Kurohibi. Черные дни

Глава 19: Fire Walk with Me.

Два небольших, но стремительно вырвавшихся ввысь фонтанчика оранжево-багровой жижи на секунду повисли в воздухе, а потом со звуком, словно поток воды забурлил в сливном отверстии раковины, обрушились на сдувающиеся груди Рицко. Мгновение назад тяжелые плотные арбузины под натянутой до прозрачной рези кожи молочных сосудов за каких-то пару секунд исторгли из себя несколько литров LCL вместе с ошметками плоти через разорвавшиеся от чрезмерного давления дырочки сосков. Бурлящая масса опрокинулась на вздыбившуюся женщину, своим булькающим звуком заглушая ее утробный стон, моментально смыла с нее липкий слой пота и расплывшейся спермы, залившись в горло, а спустя еще секунду рев жидкости стих. Груди осунулись, впали и плюхнулись на тело двумя бесформенными мешочками с рваными комками молочных долей внутри под скрученными жировыми прослойками, увенчанные двумя растерзанными и заплывшими багровой краской шишками, что ранее представляли собой аккуратные и ровные розовые сосочки.

Пока Рицко хрипела в агонии, а ее груди под задрожавшим дыханием выплескивали из себя остатки жидкости вместе с тонкими ручейками крови, Синдзи обошел кровать, обхватил рукой катетер, что так и оставался вогнанным в ее матку, а затем резко выдернул трубку дилататора из чрева. Даже несмотря на невероятно плотную хватку шейки, туго сдавливающую колпачок внутри себя, сила рывка была столь мощной, что вырвала трубку из парализованной от электрического разряда плоти, и образовавшегося отверстия хватило, чтобы за ней наружу устремился еще один бурный поток жидкости. Рицко еще даже не успела откашляться и вдохнуть, как ее живот выплеснул из себя несколько литров прозрачного минерального раствора, залив основание кровати, и женщина сдавленно, мучительно заскулила, с каждым глотком воздуха теряя жизненные силы, однако поток изливающейся воды был слишком слаб, поэтому Синдзи со всего маху опустил ладонь на ее вздувшееся безразмерное пузо. Та мигом заглохла и захлебнулась в хрипе, когда вся бурлящая внутри ее живота масса под давлением разомкнула, наконец, отнявшееся колечко матки и вырвалась наружу сокрушительным фонтаном, едва ли не вывернув влагалище наизнанку.

А спустя еще четверть минуты в комнате воцарилась непривычная тишина, нарушаемая лишь моросью падающих с кровати на пол капель, гудением работающей помпы, хлюпаньем порциями выплескивающейся из киски жидкости да тихим, утробным, безжизненным стоном. Сознание Рицко, надломленное до такой степени, что уже лишилось способности проваливаться в небытие, застряло где-то между пропастью безумия и омутом гремящей по всему телу агонии от боли. Ее тело пронзали частые всполохи судорог, плоть киски безостановочно сокращалась, смыкаясь и расширяясь, словно ее до сих пор било током, а изувеченная грудь учащенно поднималась и опускалась в тяжелом прерывистом дыхании, от которого не оставалось сил даже выкашлять жидкость из легких.

Синдзи медленно отсоединил аппаратуру и поставил стойки с ними на место, после чего марлевыми тряпками протер бьющееся в затухающих конвульсиях тело женщины и аккуратно наложил ватные тампоны на ее кровоточащие соски. Спустя десять минут Рицко, наконец, немного успокоилась, ее грудь перестала вздыматься с такой силой, будто каждый следующих вздох мог быть последним, а влагалище, исчерпав все силы и выдавив последние капли раствора, замерло, и тогда Синдзи осторожно приподнял ее и перенес на другую койку, где начал медленно и тщательно вытирать ее кожу от следов крови и LCL. К тому времени она уже частично потеряла сознание, закрыв глаза и перестав осознавать окружающую реальность, однако реагируя на физическое воздействие — когда он прикасался к израненным грудям, те начинали мелко дергаться, словно в нервном тике. Вид их и впрямь производил гнетущее впечатление: лишившись своей округлой объемной формы, они превратились в мятый комок плоти, скрученный и скомканный изнутри и бугристый на ощупь, а сами соски стали похожи на две разорванные дырочки, бесформенные и отекшие.

— Акаги-сан, я поражаюсь, на что вы готовы идти ради наслаждения, — с каменной маской на онемевшем лице мягко произнес Синдзи, обматывая ее грудь бинтом вдоль всего тела. — Ваша смелость послужит отличным примером.

Прошло еще полчаса, когда он вытер все ее тело и закончил накладывать повязки. Сквозь ее покрывшуюся мурашками кожу чувствовался постепенно успокаивающийся ритм сердца, дрожь в дыхании делалась все слабее, а глаза, испуганно подергивающиеся под полузакрытыми веками, наконец, затихли. Однако, когда Синдзи сходил за сухим комплектом постельного белья и вернулся к женщине, он с удивлением обнаружил ее слабый тусклый взгляд, вместо спасительного сна с трудом держащийся в сознании и словно в тяжелой муке скользящий по его лицу. Вздохнув, тот расстелил простыню и накрыл одеялом Рицко, а затем, усевшись рядом с ней, взял ее обессилено повисшую руку и начал ее слабо поглаживать.

— Я ни на что не рассчитываю, — вдруг произнес он после долгой безмолвной паузы. — И не заставляю. Свое обещание я сдержу, а делать или не делать все так, как я сказал, это ваш выбор. Я знаю, что такое боль, страх и отчаяние. Слишком хорошо знаю. И я хочу, чтобы все познали это вслед за мной.

Он повернулся к ней, внимательно взглянул в ее бледное, ничего не выражающее лицо и мерно тихо произнес:

— Я хочу показать людям, что значит истинное страдание и ужас. Я собираюсь обрушить этот мир.

Рицко ничего не ответила, и только лишь ее пальцы чуть крепче обхватили его ладонь. И тогда Синдзи сказал еще одну вещь, после которой женщина закрыла глаза, беззвучно дыша в молчаливой ночной тишине опустевшей базы, и по ее щеке пробежали две яркие слезинки, а затем она открыла взгляд и слабо произнесла:

— Я сделаю это…

Синдзи позволил себе улыбку, не торжествующе-хищническую, а искреннюю, немного грустную, а затем, погладив еще недолго ее руку, начал медленно, обстоятельно и четко разъяснять, что от нее требуется. Женщина все это слушала молча, потупив взгляд и дыша так слабо, что иногда у Синдзи создавалось впечатление, будто та засыпала, однако каждый раз, когда он останавливался, ее ладонь несильно сжималась, и он продолжал инструктаж.

Через пятнадцать минут, поднявшись, он без слов взглянул в замерцавшие глаза Рицко, убедившись, что она все поняла, и кивнул.

— Пусть будет так, как будет, — произнес он, скорее, сам себе, чем женщине — Еще немного… Осталось еще немного. Надо переодеться, сегодня тяжелый день будет.

Развернувшись и уже собравшись отправиться в раздевалку, Синдзи вдруг замер, будто вспомнив что-то, медленно приподнял руку и разжал кулак.

— Да, кстати… — он неуверенно развернулся к Рицко. — У меня на ладони что-нибудь есть?

Та перевела на нее взгляд, с секунду задержавшись с ответом, и отрицательно покачала головой.

— Что ж… — он весело ей улыбнулся. — Так и думал.

А затем, отправив несуществующую красно-синюю пилюлю в рот, подмигнул женщине и пошел к выходу. Освещенный скудными лампами коридор по-прежнему зиял пустотой, так что Синдзи без приключений добрался до раздевалки, взял новый комплект одежды, проверил свои вещи в сумке и, переодевшись, вернулся в палату. Там Рицко, наконец, забылась сном, еще сохранив на лице следы пережитых мук, но все же поддавшись несущему покой умиротворению, хотя и являющемуся следствием крайнего истощения. Впрочем, скованные долгим напряжением мышцы и крошечные ниточки морщинок на лице постепенно сглаживались, расслаблялись, словно такая незначительная вещь, как тихое спокойствие, чудотворным образом гасила всю терзающую тело боль и зализывала раны на кровоточащем сердце. Груз тяжести, что давил в груди женщины, все еще был невыносимо силен, однако, как капелька освежающей прохлады душным летним днем, что-то тронуло ее душу ласковым иллюзорным касанием.

Насладившись видом смягчившегося лица Рицко, ее глубокого сна, благодатного, а может быть и грустного, Синдзи поджал губы и неслышно забрался к ней на кровать, не снимая одежды. Ночью ему не было никакого смысла блуждать по пустому городу, возвращаться домой было опасно, да и усталость в виде мутнеющего взора слишком явно давала о себе знать, поэтому он решил дождаться утра здесь, в тихой просторной палате с залитым водянистой жижей полом. Прислонившись спиной к холодной стене, Синдзи краем глаза скользнул по покачивающейся от медленного дыхания женщины простыне, под которой вырисовывалась все еще эффектная стройная фигура на боку с длинными соблазнительными изгибами сложенных вместе бедер, положил ее ослабшую, вывалившуюся из импровизированного одеяла руку себе на живот и с безмятежностью на легком сердце провалился в дрему. Как бы ему не хотелось, позволить себе заснуть он не мог, поэтому всю оставшуюся ночь балансировал на грани забытья, ныряя в неглубокий сон и в скором времени возвращаясь обратно, отчего голову заполнили сонмы разнообразных образов и панорам, реальных и фантастических, манящих и пугающих, и длилось это столь бесконечно долго, что в какой-то миг реальность перемешалась с вымыслом и мир потерял удерживающую его границу. Спустя вечность тянущихся как плавленая карамель секунд Синдзи обнаружил себя возле исполинского дерева, тонкого и элегантного, сияющего белизной, только почему-то перевернутого, которое раз за разом вопрошало «чего ты желаешь?», а затем, когда что-то схватило его и потащило вниз, он резко распахнул глаза.

И обнаружил себя все в той же палате рядом со свернувшейся во сне Рицко, скомкавшей вокруг себя всю простыню, судя по загоревшимся огням в коридоре, уже далеко не ранним утром.

«Черт, все-таки уснул».

Протерев резанувшие от непривычно яркого света глаза, Синдзи соскочил на ноги, зашатавшись от резкого оттока крови из головы, заправил одежду и перед уходом невольно бросил взгляд на женщину. Та так и не проснулась, лишь немного поморщилась, словно во сне отсчитывая секунды до мучительного пробуждения, и Синдзи вздохнул, закусил еще одну воображаемую пилюлю, чтобы восстановить силы, а затем поспешил к выходу из медицинского корпуса.

Поверхность встретила его уже привычной утренней прохладной, что разогнала остатки сна и попутно одарила голову неприятной давящей болью, хотя все же вид от горизонта до горизонта распластавшегося аркой голубого неба с размытыми островками дымчатых облачков оказал успокаивающее воздействие на занывшее от безысходности сердце. Нужно было где-то потратить несколько часов жизни, не провоцируя и так уже раздувшуюся опасность и не попадаясь на глаза нежелательным людям — все-таки его слава уже шагала впереди него семимильными шагами. Сейчас, пока от него ничего не зависело, Синдзи предпочел бы отсидеться в тихом неприметном уголке где-нибудь в районе старого Токио-3, среди покосившихся развалин почти что новых, но отчего-то рухнувших домов в окружении настоящих джунглей из неукротимо завоевывающей себе жизненное пространство растительности. Его почему-то тянуло в ту часть города, названную «призрачным лесом» благодаря своей безлюдности, потому что жить там из-за многочисленных провалов в бронеплитах уже было небезопасно, а передвигаться по сохранившимся улицам мешали целые сети из проросших вьюнков, дикого виноградника и плюща, особенно облюбовавшего ряды мачт линии электропередач. Никто не мог сказать, каким образом флора столь быстро завоевала пространство, сплошь застеленное асфальтом и бетоном, однако именно там Синдзи в последнее время чувствовал себя в безопасности, среди брошенных, а теперь покрытых тонким слоем мха автомобилей, сухого ила и жутковатыми скелетами вырисовывающихся среди улочек ржавых остовов кораблей и железнодорожных вагонов, чьи внутренности уже давно были выпотрошены запасливыми рабочими в целях безопасности.

Впрочем, Синдзи даже не успел выстроить в голове маршрут к зеленому острову, как включенный телефон мгновенно разразился протяжным пиликом, сигнализирующем о доставленном сообщении.

«Пропущено 19 вызовов», — гласило оно.

При виде отчетливых черных букв на ярком цифровом экранчике мобильника по спине пробежала стая мурашек, как вдруг трубка подпрыгнула в руке и исторгла длинный громкий перезвон.

— Алло, — спустя полминуты непрекращающейся трели нехотя ответил Синдзи.

— Хей, птенчик, доброго дня! — впился в голову, словно гвоздь в мякоть дерева, жизнерадостный девичий голос. — А я тут между делом решила позвонить, проведать моего дражайшего маньячушку.

— Какая прелесть...

— Во-во, еще какая прелесть, спасибо. Представь, слух прошел, что сегодня ночью в местной больнице некто забавлялся с нашим славным главврачом. Ты, случаем, не знаешь, кто бы это мог быть?

Синдзи кисло поморщился.

— Понятия не имею. Мало ли в мире извращенцев.

— Ага, тоже так подумала, — кажется, Мари на том конце лыбилась во всю свою милейшую физиономию. — Прямо страшно по ночам ходить стало.

— Ты мне звонишь радостью своей поделиться по этому поводу?

— Ха-ха, в яблочко, поделиться! — рассмеялась она и вдруг моментально сделалась серьезной. — Слушай внимательно. Сейчас тебе нужно без промедлений тикать в сторону станции метро, встретишь там Белоснежку, получишь дальнейшие указания. На этот раз все серьезно, дело касается напрямую тебя.

Синдзи вздохнул и протер заслезившиеся от свежего воздуха глаза.

— Опять игра?

— Опять игра. И опять на кону невинная жертва. Давай, поспеши, если завалишь — тебе конец.

И Мари отключила связь.

«Итак, снова здорова. У меня уже знакомых не так много осталось, чтобы ими дальше шантажировать. Или она добралась до них? Нет, рано еще, она только приготавливается. Думаю, дня два в запасе есть».

Постучав в задумчивости трубкой по бедру, Синдзи с тоской взглянул в сторону идущей к заброшенной части города дороги, снова вздохнул и побрел к станции, чувствуя, как каждый шаг тяжелым грузом откладывался у него на сердце. Его угнетало даже не ожидание очередного игрища безумной полу-британки, не страх перед наверняка бесчеловечным и жестоким испытанием, а осознание, что девушка позвонила как нельзя кстати. По-крайней мере, теперь не нужно было ломать голову над тем, чем себя занять в первую половину дня.

Спустя десять минут Синдзи очутился на месте, поднявшись под длинный навес в группу ожидающих поезд горожан. Пепельно-серая голова Каору, на этот раз одетого, к счастью, надлежащим его полу образом, сразу же выделилась на фоне озадаченных и невыспавшихся физиономий спешащих по своим делам обывателей в черных деловых костюмах, бросающих редкие взгляды на странного парня.

— Привет, — с выражением радушия на слегка улыбающемся лице кивнул тот, и Синдзи, ответив неуверенным взмахом ладони, медленно поплелся сквозь толпу к нему. Однако при виде Каору — высокого, спокойного и источающего какую-то монументальную уверенность во всем наилучшем — на душе сделалось чуть легче и теплее.

— Д-Добрый день. — Синдзи обуяла неожиданная волна неловкости, когда у него в голове сама по себе прокрутилась картина всего ими вместе пережитого. — Ну, каков на сегодня план?

— Тебя к телефону.

Без пояснений и так и не сведя с лица полуулыбку, Каору протянул ему широкий плоский смартфон с большим экраном. Синдзи, никогда не держащий в руках это чудо техники, с осторожностью взял трубку и, немного повертев в руках, приложил к уху.

— Алло?..

— Ты бы еще в кафе зашел по пути, — раздался оттуда четкий и раздраженный голос Мари. — Копуша, блин.

— Извини.

— Извини?! Это точно ты, Синдзи?

— Нет...

Голос осекся, затем после паузы произнес длинную фразу на непонятном языке, а затем после вздоха продолжил:

— Так. Ладно. Будь по-твоему. Дальнейшее слушай внимательно. Я сейчас нахожусь рядом с одной местами симпатичной, но на данный момент находящейся в сопоре женщиной. В ее шею введена игла шприца с крайне неприятной дозой метанола. Дальнейший исход событий зависит от тебя.

Синдзи сглотнул, ощутив, как по спине прошла волна отрезвляющего холода.

— Хорошо… — насладившись тишиной, с удовлетворением произнесла Мари. — Садись в первый прибывающий поезд, попутно осмотрись по сторонам. Но осторожно! Ты понял? Поищи взглядом дивчину помоложе, она нам сейчас пригодится. Телефон оставляю тебе в подарок, вы там ходите с какими-то доисторическими трубками, которые еще динозавров застали. Валяй, короче. И больше бодрости, больше бодрости, птенчик! Нового дня глоток же!

Пикнул сигнал отключения линии, а Синдзи все так и продолжил стоять посреди перрона, чувствуя, как с виска покатилась прохладная капля пота и ощущая на себе терпеливый, ласкающий алым сиянием взгляд Каору.

— Ты в порядке? — не выдержав, поинтересовался тот через минуту.

— В полном, — потерев защекотавший нос, ответил Синдзи и скользнул взглядом по толпе в поисках молодой девушки или хоть кого-то, кто бы мог не вписываться в общую картину. — Все просто шикарно.

— Поезд прибывает, — запустив руку в густую шевелюру и словно насладившись нахлынувшим ветерком, перевел взгляд куда-то вдаль Каору.

— Ага. Отлично. Вовремя.

Белый состав из пассажирских вагонов и локомотива, напоминающий огромную механическую кишку, с плавным скрипом тормозов остановился у платформы, толпа, пропустив вывалившихся и изнывающих от духоты пассажиров, стала поспешно забиваться внутрь, прихватив с собой заодно и их. Сквозь возникшую суматоху Синдзи попытался высмотреть что-то по сторонам, но из-за толкотни и мелькающих перед лицом голов так и не смог разглядеть всех вошедших пассажиров. Попутно он едва не потерял Каору, но тот вовремя подхватил его за локоть и, неловко улыбнувшись, словно извиняясь, осторожно прижал к себе и выпустил у небольшого свободного пространства в углу.

— Извини, неудобно вышло, — произнес он.

Мотнув головой, Синдзи отвел лицо в сторону, как вдруг на его глаза попалась девичья макушка с шоколадно-русыми волосами, тут же скрывшаяся в толпе. Насторожившись, Синдзи попытался приподняться на цыпочках, но едва не свалился, когда в его кармане завибрировал смартфон.

— Это я, — вновь раздался голос Мари. — Вы уже там?

— Угу.

— Нашел кого-нибудь?

— В смыс…

Синдзи запнулся. Вновь через ряд покачивающихся голов промелькнула русая макушка юной девушки — всего на долю секунды, но теперь он отчетливо разглядел ее внешность: неприметное лицо, наполовину скрытое длинной косой челкой, ниспадающие на плечи гладкие волосы тусклого молочно-шоколадного оттенка и, кажется, коричневая кофта или пуловер, ниже уже было не разглядеть. И еще у Синдзи не осталось сомнений, что он уже видел ее в этом поезде совсем недавно и еще раньше, возможно даже каждый раз по пути в школу.

— Вроде бы вижу.

— Опиши.

— Молодая девушка, моего возраста, ничем не примечательная. Даже не могу сказать, миловидная ли. Длинные волосы, она ими лицо скрывает. Не в школьной форме. Припоминаю, что уже видел ее несколько раз в поезде, у нас один маршрут.

— Ага-а, — протянула Мари с вдруг проскочившей устрашающей ноткой коварства. — Точно, один маршрут. Вы знакомы?

— Ни разу не встречались.

— Ну просто отлично, вот и повод будет. Слушай меня внимательно. Сейчас ты должен, не покидая поезда, ее изнасиловать.

Внутри Синдзи словно звякнул сорвавшийся в пропасть колокол.

— Что?..

— Из-на-си-ло-вать. Отодрать. Оттрахать. Выебать так, чтобы она своими внутренностями блевала. Способ оставляю на твое усмотрение, одно лишь условие — поезд покидать нельзя.

От мгновенно вспотевших ладоней трубка едва не выскользнула из рук.

— Ты…

— Прежде чем начнешь скулить, сразу предупрежу. Я в палате бывшего майора Мисато Кацураги, шлюшка без сознания, но пока еще очень даже жива. Пока. У меня шприц с неким процентом раствора метанола, это смертельный яд, если не в курсе. Посмотри на экран.

Отведя задрожавшей рукой трубку от уха и взглянув в дисплей, Синдзи с придыханием обнаружил на нем прямой видеопоток из палаты, где на койке действительно различалось мирно лежащее тело Мисато с кислородной трубкой у носа, а над ней зависла радостно махающая рукой со шприцем Мари, второй, видимо, держа ходящую ходуном трубку.

— Видеофон, чудо технологий просто.

Синдзи обратно приложил трубку к уху.

— Ну, ты все понял. Будем держать прямую связь, если она прервется хоть на секунду — впущу токсин Мистао в шею. Августин, в общих чертах, уже в курсе, он будет снимать на телефон, передашь ему, плюс, окажет любую посильную помощь. Но не забудь — не отключаться и поезд не покидать. У вас есть… хм, ну, час максимум, пока сестры обход не начали. Вроде бы все понятно? Тогда вперед, мальчик мой, вперед-вперед!

На этот раз связь не отключилась. На дисплее возникло лицо Мари крупным планом, которая, похоже, поставила смартфон на тумбу и сейчас усиленно в него всматривалась, растягивая свою улыбку до жуткой торжественной ухмылки. Синдзи стер плечом со лба пот и, чувствуя, как участилось его дыхание и как смятенно стало покалывать под кожей, передал трубку Каору.

— То, что я подумал? — спокойно спросил он.

— Д-Да… Снимай все, что я делаю, только не отключай.

— Хорошо. Синдзи... Синдзи.

Тот будто провалился сам в себя, обуреваемый хаотично заскакавшими мыслями, но тут Каору опустил руку на плечо и слегка встряхнул.

— Ты точно в порядке?

— А?.. Да. Да, уверен.

— Не волнуйся так сильно, Синдзи-кун, я помогу.

Он вдруг подтянул его к себе, едва ли не прижавшись вплотную, и тот даже ошарашено пикнул, но Каору вдруг выпустил его и, убрав руку в карман, достал оттуда нож-бабочку.

— Она сказала дать тебе это.

Вспомнив, что в его сумке лежит и шокер, и пистолет, ошеломленный Синдзи все же принял подарок, представив, сколько шуму вызовет один разряд электричества в центре толпы, не говоря уже про всего лишь один вид пистолета в руках подростка. Нож, впрочем, был ничуть не лучше.

«Ну еще суеты лишней не хватало. Столько вариантов — бери и наслаждайся хоть всеми ними. Самый простой путь — прямой».

— Ладно… Каору. — Синдзи суетливо оглянулся по сторонам и снял сумку с плеча. — Держи. Там пистолет, если что-то пойдет не так — бери его и… просто угрожай, в общем. Одного его вида будет достаточно. Когда подойдем, ты должен будешь держать ее руки, чтобы не вырывалась. И ни в коем случае не давай ей закричать.

— Синдзи… кун… — тот неловко улыбнулся и обвел глазами поезд. — Мы будем делать это… здесь?

— Это не я придумал. Плевать на людей, толпа нас на первых порах скроет, а потом просто нужно будет не дать им вызвать полицию или остановить поезд. И это… ты как предпочитаешь ей вставить — в рот или куда-нибудь снизу?

— А… — Парень озадаченно замер, открыл рот, а затем с неопределенной сконфуженной улыбкой пожал плечами и смущенно произнес: — Я прямо даже не знаю, что ответить. Куда скажешь, наверное.

— У тебя вообще, что ли, никаких предпочтений нет?

— Ну… не то что бы нет… Все ощущения разнятся, я просто никогда не задумывался, что среди них нужно выбирать, какое нравится больше всего. Наверное, все-таки снизу, не думаю, что девушка принудительно согласится на ласку ртом.

— Ага, согласится… — Синдзи осмотрел толпу. — Пошли.

Повесив сумку на плечо и убрав смартфон в карман рубашки так, чтобы объектив камеры остался сверху, Каору последовал за ним. Слегка потолкавшись и получив в спину несколько возмущенных взглядов, они смогли приблизиться к той девушке на расстояние двух-трех шатающихся между ними тел. Синдзи уже мог отчетливо разглядеть ее внешность, хотя смотреть там, собственно, было не на что — лицо, про которое нельзя сказать, что оно ни симпатичное, ни несимпатичное, старомодная одежда из жилета, джинсов и свитера блеклых оттенков, подходящая скорее завсегдатаю библиотек, чем юной девушке. Впрочем, неплотно облегающие тело одеяния мешали точно определить ее возраст и фигуру, хотя наличие хоть какой-то груди и округлости ягодиц давали надежду на ее стройность.

— Вставай спереди, крепко держи ее руки, — прошептал Синдзи и достал из сумки шокер. — Еще припугни пистолетом в сумке. Давай, ты спереди, я сзади.

Так и не переставший неловко улыбаться Каору кивнул и двинулся вперед, а сам он протиснулся за спину девушки и, разложив нож, дал знак парню.

И тут они оба, словно сомкнув клещи, вплотную подступили к вздрогнувшей девушке, Синдзи мгновенно обвил ее рукой с ножом, уткнув его острие в живот прямо сквозь одежду, а другой рукой утопил электроды шокера прямо к внутренней стороне бедра. Каору в это же время одновременно схватил ее за запястья, не позволив рыпнуться, крепко их сцепил пальцами и, прижавшись почти вплотную к груди и утопив нож, освободившейся рукой протянул ствол пистолета между ее грудями, уставив ствол прямо в подбородок.

Все произошло столь стремительно, что девушка даже не успела пикнуть, лишь рефлекторно с силой дернувшись в безуспешной попытке выпутаться, а после напрягшись, словно натянутая струна. Синдзи не мог видеть ее лица, но всем телом ощущал, как дикий крик стал накапливаться в легких, и тогда он вдавил нож в живот, слегка погрузив его в плоть и прорезав кожу, и девушка резко вынужденно выдохнула, так и не успев накопить достаточно воздуха и заглохнув под ударом парализующего тело страха.

— Еще одно движение — воткну в живот нож, — тихо и отчетливо прошептал он ей на ухо. — В твою попку сейчас утыкается электрошокер с силой разряда в 7500 киловольт, стоит тебе только намекнуть хотя бы на один звук громче комариного писка, получишь удар веселящей бодрости между ног. Это тебя не убьет, но доставит много новых ощущений. А вот что тебя убьет — так это огнестрельный пистолет между твоими сисечками, направленный в челюсть. Если продолжишь дергаться, мой неуравновешенный друг с налитыми кровью глазами откроет пальбу по тебе и окружающим людям.

Девушка задрожала с такой силой, что ее сбившееся дыхание стало вырываться изо рта с тонким неконтролируемым поскуливанием. Быстро оглянувшись по сторонам, Синдзи убедился, что в их сторону никто не смотрит. Таково было негласное правило в современном метрополитене — из-за всех этих случаев с приставаниями к несовершеннолетним и фроттеризма взрослые граждане деликатно отворачиваются, находясь в непосредственной близости от девушки школьного возраста в тесном транспорте. Обремененное чрезмерной гражданской сознательностью население предпочитало перестраховаться, чем потом выслушивать обвинения в сексуальных домогательствах и клеймить себя позором. Поэтому окруженный высокими спинами пассажиров Синдзи чувствовал себя в относительной безопасности, по крайней мере, пока девушка не начала истошно орать, тем более что ее все еще слабый и нервозный испуганный стон заглушался шумом поезда.

— Ты все поняла? — вновь склонился он к ее уху. — Не произноси ни звука, просто кивни, если дошло.

Та, спустя пару секунд и несколько тяжелых выдохов, кивнула.

— Хорошо. Я проверю твои карманы, просто стой и не шевелись. Если будешь паинькой, все быстро закончится и никто не пострадает.

Он, убрав нож в свой карман, провел руками по ее бедрам по бокам, отчего девушка слабо пискнула, но тут же получила тычок со стороны Каору, и затем вытащил ее кошелек.

«Ну и гопник, — мысленно хохотнул он. — А ведь наличность и впрямь не помешает. Ну, ей это пока не пригодится, пусть думает, что мы подоноки-грабители».

Убрав кошелек себе в карман, Синдзи одними губами приказал товарищу держать девушку как можно крепче, а сам вынул ножик и опустил его к бедрам девушки. Каору в этот момент убрал пистолет и резко прильнул к той, обняв ее за шею, будто старую знакомую, а сам, все еще держа ее руки прижатыми к себе, ладонью зажал ей рот.

— Запомни, хотя бы один скулеж, и ты получишь удар ножом, электрический разряд и пулю на десерт. Мне нужно обыскать тебя, стой и терпи. Поняла?

Девушку трясло, но она все же попыталась развернуть голову обратно, чтобы увидеть Синдзи. К изумлению того, ее показавшийся бесцветный взгляд помимо утробного, какого-то слишком личного и тяжелого страха источал настоящую ярость, отчего-то показавшуюся беспомощной и подавливаемой, и это несмотря на пробивающуюся сквозь оцепенение внутреннюю силу, волю, способную дать отпор. Синдзи не мог этого понять, но почему-то ему показалось, что девушка внутренне была готова оказать им отпор, однако физически не могла этого осуществить, угнетаемая подневольным страхом.

И осознание этого вдруг заставило его кровь моментально вскипеть, наполнив тело силой, словно жидкий свинец растекся по жилам.

— Чего уставилась? — прошипел он. — Ты знаешь меня?

Ножик прошел по ткани джинсов и уткнулся в ложбинку между напряженными ягодицами. И, несмотря на отчаянный гнев, на глаза девушки навернулись маленькие капельки горьких слез. Каору тут развернул ее голову к себе, виновато улыбнувшись, а затем дал знак Синдзи, что держит ее мертвой хваткой.

И тот рванул лезвие вверх, моментально распоров джинсы прямо вдоль шва, оставив длинный разрез на ткани от лона до самого пояса, аккурат между ягодицами. Девушка попыталась вырваться и сдавленно замычала, однако Каору перекрыл ей дыхание ладонью и прижал ее голову к своему плечу, скрыв от нежелательных взглядов лицо задыхающейся и сорвавшейся в пучину ужаса молодой девушки. Чувствуя, как все сильнее начало трястись ее тело и как забилась ее грудь в попытке глотнуть хоть капли воздуха, Синдзи раздвинул руками разорванные половинки ткани на попе, не глядя нащупал гладкую поверхность трусиков и запустил к ним ладонь. Девушку будто кольнуло иглой и ее ноги стали подкашиваться, а тело забилось в судорогах, и тогда Каору на секунду разжал ей нос, чтобы дать вобрать воздуха, а затем вновь перекрыл дыхание плотным объятием, а Синдзи ножом аккуратно распорол трусики вдоль разреза, коленом заставил девушку раздвинуть ноги и ладонью помял ее небольшие мягкие округлости ягодиц, напряженно сжатые и покрывшиеся мурашками от страха.

Запустив руку чуть ниже, его пальцы утонули между сморщенных и вмятых долек половых губ, снаружи холодных, однако внутри пыхнувших высокой температурой и покрывшихся влагой. Впрочем, опыт подсказал Синдзи, что это был не признак возбуждения, а скорее наоборот — крайней степени напряжения. Участившийся пульс от бешено заколотившегося сердечка мгновенно поднял температуру в сосудах, забрав ее с поверхности кожи, а тесно сжатые складки кожи сгладил нервный пот. Девушка, словно в подтверждение, еле слышно заскулила, настолько сдавленно, что Синдзи даже сделалось страшно от мысли, сколь плотно прижимал ее лицо к себе все так же безмятежно улыбающийся Каору. Его самого пробил холодный пот, когда он понял, что девушка сейчас истошно кричала, но звук так и не мог пробиться сквозь на вид хрупкое, но на поверку очень сильное тело парня.

Впрочем, думая об этом, Синдзи так и не остановил руку, забравшуюся в киску девушки уже на полдлины пальцев и начавшую там перебирать складки ее плоти. Сначала накупались нежные и перекатистые лепестки внутренних губ, за ними крошечная точечка клитора, от нажатия на которую девушку едва не подкосило, а ее беззвучный крик сошел на один протяжный неслышимый плач. Удерживая бьющееся в отчаянии тело, Синдзи еще ненамного запустил пальцы вглубь, ощутив гладкую бугристую поверхность входа во влагалище, сейчас напряженного настолько плотно, что дырочка сомкнулась до размера туго сжатого ануса, в которое даже палец проникал с трудом, грозя вывихом от одного неосторожного движения. Однако Синдзи даже и не надеялся насадить ее киску на член — это было просто физически невозможно в такой позиции, ему бы пришлось слишком сильно изогнуться и без всякой опоры как-то раздвинуть ее ноги, что вызвало бы немало озадаченных взглядов со стороны. Сейчас, прижимаясь к ее спине и уткнувшись напрягшимся членом между ягодиц над дрожащими в страхе бедрами, Синдзи видел лишь один выход.

«Ха-ха, лишь один выход. Остряк».

Его пальцы задвигались в замкнутом пространстве киски, разминая ее дольки и сжавшуюся плоть с одной целью — собрать как можно больше смазки, будь то женский сок или простой пот. Задумка не сказать что увенчалась успехом, хоть пальцы и увлажнились, но этого явно было недостаточно для свободного вхождения в тугую напряженную попку.

«Ну, я сделал все, что мог, — пожал он плечами. — Сама будет виновата».

Придавив своим телом ее дрожащую, как осиновый лист в бурю, фигуру, Синдзи расстегнул ширинку и вытащил изрядно налившийся в возбуждении член. Его вздымающаяся, придавленная с обоих сторон, головка легла на свитер где-то в области поясницы девушки, и Синдзи недовольно скривился — придется как-то приподнять девушку, ведь не может он, окруженный спинами пассажиров, присаживаться на полукорточки. Хотя, учитывая, что ее взяли в тиски, проблем с этим возникнуть не должно было.

Синдзи аккуратно смазал свой член собранной влагой, стараясь не потревожить никого из стоявших рядом. Результат вряд ли можно было назвать положительным — пока он гладил ствол ладонью с лубрикантом, тот уже успел испариться или впитаться в кожу. Но в любом случае, это только пошло на пользу твердости пениса, да и желание овладеть этой трясущейся в страхе, ни в чем не повинной девушкой прямо посреди толпы людей лишь ярче разжигало бушующее в венах возбуждение.

А девушка, судя по затухающим стонам ужаса и прерывистым всхлипам, кажется, задохнулась окончательно, едва не теряя сознание от творящегося в ее голове кошмара и недостатка кислорода, и медлить дальше было нельзя. Синдзи прихватил ее за пояс джинсов, Каору, быстро все поняв, проделал то же самое, держа голову ослабшей девушки на своем плече, они оба одновременно приподняли ее на пару дюймов, прижали к своим телам, зафиксировав в воздухе, и тогда Синдзи, тяжело дыша от напрягшихся мышц на спине и закипающего вожделения, направил головку к ее анусу и медленно, с ровным непрерывным усилием погрузил член в попку, плавно опуская ее корпус, чтобы облегчить проникновение.

Сначала девушка сквозь помутневшее сознание даже не поняла, что происходит, однако когда головка расширила тугую дырочку до соразмерного ей диаметра и пенис вошел на пару сантиметров, ее будто вырвало изнутри, плечи дернулись, голова едва не запрокинулась назад и дикий вопль ужаса не вырвался наружу лишь благодаря вовремя сориентировавшемуся Каору, который отпустил ее пояс и вновь перекрыл дыхательные пути, утопив лицо в своей груди. Тело девушки тряслось, словно студень, ее бедра забились вперед и назад и суставы рук и ног, преодолев порог боли, попытались будто выкрутиться, только бы слезть с раздирающего плоть, входящего в тугую дырочку органа. Член проникал очень тяжело — без смазки он словно утоп в вязкой, поразительно тугой и сдавленной мякоти, удерживаемый невообразимо крепким сфинктером. Головка едва поместилась в полость ануса и сразу же уткнулась в словно слипшиеся стенки кишечника, будто изнутри проход дальше перекрыли перенапряженные мышцы.

Однако самый сложный этап — проникновение — был уже пройден, и как бы туго не смыкалось нутро попки, Синдзи мог двигаться дальше. Небольшое усилие — и член протиснулся еще чуть глубже, разведя стенки кишечника в сторону и вмяв кожицу ануса снаружи в лоно. Внутренняя полость столь плотно оплела ствол, что крайняя плоть пениса натянулась практически к его основанию, и шершавая липкая кожица стенок попки затерлась о головку с такой силой, будто ее стягивал твердый кулак в жесткой махровой перчатке. Казалось, что дальше двигаться было просто невозможно, однако Синдзи, чей бьющий через край экстаз от нереальных по своей остроте ощущений затмевал все признаки боли, чуть резче двинул бедрами и втолкнул член еще на пару сантиметров. Его приводило в восторг это чувство тяжести, плотности, то фантастическое давление и сжатие, которое оказывало на его пенис горящая жаром плоть совершенно неразработанной попки, ее умопомрачительная тугость, топкость, вибрация напряженного до предела края ануса и сокращение дрожащих от сдавленного плача мышц на животе, которые заставляли тереться внутренности еще сильнее. С каждым толчком Синдзи буквально терял голову, погружаясь в океан наслаждения, никогда еще он не испытывал столь крепкого, отчаянного, сколь безнадежного сопротивления плоти, и еще никогда он не желал столь яро овладеть беспомощной жертвой.

Двигая членом в ее кишечнике, раздирая плоть и заставляя ее слабеть, вбирать в себя член все глубже, Синдзи все же не мог дать волю разгоряченному телу. Каждый толчок получался коротким и резким, словно судорожный удар, методично и беспрестанно разбивающий попку и раздалбливающий ее былую неиспорченную форму, но Синдзи желал большего. Девушка скулящим стоном рыдала от боли и ужаса в крепкой хватки Каору, и со стороны было похоже, будто растроганная в самых глубоких чувствах подруга утешалась в объятиях своего парня, заставляя отводить взгляд в сторону смущенных столь неприкрытой экспрессией пассажиров. Однако стоило им опустить взгляд чуть ниже, и они без труда разглядели бы рваный шов на джинсах девушки, ее исступленно колотящиеся бедра на приподнятых носочках ног, но главное — ритмичные вбивающие движения парня позади нее.

А тот уже смог разработать попку до такой степени, что плоть теперь не облипала член и не выползала вместе с ним наружу при каждом выходе, а сухо и жестко, но все же скользила по стволу, натирая его до бордовой рези и увеличивая и так уже налившуюся головку внутри до предела. Если раньше удавалось совершать рывки буквально в районе нескольких сантиметров, то теперь член вводился внутрь и разминал скрутившуюся плоть, делая каждую фрикцию все мягче и плавнее. Когда девушка едва ли не повисла без сил на плечах Каору, когда ее вывернутый чуть ли не наизнанку от невыносимого напряжения животик обмяк и сделался рыхлым, словно пюре, а дыхание в груди почти прекратилось, Синдзи не выдержал и позволил себе одним резким глубоким толчком вогнать член в попку до самого основания.

И в этот момент будто что-то лопнуло в ее нутре, словно туго сдавливаемое колечко сфинктера от столь долгого и невыносимого давления не выдержало, в кишечнике вдруг сделалось необычайно просторно, плоть мгновенно провисла, а девушка, дернувшись столь яро, будто внутрь ее воткнули деревянный кол, вдруг выгнулась, невообразимым по силе рывком, оттолкнула от себя Каору и диким, разрываемым болью и отчаянием обезумившим голосом взревела:

— КЬЯ-А-А-А-А-А-А!!!

Несколько пассажиров вокруг шарахнулись в сторону, как ошпаренные, образовав круг свободного пространства, прочие одновременно развернули свои головы с недоуменным взглядом в их сторону, но Каору среагировал мгновенно. Оттолкнув от себя девушку, он вскинул руку с пистолетом и направил ее на охнувшую толпу. Синдзи в свою очередь, прикрываясь готовым рухнуть от изнеможения дрожащим хрупким телом, убрал распираемый в возбуждении и налитый тяжестью член в штанину, наспех застегнув ширинку, выхватил из сумки шокер и, нажав на кнопку разряда для устрашения, развернулся в другую сторону, направив стрекочущую и искрящуюся голубую дугу в сторону отшатнувшихся людей.

— Не шевелиться! — На весь вагон рявкнул он. — Одно движение, и он откроет огонь!

Кто-то вскрикнул, кто-то бессвязно залепетал со страху, кто-то задрожал, но угроза возымела эффект — толпа ошарашенных пассажиров устремила на них свои округлившиеся испуганные глаза, словно кролики в вольере на двух забравшихся к ним шакалов.

— Вот так, хорошо… — Замотавший из стороны в сторону головой Синдзи, пытающийся охватить взглядом все пространство поезда, оскалился. — Отлично, начало доходить. Если шевельнется хоть один, огонь откроем по всем. Теперь быстро все легли на пол, лицом вниз, глаза не поднимать, руки держат вытянутыми вверх. Если увижу хоть один мобильник — убью. Немедленно! ЖИВО, Я СКАЗАЛ, БЛЯДЬ!!!

Несмотря на пронзивший людей страх, из-за которого тело отказывалось подчиняться, кто-то спереди робко послушался, а за ним последовали еще и еще. Через минуту весь вагон лежал на полу буквально друг на дружке, в неудобной позе держа руки вытянутыми вверх, насколько им позволяла гибкость конечностей. Одна молодая девушка нервозно зарыдала и ее подхватила другая женщина, двое мужчин вдалеке стали тихо перешептываться, еще один почти что престарелый мужчина, которому возраст не позволял выворачивать руки, осторожно поднял голову и произнес:

— Я вас очень прошу, не делайте необдуманных поступков…

— Молчать! — Синдзи носком ботинка двинул ему в скулу, а затем, вскинув шокер, сиганул в сторону пассажира, который попытался незаметно достать сотовый и отправил его в нокаут громким стрекочущим разрядом электричества в шею, а потом проделал то же самое еще не сколькими людьми, кто попытался поднять голову или обратиться к ним.

— Больше предупреждений не будет! — гаркнул он, перекрикивая немногочисленные рыдания. — От вас требуется тихо лежать, смотреть в пол, держать руки над головой и ничего не делать. Любое нарушение этих правил приведет к трагедии. Рыдать можно.

Удостоверившись, что все пассажиры осознали степень угрозы и угомонились, дрожа от страха или растерянности, Синдзи хмыкнул, кивнул Каору, который своим улыбающимся видом с зажегшимися рубиновым огнем глазами ни на секунду не позволил усомниться в способности открыть пальбу, если поступит таков приказ, и вернулся к сжавшейся клубочком, скулящей от боли и ужаса девушке.

— Подруга, мы еще не закончили, — приподняв ее за шиворот, прошептал он.

Глаза той, наполненные горечью слез и тенью мучительных ощущений в теле, сверкнули тусклым бесцветным бликом, словно балансируя между мольбой и проклятиями, и тогда Синдзи оскалился прямо в ее лицо, приподнял и отбросил к поручням у дверей вагона.

— Лежать всем! Голову не поднимать.

Он сорвал с ног нескольких людей ботинки, вытащил из них шнурки, а затем, подойдя к тихо рыдающей девушке, с силой дернул ее за руку и приподнял прямо перед собой.

— Придержи ее пока.

Кивнув, Каору, не сводя взгляда с притихшей на полу толпы, ухватил трясущуюся и всхлипывающую девушку за пояс, а Синдзи тем временем вытянул ее руки вверх, закинул ладони над поручнем и связал там ее запястья двумя слоями шнуровки. Та осталась висеть на ослабших руках, словно на веревках, потому что ноги от недостатка сил и горящих в попке ощущений все еще не держали ее, и даже голова повисла вниз, скрыв лицо в жиденьких спутавшихся волосах. Удостоверившись, что впившиеся в кожу шнурки не оборвутся под ее весом, Синдзи наклонился вниз и с силой заставил девушку расставить обе ноги на всю ширину дверного прохода между турникетами — одну к левому, вторую к правому.

— Кхык… хнык… — слабо заскулила она, когда веревка на руках вонзилась в кожу, а затем прервала плач и подняла голову с до ужаса перепуганным взглядом. — Ч-Что вы собираетесь делать?..

Синдзи уже успел привязать ее ступню к одному поручню и принялся за вторую, безо всякого труда преодолевая сбивчивое и изнуренное сопротивление.

— Нет… Нет!.. Оставьте меня в покое!.. Прекратите!..

Когда вторая нога оказалась прикованной к турникету, девушка оказалась подвешенной за руки посреди прохода лицом к двери с растопыренными в стороны ногами, еле-еле держась из последних сил и трясясь от страха, пытаясь развернуть голову и увидеть своими округлившимися в отчаянной панике глазами, что происходит за ее спиной.

— На этот раз, пожалуй, я буду спереди, — произнес Синдзи Каору. — Бери ее зад, я там уже разработал немного.

— Ч-Что?.. — выдохнула она. — Нет!!!

Достав ножик, Синдзи провел ладонью по дрожащим бедрам девушки, ощущая под тканью каждое содрогание ее затрясшегося от мандража тела, ее сведенные страхом мышцы на бедрах и упругие ягодицы, а потом осторожно, чтобы не порезать кожу, продольным движением прорезал ткань джинсов от пояса до ног, проделав это с обеими штанинами. Девушка отчаянно забилась и вновь разошлась горьким плачем, но это не помешало Синдзи снять с нее распоротые джинсы вместе с обрывками бежевых трусиков, а затем располосовать и ее кофту с жилеткой, медленно и аккуратно, слоями срезая кусок за куском, словно пирог, и в финале распоров ее белый гладкий бюстгальтер с твердыми чашечками.

— Хв… Хватит!.. Не прикасайтесь ко мне! — все продолжала рыдать она, судорожно мотая головой, разбрызгивая слезы со щек и проглатывая слова в плаче. — От… пустите меня! Прекратите!..

Оставив висеть ее совершенно обнаженной, Синдзи отошел, полюбовавшись ее стройным и изгибающимся, словно под пыткой, телом со спины, а затем хлопнул Каору по плечу и с расплывшейся по лицу улыбкой кивнул. Тот учтиво ответил тем же, ненамного задержав взгляд на глазах Синдзи, будто высматривая в них нечто сокровенное, глубинное и притом одаривая покровительственной заботой и теплом, что тушило бурлящее в душе волнение. Он действительно только сейчас обратил внимание, как тряслись его руки и как тяжело поступал воздух в легкие, а сердце билось угнетенно, словно его сдавливал кулак, но от успокаивающего взгляда Каору и впрямь сделалось немного легче. Впрочем, как только разум чуть расслабился от оплетшего его смятения, мысли тут же вернулись к беспомощно подергивающемуся на веревках телу девушки и тому давлению между ног, что слишком явно выпирало из штанин. Дело нужно было завершить.

Проскользнув к девушке спереди, Синдзи рывком ухватил ее за гриву, поднял залитое слезами раскрасневшееся лицо к своим глазам и ненадолго замер, когда увидел в ее черно-белом взгляде настоящий шторм эмоций: отчаяние, ужас, презрение, ненависть, мольба, оторопь, но больше всего — страх перед болью, страдальческим огнем пробивающийся сквозь темную пелену каких-то потаенных, глубоко сокровенных воспоминаний, что массой всей своей пережитой тяжести давили на сердце. Было ли это воспоминание о чем-то мучительном, или тоскливом, или даже трепетном, Синдзи понять не мог, но через водянистую блистающую завесу слез он буквально кожей ощущал, как надламливалась ее внутренняя, годами выстраиваемая защита. Ее душа трещала по швам, вырывая из глубины комок тяжелых, волей подавляемых чувств, главным из которых было — слабость.

«Словно пушинка, прибитая упавшей веткой к земле, — трепещет и колыхается на ветру, хрупкая и беспомощная, не способная ничего изменить. Это и есть ее страх».

Девушка боялась до глубины души, даже не столько ожидающей ее участи, а собственного голоса истекающего горечью сердца, что с каждым вздохом делался все громче. Она боялась слабости и беспомощности — вот что сочилось в ее взгляде вместе с ручейками слез.

— Я первый начну, — сухо произнес Синдзи. — Посмотрим, как у нее разработана киска.

— Не… — Она широко распахнула свои мгновенно очистившиеся от мутной пелены глаза, на секунду оторопела, а потом взвизгнула: — НЕТ!!! НЕ-Е-ЕТ!!! Пустите!!! Не делайте этого!!!

Синдзи вновь достал свой член и, дернув девушку за волосы и тем самым прекратив сумбурное мотание головой, направил ее взгляд себе между ног. Та, увидев вздымающийся налитый краской столб члена, сначала сдавленно всхлипнула в накатывающем испуге, а затем издала долгий протяжный стон ужаса. И тогда Синдзи, ощутив прилив приятно горячащего тепла в венах, одарил ее широкой улыбкой, запустил свои колени под ее бедра, чтобы слегка приподнять тело, а затем, одной рукой держа член, а второй — все сильнее трясущийся живот заскулившей натянутым писком девушки, медленно направил головку к розовой тонкой щелочке с небольшой кисточкой волосиков сверху, и раздвинул ею самый край нежной мягкой плоти.

— Н-нгх… — голос девушки стал походить на писк натянутой струны, и она вся сжалась, как пружина, пытаясь сдвинуть бедра и вздыбиться как можно выше на сведенных коленях, однако рука Синдзи без труда удержала ее на месте, а его торс выпрямился, твердым сильным движением погрузив пенис между лепестками.

Головку оплела горячая скомканная мякоть внутренних губок, слишком мягкая и податливая из-за слабого притока крови и характерно выделяющаяся на фоне напряженных, едва ли не окаменевших мышц влагалища над ними. Пещерка была стиснута, словно сжатый кулак, не так туго и плотно, как анус, но твердо, несгибаемо, словно отверстие было выточено из гладкого дерева, оплетенного податливой кожицей. Синдзи поводил головкой по преддверию влагалища, собирая накопившиеся капли влаги и разминая лепестки, по консистенции похожие на продолговатые листочки из замешанного теста, только уплотнившиеся и съежившиеся, как чернослив. В глубине отчетливо проступало углубление входа во влагалище, слишком сильно сжатое, чтобы член мог свободно в него проскользнуть, но тем не менее все-таки весьма эластичное, чтобы туда можно было проникнуть силой. Синдзи хотел еще немного поиграться с киской забившейся нечеловеческой дрожью и страдальчески застонавшей девушки, чтобы сильнее размять плоть, но его ноги уже устали держать ее на весу, так что, слегка изогнув спину и присев, он направил член вертикально вверх, уткнул головку к устью влагалища и, используя вес ее тела для дополнительной нагрузки, проник в тесное гладкое нутро.

— Мха-а-а-а-ах!!! Ха-ах!.. Ха-а-а… — скривившись так, словно ей под кожу загнали сотню раскаленных игл, и брызнув слезами из глаз, разбито заревела она, с поразительной скоростью теряя силы в одном пронзительном стонущем выдохе.

Синдзи волнительно охнул, ощутив, как плотно обхватили его член стенки влагалища, сдавив его своими твердыми бугорками и смазав вязкой ослизлой влагой. Несмотря на крепкий нажим, ствол скользнул вглубь довольно легко, не встретив ни одного препятствия на своем пути, разве что кроме плотных складок плоти, в которые свернулась пещерка от чудовищного напряжения в животе девушки. Это немало удивило Синдзи — он ожидал нащупать девственную плеву, эту тонкую эластичную мембрану, но на протяжении всего погружения так и не обнаружил ничего похожего. Впрочем, восхищение от взорвавшейся феерии чувств мгновенно затмили собой этот факт — пока пенис продвигался все выше, влагалище ритмично стискивало его ствол своими гибкими эластичными стенками, будто пытаясь выжать, но делая это беспомощно гладкими и плавными бугристыми долями, оплетая в момент высшего напряжения, как внутренней полостью щупальца, и сжимаясь, трясь в попытке выдавить его из своего нутра плотными складками. Синдзи с каждым сантиметром проникновения ощущал, как сжатое, совсем еще узкое и продолговатое влагалище медленно и вынужденно принимало форму его члена, распрямляясь, словно распускающийся из бутона цветок с длинными восхитительными лепестками, лоно вытягивалось и постепенно поднималось в чреве, гладя тем самым член своей натянутой, сдавленной, но притом мягкой, нежной и крайне слабой кожицей.

Всего несколько секунд минуло, пока пенис прошел всю длину киски и окончательно ее не выпрямил, раздвинув тугие стенки и уткнувшись, наконец, в устье влагалища, прямо к шейке матки.

— Гхя-а-а!.. И-я-а-ах!!! — натужно протянула девушка, трясясь на пределе выносливости и тем самым невольно стимулируя вибрацией замерший на пике входа член Синдзи, а тот подождал, пока волна наслаждения поутихнет, и бережно приподнял ее лицо к своему.

Ее полузажмуренные глаза почти не выражали ничего, кроме чудовищной, сокрушающей боли, льющейся даже не с низа живота, а откуда-то из груди, прямо из мучительно стучащего сердца, бьющегося так сильно, что с каждым ударом небольшая приплюснутая грудка девушки всколыхивалась, как от легкого щелчка. По щекам заблестели новые ручейки слез, зубы то сжимались, то разжимались, выдавливая новую порцию стонов, но сквозь агонию девушки Синдзи вдруг ощутил, как медленно, равномерно стало слабеть давление в ее киске, как отпускали стиснутые и будто с омерзением выталкивающие из себя член мышцы влагалища, и как по головке засочилась мягкая теплая жидкость, капля за каплей позволяя тому все свободнее чувствовать себя в лоне. Еще мгновение — и Синдзи уже показалось, что, несмотря на все такое же сильное сжатие, его пенис теперь сможет свободно скользить внутри, тереть переливающиеся ребристые стенки пещерки, стучаться кончиком о шейку матки и с хлюпаньем месить внутри густую, хоть и скудную смазку.

И тогда он опустил руку на голову девушки, утопив ладонь в волосах и обхватив затылок, осторожно поцеловал ее сухие дрожащие губы, почувствовав жар на напряженном лице, и начал очень медленно и плавно водить членом внутри — сначала подавшись назад, едва не вывалив головку наружу, но вовремя толкнув его обратно внутрь, вновь разведя успевшие схлопнуться стенки влагалища и снова натянув ставшую чуть податливее плоть. Из киски засочилась тоненькая струйка влаги, и девушка натужно застонала, опять разразившись плачем, но на этот раз тихим и насадным, словно уже перешедшим границу безнадежного отчаяния. Ее напряжение в бедрах с каждым ударом члена о матку слабело, отдаваясь судорогой в основании живота, и спустя минуту силы сначала покинули ее ноги, отчего те забавно вывернулись на из-за привязанных к поручням ступней, затем спало и давление в животе, сделав киску волнующе мягкой, легкой и подвижной, а потом сдалось и само влагалище, став похожим на тянущийся, словно жвачка, и мягкий, как зефир, продолговатый комок эластичной плоти, легко принимающий форму члена, уже не выталкивающий, а всасывающий его, и скользящий по стволу перекатистой мякотью. Ее киска сдалась, исчерпав все силы, овладеваемая все стремительнее проникающим в тело членом она потеряла способность к сопротивлению, покорно приняв трущийся внутри стержень и смиренно вбирая всю его длину, сжимая в верхней точке, словно поглаживая, а затем всасывая на выходе, как будто в полости образовывался вакуум.

Синдзи тяжело задышал, ощущая все это с каждым ударом члена, чувствуя, как с его яичек закапала просочившаяся влага, ощущая колыхание ее грудок и дрожь бедер на себе, слыша ее всхлипывающее дыхание и смотря прямо в ее опустошенные, разбитые и изможденные глаза, потерявшие будто волю к жизни и погрузившиеся сами в себя, видя там лишь бесконечную пустоту. И тогда Синдзи, не переставая водить членом в киске девушки, стал гладить ее волосы, стал усеивать легкими поцелуями ее все еще сохранившее маску муки лицо, гладить живот и спину свободной рукой, растирать ее покрывшуюся мурашками кожу и конвульсивно сокращающиеся мышцы на теле, пока по нему не начала распространяться теплота, внутренний жар, который явственно ощущался где-то в глубине киски — вынужденный и глубоко отвратительный. Это можно было понять по взгляду девушки, который через полминуты из разбитого и сокрушенного начал наполняться горечью и болью, но, тем не менее, возвращаясь к жизни и наполняясь разрывающими живот ощущениями.

«Я не хочу, чтобы ты закрылась. Нет-нет, не убегай. Ощущай это, наполни чувствами каждую клеточку своего тела. Познай всю глубину пожирающей тебя боли».

— Мх… Не… т… Кха… Хв… а… тит… — донесся до уха Синдзи едва различимый сквозь стон и тяжелое дыхание голос девушки, хоть та и закрыла глаза и скривила губы в глубоком и почти беззвучном плаче.

Но тут он нежно улыбнулся, сбавив темп, слегка подул на ее красные щечки, вызвав новую волну дрожи, на этот раз мелкой и волнообразной, а затем опустил руки чуть ниже спины, обхватил дрожащие ягодицы и осторожно развел их в стороны.

— Давай, — кивнул он Каору.

Тот ответил загадочной улыбкой, подступил к девушке сзади, все еще держа пистолет в вытянутой руке и бросая внимательный взгляд на толпу, расстегнул ширинку и достал свой уже эрегированный член. К легкому удовлетворению Синдзи тот на первый взгляд показался меньше, чем у него, но радость его поутихла, когда пенис седовласого парня буквально на глазах разбух, приняв четкую форму ровного прямого столпа с гладкой аккуратной головкой — не огромных, но вполне внушающих размеров. Однако не это кольнуло завистью Синдзи, а то, с какой скоростью член Каору принял максимально объемную, налившуюся непоколебимой твердостью форму, что получалось у него лишь на пике возбуждения, и то, сколь эстетично и завораживающе он при этом выглядел, напоминая больше скульптуру из белого жилистого мрамора, чем детородный орган.

Впрочем, гордость оказалась уязвленной лишь первые несколько секунд, а когда Синдзи вновь поднял взгляд на Каору, вся его спесь моментально испарилась. Алый взгляд вновь разлил тепло по телу, это удивительно приятное ощущение поддержки и взаимопомощи, выражая готовность оказать содействие во всем и быть рядом что бы ни случилось, и тогда Синдзи, стыдливо посмеявшись над собственными мыслями, подтянул за бедра скулящую и слабо рыпающуюся девушку к себе поплотнее, насадив ее на член еще глубже, и открыл ее попку Каору. А тот, направляя головку свободной рукой, аккуратно пристроил ее к сжатому колечку ануса, и затем немного надавил, чтобы кончик слегка утоп в натянувшейся мягкости плоти между ягодиц и слегка раздвинул дырочку для глубокого проникновения.

— Гха!.. Ч-Что?! — выдавила покрывшаяся испариной девушка, вскинув голову с широко раскрывшимися зрачками. — Там… Снова туда?.. Нет!.. Я не вынесу!.. Только не это… снова…

И тут Каору резко надавил бедрами вперед, и его мощный, невероятно плотный член в одно мгновение пронзил попку, развернул смявшуюся и слипшуюся от раздражения плоть внутри и вывернул полость кишечника в один прямой туннель с мягкими натянувшимися стенками. Синдзи, все еще держащий пенис внутри киски, тут же ощутил им ребристое трение проникающего в соседнюю полость мощного ствола сквозь тонкую и заелозившую, словно прожилка, перегородку из кожицы со сплющенным слоем плоти внутри, ощутил каждый сантиметр его погружения, вибрацию промежности, натянувшейся, будто перепонка, почувствовал вмявшееся внутрь колечко ануса, сделавшее похожим дырочку попки на глубокую воронку, ощутил невероятное давление сомкнувшегося сфинктера, вслед за которым последовало и стиснувшееся влагалище, но главное — он будто бы мог ощущать член Каору рядом со своим, трущимся друг о друга.

— М-ХА-А-А-АХ!!! — тяжело выдохнула девушка с остекленевшими глазами, от натуги вывалив язык.

Синдзи не мог понять — проник ли Каору так легко в попку потому, что он уже разработал отверстие, или потому что от фрикций мышцы девушки истощились, или даже это было следствием его чрезмерно мощного и стремительного вхождения, однако плоть внутри вновь сжалась и стала скручиваться, будто живая, невольно массируя оба члена, и своей тугостью лишь прибавляя восхитительных ощущений. Увидев перед глазами расплывшиеся разноцветные круги перед глазами, Синдзи непроизвольно начал толкать бедрами и водить пенисом во влагалище, с каждым разом все увеличивая амплитуду и со стоном выдыхая от ощущений сжавшихся до плотных пупырышек бугорков плоти внутри киски, их трения от ритмичных сокращений онемевших скованных мышц, а когда Каору начал двигаться вслед — сознание едва не помутнело от экстаза. Раздвигая плоть при каждом толчке, он ощущал взаимное расширение под пенисом, вибрацию кожи, проникающий и разворачивающий кишечник твердый столп, его мощное скольжение в сухой и сжатой полости, из-за которого влагалище с его членом выкручивалось, будто пойманный морской угорь. Несмотря на вязкость полости попки, стенки ее не в пример киски были куда как мягче и податливее, постоянно переплетаясь, барахтаясь и выпрямляясь, а та в ответ скользила резкими и прерывистыми поглаживающими движениями, трясь о ствол пениса и попеременно пытаясь то втянуть, то вытолкнуть его. И не способный уже совладать с фантастическими ощущениями скольжения, давления и распирания внутри, Синдзи начал двигаться в безудержном темпе.

— Нгха-а-а!.. — натужно выдавила девушка, вскинув голову и разбрызгав слюни со слезами по лицу Синдзи. — Хва… тит!!! Кто-нибудь… Помогите… Умоляю!.. Меня… сейчас... разорвет… на части…

Каору тоже ускорил ритм, и вот плоть в чреве девушки задвигалась рыхлой массой, будто ее там уже ничто не держало, и стенки влагалища стали переплетаться, напрягаясь до одеревенелой сдавливающей твердости и расслабляясь, провисая, словно промокшая до последней нитки ткань. И в теле Синдзи заискрился настоящий фейерверк наслаждения, он стал биться головкой о твердый столб члена Каору, ощущая весь его объем и жесткость за завесой ослабшей плоти, он целовал колокольчик матки, который от измождения разошелся настолько, что кончик почти утопал в плотном гладком отверстии, а девушка дышала все тяжелее и ее иссякший плач с каждым ударом члена становился все слабее, тише и обреченнее.

— Нет… Стойте… Пожалуйста… Кто… нибудь… Мне… больно… Вы… сломаете… меня… Хватит… прошу… вас…

Глядя прямо в ее скривившееся лицо, на глазах меняющееся со страдальчески напряженного до апатично опустошенного, следя, как то затухал, то разгорался в приступе боли ее мерцающий взгляд, Синдзи вонзал член все сильнее и сильнее, разрывая последние остатки сопротивления плоти, сокрушая дрожащую, будто густое желе, мякоть обоих проходов, натирая горящую от раздражения кожицу и вминая взмокшие наружные складки половых губ вглубь, а потом вырывая их наружу вместе со взмокшим, покрывшимся пенкой пенисом, хлюпая киской и слушая протяжные хлопки в попке от вгоняемого члена Каору, слишком походящие на треск сверх меры натянутой кожицы, и спустя пару минут он задрожал в предвкушении сокрушительного оргазма. Скользнув стволом наружу и выплеснув несколько капель смазки, Синдзи вместе с Каору одновременно вогнали пенисы в ее нутро во всю длину, столкнувшись ими при движении и вобрав размешанную плоть глубоко в живот, и девушка в ответ истошно взвыла, перед потерей расколовшегося сознания на прощание сдавив свое лоно мышечной судорогой, и забилась в агонизирующей конвульсии, начав бессвязно скулить и проглатывать обессмысленный стон.

— Кончай ей внутрь, — совладав с тяжелым дыханием, произнес взмокший Синдзи. — Я украшу ее снаружи.

Каору, тоже к этому моменту поддавшийся истоме, но при этом не прекращающий кидать внимательные взгляды на онемевшую толпу, кивнул, прикрыл глаза и забил бедрами с удвоенной силой, приближая оргазм. Синдзи последовал его примеру, готовый уже застонать во весь голос от удовольствия, не обращая внимания на ошалевшие взгляды лежащих пассажиров, что вопреки приказу теперь, открыв рот, следили за творящейся прямо перед ними оргией, но он уже не был способен сосредоточиться на чем-то, кроме бури восхитительных ощущений внизу живота. Растерев киску до состояния бесформенной кашицы, оплетающей его член своими легкими бугристыми стенками, встречаясь сквозь плоть с членом Каору, пронзая ее и растягивая раскрывшуюся матку, Синдзи сделал несколько усиленных толчков и вдруг ощутил, что там, за тонкой горящей стенкой из столпа вырвалась умопомрачительно плотная и горячая струя жидкости, рванув по всему кишечнику вверх, мимо влагалища, и наполняя чрево волнительной бурлящей вибрацией. Девушка утробным голосом тяжело выдохнула, попыталась сжаться, словно ее вот-вот вырвет, но лишь разошлась новой порцией слез, и тогда Синдзи, уже сам балансирующий на грани, буквально вырвал пенис из ее киски вместе с потоком влаги и вывалившимися, размятыми до провисающего состояния и блестящими от смазки внутренними губками, за которыми последовала и часть ярко-алой, горящей от налитой внутри крови, растертая плоть, и, выгнувшись, направил головку вверх. В ту же секунду из нее выплеснулся фонтан белой жидкости, ударив прямо в лицо захлюпавшей девушки, заставив ее захлебнуться в болезненном крике, а затем новая порция густой белесой массы плюхнулась на ее грудки, облепив их молочной пеленой, и в завершение еще несколько клубков покрыли дергающийся в конвульсиях животик, внутри которого по кишечнику сейчас расплывался поток семени.

Оргазм был такой силы, что Синдзи от падения спасли лишь вовремя выставленные в сторону руки, удержавшие его на поручнях, и он сквозь расплывшуюся дымку наслаждения не сразу различил безумный разбитый вопль девушки, которая, повиснув на руках, хрипела и ревела от ужаса, от той агонии, что, наконец, взорвалась в ее животике, когда оба члена прекратили разрушающие лоно импульсы, не оставив ничего, кроме болезненного страдальческого воя плоти. Девушка, поперхнувшись, закашляла, исторгла залившуюся в рот сперму и тут же задергала головой, пытаясь стряхнуть семя со слипшихся глаз, она затряслась и задергалась, когда семя начало стекать по ее коже, а ее киска и красные лепестки вокруг стали ритмично сокращаться, и из широко открывшейся дырочки попки, пульсирующей, словно живой организм, огромными порциями выплеснулись целые потоки спермы, той ее части, что не успела залиться в кишечник и сейчас скопилась в анусе. Густая, тянущаяся, как мед, белая масса плюхалась на пол, разбрызгивая в стороны капли, молочные дорожки побежали по дрожащим бедрам девушки с покрытых сливочной пеленой ягодиц сзади, а спереди слой семени на животе, покачивающихся от всхлипываний грудях и лице начал смешиваться с истекающими кристально-чистыми и пропитанными мучительной, изничтожающей горечью слезами и вытекшей из скривившегося рта слюной.

Шатающийся Синдзи отступил на шаг назад, с замершим дыханием взглянув на сломленную девушку и вздрогнув от вида ее глаз — пустых, разбитых, направленных в глубокую бездну неких сокровенно личных чувств, воспоминаний, образов, чего-то близкого, интимного, сокровенного, того, что еще держало ее разум на краю перед желанием смерти, и вдруг на заплывшем спермой лице девушки растянулась кривая, неестественная, исступленная улыбка вытянувшихся и дрожащих, не взирая на массу семени со слюной на них, губ. Дерганый стон вырвался из ее груди, похожий на нервный безумный смешок, девушка прерывисто всхлипнула, но тут, в мимолетной вспышке осмысленности, когда ее мозг, наконец, осознал весь ужас произошедшего, ощутил всю глубину боли, страдания, огня пылающей агонией плоти, она, наконец, мучительно скривила лицо и сокрушенно взвыла безнадежным, раздирающим душу плачем.

Поезд заскрипел тормозам — пройдя через северную часть города рядом с закрытой из-за разрушений зоной, он подходил к первой станции в деловом квартале, готовясь принять новых пассажиров. Оставив девушку рыдать и давиться затекающей в рот спермой, Синдзи дал знак уже стоящему наготове Каору держаться рядом с ним, взял пистолет и, хихикнув, направил дуло на потрясенную и лишившуюся дара речи от увиденного толпу на полу.

— Ну, как шоу? — спросил он, не переставая скалиться. — Ништяк развлекалово, а? Как насчет платы за просмотр? Десяток трупов будет достаточно.

За окнами замелькали мачты контактных проводов, опоры навеса над станцией и площадка перрона. Вагон ощутимо замедлился и приготовился к остановке.

— В общем, как только открываются двери, каждый сам за себя. У вас секунд пять, чтобы спасти свои шкуры.

Поезд, качнувшись, замер и двери разъехались в сторону.

— Ну, собственно, вперед.

Пассажиры с непониманием и крайне медленно разгорающимся испугом в глазах нерешительно замерли, и тогда Синдзи наставил на ближайших к нему людей пистолет и задорно выпалил:

— Паф!

И тут их, наконец, прорвало. Сначала кто-то завизжал, его примеру последовало еще несколько человек, а потом вся толпа, мгновенно вскочив, рванула к противоположному выходу, не стесняясь грубо толкаться и прыгать буквально по головам соседей, с трудом выдавливаясь из вагона через узкий выход.

— Пойдем, — хохотнув, обратился Синдзи к Каору и они вместе, пробравшись мимо тихо скулящей, безостановочно вздрагивающей в судорогах и истекающей слоем спермы девушки, чей вид вогнал в ступор ожидающий поезд пассажиров с той стороны вагона, выбрались наружу.

Когда навстречу толпе в стой стороны вылетели двое молодых парней, причем один с пистолетом, ошарашенные люди, сопоставив их с кричащей и высыпающейся из вагона паникующей группой по соседству, присоединились к общему сумбуру, и кто бросился прочь, а кто оробело попятился назад, образовывая все расширяющуюся площадь вокруг двух устрашающих молодых человек.

— Кажется, пора линять, — слегка растерянно от столь пристального внимания произнес Синдзи, выискивая взглядом лазейку для спасения, а когда ему на глаза попались зажегшиеся экранчики телефонов, какая-то внутренняя волна злости заставила его вскинуть пистолет и прогорланить: — А НУ ВСЕ НА ХРЕН ОТСЮДА, СУКИ!!!

Первую линию невольных свидетелей вдоль траектории направленного пистолета под чей-то визг словно сдуло ветром, и тут Каору крепко схватил Синдзи за руку и потянул в открывшийся коридор, а толпа кинулась с их пути врассыпную, словно тараканы от луча фонаря, сопровождаемая шумом тронувшегося в путь поезда. Дальнейший побег отложился в памяти чередой хаотически сменяющихся картинок: лестница, дорога, улица, переход, лужайка, проулок, забор, снова лестница, закоулок, топот ног, тяжелое участившееся дыхание, стук сумки о бедро, удивленные лица вслед, гул машин, и под конец все смешалось в одну пеструю кашу с оттенком белоснежных бетонных стен по сторонам, серым асфальтом внизу и единственно спокойным голубым небом над головой.

Синдзи не мог даже представить, сколько и в какую сторону они пробежали с Каору, поэтому, забравшись в какой-то переулок и, наконец, остановившись, он смог только рухнуть на колени и с ощущением, словно кислота выжгла легкие, быстро-быстро начать вдыхать воздух. Голова бешено кружилась, ноги заныли от непривычной перегрузки, в ушах шумело от подскочившего давления, однако Синдзи готов был рассмеяться. Он сам не мог понять, из-за чего, однако его, задыхающегося, стоящего на четвереньках и брызжущего слюной от тяжелой отдышки, буквально таки распирал неистовый хохот, хотя внутри ощущалась лишь неизмеримая, чудовищная тоска, сдавливающая сердце ржавой колючей проволокой.

— Ох… — послышался рядом такой же запыхавшийся голос Каору. — Никогда еще так не бегал… Хах… Но было весело…

Дыхание Синдзи вдруг сковало, отчего легкие стали медленно скручиваться в комок, а кровь в венах едва ли не запузырилась, и он медленно поднял голову, со смутно знакомой тенью тоски и грусти взглянув на покрывшегося испариной парня, смахнувшего пот со лба рукой и сейчас с учащенным дыханием взирающего куда-то в небо, но его туманные мысли прервал восторженный девичий голос откуда-то из груди Каору.

— Ва-а-ау!!! Нет, это просто ВАУ!

Слегка озадаченно вытянув лицо, тот вдруг смущенно улыбнулся, вытащил телефон из кармана рубашки и передал трубку Синдзи.

— Полагаю, тебя.

— Угу…

— Вы жжете, господа, — на дисплее возникло сияющее личико Мари. — Я многое видела в жизни, но чтобы так прямо… Это было грандиозно! Столь жестко разбить девчушку, от панического страха до полного опустошения, я так зажглась, что невольно изнасиловала спинку кровати. Черт, тут теперь все мокрое, хе-хе!..

Наконец совладавший с дыханием Синдзи неопределенно скривил губы и произнес:

— Ну, и что там с нашей игрой?

— А? А, да. Ты всухую победил, прости за каламбур. Молодчина, вошел в топ-десять. Только, прости мою назойливость, хотела узнать — тебе вообще пофигу, кого ты только что изнасиловал?

— Мне? — Синдзи нахмурился. — Честно говоря, да. А что?

— Да не, забудь. И впрямь, какая разница. Не она ведь наша приглашенная звезда, а эта спящая красавица, что лежит в койке передо мной.

— Мисато-сан? Она там одна?

— Все еще зовешь ее «сан»? — коварно ухмыльнулась Мари. — Да, она самая, одна-одинешенька. Думаю, что с ней сделать. Вроде бы и хочется выдрать эту сучку, да вроде как ты выступил на 11 из 10, так что как-то нечестно будет…

— Давай.

Девушка на том конце притихла, замерла на пару секунд и после изумленно приподняла брови:

— Что, прости?

— Я говорю — действую. Введи ей токсин.

Теперь уже лицо Мари вытянулось, как подтаявшее на солнце эскимо, и ее рот медленно отворился.

— Ты… то есть.. Ты думаешь, что я блефую?! Что духу не хватит или у меня в шприце плацебо?

— Не неси ерунды, — в ответ спокойным тоном произнес Синдзи. — Я ни на секунду не сомневаюсь, что ты не врешь. Поэтому и прошу — сделай это. У меня ведь 11 из 10, вот я и решил использовать свой лишний балл.

— Я… — Мари растерянно заметала взгляд по палате. — В смысле… Это…

Но тут ее взгляд замер, сделался металлически-жестким, и она сухо отрезала:

— Смотри.

А затем крутанула шприцом между пальцами, вогнала иглу в шею женщине и выпустила в нее всю порцию бесцветной жидкости. Мисато сначала не проявила никакой активности, но затем, когда игла покинула ее шею, слегка скривилась, затем заелозила телом и начала слабо стонать.

— Проснулась таки… — Мари поднесла свой смартфон к лицу. — Ты сам это сказал, птенчик, я сделала. Не знаю, чего ты хотел добиться, но ее последующие муки останутся на твоей совести. Да, ты заставил меня удивиться, но не думай, что завтра мы не продолжим, уж я придумаю, как на тебе отыграться. Адью.

Связь отключилась. Синдзи, потерев пальцем вдруг резко защипавшую переносицу, фыркнул, размахнулся что было силы и отправил смартфон в дальний полет через улицу, разбив его вдребезги о бетонную стену.

— Ну, пойдем, что ли, — спокойно обратился он к чуть растерявшемуся Каору. — Я бы предпочел чего-нибудь перекусить, а ты?

После бурного полового акта и долгой пробежки, в добавок к полному отсутствию завтрака, у Синдзи разыгрался просто зверский аппетит, поэтому в ближайшем кафе он потратился как нельзя кстати похищенной у отодранной девушки наличностью, купив вишневого пирога и блинчиков с сиропом, плюс тройная порция кофе. Каору обошелся чашкой сливочного мороженого с кусочками фруктов, и они в безмолвной тишине не торопясь приступили к трапезе. Уплетая невероятно вкусное и сладкое кушанье, Синдзи краем глаза следил за притихшим седовласым парнем, с интересом и осмотрительностью озирающимся по сторонам, напоминая молодого кота, которого привезли в невиданное место.

— Подожди… — он вдруг оторвался от чашки с дымящимся кофе. — Не сомневаюсь, что ты здесь ни разу не был, но почему ты смотришь так, будто кафе в глаза ни разу не видел?

Каору перевел на него мягкий, почти что снисходительный взгляд, вновь расплывшись в улыбке, и ответил:

— Если я скажу, что и впрямь ни разу не посещал кафе, ты мне поверишь?

— Эм… — Синдзи отчего-то резко захотелось поперхнуться, но сладкий кусок блинчика предательски легко проскользнул в горло. — Ладно, сделаем вид, что я ничего не спрашивал.

— Синдзи-кун, я много не видел, что мне хотелось бы посмотреть, и многое видел, о чем предпочел бы забыть, — тот загадочно повел бровью и вдруг буквально впился взглядом в него. — Я уже бывал в кафе. Однако с тобой многие вещи воспринимаются по-другому. Например, в подобные заведения обычно ходят на свидания.

Теперь уже Синдзи не смог не подавиться, тем более в голове сам по себе всплыл тот факт, что он заплатил за Каору.

— Мы не на свидании!

— Конечно, нет, — рассмеялся тот. — Однако я ни разу не был на свиданиях и даже не представляю, какого это. Просто подумал, что это место, наверное, очень хорошо подходит для них. Сколь мало надо для того, чтобы почувствовать себя счастливым.

— Наверное… — растерянно повторил Синдзи, и, призадумавшись над неожиданно сменившимся взглядом парня, молча продолжил трапезу.

Через некоторое время, когда тарелки опустели, он устало откинулся на спинку кресла, с наслаждением ощутив прилив тепла к тихо ноющим ногам и спине, вздохнул и пробормотал сам себе:

— Из-за этой сумасбродки сделал крюк впустую. Мне же надо возвращаться обратно в НЕРВ.

— Ты о Мари?

— Угу.

— Не хочешь пригласить ее сюда на свидание?

Синдзи откашлялся.

— Я скорее себе руку отгрызу.

«Неожиданно… но мысль о свидания с Мари почему-то показалась приятной. Хотя вид ее в девичьем платьице, кокетливо сложившей ножки и изящно вкушающей мороженое тонкой длинной ложечкой кажется мне… слишком… не от мира сего. Интересно, а она согласилась бы?»

— А я вот думаю, что мне не суждено ее пригласить, — задумчиво пробормотал Каору, подперев голову рукой. — Хотя это и кажется мне заманчивым. Здесь и с Мари… Как обычные люди. Наслаждаться обществом друг друга и не думать о будущем.

Внутри у Синдзи вдруг что-то кольнуло, но не успел он опомниться, как Каору приподнялся со своего места

— Рад был твоему обществу, но мне пора к госпоже, докладывать, какая она сумасбродка.

— Так она тебя приставила шпионить за мной?

— Отчего же? Просто делюсь с ней впечатлениями. Я ведь в любой момент мог рассказать тебе обо всех ее планах, стоило только попросить. Однако сейчас время не ждет, мне правда пора идти. Я бы сказал — в другой раз, но не уверен, что нам еще удастся встретиться. На всякий случай прощаюсь, но напоминаю — я буду рядом, когда ты меня позовешь. Не оступись.

И не дав опомниться Синдзи, он одарил его утешающим теплым взглядом, развернулся и направился к выходу. А тот, открыв рот, сначала дернулся, чтобы догнать Каору, но потом замер, вздохнул и плюхнулся обратно на стул.

«Слишком поздно. Я должен справиться сам».

Возвращение в подземный корпус НЕРВ заняло гораздо больше времени — Синдзи предпочел пользоваться автобусами, а учитывая практически полное незнание местных маршрутов, на месте он оказался глубоко за полдень. Впрочем, его это полностью устраивало. Уже даже не надеясь на встречу суровых людей в черных костюмах, он беспрепятственно прошел через пропускной пункт, спустился на лифте в распределительный блок и добрался до центрального корпуса исследовательского отдела, где располагался кабинет доктора Акаги.

Женщины, как и предполагал Синдзи, на месте не оказалось, однако на ее столе он с ликованьем обнаружил выписной бланк на имя Юки Судзухары, а также безыменной гражданский пропуск в больницу для посетителей. Рицко выполнила свое обещание даже быстрее, чем Синдзи мог на то рассчитывать. Положив документы в сумку, он призадумался, а потом вернулся к столу и стал разгребать на них кипы документов, ища тонкую папку с неброским обозначением «2-А».

— Помню, что видел ее здесь… Куда же она... А, вот!

Достав сшитую стопку бумаги, он развернул листки и стал искать нужный. В папке содержались все биометрические данный учеников его класса с последней школьной проверки, ничего особенного: рост, вес, группа крови, дата рождения. Однако помимо стандартной информации, бланки хранили адреса проживаний, что и было целью Синдзи. Запомнив нужный, он убрал папку на место, удостоверился, что ничего не забыл, и отправился к выходу, мысленно уже предвкушая ожидающее его представление. Только на выходе он задержался, случайно увидев в контейнере для медицинских отходов охапку свежих окровавленных бинтов, но решил не придавать этому значения.

Следующий пункт его назначения лежал этажом ниже — в стационаре медицинского корпуса, где размещалась реабилитационная палата №062-B. Показав личный пропуск на входе в приемной, где несколько притихших медсестер наградили его холодным ненавистным взглядом, Синдзи прошел по белоснежному стерильному коридору, нашел знакомую дверь и без промедлений вошел в комнату, все так же по-домашнему обставленную и заваленную детскими игрушками. В углу тихо затаилась бледная, словно призрак, Юки, смотря тусклым безжизненным взглядом в пустоту и одной рукой обнимая себя за колени, а второй сжимая игрушку — небольшой макет пассажирского самолета с яркой голубой линией на борту.

— Юки… — мягко позвал ее Синдзи, поборов волну холода на спине.

Та медленно направила на него свои будто остекленевшие и широко открывшиеся бледные янтарные глаза, скользнув ими сквозь него, словно не видя, но все же медленно, противясь, разглядела через марево перед зрачками Синдзи, а затем вдруг широко раскрыла рот, будто ее хрупкое крошечное тело разорвало фантомной болью, по щекам хлынули слезы, и она сжалась клубком, еще плотнее забившись в угол.

— Эй, Юки, не пугайся, — продолжая говорить спокойным тоном, хоть это и давалось ему с невероятным трудом, Синдзи медленно подступал к девочке. — Это я, ты узнала? Все хорошо, Юки, тебя выписали. Слышишь? Все закончилось.

В глазах разошедшейся дрожью девочки вспыхнул водоворот сумбурных чувств — воспоминания о боли, пылающем огоне в теле, рези, жаре, ласке, а за ними надежда, отчаяние, пустота, вновь разрывающая боль, мечты, фантазии, в которых нашел спасение истерзанный разум, слезы, тяжелое дыхание, пустота — и все это бурлило, кипело, бушевало в трепещущей душе, заставляя ее давиться плачем и невольным страхом.

Но Синдзи, подошедший к девочке, быстро заключил ее в бережные объятия и зашептал:

— Все позади, Юки, ты молодчина. Ты справилась и теперь сможешь увидеть братика.

Ее дрожь вдруг резко прекратилась, и она, отпрянув своим слабым болезненным и сломленным тельцем, словно не веря, дрогнувшим голосом произнесла:

— Братика?..

— Да, твоего брата, Тодзи. Он здесь, ждет тебя. Теперь вы можете быть вместе, — а затем, взглянув в ее оцепенелое личико, улыбнулся и добавил: — Поздравляю.

И тут Синдзи стал свидетелем невероятного события, как неимоверно яркое, безгранично глубокое счастье взорвалось в растерзанном сердце девочки, подмяв под собой все ее мучительные чувства и страхи, а взгляд ее за долю секунды сквозь слезы и тень вернувшихся страданий вспыхнул чистой искренней радостью, струясь надеждой и искрясь золотыми огоньками благодарности.

— Б-Братик… мой братик… дорогой братик… — залепетала она, вновь разразившись плачем, но теперь рыдая умилительно тепло, мягко и даже нежно. — Братик…

— Ну, пойдем же, — протянул ей руку улыбающийся Синдзи. — Теперь ты можешь быть с ним столько, сколько пожелаешь. Ему многое пришлось преодолеть, чтобы встретиться с тобой, но теперь все будет хорошо.

— Спасибо… — пропищала она, стирая кулачками расплывшиеся по покрасневшим щечкам слезы. — Спасибо вам… Я так рада…

Они вышли в коридор и проследовали через длинный ряд палат, в отделение интенсивной терапии, где находились помещения для больных с тяжелыми травмами. Быстро найдя нужную дверь, Синдзи вошел внутрь и вместе с Юки замер на пороге. В центре комнаты на широкой кровати находилось обмотанное бинтами тело с загипсованными и подвешенными на штативах конечностями, где над заключенной в бандаж шеей, словно за высоким воротником, виднелась голова его молодого и чудовищно покалеченного парня. Большую часть лица покрывал багровый кровоподтек, скрытый марлевой повязкой, к носу тянулась трубка кислородного шланга, а слабый и потерянный взгляд, не моргая, смотрел куда-то в потолок. Тодзи окружала стена из ритмично попискивающей медицинской аппаратуры, словно паутиной оплетающей его тело, сломанные конечности были надежно прикованы к чуть приподнятым стойкам, а под простыней в фрагментах между гипсовыми накладками проступало его изувеченное травмами тело.

— Братик… — ошеломленно выдохнула Юки, но тут вдруг ее лицо расцвело от восторга, и она заверещала: — Братик!!! Мой братик, братик!!! Тодзи! Это Юки, твоя сестренка, я тут, пришла, я с тобой!!!

Глаза парня чуть дрогнули, будто что-то глубоко родное и близкое стало медленно пробиваться сквозь слой болотной трясины, как росток через асфальт, медленно и хрупко, его зрачки из узко суженных медленно расширились, наполнились смыслом, и спустя полминуты их покрыла тонкая пелена слез. Брови Тодзи изогнулись, скривились вместе с горько сжавшимися губами, и даже несмотря на действие обезболивающего, сломанные кости и болезненную травму шеи, он слегка приподнял голову, вытягивая из себя горький и счастливый плач, источая из себя сожаление, муку, скорбь и притом робкое постыдное счастье, но вдруг его глаза заметили Синдзи, держащего Юки за руку, и тому на мгновение показалось, что лицо его бывшего товарища буквально впало, покрывшись страшной тенью.

— Ты… — голос прозвучал, как летящая в пропасть и громыхающая по отвесным скалам ржавая жестяная бочка. — Это ты…

— Привет, — спокойным тоном ответил тот. — Рад, что ты жив.

— Не приближайся к ней… — заскрипел он, умудрившись даже привстать, несмотря на штифты на руках.

— Как скажешь. Ее только что выписали, она теперь свободна. Такая забавная девочка, сразу же побежала к своему ненаглядному братику, забыв обо всем на свете. Правда? — он наклонился к ней.

— Угу! — счастливо закивала она, все еще плача от радости. — Я все сделаю, ради братика!

— Юки… Юки-и… — Тодзи скривился, застонав, и снова залился слезами.

— Это он от счастья, — пояснил слегка озадаченной девочке расплывшийся в теплой улыбке Синдзи. — Так рад тебя видеть.

— И я рада видеть, и я рада!

— Ну, давай покажем братику, чему ты научилась.

— А… — Ее глаза озадаченно и чуть напряженно дрогнули, но через секунду девочка весело кивнула. — Ага!

И тогда Синдзи присел рядом с ней на колени, положил ладони на ее горячие щечки и прильнул к ее детским, тонким и мягким губкам, сразу же просунув через них язык и не ощутив ни малейшего сопротивления. Ротик девочки сначала безвольно и растерянно округлился, как подтаявшая помадка, а затем губки ее раскрылись в глубоком поцелуе, язычок осторожно подался вперед и встретился с языком Синдзи, слившись в очень робкой и несмелой, но податливой ласке. Смешавшаяся слюна мгновенно потекла по их губам, в сомкнутых и двигающихся в одном ритме ртах послышалось долгое чавканье, на щеке почувствовалось ее потяжелевшее и ускорившееся дыхание, а руки девочки вдруг сами легли на шею Синдзи.

— Нет!.. — раздался утробный возглас Тодзи. — Нет! Только не это! НЕТ!!!

Его опустошенный, разрывающий крик прервался горьким стоном из-за резкой невыносимой вспышки боли, но Синдзи, сам едва не поддавшись все более глубокой и напористой ласке девочки, которая уже начала тихо стонать, с трудом отпрянул от нее, стер слюну с губ языком и развернулся к притихшему и обледеневшему Тодзи.

— Это мой подарок напоследок, — сказал он вдруг сделавшимся острым, как бритва, голосом. — Чтобы ты помнил обо мне все оставшиеся дни.

А затем Синдзи наклонился к девочке, потрепал ее макушку и, подтолкнув за плечи, ободряюще сказал:

— Ну, Юки, а теперь покажи братику, чему ты научилась. Доставь ему столько радости, чтобы он запомнил этот день навсегда. Вперед.

— Ага! — девочка радостно кивнула, затем с удивительным проворством скинула с себя платье, стянула трусики с аппликацией в виде ягодок клубники и, шлепая босыми ступнями ног, побежала к Тодзи.

— Ч-Что… ты делаешь… Юки? — ошарашено пробубнил он, когда та забралась к его ногам, стянула одеяло и распахнула больничную пижаму, обнажив сморщенный член между двумя загипсованный бедрами, а потом вдруг без раздумья взяла его в свои крошечные ладошки.

— Я доставлю тебе радость, дорогой братик… — Глаза девочки, словно войдя в транс, уставились на пенис Тодзи, который от ее быстрых и разминающих движений начал крайне медленно, но, тем не менее, разбухать.

— Стой… — тот задергался, со все большим ужасом взирая на играющуюся его детородным органом сестру, с каждой секундой погружающуюся в омут какого-то дикого, неосмысленного и нечеловеческого возбуждения, напоминая уже охваченное зовом инстинкта животное. — Подожди, Юки!.. Очнись! Не делай этого, я прошу! Перестань, я тебе говорю!

Однако девочка, размяв член своими тонкими пальчиками и взглянув на него с выражением безумного необузданного восторга, оголила его головку и вдруг резко заглотила в рот, начав сосать так сильно, что ее щечки впадали от давления, и попутно неистово задвигала головой с забившимся язычком.

— НЕТ!!! Хватит!!! Прекрати, Юки, я прошу тебя! Прошу!.. Юки… — голос Тодзи с каждым движением головки девочки становился все надрывнее и отчаяннее, наполняясь горечью с такой силой, что уже спустя пару минут он уже больше не мог выдавить ни слова, сорвавшись на один протяжный изничтожающий душу плач.

А девочка все продолжала сосать его уже целиком отвердевший член, чавкая и хлюпая, довольно причмокивая и вбирая ствол глубоко в горло, давясь на секунду, а потом со все большей радостью продолжая облизывать головку. Только глаза ее, в отличие от фонтанирующего на лице восторга, оставались все такими же пустыми и безжизненными, и единственное, что в них изменилось — это пришедший, наконец, покой на растерзанном сердце.

Через пять минут бурного минета рыдающий и захлебывающийся в соплях Тодзи, корчась не столько от пронзающей тело боли, сколько от творившегося прямо на его глазах ужаса, осознания, что его девственность прямо сейчас забирает собственная разбитая и утратившая эту детскую чистоту и невинность малолетняя сестра, вдруг резко и против воли кончил, закачав в рот Юки мощную порцию спермы, которая мгновенно выплеснулась из ее носа и, из-за навернувшегося кашля, стала разбрызгиваться по лицу. Однако девочку это ничуть не смутило, она, смеясь и играясь вязкими нитями между пальчиками, слизала с себя семя и продолжила ласку члена ртом, через минуту вернув ему былую твердость. Тодзи уже не мог найти в себе силы для мольбы, видя, что не способен больше достучаться до потерявшей рассудок сестры, и он лишь рыдал и скулил, а Юки, очистив его пенис язычком, приподнялась, раздвинула ноги и стала медленно наседать бедрами на поднявшийся столб, плавно погружая его в свою покрасневшую, слегка разбухшую и взмокшую киску, а затем с ускоряющимся ритмом начала подпрыгивать на нем, вонзая все глубже в юную, тонкую и тугую плоть, упоенно что-то закричав, высунув язык и со стоном глубоко задышав в экстазе.

— Прощай, — тихо произнес Синдзи, не сомневаясь, что его друг уже не сможет ничего услышать за собственным криком и стоном сестры, так что затем он поправил сумку на плече и направился к выходу, оставив развлекающуюся парочку наедине.

Покидая палату, Синдзи все еще смутно ощущал крик в душе, словно вопль Тодзи так и повис в его ушах, наполняя сердце тоской, хотя, наверное, грусть шла лишь из-за того, что они больше никогда не увидятся, и Синдзи у выхода на поверхность, обернувшись, все же позволил себе печальную улыбку, закрыв увлажнившиеся глаза, просто потому, что будет скучать. И ему нужно было провести черту, чтобы, собравшись с мыслями и отбросив все сомнения, отправиться к следующей цели.

А найти ее не составило проблем, благодаря документам в кабинете доктора Акаги. Синдзи даже не пришлось ждать — он еще издалека увидел одиноко прохаживающуюся по лужайке девушку, которую сопровождал весело скачущий вокруг и играющийся светлошерстый лабрадор. Здоровый пес с недлинной лоснящейся палевой шерстью задорно пытался вырвать у хозяйки ошейник, но та не обращала на него внимания, погруженная в себя продолжая брести куда-то по тропинке среди сочной зеленый травы.

Синдзи хмыкнул и направился к ней. Собака, приметив неспешно приближающегося человека, метнулась в его сторону, однако Синдзи даже не успел напрячься — судя по восторженной морде и горящим молодецкой энергией глазам, пес отличался крайне дружелюбным характером, и теперь, пытаясь буквально запрыгнуть ему на руки и облизать лицо, бешено махая хвостом, скакал у ног. Улыбнувшись, Синдзи потрепал его за гриву, и тут, наконец, хозяйка обратила внимание на пропажу своего пса.

— Макс? — крикнула, она, разворачиваясь и осматриваясь из стороны в сторону. — Макс, куда ты…

И тут ее взгляд замер, увидев Синдзи. Девушка остолбенела, ее рот отворился, колени тут же безудержно затряслись, а из-под юбки по обнаженным дрожащим бедрам заструилась золотистая жидкость, промочив носки и залившись в ботинки.

— Здравствуй, Хикари, — бодро поприветствовал ее Синдзи. — Вот я и пришел. Есть времечко, нам поговорить надо?

— Нет… — пропищала она с округлившимися от ужаса глазами, прикрыв рот ладонью и, не удержав равновесие, плюхнувшись на землю. — Только не это… Боже, нет… М-Макс… Макс, фас!.. Взять его, Макс!

Однако лабрадор, радостно залаяв, только еще сильнее замотал хвостом и стал запрыгивать на плечи нагнувшемуся Синдзи, облизывая его лицо.

— Ну-ну, какой славный пес. Отличная собака, бодрая и энергичная, ух, — Синдзи еще немного посюсюкался с ним, а затем поднялся и, глядя собаку по голове, сказал: — Поднимайся, Хикари, у меня к тебе длинный разговор. Это очень, очень важно.

— Ф-Фас… Макс… пожалуйста… убей его… — Хикари проскулила последние слова, не выдержав нахлынувшего ужаса и отчаянно зарыдав. — Прошу тебя…

— Вставай, Хикари. Макс слишком умный, чтобы нападать на меня. И Макс понимает, что его ожидает нечто приятное.

Синдзи присел на корточки и стал мять плотные висящие щеки радостно перебирающей лапами и учащенно дышащей собаки.

— Правда, Макс? Ты ведь поможешь мне? Ты же у нас умничка, отличный парень. Просто отличный.