Депеша из Томска: «Еду к вам. Воля».
«К вам» — через пол-России в село Лысые Горы Тамбовской губернии. Сестра Елена в Лысых Горах учительницей. С весны у нее гостит мать Юлия Николаевна и две младшие сестренки.
Помнит Елена Владимировна: «Валериан приехал к нам без пальто, в студенческой фуражке, на нем была красная рубашка-косоворотка… В довершение всего он был в старых, рваных ботинках. Денег у нас лишних в это время в семье не было, пришлось отдать в починку ботинки школьному сторожу, а он дал Валериану лапти.
Представьте себе высокого юношу, в красной рубахе, в маленькой студенческой фуражке и в лаптях… Однажды при встрече со мной урядник многозначительно сказал: «Сразу видно, что ваш брат нигилист!»
В другой раз урядник потребовал, чтобы я уговорила Валериана спять лапти и красную рубашку. «Смущает он всех. Да и про вас говорят!..»
Вскоре я получила жалованье, и решено было, что Валериану необходимо купить ботинки и другое самое необходимое. Воля, я и Маруся поехали в Тамбов. Валериан радовался, как ребенок, когда в его руках появился сверток с новыми ботинками, бельем и рубашками. На костюм или пальто денег не хватало, и мы купили черную накидку с двумя львиными головами в виде застежки. В то время такие накидки были в моде.
«Кутить так кутить!» — решили мы и пошли обедать в столовую. Во время обеда Воля как-то неспокойно вел себя: все время оглядывался на дверь. Я подумала, что он заметил за собой слежку.
— Что ты?
— Нет, ничего…
Через несколько минут он опять взволнованно смотрит на дверь. Наконец сознается, что боится за свою накидку: вдруг ее кто-нибудь стащит. Мы подсмеиваемся над ним, и он тоже смеется вместе с нами. Потом вполне серьезно: «У меня так давно не было новой вещи, что мне было бы очень жаль потерять ее».
Вместе с нешумливой российской весной кончилась и побывка Валериана в тиши у родных. В автобиографии мельком: «Поехал в Тамбов, потом вскоре в Петербург, где, не найдя заработка, принужден был работать землекопом».
Волнует, страшит Куйбышева другое. Оборвалась связь с единомышленниками. Старые явки давно провалены. Знакомые эсдеки в тюрьмах и ссылках. В круг никак не войти. Рождается разумная мысль: податься, из Питера в Вологду.
Губернский город Вологда постоянно служит местом административной ссылки лиц крайне неблагонадежных. К тому же в знак милости высочайшей город наделен необыкновенной емкости тюрьмой. По строгости режима первой в империи. Впереди Орловского и Александровского централов!
«В Вологде обязательно окажется кто-нибудь из наших…» — надеется Куйбышев. Есть, есть! «Медвежонок» — сестра Ленина Мария Ильинична… И. А. Саммер — делегат III съезда РСДРП… М. Э. Шойхет из Киевской большевистской организации…
У дома, где квартирует Ульянова, Валериан описывает круги. Борется, старается взять верх над своей предельной щепетильностью. Как явиться незваным, незнакомым, в костюме, изношенном сверх — невозможного! В Питере уж на что привычные портовые грузчики, и те выделяли его живописное одеяние… Говорят, «Медвежонок» с матерью. Достойной наивысшего почтения Марией Александровной. Не воспримет ли явление оборванца как наглость?…
Куйбышев решается. Порог перейден. За порогом радушие. Материнская опека. Перво-наперво поиски квартиры для огромного и в такой же мере бесприютного молодого человека с львиной шевелюрой. Поселяют Валериана в семье либерального статистика Вологодского земства. За стол и квартиру оплата уроками детям хозяев. А костюм еще потерпит. Обязан держаться, покуда недорогого репетитора пригласят в другие дома. И редакция «Вологодского листка» выплатит гонорар «Валериану Куб». За рассказы «Встреча» и «Воспоминания». Герой «Воспоминаний» революционер Ветров, отбывающий ссылку в Сибири, по всем статьям похож на автора. Дело обычное.
К морозам Валериан кое-как одет. На нем коричневая вельветовая куртка, черные брюки. Имеется и пальто, как говорится, ветром подбитое. Демисезонное — на все случаи жизни. Можно отправляться в дальнейший путь. Явка от «Медвежонка» в Харьков.
В южном промышленном центре все непривычное. Уклад жизни, природа, говор. Вдруг старое нарымское знакомство. В конке, лихо спускавшейся с Холодной горы к центральной площади — Екатеринославской, — кто-то молча пожимает руку. Быстрый взгляд. Опять мир мал и в тесноте, но не в обиде!.. Варвара Яковлева! Вместе в ссылке, вместе перед судом в Томске, за ту первомайскую маевку…
У Яковлевой в Харькове брат Николай. Из первых работников здешнего большевистского комитета. На квартире у Яковлевых встреча с Андреем Бубновым. Обстановка особенно открываться не позволяет. Закон конспирации строгий, еще больше человечный. Что нельзя знать врагу, без нужды не открывай другу. В случае чего так обоим легче на допросе… Бубнов умалчивает о том, что на партийной конференции в Праге он избран кандидатом в члены Цека. Представляется литератором, близким к редакции «Правды»[12]. Куйбышев в ответ: «Я тоже иногда пишу».
Встречаться им часто. В Харькове, в Самаре. Вместе идти, позванивая кандалами, по сибирскому каторжному тракту. В один час при обстоятельствах удивительных узнать о революции. Быть в дружбе до конца жизни.
Пока Харьков. Декабрь 1913 — начало мая 1914 года. Май их и разлучает. Первомайская манифестация. Куйбышев на виду у шпиков произносит речь. Предельно дерзкую. Против царствующего дома. Перед толпою тысячной. Волны гнева снова высоко взметаются. Там и здесь забастовки, демонстрации, стычки с полицией.
Бубнов постарше годами, поосмотрительнее. Он требует, чтобы Валериан покинул Харьков. Из всех возможных вариантов Куйбышев выбирает Питер. Город особенно любимый.
Подходящая для заработка вакансия находится в рессорных мастерских некоего Мохова. Есть и адрес верный. Не какой-нибудь тайной квартиры, куда в любую минуту может нагрянуть охранка. Дом — официальный. В справочники и путеводители внесенный. Резиденция депутата Государственной думы от Екатеринославской рабочей курии Григория Ивановича Петровского. Полиция явится сюда не скоро. В ноябре. А Куйбышев тихонько нажимает белую кнопку звонка в мае.
Май. Крутая воля времени нанизывает события, как горошины в одном стручке, плотно одно к одному. Спеши, Валериан Владимирович! Входи в обязанности партийного организатора Центрально-городского района Питера. Быстрее! Тишина белых ночей обманчива.
Вслушайся в рассказ ветра с раскаленных берегов Каспия. Ветер откроет тебе то, что утаивают власти. В Баку основы сотрясаются. Гремит:
«Долой самодержавие!
Да здравствует социализм, да здравствует демократическая республика!»
Забастовка. Всеобщая. Политическая. Замерли нефтяные промыслы. Остановились электростанции и перегонные заводы. Погасли топки на морских кораблях.
Женщины, тысячи и тысячи женщин ложатся на землю, укладывают детей. Живые баррикады преграждают путь казакам и конной полиции. Красные знамена над Балаханами, Сабунчами, Биби-Эйбатом, Черным городом.
Отступает расстояние. Обессилевает цензура. Не вогнать бакинские события в привычные рамки. Слышит раскаты Петербург. И рабочие заставы, и Зимний дворец. Третьего июля в обед залпы на дворе Путиловского завода. Боевыми патронами по рабочему митингу. Падают мертвыми слесари, кузнецы, литейщики, клепальщики. Все в полный голос звали: «Поможем Баку! Братьям и сестрам нашим!»
По всей Выборгской стороне долгие гудки густых низких тонов. Призывные, властные.
— Забастовка. Забастовка!
В первый день — девяносто тысяч. К концу недели — двести тысяч. Через всю страну — леса, степи, горы — рабочий Питер протягивает руку Кавказу. Есть кое-что от трудов Валериана Куйбышева. Руководителя агитационной и пропагандистской коллегии Петербургского комитета большевиков.
В Баку товарищ министра внутренних дел генерал Джунковский, облеченный полномочиями чрезвычайными, ведет в атаку против забастовщиков двадцать семь пехотных рот и шесть казачьих сотен. Не считая жандармов и филеров, прихваченных с собой из столицы. А уже ниспослана всевышним мировая война.
Куйбышеву свое особое испытание. Поручение депутата Государственной думы Григория Петровского: «Ну-ка, обмозгуй, набросай первый, черновой вариант воззвания». Как рабочему люду — самым искренним патриотам России — отнестись к войне. В чем долг человека с ружьем.
Позже через все кордоны, все препятствия дойдут тезисы Ильича «Задачи революционной социал-демократии и европейской войне». Пока надо самим. Думской фракции большевиков и партийным организаторам, пропагандистам. Куйбышев к тому же славно владеет пером.
Тайны нет. Из всех политических партий Европы од-на-единственная — ленинская — против войны. Против угара шовинизма, разгула темных страстей. За верность знамени и идеалам!
Большевиков не уломать, не соблазнить. Так бить беспощадно. Травить всячески. Способами самыми запретными, сверхподлыми. «Наша партия, Российская с.-д. рабочая партия понесла уже и еще понесет, — Владимир Ильич никогда не бежит от признаний самых тяжких, сердце ранящих безмерно, — громадные жертвы в связи е войной. Вся наша легальная рабочая печать уничтожена. Большинство союзов закрыты, множество наших товарищей арестовано и сослано».
Шестого ноября вопреки парламентским основам полицией забраны члены Государственной думы — большевики. Уготовлено им вечное поселение в Туруханском крае. Обязанности партийного центра в России полностью переходят к Петербургскому комитету. Большевики названия комитета принципиально не меняют. Петербургский. В годы войны тридцать раз разгромленный, отправленный за решетку, на каторгу, в ссылку. Постоянно воскресающий. Постоянно действующий!
С декабря четырнадцатого года по июль пятнадцатого в комитете Куйбышев. Отвечает за деятельность сейчас главную — пропагандистскую, агитационную. И секретарствует — должность официальная, платная — в больничной кассе на заводе «Гейслер», а последние перед арестом недели — на «Треугольнике». Там восемнадцать тысяч рабочих, преимущественно женщин-солдаток. И меньше десяти пока оставшихся на воле большевиков.
У больничной кассы назначение самое благородное. Защита интересов рабочих, выдача пособий по болезни, по увечьям. И легальная возможность собирать людей нужных, надежных. Растолковывать, как держать себя, что говорить в цехах, к чему призывать. В уставе предусмотрено — платный секретарь приглашает к себе членов кассы повестками. На гектографе отпечатанными. Посему секретарь имеет право гектограф приобрести и в полиции зарегистрировать. Применение самое лучшее, самое прямое — печатать прокламации, брошюры.
По неистребимой давней привычке Куйбышев урывает время для книг. Постоянный читатель библиотеки Академии наук. В «записях для себя» поминаются труды по философии, истории, экономике, литературные новинки. Выписки, оценки, строки, обращенные к авторам. Тут же наблюдения личные: «На рабочей вечеринке стихи Надсона. Спор. Склоняются к мнению: «для представителя бодрого класса, класса, которому принадлежит будущее, не подходит грустная надсоновская поэзия». На Торговой улице при обстоятельствах известных обсуждали программу будущих рефератов. Просьба одного слесаря: «О Греции, о ее искусстве и мифологии».
Шестого июля в проходном дворе вблизи Обводного канала Валериана Владимировича настигает погоня. «Господин Куйбышев, вы нас достаточно поводили!»
При обыске ничего предосудительного у Куйбышева не оказывается. Показаний он не дает. Все восполняет «Журнал донесений» филеров и резюме начальника охранного отделения:
«Куйбышев, по агентурным сведениям отделения, является одним из наиболее активных представителей местной подпольной руководящей группы ленинцев, ликвидированной в конце апреля и в начале мая месяцев 1915 г., выполнявшей функции и носившей наименование «Петербургского комитета РСДРП». После получения известий о московских беспорядках в конце мая месяца совместно с рядом других партийных работников, одновременно с ним ликвидированных, задался целью объединить в Петрограде социал-демократов… создать общую для них нелегальную партийную организацию и путем соответствующей агитации подготовить рабочие круги столицы к ряду революционных выступлений и беспорядков, долженствовавших, по предположениям его и его единомышленников, послужить началом нового вооруженного революционного восстания. В осуществление задуманного Куйбышев принимал участие в ряде законспирированных сходбищ и собраний, на коих была избрана особая «организационная комиссия», коей и поручено было выполнение всего вышеизложенного».
Время военное. Обременять формальностями, таскать по судам не стоит. Просто господин управляющий министерства внутренних дел предписывает отправить в ссылку на три года в Иркутскую губернию. «Место водворения по усмотрению губернатора».
На вокзале перед отправкой арестантского вагона на клочке бумаги послание друзьям.
«Как будто из плена вырвались. Ликуем… Улыбки до ушей. Цель «поездки» на время забыта. Едем на пикник; с той только разницей, что не всякий пикник создает такое ликующее настроение. Довольны проводами, довольны обстановкой… с жадностью впитываем в себя вольный воздух. Чего пожелать? Заразитесь от нас ликующей радостью и действуйте. Нам этого только («небольшое» только) недостает. Будьте бодры и радостны. Жизнь идет. Живи, ребята!»
Его превосходительство управляющий делами внутренними повелел отсчитывать срок с тридцатого июля 1915 года. Сломаются сроки. Вместе с домом Романовых сломаются. Куйбышев явится в Питер в апреле семнадцатого. С первой подвижкой льда на Неве. Приедет на Всероссийскую конференцию большевиков.
— Валериан, ты откуда? — спросит Яков Свердлов.
— Из Самары! А ты?
— Из Екатеринбурга. С уральской делегацией.
Яков Михайлович представит друга Ленину. Валериан не скажет, про себя подумает: «Могла быть встреча десять лет назад! Уже паспорт заграничный в портмоне и вещи увязаны…»
Помните? Вбежал знакомый, обронил — участнику московского восстания грозит смертная казнь. Его надо отправить за границу, а паспорта не найти. Куйбышев протянул свой. Фамилии не спросил, не суть важно… Через две недели сам в тюрьму угодил. Заранее знал, что так будет!