула и обернулась назад, с совершенно искренним удивлением взглянув своими режущими алыми глазами на выросшего за ее спиной Синдзи.

— Хей, Рей!!! — прогремел он своим оглушительным возгласом на весь мир, а затем схватил за ее крылья на спине и со всей переполняющей его силой выдернул их из мягкой белой плоти.

И Лилит в тот же миг взвыла, наполнив землю мучительным стоном боли, и люди по всему свету, замершие в ужасающей песне смерти, вдруг замолкли и разразились глубоким протяжным плачем от чуть не сломившего их разум перенесенного кошмара: кто протяжно, кто тихо, кто навзрыд, но все искренне и с чувством облегчения в измученных душах. И крылья рухнули вниз, и вдруг мгновенно рассыпались в манну, развеявшись по воздуху метелью из белых хлопьев и покрыв снежным ковром почву, горы, поля, города и море по всей земле.

— Хей, Рей, не бойся! — рассмеялся Синдзи, видя растерянно и страдальчески скривившееся лицо Лилит. — Ведь ты рождена, чтобы сделать это!

А затем, ощутив, как все вокруг запело вместе с ним, он стал расти и возноситься дальше, к небесам, оставив согнувшуюся фигуру позади. Восторг, что вырывался из его тела, наполнил воздух эфемерным блеском, явив необычайную красоту и чистоту мира. И Синдзи радостно вскинул руки к небесам, что, по мере его движения, темнели и разворачивались далеким куполом, пока не превратились в бесконечное темно-синее полотно с алмазной россыпью звезд. Земля осталась далеко внизу, у его ног — такая маленькая и уютная, что ее, казалось, можно было обхватить целиком. Синдзи видел линию горизонта земного шара, континенты, огоньки городов в тени по другую сторону от солнца, мировой океан, кажущийся небольшим озером, дымку атмосферы, выглядевшей полупрозрачной периной, накрывшей планету. А чуть выше висела луна, похожая на застывший в воздухе мячик. И Синдзи воскликнул от объявшей его радости и раскрыл руки навстречу космосу, уже не представляющемуся столь величественным и недосягаемым, а затем опустил взгляд к земле, в которую входили его ноги буквально по колени. И оттуда вслед за ним летела, также увеличиваясь в размерах, обезумившая Лилит, разрывающая пространство рубиновым гневным огнем из глаз, и ее рот растянулся от уха до уха в акульей улыбке, восторженной и помешанной, и руки ее тянулись к Синдзи, сжимая в ладонях выросшее копье.

— И каждый раз, познавши боль, пой, Рей, ты песню пой, весь груз времен не взять на плечи! — пропел он ей навстречу, воспарив в душе от чувства неземной радости.

Лилит взревела, словно опьяненное азартом охоты животное, оскалившись во всю свою пасть. И Синдзи замер, раскрыв руки навстречу, и одарил ее счастливой приветственной улыбкой с бьющей теплотой в глазах.

— Из сердца песней можно выгнать мрак, когда с душой ее пропели…

Их фигуры сблизились почти вплотную, и руки одержимой Рей с копьем устремились к груди Синдзи.

— Эй, Рей, ты сделай так — печальной песне придай веселье! Веселье, радость, наслажденье! Веселее, Рей, пусть улыбка озарит твое лицо!

Лилит заревела животным рыком, распахнула оскал, и глаза ее вспыхнули демоническим огнем. Их рост уже превысил тысячи километров, ноги утопли куда-то к центру земли, по колено стоя над ее поверхностью, и звезды в черноте пространства над ними вспыхнули в такт песне, и облака внизу расцвели утренними бутонами цветов, и Синдзи кинулся навстречу поравнявшейся с ним Рей, режущему воздух копью, вскинув руки в объятии и пропев гремящий на весь мир мотив:

— На-а на на на-на на-на-а, на-на на на-а, хей, Рей!

И острие воткнулось в его грудь, пробив ее до самого сердца, и ладони Лилит утонули в его плоти, но Синдзи вдруг вместо крика боли издал легкий веселый смех и заключил ее в свои объятия. Бережно сцепил руки за спиной, мягко прижал к себе и, не взирая на пробившее его копье, ласково прошептал навстречу ее приближающемуся, озадаченно вытянувшемуся лицу:

— Хватит, Рей. Все кончилось, теперь можно остановиться.

И тут она вдруг дрогнула, словно очнувшись ото сна, и лик ее в мгновение ока превратился в обычное лицо голубовласки — утонченное, миловидное, чуть потерянное и наивно чувственное, и губы ее сделались прежними — тонкими и нежными, и жуткие багровые отверстия глазниц исчезли, явив истинные глаза Рей — глубокие и проницательные, сияющие алым очаровывающим огоньком, мгновенно наполнившись ее личными чувствами, страхами, эмоциями, памятью и переживаниями, собрав воедино ту ее прежнюю, расколотую смертью личность. И Синдзи прильнул к ее губам, слившись в одном невероятно мягком, ласковом и чувственном поцелуе, а Рей, жалобно и растерянно подняв брови, пикнула от неожиданности, невольно подавшись назад, но спустя мгновение, прижатая его объятиями, все поняла, поддалась, чуть обомлела и, закрыв глаза, ответила взаимно. А Синдзи, ощущая небывалое чувство теплоты и наконец-то пробудившегося сердца Рей, вмиг разорвавшегося в душе фонтаном пламенных эмоций, все это время направляющего ее к своей мечте, разомкнул поцелуй и, отстранив голову, запустил ладони в ее голубые волосы — те самые волосы той самой девушки, к которой его так влекло и которая приняла все его страхи и чаяния, укрыв своей заботой, а сейчас растерянно замерла в его руках, явив самое чудное выражения трепетного удивления и растерянности на лице вместе с робким румянцем на щечках.

— Теперь ты можешь отдохнуть, Рей, — с улыбкой умиления произнес он ей, коснувшись кончика ее носика. — Спасибо, что оберегала меня все это время, я никогда не забуду твое чистое сердце. Ты столько старалась ради меня, и ты заслужила отдых. Позволь теперь мне исполнить твою мечту.

— Икари-кун… — прошептала она своим настоящим голоском — мягким, шелестящим, прохладным, и на глаза ее проступили кристально чистые капли слез.

Приободрив ее улыбкой и нежным поцелуем, Синдзи опустил руки чуть ниже, ухватив девушку за талию, отчего та повисла над землей, удерживаемая впаянными в его тело руками, затем осторожно подступил между ее ног и прижался слегка напрягшимся членом к ее киске.

— В последний раз, Рей? — отведя взгляд, неловко спросил Синдзи с улыбкой.

Она смущенно кивнула, и вдруг из ее груди сквозь повисший плач вырвался настоящий смех — короткий, наполненный стеснением и искренним счастьем, открыв путь в ее сердце. И тогда Синдзи, удерживая девушку одной рукой за талию и возвышаясь прямо над замершей планетой, другой взял свой член и осторожно поднес его к приоткрывшимся лепесткам половых губ, а затем нежно надавил. Головка без затруднений утонула в воздушной плоти, сама найдя дорожку во влагалище, и ствол проник в чуть сдавленное, но невероятно восхитительное, горячее, приветливо обхватившее его нутро. Рей, сладко выдохнув в стоне, закрыла глаза и повисла на его руках, плавно заводив бедрами на члене Синдзи, а тот, задрожав всем телом, не смог сдержать слез от просто невероятного, по-настоящему волшебного чувства, что наполнила киска девушки его пенис. Мягкая и плотная, приветливая и эластичная, она волнами терлась о ствол, пульсировала и мягко всасывала в свое лоно, и по телу Рей будто забегали искорки, заставив ее стонать своим чудным голоском на весь мир. Синдзи не сдержал смешка, представив, что сейчас видят люди внизу и что они чувствуют — пережившие настоящий ад и ужас едва не настигнувшей их смерти, обретшие сами себя в жерновах собственного страха и теперь взирающие на рождение нового мира. Впрочем, все разгорающееся наслаждение в его теле и возбуждение от вида трепетно изнывающей от экстаза под его ласками Рей заставило позабыть обо всем и устремить все мысли на стонущую девушку.

Спустя несколько чудесных мгновений трения о лоно руки Синдзи медленно поползли вверх — по ее гладкому животику и к грудкам, начав их нежно мять и потирать соски. Голубовласка сладко выдохнула и приоткрыла один глаз на своем горящем в наслаждении лице, и тогда Синдзи улыбнулся ей, не сдержав радости и грусти в слезящихся глазах, а затем утопил член так глубоко, что его головка поцеловала устье матки, и Рей выгнулась дугой, выкрикнув в возбужденном экстазе. А ладони Синдзи заскользили все выше, по грудкам и до основания шеи, нежно обвив ее пальцами. Член все быстрее и быстрее вбивался в киску девушки, и та стонала все громче и чувственнее, и Синдзи в вихре бушующих чувств заплакал, все сильнее сжимая тонкую шею Рей. Наслаждение в теле было невероятным, влагалище само сокращалось и скользило по его стволу, отчего путались мысли и кружилась голова, и сердце его ныло и стонало, то заливаясь радостью, то сочась болью. Тяжело дыша, он закрыл глаза и опустил голову, не в силах уже остановиться, и лишь продолжая водить членом и сжимать горло девушки. Ее нежная кожа вмялась вместе с мягкой плотью и уткнулась в гортань, ее влагалище покрылось рябью бугорков, защекотавших головку, ее руки задергались внутри груди, когда копье в них начало покрываться волдырями и кипеть. Синдзи плакал, слыша, как чавкала киска, как хрустела гортань Рей и как его АД-поле пожирало сердце девушки, убивая Лилит волной радости и экстаза.

Сквозь закрытые веки уже заиграли искорки приходящего оргазма, и влагалище ответило тем же, завибрировав мелкой дрожью, словно тысяча нежных пальчиков защекотали его член. Чувствуя, как ломалось горло голубовласки, Синдзи внутренне взвыл и сжался от пожирающей его муки, но вдруг ощутил легкое дуновение слов. Распахнув слезные глаза, он увидел лицо Рей — совсем не испорченное гримасой боли, а наоборот, счастливое и цветущее радостью. Лишь легкое напряжение мышц говорило о том, что держалась она на грани, но даже так девушка улыбалась, дрожа от подступающего оргазма и смерти, и щечки ее горели все тем же пунцовым цветом, и грудки вздымались в возбужденной отдышке. Она слабо тряслась, продолжая бедрами скользить вдоль члена, она пыталась как можно крепче и плотнее прижаться к Синдзи, и из последних сил она произнесла одними губами:

— Спасибо…

И в этот миг волна экстаза пронзила их тела, взорвавших оргазмом, что, словно эхо, пронесся от него к ней и обратно, и в ту же секунду пальцы Синдзи, усиленные давлением острого, как бритва, поля абсолютной радости, прорезали кожу на шее Рей, переломили гортань, словно вафельный рожок мороженого, и сомкнулись, раздробив позвоночник. Голова девушки, все еще хранящая на себе выражение высшего блаженства, радости от сбывшейся мечты, медленно отделилась от тела и неслышимо рухнула на землю, куда-то в океан. Из ее прекрасных глаз по румяным щекам пробежали несколько слез, канув в морскую воду, и тут же, словно круги от упавшего камешка, по мировому океану, обогнув всю землю, пробежала молниеносная волна, испарив из него красный цвет и оставив одну лишь искомую синюю лазурь. И лицо Рей, благодарно улыбающееся и взирающее на Синдзи с поверхности планеты, вдруг рассыпалось и тут же развеялось по всему свету белыми, быстро тающими хлопьями. За ним же последовало и тело ее, начав рассыпаться прямо в космосе и образовывать тонкое кольцо вокруг планеты. Руки девушки выплыли из его груди, явив искореженное копье, что не смогло пробить его сердце и что, словно заржавев, рассыпалось, лишь только коснувшись облака белой пыли от умершего тела Рей.

А спустя лишь мгновение, от нее не осталось ничего, кроме пояса сверкающих искорок вокруг земли, откликнувшейся в ответ сонмом огней миллиардов жизней, что стали свидетелем смерти Лилит.

Синдзи, проведя пальцами по своему окаменевшему лицу, сглотнул, ощутив, словно обрушившаяся гора сдавила его сердце, упал на колени, наполовину погрузившись в землю, и вдруг радостно воскликнул:

— Остались только вы!

И крик его прошелся рябью по поверхности очистившегося океана и эхом отразился на весь мир, а сам он, вместе с выдохом выпустив скопившееся напряжение, начал молниеносно приближаться к земле, принимая свою обычную человеческую форму. Всего пара секунд — и Синдзи уже стоял у края огромной дыры на дне иссякшего озера Асино, возле замершего и засыпанного ровным ковром хлопкового снега Токио-3. И его душа, звеневшая, словно натянутая струна, всего за долю секунды ниспадения вниз впитала в себя все стоны и возгласы страха этого мира, все огоньки людских душ, сияющие в своих позывах, как открытые книги.

«Это было лишнее».

— Что? — тихо спросил Синдзи, взирая на простершуюся перед ним огромную землю, впрочем, теперь все равно кажущуюся крошечной.

«Убивать Лилит. Ты мог ее поглотить, и тогда мы бы сохранили связь души ее и душ людских, чтобы одним ударом разрушить их оболочки. Без возможности вернуться в лоно матери, они канули бы в ничто».

— Не беда. У меня свои методы уничтожения мира. И остался кое-кто, с кем я еще не закончил.

Синдзи расплылся в упоенной улыбке, вновь ощутив дурманящим вином расплывающийся по венам восторг. Он сделал то, к чему стремился так долго и ради чего прошел через все круги ада. Он обрел силу вершить судьбу. И даже стоя здесь, у подножия города, он в сотнях мельтешащих образов из чужих, но таких близких душ, видел результаты своей долгой работы. Мисато. Хикари. Мари. Рицко. Тодзи. Мана. Рей.

— А теперь осталась последняя. Устроим ей самый грандиозный фейерверк на прощание, а, Каору?

«Наверное, мне никогда не дано понять тебя до конца, но я всегда пойду за тобой».

— Отлично. Просто отлично. Но, Каору, мне нужна полная власть над силой Адама. Ты можешь дать мне неограниченный контроль над телом?

«Все, что пожелаешь. Но что ты хочешь?»

— Исполнить одно обещание и зарядить ракеты, пока людишки не успели опомниться. Где-то двести тысяч ракет по всему миру нужно начинить зарядом радости и хорошего настроения. И должен я это сделать, пока не угас последний огонек, который сейчас отрешенно бредет по этому пустому городу в свой брошенный дом.

Проследив мысленным взглядом за пустой вереницей безжизненных улиц Токио-3, Каору вдруг усмехнулся теплой улыбкой, понимающе кивнул и закрыл глаза.

«Будь по-твоему. Мир доживает свои считанные часы, поэтому, думаю, можно позволить себе маленькую шалость. Действуй».

— Спасибо, Каору, — ответил Синдзи с чувством облегчения в душе, глядя, как его тело начало медленно растворяться в пространстве. — Правда, искреннее спасибо за все. Без тебя я бы ничего не смог.

«Не стоит. Как говорят, просто искупаю грехи».

— Нет. Это я искупаю… Осталась лишь последняя чаша.

Мир перед его глазами начал расплываться, вырисовываясь в единое радужное полотно, что наполнило его сердце мягкой переливающейся радостью и ликованием от близкого торжества.

— Мисато, Кадзи, Хикари, Тодзи, Рицко, Майя, Кенске, Маюми, Нозоми, Юки, Мари, Мана, Кейта, Мусаши, Норо, Аоки, отец, мама, Рей…

Их образы с огоньками измученных душ выплыли на первый план, явив каждый в их близости и далекости, а за ними закрутились и другие огоньки, и Синдзи словно сделался одним целым с миром, находясь везде и нигде одновременно, паря по тропе собственных воспоминаний и видя результаты своих поступков в мыслях, чувствах и помыслах других людей. Ненависть, отчаяние, страх и мольба об избавлении от боли, от тяжести пережитой муки, о далекой надежде, чью смерть предвещал его ужасающий образ, — все это Синдзи видел в отражении их глаз, где запечатлелся он — величественный и сжимающий мир в своих руках, и он смеялся, искренне, радостно и ехидно, словно вспоминая все страдания, что они ему причинили. Он вершил свою месть, и это наполняло его ликованием, потому что уже ничто не было способно помешать ему.

И Синдзи парил по миру, всплывая в разных его частях, в военных базах и на эсминцах, в ракетных шахтах, в подводных лодках и на наземных станциях, останавливая время и меняя содержимое боевой части смертоносных ракет на свой последний дар, что он случайно обнаружил благодаря доктору Акаги и МАГИ. И он оплетал весь мир, готовя свой последний удар, подключая сети, что оказались беспомощными без спутников на орбите перед мозгом пленницы машин. И все это время он повторял, не переставая:

— Мисато… Хикари… Мана… Рей…

Ни на секунду не переставая вспоминать их образы, их лица, полные боли и страха, их страдающие стоны, их проклятия, что источали сокрушенные глаза, их опустошение, их души. И все это время он не переставал смеяться, чувствуя, как слезы текли по его щекам, как щемило сердце от радости и наконец-то достигнутого счастья.

Спустя один миг все уже было готово. Синдзи стоял рядом со вскрытым терминалом МАГИ. Позади остались пятнадцать разрушенных монолитов, надгробия Ангелов и Копье. Перед ним в оранжевой луже под лунным саркофагом растворялось тело женщины, что своей последней мыслью дала команду на запуск. Тысячи и тысячи ракет по всей земле одновременно взмыли в воздух, озарив небо протяжными хвостами и начав отсчет последних минут старого мира.

Пустой Токио-3 начал скрываться в вечернем закате. Мягкая тень укрыла уставший город, погрузив его в безмятежную и безмолвную тьму, нарушаемую лишь одинокими огнями светофоров. Будто не гремели во всех городах сигналы тревоги и не спешили люди в убежища, ему до них не было никакого дела. Нагромождениям зданий из стекла и бетона будто просто очень хотелось спать, и они спешили забыться в ночи, отмеряя последние мгновения уходящего дня. Лишь один огонек горел на верхних этажах стоящего на отшибе дома, где раньше жила чудесная женщина Мисато Кацураги.

Синдзи не смог сдержать улыбки, вспомнив о ней на пороге дома. Столько всего прошло, а тут так ничего и не изменилось — уютный домашний запах, мягкий убаюкивающий свет в гостиной, скрывающие все страхи и заботы стены и опасный мрачный мир за полузановешенными шторами. А где-то там, в комнате у окна, на полу сидела одинокая измученная жизнь, что ощущалась голубым трепещущим огоньком.

— Каору, слушай… — прошептал Синдзи, замерев в коридоре у входа в гостиную.

«Да?»

— Могу я попросить… остаться наедине с ней? Просто… мне осталось сделать последний шаг, и это… немного смущает. Понимаю, глупо, учитывая, что мы скоро сольемся в одно целое, но все же пока это слишком интимно. Не хочу ничего испортить.

«Не просто закрыть глаза, но и спрятаться в глубине твоей души? С этим никаких проблем».

— Спасибо, — улыбнулся он. — И еще, я бы хотел на время вернуть свое настоящее тело. Просто чтобы вспомнить те былые ощущения.

«Я сделаю это. Увидимся, когда закончишь. И удачи, Синдзи-кун».

Последнюю фразу Каору сказал с какой-то кроткой добродушностью, и после нее в душе стало вдруг просторно и легко, словно Синдзи оказался в одиночестве перед самим собой. Вздохнув с облегчением, он неловко усмехнулся, поняв иллюзорность опустошающего чувства, и поднял из оставленной им на полу сумки электрошокер.

— Остался последний шаг.

Синдзи медленно вошел в гостиную и невольно застыл от невероятно прекрасного и мучительного зрелища. Напротив него у окна на полу сидела обнаженная Аска. Сбежав из больницы, несмотря на свое состояние и пережитый кошмар, потерянная и почти лишившаяся чувств и разума, она по пустым улочкам добрела до дома и рухнула в гостиной без сил на колени, теперь лишь просто взирая в окно на темнеющее небо, где зажигались первые звезды. Ее пламенные спутавшиеся, но все такие же великолепные волосы струились по спине, локонами обнимая шею и щеки, словно пытаясь утешить. Открытая спина чуть ниже демонстрировала изумительный изгиб талии, а изящные ножки были сложены под восхитительные бедра — юные, гладкие и по-девичьи упругие. Ее тонкие руки обнимали тело, как будто пытались согреть себя, и фантастически красивые, слегка налившиеся грудки легли на локти двумя идеально ровными сферами, мягкими, как зефир, и украшенными ягодками небольших темных сосочков. Где-то внизу за слегка согнутым животиком, чуть раздавшимся — буквально на миллиметр, что однако можно было приметить, если до этого изучить его во всех деталях, выделялась легкая светло-рыжая кисточка волосиков, напоминающая пушок из нескольких ворсинок. Несмотря на все пережитое, несмотря на все муки и травмы, тело Аски вопреки всему, даже назло, хранило первозданную красоту, удивительную притягательность и невинную чистоту, будто и не было никакой череды насилий и пыток.

Синдзи на секунду закрыл глаза, чтобы слезы не размывали ее образ, вздрогнул, едва не издав стон плача, и крепче сжал чуть не выскользнувший из рук шокер. Никогда он еще не видел столь прекрасной и восхитительной картины, никогда еще он не чувствовал столь глубокого, искреннего и преклоняющего чувства к девушке — величественной, обожаемой, милой, той, что причинила ему столько боли и еще больше радости, что заняла самое ранимое и трепетно оберегаемое место в его сердце, и никогда еще его не пожирало столь сильное чувство самозабвенного преклонения перед красотой — не далекой и абстрактной, а невероятно близкой, сердечной, чувственной, той, что он насиловал и бил, что он сжимал в своих объятиях, целовал, сквозь чье лоно проникал к центру души. Той, чью душу он вкусил как самое прекрасное и светлое сокровище.

Аска не могла его видеть — ее взор был устремлен через окно вверх, где помимо звезд уже стали приближаться дугой расчерчивающие небо огоньки ракет. Но даже так Синдзи ощущал лазурь ее глаз: надломленную, слишком измученную, хранящую самую страшную боль — отвержения и одиночества. И в легком пламени страданий никогда еще ее взгляд не был столь чистым и чарующим, хрупким, парящим, глубоким, словно океан, и далеким, как небо. И в центре груди ее тихо горел огонек души, сокрытый в сердце, боязливо, робко и тепло, а ниже — в самом основании живота — сияла крошечная, но уже яркая искорка новой жизни, что смогла преодолеть весь ужас и боль своей мамы.

Синдзи вдруг заплакал беззвучно, поднеся пальцы к лицу и внутренне взвыв от лавины накопившихся чувств. Его сердце, уже почти неспособное удерживать барьер отрешения, затрещало под давлением его эмоций — своих, настоящих, глубоко потаенных, скрытых за завесой искусственной личности. И он плакал от счастья, потому что достиг финала. Он сделал все, что хотел, и его мечта исполнилась.

— Мисато…

Ослепшая женщина, трясшаяся от страха в больничной койке.

— Хикари…

Изнасилованная и сломленная.

— Тодзи… Юки…

Искалеченный и сокрушенный своей сестрой.

— Рицко… Майя…

Растерзанная и изувеченная.

— Мари…

Потерявшая человеческий облик.

— Мана…

Выстрелившая в себя.

— Рей…

Достигшая мечты.

— Я сделал это ради вас…

Громко сказал он.

И Аска, округлив в пронзившем ее страхе глаза, медленно начала поворачивать голову в его сторону.

И в тот же миг черное ночное небо осветилось дюжиной фейерверков взорвавшихся ракет, что озарили землю тысячами вспышек и выбросили в воздух прощальный подарок Синдзи — россыпь семян.

И он вскинул руку, расплывшись в милой улыбке и закрыв полные слез глаза, прижал к виску электроды шокера и, ощутив невероятный по своей силы, последний и самый искренний прилив радости от свершившегося торжества, воскликнул:

— Конец света отменяется!

И нажал на спуск.

И в тот же миг разряд напряжением в 7500 кВ ударил через правый висок и глаз прямо в мозг, взорвав в сознании Синдзи калейдоскоп страшной боли и раздробленных мыслей. Схваченное шоком тело парализовало мгновенно, заблокировав палец на кнопке, и электрическая дуга без перерыва, пока стремительно разряжалась батарея, стала жарить череп, опалив кожу и доведя до кипения содержимое глазного яблока, отчего правый глаз за долю секунды из карего сделался черным. И все это время Синдзи держался в сознании, трясясь и хрипя от боли, раскалывая сознание, но все еще видя повернувшееся лицо Аски, пленительно красивой, несущей в себе целый мир, ее невероятно прекрасное лицо, чуть тронутое искренним удивлением, испугом и легкой искоркой надежды, оторвав мысли от пистолета у ее ног. А за ее образом мелькали и другие: Мисато с Кадзи, державшиеся за руки, Хикари с Тодзи рядом друг с дружкой, обнимающая Рицко Майя, играющие вместе Юки и Нозоми, Мана со своими друзьями, папа вместе с мамой, ждущая его у Врат Рей…

Синдзи смеялся, хотя тело его не слушало, он ликовал, чувствуя, как лишается затрещавшего разума, в котором был заперт последний Ангел, и он торжествовал, потому что Лилит больше не соберет душ своих детей, получивших надежду на будущее. И когда батарея шокера разрядилась целиком и тело стало падать на пол, рассыпающееся сознание Синдзи улыбнулось в последний раз, видя рождение нового мира, понимая, что его финальный шаг еще не завершен и что его ожидает самое трудное противостояние с самим собой, но больше всего радуясь потому, что последней запечатленной картиной в глазах был облик чудесной, обожаемой, восхитительной, трогательно удивленной, хрупкой и теперь уже сильной девушки, несущей под сердцем новую жизнь.